12 друзей Евы

– Почему? Почему меня? Почему за все это время, что он тут, он не сделал это?

– Потому что ты другая. Потому что в тебе надежда. У тебя есть будущее. А у него этого не было.

Конечно я знала, что Гжегож так говорит, чтобы успокоить меня. Я догадывалась о чувствах Виктора, но не думала, что он когда-нибудь решится на признание. Я ни разу не замечала за ним агрессии, но сегодня всё, что копилось у него внутри всю его жизнь, выплеснулось фонтаном, как та кровь из его шеи, а тут ещё и я, не отвечающая его ожиданиям. Он был разочарован во мне и в жизни в целом. Якуб было прав. Этот дом – мусорный бак, куда попадают никому не нужные люди, мешающие нормально жить остальным.

– Ты успокоилась? Иди к себе, скоро лекарство подействует и ты уснёшь.

Я встала с дивана, Гжегож помог мне. Я подошла к своей двери, но не решалась войти. Там я была бы одна. Я вспомнила про крышу. Якуб прислал мне ключ чуть больше недели назад. Я просила его. Он даже не стал спрашивать зачем. Он знал, если мне нужно, то это важно для меня. Он знал, что я ничего не сделаю с собой, не дождавшись его возвращения.

Глава 9

Я поднялась на крышу. Там был слой снега, сантиметров пятнадцать – двадцать. Я сняла туфли и встала на том месте, где мы лежали с Якубом и смотрели на звёзды. Холодный ветер пробирал насквозь, я чувствовала, как кости леденеют от него. У меня закружилась голова, и я упала в снег. Я была в забытие. Очнулась я днём следующего дня, в своей постели. Мне было жутко тошно от этого места, я не знала куда деться. Кости ломило, а сил не было совсем. Я сделала несколько попыток встать, но они оказались неудачными. Вскоре я снова отключилась. Посреди ночи я вскочила. Мне было тяжело дышать, а тело горело будто я нахожусь на сорокоградусной жаре. Анна проснулась от моего визга. Я была вся в поту, мне снился кошмар.

Мне снилось как Якуб ведёт меня на крышу. Потом он долго смотрел на меня, начал безумно смеяться, прямо как Виктор в тот день, перед своей смертью, и спрыгнул вниз. Я кричала, звала его, но его тело было внизу в огромной лужи крови. Потом эта кровь превратилась в реку. Я не могла сдерживать чувства, стала задыхаться. Я потеряла равновесие и полетела вниз. Я бултыхалась в кровавой реке. В крови Якуба. Мои ноги свело судорогами и меня потянуло ко дну. Я захлебнулась…В этот момент я проснулась. Анна позвала Ираиду, та дала мне какой-то жутко горький чай. Мне стало хуже, меня трясло, лихорадило. Измерили температуру – сорок и три. Меня тошнило, качало, болело всё тело. Мне дали какие-то таблетки и сделали укол. Утром я проснулась в гораздо лучшем состоянии. У моей кровати сидел Якуб. Его голова лежала рядом с моей рукой. Он дремал, но видимо почувствовал, что я проснулась.

– Ну как ты, пурпурная роза?

– Получше.

Он называл меня розой, и мне придавало это уверенности. Из его уст это звучало больше, чем комплимент. «Лишь розы идеальны» – говорил он.

Все считали доктора Гжегожа нашим спасением, но на самом деле это был Якуб. Это он помогал всем нам. Но он не был всесильным. Ему не хватало сил. Он так много отдавал другим, что совсем забыл о себе. Он похудел, были синяки под глазами. От былой каштановой шевелюры не осталось и следа – он побрился под ноль. Его не было меньше месяца, но он изменился до неузнаваемости.

– Я подам на Гжегожа в суд. Что он сделал с тобой? Ты что, сутками там батрачил в клинике? Разве можно так использовать людей?

– Успокойся. Я совсем мало работал. Я потом тебе всё расскажу. Ты должна отдыхать. Я приехал, как только узнал, что ты заболела. Поспи ещё не много. Отдохни. А я пока заварю тебя мятный чай с лавандой.

Он вышел из комнаты. Я не удержалась и оделась. Я хотела напугать его на кухне, но остановилась, когда услышала как Гжегож отчитывает Якуба.

– Да как ты можешь, это же риск! Она-то поправится, пару дней полежит, попьёт таблеток, а ты? Как ты мог так поступить, я ведь выбивал тебе это место столько времени, и вот благодарность? Сколько денег ты уже потратил? А если бы не я, потратил бы ещё больше! Все бы сбережения ушли в пустоту!

– Да к чёрту мне эти сбережения, можешь забрать себе! Мы ведь оба знаем, что они не пригодятся мне. Разве что на…

– Замолчи! И не смей так думать даже, идиот!

– Ты сам сказал, «в пустоту». Ты знал всё с самого начала, но зачем-то давал надежду, и сейчас даёшь, говоришь что…

– Ева?! Зачем ты встала.

Доктор прервал Якуба. Он заметил меня. Но я не стала стоять в стороне, я спускалась по лестнице.

– Зачем ты встала, ты ещё слаба.

– Якуб, я в порядке.

Он взял меня за руку. Какая холодная, и худая…Гжегож махнул рукой, когда не выдержал нахальный и пристальный взгляд Якуба. Я сказала, что хочу в сад. Мы принесли подушки, одеяла, оделись по теплее и уединились в саду.

– Ты знаешь, что случилось здесь пока тебя не было?

– Да. Но только не думай об этом. Главное, что ты живёшь дальше. А они…они нашли наконец покой.

– Якуб. Однажды мне снился сон, я не помню говорила ли тебе… Про Францию…

– Так. В твоём сне был я?

– Да, был. Якуб…

– Что?

– Ты так и не рассказал мне про Вроцлав? Что это за город? Там красиво? Мы поедем туда? Может там красивее чем в Провансе…

Мы лежали, закрыв глаза. Я угнездилась на его руке, а он гладил мои волосы, и прижимался губами к виску.

– Потом расскажу тебе про Вроцлав. Лучше расскажи свой сон.

– Этот сон был давно. Но однажды я стала развивать эту мысль. Ту, что приснилась. Слушай.

Бесконечные луга с лавандой и пряными травами. Запахи окружают нас. Из дома вдалеке вышла девушка. В руках у неё глиняный кувшин с вином и нарезанный сыр. Следом за ней вышел парень, неся деревянные кружки в одной руке, а в другой вазу с виноградом. На ней голубое платье под белым ситцевым сарафаном и белая косынка на голове, на нём брюки с подтяжками и соломенная шляпа. Они выпивают, поздравляют друг друга. У них годовщина свадьбы. Из дома выбегает мальчик и дарит маме цветы. Поднимается ветер и срывает с девушки косынку. Она и парень бегут за косынкой. Они улыбаются, смеются. Из дома раздаётся плач – маленькая дочка проснулась. Отец и мать спешат успокоить её. Это мы. Ты, я и наши дети. В спокойном укромном месте, где нет никого, кто мог бы потревожить наше счастье. Мы улыбаемся, мы счастливы. Мы живём.

Я почувствовала слезы, капающие из глаз Якуба. Я приподнялась.

– Что с тобой?

– Это прекрасно…Это красивая мечта.

– Почему мечта? Так и будет! Разве ты не хочешь этого? У нас ведь ещё есть шанс. Давай уедем. И будь что будет. Конечно, первое время будет тяжело…

– Ева.

Его голос дрожал, я насторожилась, но не подала вида, а улыбнулась и прильнула к его губам.

– Ты не хочешь детей? Или у тебя какие-то с этим проблемы? Прости что я спрашиваю, но ты …

– Ева. Я сейчас скажу тебе кое-что, а ты пообещай не расстраиваться.

Что за глупость? Ведь одной этой фразы хватило, чтобы я впала в отчаяние. Я поняла, что сейчас он скажет что-то такое, что я никогда не думала, что услышу.

– Ева, милая моя роза. Я клянусь тебе, что никогда не врал тебе относительно своих чувств и отношения к тебе. Но однажды я солгал.

Я посмотрела вопросительно.

– Я уезжал не помогать Гжегожу. Я был на химиотерапии и готовился к операции.

Химио…терапии.

– Ева, я болен. Только молчи и держи себя в руках.

Меня била дрожь изнутри. Но я молчала, потому что не могла говорить. Я потеряла способность говорить. Я онемела, оглохла, ослепла.

– У тебя всё это будет. Франция, дом, дети…но не со мной. Ты должна это принять. Поклянись мне, что ты исполнишь свою мечту ради меня. Ева! Ева!

Я не могла ничего говорить. Слёзы катились из безжизненных глаз. Я смотрела на него в упор. Я хотела утонуть в его глазах. Я просидела так долго. А потом смогла из себя выдавить невнятную речь.

– Ты поправишься. Тебе сделают операцию и…

– Уже поздно. Операцию отменили, ведь я сбежал из больницы к тебе.

«Что? Да ты эгоист! Ты не подумал обо мне? Ты подумал только о себе, как бы утешить себя пребыванием со мной! А что будет со мной?! Как мне с этим жить?! Жить дальше?! Ты слышишь себя?!» – я кричала в душе, но не произнесла ни звука.

– Это всё из-за меня…

Я опустила глаза и прижалась лбом к его груди.

– Ну когда ты повзрослеешь?

Он улыбнулся, и мне стало не выносимо. Я не смирюсь! Я сейчас же пойду к доктору и скажу, чтобы он отвёз Якуба на операцию. Ведь всё было готово! Пару дней ничего не изменили. Я встала на ноги.

– Куда ты?

– К Гжегожу. Он должен скорее отвезти тебя в больницу. Тебе сделают операцию, и всё будет хорошо.

– Ева…Эта операция стоит кучу денег. Гжегож еле-еле выбил мне бесплатное место. Знаешь сколько таких как я? Вместо меня уже сделали операцию кому-нибудь другому.

– Что за наглость?! Как они могли положить под скальпель другого?! Что за варварство?! Как можно так распоряжаться чужими жизнями!

– Стоп, Ева. Лучше скажи, что передать твоему отцу. Я надеюсь встретить его, и сказать спасибо. За тебя.

Я зарыдала на его груди.

Каждый день проходил так быстро…Мы проводили всё время вместе. Нас никто не донимал, никто не мешал нам быть друг с другом. Всё ушло в прошлое. Потери, неудачи, боль. Ничего этого больше не было. Я знала, что не смогу без него жить, и всё обдумала до мельчайших деталей.

Я знала, что Гжегож позволит мне проститься с Якубом. Ещё до его смерти, я написала своё прощальное письмо.

Шли дни, секунда за секундой, и я знала, я чувствовала, что его последний день близок.

Мы по обыкновению лежали в саду. На улице было холодно, но здесь стояли обогреватели. Аромат роз опьянял нас. За последние две недели мы почти не выходили из сада. Его плечи стали ещё острее за эти две недели, и глаза больше.

Мы лежали и разговаривали. Обнимались. Были моменты нежности и возбуждения, когда мы целовались. На большее у нас не хватало сил, да и надобности в этом не было. Мы наслаждались запахом друг друга. Я знала, что его последний день станет последним и для меня.

Мы лежали и говорили о небе, о звёздах, о космосе, о вечности. Я не могла надышаться им, я была счастлива. Мы набрали книг из библиотеки. Он читал мне стихи. Я заметила, что речь его становится медленнее и вдруг совсем прервалась. Я испугалась. Якуб уснул. Я осторожно сняла его руку с моего плеча и встала. Я сходила за письмами, которые он писал мне. Я села перед ним и стала перечитывать. Якуб проснулся, скорее всего от моих всхлипов.

– Что ты читаешь там?

– Твои письма.

Он достал из под скамейки коробочку и вынул от туда письма. Мои.

– Прочтёшь мне их? Хочу услышать их. С теми чувствами, с какими ты мне писала их.

Я села, опёршись спиной на скамейку. Якуб положил голову мне на колени. Письма были прекрасно сохранены и уложены по порядку. Сверху было самое последнее, снизу – самое первое. Я начала читать.

Я прочла несколько писем, и невольно заплакала. Якуб погладил меня по щеке и поцеловал мою руку.

– Продолжай.

«В вишнёвых садах прекрасные соловьи перепрыгивают с ветки на ветку. Но один соловей сидит на одном месте, он ждёт кого-то.

О, соловей! Позволь мне стать той, кого ты ждёшь!

Напои меня вишнёвым нектаром,

Согрей своими пёрышками,

Дай мотыльку сгореть в вишнёвом огне!

Я мотылёк, безнадёжно влюблённый в соловья!

Помани меня к себе, убей одним взмахом крыла, но позволь хотя бы на миг ощутить твоё тепло.

И мне не страшно будет сгореть в огне вишнёвого сада.

И мне не страшно будет попасть в клюв к соловушкам, которые жаждут твоей любви.

Дай сделать хоть глоток из чаши, сотворённой твоей любовью и нежностью.

Спаси меня, соловей! Спаси моё сердце – убей мотылька своей любовью!»

Я не прекращала плакать. Это было последнее письмо, и на него он не дал ответа.

– Якуб, ты спас моё сердце. Теперь мне не страшно будет умереть. Слышишь? Я ощутила твою любовь. Пусть это был лишь миг, но я была счастлива. Якуб!!! Якуб! Якуб…

Нет. Его уже нет. Те глаза, что возбуждали волновали меня одним морганием, навечно застыли.

Якуб… Поляк из Вроцлава. Он так и не рассказал мне, что это за город.

Мой последний день.

Я аккуратно кладу голову Якуба на подушки, собираю все письма обратно в коробку. Слёзы текут по моим щекам, но я не могу кричать. Моё горло, скованное болью, хрипит, но звуков не издаёт. Я встаю и иду к доктору Гжегожу в кабинет. Меня шатает, я держусь за стены. Дверь в сад я не закрыла. Я подхожу к кабинету доктора, но боюсь. Не знаю чего.

Чего мне бояться теперь? Всё закончилось. Мой мир исчез.

Я открываю дверь.

– Якуб скончался.

Это всё, что я могу произнести. Я падаю на пол и теряю над собой контроль.

Я просыпаюсь в своей комнате. Ираида сидит рядом. Она тыкает мне в нос ватой с нашатырём. Я уже очнулась, зачем так тыкать?

– Я в порядке, Ираида. Я очень печалюсь, мне тяжело, но скоро мне станет легче. Я переборю эту боль.

–Ты уверена, Ева? Может, позвать нашего доктора Гжегожа?

– Нет, не тревожьте его моими проблемами. Лучше передайте ему, чтобы он подготовил всё к похоронам как надо. И скажите, что я тоже поеду. Хочу попрощаться.

Я лежу в своей комнате. Анна ходит туда сюда, но со мной не говорит. Наступил вечер. Ночь. Утро.

Я лежу в своей постели. Я не хочу выходить от сюда. Время тянется очень долго. Мне плохо. Мне больно. Мне хочется рыдать, но я пытаюсь держаться.

Я вспоминаю Якуба.

Я тихо плачу.

Время летит, а я не встаю с кровати, не ем, лишь пью чай. Мятный, с лавандой. Я сплю днём, ночью тихо плачу. Наступило утро. Я поднимаюсь с постели и достаю платье. Из парчи. С золотыми тюльпанами на чёрном фоне. Я надеваю его. Расчёсываюсь. Укладываю волосы в высокую причёску. Беру косметику, что у меня была, и которой я воспользовалась лишь однажды. Крашу глаза, губы. Беру письма, которые писала Якубу.

Решаю проверить свою записку, всё ли я написала, ничего ли не упустила.

«Я не просила никого о любви, но она пришла в мою жизнь. Он стал моей единственной радостью. Я любила Его, искренне и безвозмездно. Я очень печальна от того, что не сказала Ему, как сильно я Его любила. И я чувствую вину, за то, что не сказала Ему о своих планах. Доктор Гжегож, я прочла книгу вашего отца. Это хорошая книга, прекрасная и трудная работа, и, кстати, весьма успешная. Но, к сожалению, или к счастью, я не нашла в ней ничего полезного. Это говорит лишь о том, что моё сознание не воспринимает слова вашего отца, а не о том, что книга плохая. Она очень хорошая, правда.

Я не знаю, что будет со мной после смерти. Существует ли Рай или Ад, Бог, Ангелы, но я очень надеюсь встретить Якуба. А ещё своего отца.

Но знайте, что даже если бы и Он и я были бы нормальными людьми, не имеющих проблем, я всё равно бы умерла, когда не стало бы Якуба.

В этот раз я умираю не потому что хочу умереть. И не потому что у меня эмоциональный всплеск. И не потому что я устала от жизни…

Какие ещё там бывают отговорки у самоубийц?

Я умираю, потому что умер тот мир, в котором я жила. Якуб был центром этого мира, его основой, его ядром.

У меня никогда не было особого смысла жить, но с тех пор, как я встретила Якуба, я обрела гораздо большее, чем смысл жизни. Я обрела себя. Обрела саму жизнь. Обрела любовь.

Я в безысходности. Это похоже на то, когда ты живёшь-живёшь в своём родном доме, а кто-то или что-то приходит и выселяет тебя, попутно разрушая твой дом, и тебе некуда идти, ты больше нигде не нужен.

Или на то, когда соловьи, соловушки и мотыльки кружат в вишнёвом саду, а кто-то приходит и вырубает этот сад. Вырывает деревья с корнем. И соловью и мотыльку больше некуда лететь, у них больше нет того прекрасного сада, в котором они ежесекундно любовались друг другом.

Я прошу Вас, доктор Гжегож, передать моей маме такие слова:

Мама, прости меня. Я должна это сделать. Ты всегда боролась со мной, за мою жизнь, отнимала у меня возможность прекратить существование. Я часто злилась на тебя, думала, что ты ненавидишь меня за всё, что я делала. Но сейчас я понимаю, что ты очень любила меня, а я очень люблю тебя.

Я очень люблю тебя, мамочка. Позволь мне это сделать, пожалуйста. И пожалуйста, не печалься очень долго. Я передам «Привет» папе, даже если ты этого не хочешь. Ведь папа очень любил тебя. Больше тебя он любил только меня. Прости меня, но не плач. Радуйся! Твоя дочь наконец-то обрела счастье и покой. Я ухожу со спокойной душой. Я любила, до безумия, и так же была любима. Молись, если Бог всё-таки есть, что бы мы встретились с Якубом. Ты не знала Его, но поверь – Он был прекрасным человеком. Помолись и за Него.

Я прошу похоронить меня вместе с этими письмами, которые лежат рядом с эти письмом. Также, я прошу похоронить меня вместе с Якубом. Похороните меня именно в этом платье.

Мы мечтали с Якубом о Франции…

Положите в гроб фото, которое приложено к письмам. Такое же я положу Якубу. А ещё положите мне чай. Тот самый, который Ираида заваривала мне. Тот, который вы, доктор Гжегож, привезли из Франции, когда были там вместе с Якубом.

Если бы Он просто исчез из моей жизни, я может даже смогла бы с этим жить. Мне стоило бы жить хотя бы для того, чтобы каждый день ждать Его возвращения. Но Якуб умер. Но я уверена, Он знал, что я люблю Его, и умер со спокойной душой.

Я рада, что Он умер у меня на руках, что в Его последние секунды жизни я была рядом с Ним…Что до последнего я дышала с Ним одним воздухом. Его не стало, и не стало воздуха, которым я дышала, будто ОН вобрал весь воздух в Свои лёгкие, не оставив мне ни чуточку.

Я не буду описывать свою боль, ибо человечество ещё не знает таких слов, которыми можно было бы выразить те муки, что происходят в моей душе и в моём теле.

Во мне горит огонь. Огонь любви и страдания.

Я хочу сгореть в этом огне, и возродиться. А когда вновь открою глаза, Он будет рядом.

Я уверена.

Спасибо вам всем.

Вам, доктор Гжегож. Якуб любил Вас, уважал, ценил.

Спасибо Вам, Ираида, Вы всегда поддерживали всех нас, всегда были добры и честны.

Спасибо всем людям, что были рядом со мной всё это время.

Спасибо Якубу, что Он был.

Я не любила этот мир. Но Якуб научил меня любить не только мир, но и жизнь, которую мы проживали в нём. Он научил меня многому, и я благодарна Ему.

В надежде на встречу с Ним, Ева.

P.S. Я передам Якубу «Привет», от всех вас)))*»

Я кладу письмо на тумбочку, достаю письма Якуба, перевязанные фиолетовой ленточкой, и кладу рядом. Достаю вырезку из журнала, на которой изображена пара на фоне Эйфелевой башни. Второе фото я достаю из книги – я пользовалась им как закладкой. Оно не много потёртое. Совсем чуть-чуть. На нём изображена та же Эйфелева башня, в ночных огнях. Якубу понравится.

Я выхожу из комнаты. Фото и письма, от меня Якубу, держу в руках, прижимая их к сердцу. Выхожу на улицу, сажусь в машину доктора.

Мы едем на кладбище.

Гроб с Якубом открыт. Кажется, будто он похудел ещё больше. Я целую его, в лоб, щёки и губы. Под сложенные друг на друга руки кладу свои письма и фото с Эйфелевой башней.

– Я люблю тебя, Якуб. Мы скоро встретимся. Прости, что не сказала раньше.

Слёзы капают одна за другой, но я не обращаю на них внимания.

Гроб закрывается.

Гроб с Якубом опускается в свежевырытую яму. Я бросаю поверх гроба горсть земли.

Я падаю на колени и кричу. Я не слышу ничего, кроме своего крика. У меня напрягается лицо, кажется, что сейчас оно лопнет. Вокруг меня столпились люди. Доктор Гжегож пытается поднять меня, но у меня не получается. Я хочу к Якубу, прямо сейчас. Я бросаюсь к могиле, которую ещё не зарыли.

Я вешу над ямой с гробом, в котором лежит Якуб, я тянусь к нему, но кто-то меня держит.

– Отпустите, я хочу к нему!

Я кричу, я ору, моё горло раздирается. Я осипла.

– Я хочу к нему, к нему.

Я теряю сознание.

Я открываю глаза. Передо мной зал особняка. Никого нет. Я слышу звуки из обеденной зоны. Доктор, Ираида, Изабелла, Марк и кто-то ещё. Я осторожно иду к лестнице. Только бы они не заметили.

Я иду на крышу. Достаю из лифчика ключ, который положила в него ещё утром. Открываю дверь. Я иду по заснеженной крыше, и смотрю вокруг. Я представляю: ночь, свечи, вино, звёзды, поцелуй, вечность…Я подхожу к краю. Я вижу Якуба перед собой. Таким, как увидела его впервые. Мокрые волосы, одежда прилипшая к телу, искренняя улыбка, горящие глаза. Я делаю шаг навстречу Якубу.

Я лечу.