Читать книгу: «Богемский лес. Книга 1», страница 2

Нагулявшись вдоволь, Амелия направилась к себе, но в одном из коридоров, ведущих к её комнате, её взгляд уловил тёмную фигуру, неуверенно прохаживающуюся взад и вперёд. Свет её лампы лишь слабым лучом пробивался вперёд, не достигая незнакомца. Убедив себя, что бояться в родном доме нечего, она продолжила путь.

Фигура обернулась, и Амелия узнала синьора Оррсино. Он стоял, словно пребывая в глубоких раздумьях, но, заметив её, воскликнул. Амелия, напротив, недовольно отпрянула назад.

– Что вы здесь делаете? – холодно спросила она.

– О, Амелия, – вскричал Оррсино, – неужели я помутился рассудком? Или это ваш призрак? Но он говорит со мной!

– Вам нехорошо, синьор. Кажется, у вас жар, – ответила она, сдерживая раздражение. – Вам нужно отдохнуть.

– О, да, у меня жар! – подхватил Оррсино, сгорая от страсти. – Но кто его причина? Это пламя, которое вы разожгли, Амелия! Я не доживу до утра!

Амелия начала опасаться.

– Синьор, зачем вы пугаете меня? Вам нужен врач.

– Врач? – вскричал Оррсино. – Но он уже здесь! Вы мой единственный лекарь, моё противоядие!

Он шагнул ближе.

– Вы моя жизнь и душа, мой идол. Я молюсь вам, день и ночь, распростёршись у вашего подножия!

– Вы с ума сошли, синьор. Зачем говорить такое здесь?

– Потому что я люблю вас! Всем сердцем, всей душой. Скажите, что мне делать, чтобы заслужить вашу благосклонность?

– Прошу вас, вам следует обратиться к моему отцу и обсудить эти вопросы с ним. Обращаясь ко мне, на что вы рассчитываете? У меня недостаточно опыта, чтобы ответить вам, не подвергнув сомнению собственную честь. Обратитесь к отцу, он рассудит вернее, чем я.

– Моя госпожа, но зачем мне ваш отец, когда я хочу говорить с вами? Разве буду я изливать ему те чувства, которые могут принадлежать лишь вам одной?

– Простите, но вы застали меня врасплох. Прошу, синьор Оррсино, проявите благоразумие. Отпустите меня, это неподходящее место для подобных разговоров.

Итальянец, чувствуя, как его уверенность стремительно тает, а подготовленные слова утрачивают всякий смысл, произнес:

– Амелия, у меня к вам важное дело. Умоляю, назначьте встречу. Выслушайте меня там, где никто не сможет помешать. Где угодно, когда угодно. Я буду ждать!

– Синьор, вы требуете слишком многого. Все встречи только с разрешения дона Фернандо. Если он даст согласие, я…

– Нет, Амелия, нет! Вы погубите меня! Заклинаю вас, сжальтесь надо мной! – голос итальянца дрожал от отчаяния. – Это вопрос жизни и смерти, и вы будете моим палачом!

Испугавшись его порыва, Амелия, не подумав, спешно согласилась. Получив согласие, Оррсино тут же упал на колени и схватил ее руку, не переставая благодарить. Однако Амелия, освободив руку, поспешила к себе.

На следующий день графиня провела в мучительных раздумьях, всем сердцем желая избежать встречи. Она показывалась гостям только за трапезой, стараясь не смотреть в сторону наглого итальянца, чьи страстные взгляды раздражали дона Фернандо. Граф заметно остыл к своему назойливому другу, но Оррсино парил на крыльях надежды.

После ужина, не дождавшись никакого знака от Амелии, он отправился на поиски. Амелия, избежав его общества, заглянула в библиотеку за книгой, затем уединилась в своей комнате. Заперев дверь, она с облегчением вздохнула. Но вдруг позади послышался шорох. Она вскрикнула, увидев итальянца, который выглядывал из-за портьеры.

– Как вы сюда попали, синьор? Это неприемлемо! – сказала она с укором.

– Простите меня, – заговорил он, виновато опустив глаза. – Но у меня не было другого выбора. Если бы я не увидел вас сегодня, я бы погиб!

– Вы пугаете меня. Если я могу чем-то помочь, скажите. Но ваше проникновение в мою комнату непростительно!

– Помочь? – вскричал Оррсино с досадой. – Ваша помощь – это ваше милосердие! Амелия, мне нужно знать ваше мнение, ваш ответ.

– Но мое мнение ничего не решает! Что толку вам от него, если последнее слово за отцом?

– Нет! Именно ваш ответ важен! Если вы не отвергнете меня, ответ вашего отца не будет иметь значения!

– Что вы хотите этим сказать?

– Амелия, я люблю вас! – вскричал он с пылом. – Я сделаю вас счастливейшей из женщин. Клянусь, вы никогда не пожалеете о своем решении. Я готов на любые безумства ради вас. Только дайте согласие на брак!

– Синьор, вы говорите безрассудно. Брак возможен только с разрешения отца. Вам стоит поговорить с ним…

– Опять отец! – вскипел Оррсино. – Я хочу лишь вашего согласия! Неужели ваши чувства ко мне совсем не взаимны? Дайте мне хоть малейший знак, и я преодолею все преграды! Если вы согласитесь, я увезу вас с собой в мою страну. Мы будем счастливы!

Амелия побледнела, отшатнувшись к стене. Её лицо исказила гримаса отвращения – редкое выражение для столь нежной внешности.

– Бежать?! С вами? Что вы говорите? Как посмели предложить подобную низость? – Графиня задыхалась от эмоций, которые захлестнули её, а Оррсино, едва опомнившись, пробормотал:

– Да, бежать! Неужели вам стыдно покинуть этот дом с одним из высоких грандов Италии, который унижается перед вами, умоляя стать его женой? Что в этом дурного, о моя Пенелопа? Но… почему ваше лицо приобрело такие краски? Чем я оскорбил вас?

– Бежать с вами тайно? Вы с ума сошли, синьор! – вскричала Амелия, побледнев. – Я не пленница, чтобы меня выкрадывали, и не падшая женщина. Моя фамилия – одна из самых знатных в Испании. Как вы смеете предлагать мне скрываться, будто я вор, стыдясь и страшась чего-то? За кого вы меня принимаете? Какие причины мешают вам обратиться к отцу? Вместо этого вы предлагаете мне столь позорный способ обрести счастье!

Последние слова Амелия произнесла с особенной гордостью, которая не укрылась от глаз ошеломленного итальянца. Тот был явно сбит с толку и, замявшись, наконец заговорил:

– Госпожа, я пытался, но ваш отец требует за вас слишком высокую цену…

– Цену?! – вскричала Амелия, побледнев, а затем вспыхнув румянцем. – Как вы смеете! Как вы смеете в моем доме оскорблять меня столь низкими словами? После стольких льстивых речей вы выставляете меня как товар! Отвечайте немедленно, и убирайтесь прочь, чтобы я не видела вас больше!

Итальянец стоял, бледный и растерянный, глядя на графиню с выражением полного замешательства. Амелия, едва сдерживая гнев, буквально кипела от унижения. Постепенно на лице Оррсино появилось что-то вроде прояснения, а затем губы искривились в странной усмешке, которая явно не предвещала ничего хорошего. Его взгляд, холодный и острый, вновь обратился к графине.

– Неужели вы ничего не знаете? – проговорил он тихо, словно сам себе.

Теперь настала очередь Амелии удивляться.

– Что вы хотите этим сказать? Объяснитесь немедленно и покиньте мою комнату! Я никогда не стану вашей женой, даже если отец вдруг даст согласие. А он этого не сделает, когда узнает, какие оскорбления вы нанесли его дочери. Я не товар! Отвечайте сейчас же и уходите, иначе я позову на помощь!

Пока Амелия говорила, лицо Оррсино заметно менялось. Его взгляд становился все более ясным, а губы изогнула уже откровенно злорадная улыбка. Итальянец, казалось, полностью утратил тот пыл, с которым он делал своё предложение. Теперь он выглядел почти безразличным.

– Какое удивительное стечение обстоятельств, – произнес он тихо, словно размышляя вслух. – Лучше мести и придумать было нельзя.

С этими словами он подошёл к графине, поклонился ей с холодной вежливостью и сказал совершенно ровным тоном:

– Значит, вы отказываетесь выйти за меня?

– Отказываюсь.

– В таком случае я не смею более тревожить вас. Оставайтесь в спокойствии и с достоинством.

Произнеся эту фразу с какой-то странной торжественностью, Оррсино повернулся и ушёл. Амелия, не успев осознать, что произошло, некоторое время стояла неподвижно, затем схватила серебряную статуэтку и, вложив в этот жест всю боль своего унижения, со всей силы швырнула её в дверь. Стук от удара был достаточно громким, чтобы Оррсино, ещё не успевший отойти далеко, услышал его. Улыбнувшись, он едва сдержал нервный хохот.

Амелия провела почти всю ночь без сна, мучаясь мыслями о случившемся. Еле заснув под утро, она проснулась с сильной головной болью и слабостью. Её измученные чувства требовали покоя.

Дон Фернандо, обрадованный избавлением от назойливого друга, вскоре забыл о нём, особенно учитывая, что прямого столкновения между ними так и не произошло. Вслед за Оррсино уехала кузина графа, сославшись на неотложные дела во Франции. Постепенно замок опустел, и в нём воцарилась редкая для него тишина.

Для дона Фернандо это была возможность отдохнуть и обдумать новые планы, а для Амелии – время залечивать раны, нанесённые оскорблениями итальянца. Спокойствие оказало благотворное действие: нервы, наконец, начали успокаиваться.

5

Прошёл месяц, прежде чем замок снова посетили гости: дамы и господа, стремившиеся отдохнуть и с пользой провести время. Амелия с удивлением заметила, как спокойно она восприняла их вторжение в свою жизнь.

В один из вечеров, когда уже стемнело и на небе появился молодой серп луны, Амелия совершала свою обычную прогулку по галереям замка. Час отхода ко сну уже давно миновал и поэтому вокруг воцарилась тишина, нарушаемая лишь негромкими шагами часовых и редким криком совы.

Ночной воздух приятно освежал ум, побуждая мысли течь благодатным образом. Амелия поднялась на невысокий бельведер, откуда открывался потрясающий вид на покрытое темно-зеленым ковром леса небольшое ущелье и, далее, к отдаленному горизонту взгляду не препятствовало ничего. Иногда над ущельем висела луна, словно покоясь в мягкой колыбели, как бы окруженная двумя холмами, тогда она пускала серебристую дорожку света вплоть до стен замка. Амелия более всего любила это зрелище и часто приходила насладиться им. Она сразу же окрестила это место своим любимым уголком и с детской торжественностью пообещала себе никому не рассказывать о своем открытии.

Проведя некоторое время на башне, она спустилась вниз, к открытой галерее, а затем из нее направилась к себе. Она скользила взглядом по темным холмам леса, огибая галерею, как вдруг, заглянув за следующую колону, заметила еле заметный блеск, пробивающийся из-за толщи темной листвы. Амелия с интересом остановилась и подошла к каменным перилам, дабы иметь возможность получше рассмотреть явление. Блеск, столь слабый, то появлялся, то пропадал, как если бы то было просто иллюзорное отражение чего-нибудь несущественного. Однако за неимением ничего интересного, она решила остаться и понаблюдать за лесом еще немного. Вскоре блеск опять появился на этот раз уже явнее, он сильно дрожал и двигался. Вскоре появились огоньки факелов.

Девушка насторожилась и взялась за серьезные размышления. «Несомненно это люди,– думала она,– но кто и в такое позднее время? Гости, но это невозможно, так как никто не отважиться в такое время путешествовать по лесу. К тому же неприлично с бесцельным визитом являться ко двору, когда все спят». Потом она подумала о разбойниках, и тут же испугалась, однако поняла: атаковать замок бесполезно, и успокоилась. В любом случае кто бы это ни был, визит этот не сулил ничего хорошего. Амелия не отрывала взгляда от огней факелов, мысленно провожая их внутренним взором, когда те скрывались за листвой и верно ловя проблески там, где они по ее представлениям должны были бы очутиться. Так как галерея шла полукругом и обрывалась через пятьдесят-шестьдесят шагов, таким образом не позволяя увидеть главные ворота, находившиеся гораздо дальше, то Амелия понимала, незнакомцев ей не увидеть, когда те подъедут к воротам. Графиня дошла до окончания галереи и, упершись в стену, как можно дальше высунулась с балкона. Здесь открывался вид на голое пространство, когда деревья заканчивались и начиналось открытое возвышение к замку, далее же обзор закрывала стена. Амелия ждала, когда люди появятся из леса. Вскоре огни совсем приблизились.

Наконец из лесной чащи вынырнули черные силуэты всадников с какими-то большими приспособлениями, похожими не то на повозки не то, на что-то в этом роде. Будучи во взбудораженном состоянии, так как всадников вот-вот грозила скрыть стена галереи, Амелия изо всех сил напрягала глаза, всматриваясь в ночь, но чем сильнее жаждала разглядеть еще деталей, тем меньше ей это удавалось. На воротах уже подняли шум, заметив приближающихся. Послышались оклики часовых и ответы незнакомцев. Их речи услышать было почти невозможно, но голоса звучали очень эмоционально и как будто спешно. Сжираемая не сколько страхом, сколько очевидным любопытством Амелия побежала в залу с твердым намерением узнать в чем дело, там необходимо было найти себе укрытие, чтобы остаться незамеченной.

В зале уже вовсю шумели люди. Юркнув в одну из боковых дверей, Амелия очень удачно пристроилась в нише, образованной полукруглым выступом колонны. Зала освещалась лишь факелами, а ближе к стенам уже царил спасительный полумрак.

Итак, по зале метались люди. Частью тут толпились разбуженные слуги, частью незнакомцы, здесь же присутствовал и дон Фернандо, сильно обеспокоенный и взволнованный, он раздавал приказания. Звучали обрывчатые фразы на французском и ломаном испанском. Незваные гости оказались чужестранцами и подверглись ужасному нападению. Иные были в крови, кто-то едва шел, поддерживаемый слугами графа. Среди людей на носилках Амелия разглядела бездыханное тело, тогда она с трудом удержалась, чтобы не упасть в обморок. Чуть далее, прислонившись к стене, сидел еще один человек, видимо, тяжелораненый, возле него так же толклась прислуга. «Врача, врача!– слышался нетерпеливый приказ,– пошлите тотчас же за еще одним врачом в деревню!» «Воды, бинтов, чистые полотенца!». «Роберто, двух крепких молодцов мне,– слышался голос графа,– возьмите носилки и отнесите раненного в ближайшую комнату. Диего, расспроси слуг этих господ, не оставили ли они еще кого на дороге или, может быть, остались какие-нибудь их вещи». Слуги бросали друг другу обрывчатые фразы, из которых Амелия могла узнать, что они пытаются построить предположения относительно беды, постигшей путешественников. Некоторые мужчины были благородного происхождения, а остальные являлись их слугами, как уже заметила Амелия.

– Мне очень жаль,– послышался вдруг совсем близко голос дона Фернандо,– право, я понимаю, сейчас не время, но вы сможете описать этих негодяев?

– Да разве в пылу драки запоминаешь лица, уважаемый дон Фернандо. Уж вам, наверное, должно быть лучше известно, кто шастает в этих лесах. – с некоторой иронией заметил голос, как поняла Амелия принадлежавший молодому человеку. Граф молчал, видимо, смущенный справедливым замечанием, но потом заговорил:

– Клянусь вам, в наших лесах очень редко случается подобное, тем более в таких масштабах. Я поражен и разгневан до глубины души, но все же без вашей помощи, боюсь, не смогу построить картину событий.

– Могу сказать точно, эти собаки имели прекрасное оружие да в изобилии и пользовались им, к нашему горю, с большим умением. Их было больше чем нас, однако, видит бог, мы защищались до последнего. Пока одни из этой шайки дрались, другие грабили, поэтому они не только пустили нашей крови, но и вытащили все наши ценности.

– Об этом прошу вас забыть тотчас же, я позабочусь о ваших нуждах…

– О, достопочтенный дон Фернандо, да если бы в них было счастье! Черт бы побрал этих скотов, если по их милости умрет мой друг, я лично снаряжу отряд и прочищу весь лес вплоть до Альп!

– Сдается мне, на вас напали отставные солдаты, а может быть и дезертиры, заняться им нечем, а мирной жизнью, сами понимаете, жить они не привыкли, посему и чинят беспорядки. Но прошу вас, не беспокойтесь ни о чем, я лично буду ходатайствовать к королю об этом и сам возглавлю отряд. В любом случае псов этих найдут, я вам в этом ручаюсь!

Далее граф бросил несколько быстрых фраз относительно участи новоприбывших и в итоге сообщил, что ему еще надо дать несколько распоряжений, дабы пострадавшие получили всю необходимую помощь и были устроены как можно с большими удобствами. Амелия, пока старалась услышать всю беседу, высунулась из-за своего укрытия так сильно, что теперь ее можно было легко заметить, правда, до сих пор этого никто не сделал, так как слишком сильное царило вокруг оживление. Так вот, как только разговор прекратился, послышались приближающиеся шаги, но Амелия не успела вовремя отреагировать. Мимо нее, смотря перед собой, прошел отец и настолько быстро, что она только успела вздрогнуть, однако до сих пор оставалась недвижима. Юная графиня повернула голову туда, откуда вышел граф, и заметила тут же стоявшего неподалеку молодого дворянина с перевязанной наспех рукой. Он опустил лицо, которое скрывали поля шляпы, Амелия же, против воли почему-то уставилась на него, но он тут же поднял голову и к ее ужасу взгляд его нечаянно остановился прямо на ней, а так как картинка представилась пленительная, то он и зацепился за нее взором. Тем более, сам он имел черты лица благородные и красивые. Контакт их глаз длился не более мгновения, когда Амелия, спохватившись первой, резко отступила за колонну. Она чувствовала, как побледнела и похолодела тотчас же бросилась вон из залы в свою спальню и решила там подождать Розину с новостями, умирая от любопытства.

Однако служанка все не появлялась, занятая тем же, чем и остальные слуги или же просто вертелась в зале, дабы насобирать побольше сведений для рассказа госпоже. Чувствуя, что не уснет до утра, пока не узнает в чем дело, Амелия уже начинала про себя ругать свою подругу за отсутствие. Ерзая в кровати, графиня совершенно не могла лежать и даже находиться в комнате. Она поднялась и принялась бесцельно ходить взад-вперед. Проведению было угодно, однако, удовлетворить танталовые муки ее воображения. Послышались быстрые легкие шаги, приближающиеся к комнате. Розина не утруждала себя долгими церемониями и, пару раз постучавшись, сама отворила дверь.

– Ох, госпожа! Думала разбужу вас, а вы уже на ногах! Какой ужас, госпожа Амелия, я чуть в обморок не упала! Клянусь вам, никогда еще такого не было!

– Да что же стряслось, говори немедленно, я уже слышала, какой страшный шум поднялся внизу.

Розина озадаченно посмотрела на свою госпожу и ответила :

– А разве до вашей комнаты звуки доносятся так явно? Мне казалось, даже если сильно кричать, то у вас будут лишь отголоски.

Амелия, сгорая от нетерпения, еле-еле сдерживалась, чтобы не проболтаться и спокойно выслушать длинное вступление Розины, поторопила ее с новостями.

– А как же, госпожа, я и сама горю желанием вам все рассказать побыстрее. Так вот, проснулась я, значит, оттого, что мне кричат быстро подниматься с постели, так как стряслась беда. Я ничего не понимая, не получив никаких наставлений, кое-как одеваю что под руку попалось, непричесанная, заспанная, бегу туда же куда и все. На ходу зашнуровывая корсет…

– Ах, Розина, покороче, к чему все эти детали? – взмолилась Амелия. – Скажи, что ты увидела, когда очутилась в зале? Там были люди? Много людей? Кто они?

Розина вновь воодушевилась и продолжила:

– Да! Вот я зашнуровываю корсет и совершенно ничего не понимая бегу вместе со всеми. Вбегаю я в зал и вижу много народу. Так много, будто в замок враги ворвались, к тому же я краем глаза увидела кровь. Ох, госпожа, слава господу, что вы там не присутствовали, сколько ужасов я насмотрелась! Вы бы уж точно сознание потеряли. Какое горе, как жалко этих господ, молодых да знатных, ах, прям как вспомню этих красавцев, сердце кровью обливается.

– О, Розина, ты опять за свое!– негодующе воскликнула Амелия,– Если ты сейчас же не сократишь свои причитания, оставляя лишь самое нужное, я немедленно прикажу наказать тебя! Кто эти люди? Просто ответь мне и все.

Поймав угрожающий взгляд Амелии, Розина затрепетала и заговорила:

– Вот, значит, мне сразу же дали указания и я начала их выполнять, а сама старалась не спускать глаз с незнакомцев. Сразу я смекнула, это важные господа, уж очень они благородной наружности и слуги у них холенные. Все иностранцы, только, правда, откуда я не совсем поняла, кто-то, видимо, из Франции. Наверно переправлялись через горы, да встряли в передрягу. Так вот, стала я смотреть на них, да держаться к ним поближе. Один, друг их, бедный юноша, кажется, при смерти был. Ох, госпожа, неужели мне вам и это рассказывать? Мое девичье сердце при их-то молодости и красоте прямо кровью обливается, как они все пострадали. Господин, который при смерти, уж не знаю, доживет ли до рассвета, совсем плох бедняга. Друзья его, видимо, очень близкие, все благородные господа и сами израненные думали только о своем умирающем друге и даже на свои раны внимания не обращали! Все проклятия испускали на своих обидчиков. Я взглянула в лицо того юноши, не знаю уж сколько лет, наверно около двадцати семи или около, так и вздрогнула какой красивый! Да и друзья его не хуже, прям все как на подбор, уж если бы вы видели их, так вам точно кто-нибудь непременно должен был бы приглянуться!

– Розина!– вспыхнула Амелия,– Как тебе не стыдно говорить об этом да еще сейчас, чем же забита твоя неугомонная голова? Господа в таком состоянии, а ты вот о чем помышляла, вместо того, чтобы помогать им?

– Нет, будет вам! Клянусь, я совсем случайно заметила, да как же не заметить, коли это так очевидно. В общем, беднягу унесли почти сразу же, другого господина, который так же еле держался на ногах, тоже препроводили в отведенные покои. Осталось еще не то двое, не то трое, но в любом случае стало поспокойнее. Эти господа хоть и были ранены, но не сильно, это позволило им оставаться внизу и заниматься своими делами. А у меня появилась возможность узнать, кто на них напал…

Тут Розина принялась рассказывать уже то, чему ранее Амелия стала свидетельницей, но прибавляя еще свои подробности, не переставая снабжать рассказ яркими надуманными дополнениями.

– А кто были эти господа, ты не узнала?

– Нет, ваша светлость, для того завтрашний день существует. Однако, я помню, звучало имя Деланкур, мне показалось, оно принадлежит тому несчастному умирающему. Слышала имя Эмиль, еще по-моему не то Рожер, не то Робер…

Поговорив со своей госпожой еще немного, Розина заметила ей:

– Вам бы стоило поскорее лечь в постель, донья Амелия, завтра ведь такой день предстоит, а вы не выспитесь. Вам следует предстать перед этими господами во всей красе, коли будут какие распоряжения графа.

Амелия вновь упрекнула Розину в нетактичных замечаниях, но поспешила отпустить ее, так как более разговаривать было не о чем. Под впечатлением от увиденного она промаялась без сна полночи, ближе к утру наконец заставив себя заснуть.

Проснувшись достаточно поздно, графиня немного удивилась тому, что ее никто не разбудил. Первая вскоре явилась с извинениями, сославшись на нежелание приходить к госпоже без новостей. Принявшись за гардероб юной графини Розина заодно рассказывала новости.

– Уж я-то побеседовала с некоторыми слугами знатных господ, да еще немного узнала от наших слуг. Те четверо господ действительно французы, правда, о еще об одном их друге они не то ли ничего не знали, не то не пожелали говорить, ну это ладно. Оказывается, господа очень торопились переправиться через Пиренеи домой, поэтому рискнули проехать лес вечером, но не рассчитали время пути, из-за чего оказались в лесу так поздно. От слуг мне удалось узнать о бедном юноше при смерти. Он является сыном помощника верховного судьи Парижа, зовут его Эмиль Деланкур. Второй кавалер – это Жан-Батист, герцог де Дюра, офицер королевских кавалеристов, очень знатный и уважаемый вельможа, как мне было сказано, состоит в совете при короле. Третий, самый молодой из господ граф де Бессомпьер, ему только исполнилось двадцать два.

– Как чувствует себя господин Деланкур?– осведомилась участливо Амелия.

– Ох, госпожа моя, бедняга совсем плох. Все бредит, врач говорит, тяжелое ранение, однако хоронить его заранее пока не решается. Вот такие у нас происходят события. Ах да, граф просил узнать у вас где вы желаете завтракать? Понимаете ли, он отменил обычный завтрак в столовой, посчитав его неуместным в данном случае.

Амелия изъявила желание завтракать у себя в комнате вместе с тем Розина закончила заниматься туалетом своей госпожи и удалилась готовить все для принятия трапезы.

В это время жизнь замка перенеслась в покои раненого дворянина. С утра возле дверей толпились слуги, выполняя поручения врача. Рядом время от времени показывались друзья пострадавшего. Один имел лишь легкие ранения, которые не мешали ему часто посещать умирающего, другой же имел раны гораздо серьезнее, это вынуждало его иногда отлучаться в свои покои и отдыхать. В ближайшей комнате расположился духовник, на случай если юноша вдруг распростится с жизнью. Сейчас клирик тихонько сидел в одиночестве и читал молитвы. Так как дверь в его комнату не закрывалась, то его могли легко видеть друзья бедного умирающего. Юноши тихо разговаривали друг с другом, либо стоя возле дверей комнаты, либо совершая короткие прогулки по коридору, когда стоять на месте надоедало. Один из них бледный и уставший почти не разговаривал, предпочитая слушать своего более удачливого собеседника, который как раз говорил ему следующее:

– Ты знаешь, Жан, хотя сейчас не время для легких бесед, но все же я не могу не рассказать тебе один случай. Надеюсь, ты разделишь мое удивление и не останешься равнодушным. Так вот, вчера я вел беседу с Саурез-ди-Фигуэро о наших бедствиях, и когда мы с ним поговорили, граф отлучился, оставив меня одного. Я замешкался, раздумывая о нашей с ним беседе, но когда поднял голову, то взгляд мой привлекло удивительное зрелище. Я увидел, не побоюсь этого слова, прекрасного ангела недалеко от себя! И тут же подумал: это знамение явилось мне, дабы поддержать меня, даже может быть, намекнуть о благополучном исходе наших проблем. Однако, конечно, ангельский образ сей имел человеческое обличие, явившись в лице девушки. Но не знаю, трудно сейчас судить иллюзии ли подвергся мой тогда расшатанный ум или же….но, клянусь, я видел ангела в женском обличии! Но, увы, видение скрылось так же неожиданно как и появилось…

– Почему вы замолчали, мой друг. – спросил собеседник,– Куда же делось ваше видение? Не пытались ли вы преследовать его и узнать путь, по которому оно могло скрыться?

Юноша было собрался ответить, но услышал шаги за спиной, повернувшись, он заметил дона Фернандо.

Граф поприветствовал юношей со всем почтением и начал речь с вопроса как себя чувствует раненый. Ему не сообщили ничего утешительного, тогда граф выразил самые глубокие соболезнования по поводу злосчастного приключения гостей и затем самые искренние пожелания здоровья раненному, далее предложил им чувствовать себя «как дома» и сразу же очень любезно, чуть ли не кланяясь, попросил их перекусить чего-то. Но молодые люди так же любезно отклонили предложение хозяина замка и сообщили, что пока участь их друга не станет ясна, никакой кусок не полезет в горло.

Амелия же, просидев у себя в комнате весь день, вся измучилась, постоянно выспрашивая у служанки как себя чувствует раненный и не стало ли ему лучше. Графиня посчитала нужным провести день в молитве о здравии больного, тем более заняться было нечем.

Ближе к вечеру Розина пропала и Амелия забеспокоилась, боясь, не стало ли раненому настолько плохо, что положение его побудило собраться вокруг всех присутствующих в замке. Обычный для Амелии час ужина прошел, а Розина все не являлась. Амелия уже сама почти решилась тайно навестить комнату умирающего и полюбопытствовать жив ли он еще.

На улице теперь значительно стемнело и стали видны звезды, вокруг царила удручающая тишина, которую Амелия за день уже научилась ненавидеть. Неизвестно сколько бы она еще просидела в комнате и когда бы решилась выйти, так как обстоятельства не преминули сложиться совершенно необычным образом. Амелия вдруг услышала женский вскрик, но так как он был короткий и имел источник не такой уж близкий от ее комнаты, то невозможно было сказать кому именно он принадлежал. Навострив слух, она тотчас же услышала быстрый бег одной пары женских ножек, приближавшихся к ее двери. Амелия, удивленная и испуганная вскочила, но продолжала стоять на месте, глупо уставившись на дверь. Однако звук шагов резко оборвался, за чем последовал звук удара обо что-то глухое. Графиня не поняла, что произошло или, точнее, не успела понять. А спустя несколько мгновений она-таки осторожно подошла к двери и открыла ее с интересом и страхом. В коридоре стояла непроглядная темень, так как граф экономил на освещении, к чему дочь его уже привыкла. Тут же она различила женскую фигуру, лежащую рядом без сознания.

– Боже мой, Розина! – воскликнула девушка в ужасе,– Жива ли ты? Ты слышишь ли меня?

Ответа не последовало, да и мог ли он быть, когда служанка ее была в обмороке. С немногими трудностями Амелия привела бедняжку в сознание и та, очнувшись и немного опомнившись, залилась слезами, скорее, неосознанными.

– Ну и напугала ты меня Розина. Что опять стряслось, рассказывай! Испугалась ли ты чего-нибудь?

– Даже не знаю, как вам начать рассказывать, дабы вы поверили мне и разделили справедливо мой страх. Уж красноречием-то я никогда не славилась. Ах, донья Амелия, прошу вас представить себя на моем месте и попытаться почувствовать то, что чувствовала я в тот момент, более никак не могу вам доказать истинную серьезность ситуации.

Иду я, значит, по коридору к вам, чтобы принести ужин да передать послание от графа. На лестницах темно, только у меня с собой лампа, ну мне привычно уже это, сами знаете. Я иду, ни о чем таком не думаю, а тут, неожиданно, возникает передо мной черная безмолвная фигура! Без канделябра или лампы. Стоит и молчит. Я уже испугалась, разве этого недостаточно для зловещности? Но на этом дело не закончилось. Я смотрю, фигура незнакомая и фрак бархатный темный с каменьями блестящими, господский, без сомнения. Я даже подумать не успела, сколько может быть у нас господ в доме, всех-то я знаю. Тут я лампу подняла к нему и обмерла от страха! Призрак госпожа, самый настоящий, клянусь вам на святом распятии! Лицо бледное, страшное, выражение его страдальческое такое, глаз как будто нет… Ой, госпожа моя….

Розина остановилась и вновь залилась слезами, а Амелия к этому моменту уже успела побледнеть, но старалась не терять присутствия духа.

– И что потом? Ужели призрак? А ты не заговаривала с ним?

– Ох, моя госпожа! Я уже ни жива ни мертва была, еле дышала, а вы еще хотели, чтобы я с ним заговорила! Да я бы тогда на месте отдала богу душу! Я поднос уронила и бегом бежать к вам, пока не добежала до вашей комнаты. Ох, теперь весь ваш ужин ему достанется, да и можно разве есть после таких рассказов, правда? – пробормотала служанка в свое оправдание.