Читать книгу: «Свет иллюзорной любви. Запретный роман», страница 4

Пожилая дама, слегка опираясь на руку своего мужа, наверное, также, как и много десятков лет назад, поднималась по ступеням костела. Тяжело вздохнув, я отправилась следом.

Я сидела в тени величественной белоснежной колонны, склонив голову и слушала рассказ священника о вечной истории рождения Великого Спасителя в простых яслях, который пришел спасти нас. Прозвенел знакомый колокольчик. Все стали на колени, в ожидании Святого Причастия. Я, покорно опустив голову и ни о чем не думая, с интересом наблюдала за игрой на мраморном полу непослушных солнечных лучиков, сумевших пройти сквозь цветной витраж в виде распустившийся розы, цепко охваченной фигурными переплетениями из прочного векового камня. Неожиданно на светлом пятне мелькнула тень и чей-то темный силуэт проскользнул мимо, легко опускаясь на колени рядом со мной. Скрипнула скамья. Я слегка повернула голову, стараясь не отвлекаться от общей молитвы и, вздрогнув, тут же словно окаменела. Темный плащ грубой, словно домотканой шерсти, черная туника простого сукна, подпоясанная белоснежным кожаным тонким поясом и с неизменными четками на них. Он был в обычном, не праздничном своем облачении, словно показывая, что сегодня он пришел только лишь покорно служить другим и молиться, не показывая своего чина. Тень капюшона падала на его профиль, усиливая атмосферу таинственности.

Медленно я отвела взгляд. Мои губы продолжали шептать молитвы, руки старались не показывать той дрожжи, которая пробежала по мне… только лишь белизна моей кожи выдавала мой страх и возросшее напряжение.

«Зачем от здесь теперь? Что я ему скажу? Как мне нужно держать себя с ним?». Мои мысли летали со скоростью света и не найдя выхода, погружались в оцепенение.

Наконец послышался голос звучный громкий органа, ознаменовавшее конец мессы, и сестра Анна весело запела знакомую всем рождественскую песнь нового года. Немногочисленные прихожане, шумя и переговариваясь, направлялись к выходу. Я засуетилась, поднимаясь с колен, хватая свою сумочку и вдруг безоружно опять опустилась на скамью, наткнувшись на его широкую улыбку и открытый ясный взгляд.

–Я рад, что ты пришла сегодня. – его рука дотронулась моего лба.

Я молчала, немного раздраженно разглядывая служивших мальчиков при алтаре, собирая все после мессы.

–Мы давно с тобой не разговаривали по душам. – мягко добавил он. – Сейчас у меня есть время до следующего служения. Мы можем спокойно пообщаться.

–Сегодня? Сейчас? Пообщаться здесь? – я отвечала немного резко, удивленно подняв на него глаза.

Он обвел рукой вокруг.

–Где же еще самое подходящее место для общения, как ни в доме Божьем? – ответил Матеуш, спокойно выдерживая мой взгляд.

Глава 8. Признание любви.

Я шла пешком. Знакомый мне трамвайчик прозвенел, покачиваясь на повороте и призывно открыл двери, тяжело остановив свое железное тело на переезде. Я шла, не замечая ничего кругом. Мои щеки пылали, несмотря на восьмиградусный мороз. Полы моего пальто непослушно распахивались на ходу. Поднявшийся после обеда ветер все играл длинными концами моего шарфа, развевая и взъерошивая эту пушистую бахрому.

«И как это у него получается? Как я могла все ему рассказать?»– мои щеки рдели уже больше от девичьего стыда, чем от мороза.

Я пыталась собрать свои растерявшиеся мысли и вспомнить, как это произошло. Я все шла и шла, проходя остановку за остановкой. Шла, не думая куда, инстинктивно находя, как и много лет назад, путь домой, туда, где я родилась. Я не могу после всего этого вернуться в дом к моему мужу. Просто не могу. Мое сердце бешено стучало. Я должна сконцентрироваться, должна понять, что произошло. Ведь после этого я не могу уже быть прежней, не могу дальше жить своей вялотекущей всем понятной жизнью. Случилось что-то после чего я уже не понимаю, что мне делать дальше.

Я оглянулась. За поворотом, если пройти чуть дальше во дворы, стоял небольшой магазинчик, где продавали вкуснейший кофе и знаменитые венские вафли. Это недалеко, как раз напротив оперного театра. Там, где есть уютные лавочки под навесом около стройных портиков театра и этот студёный ветер так сильно не будет задувать в полы моего пальто, нещадно морозя меня. Там можно будет присесть и выпить чашечку кофе, наслаждаясь блаженным теплом. Я решительно повернула с дороги.

Как всегда, пышущая здоровьем круглолицая с пышными курчавыми волосами продавщица приятно улыбнулась мне. Горячий, обжигающий кофе! Я с наслаждением вдохнула аромат пряной арабики, оглядывая помещение. К сожалению, оба небольших столика этого мини-кафе были заняты посетителями. Но ведь на маленькой площади, в торце театра стояли, разбросанные по кругу крепкие, цвета слоновой кости, лавочки из гранита! Я могу примоститься на одной из них и посмаковать этот райский напиток, придавшись своим размышлениям. Я решительно вышла наружу. Но снег по-хозяйски оккупировал все вокруг и, видимо, решил задержаться здесь до самой мартовской капели. Чуть поодаль, под деревянной перголой, тесно примостившись к стене театра, виднелись простые деревянные скамьи. На одной из них, уютно обнявшись, нежно беседовали друг с другом парочка влюбленных, не замечая укоризненного взгляда пожилой леди, сидящей на соседней лавочке. Я примостилась на свободную скамью, вдыхая полной грудью этот морозный воздух и тихонько потягивая свой кофе.

После нашего разговора, Он провожал меня. Вернее, мы вышли вместе. Ему надо было вернуться ненадолго в свой монастырь и вернуться назад, в костел. Мы шли рядом. Совсем рядом друг к другу. Наверное, так гуляют вместе счастливые пары. Возможно, и мы были бы похожи на счастливую пару, если не брать в расчет его монашескую сутану и разделяющие нас почти полные четверть века.

–Теперь я должна подать на развод? – словно резюмируя в голове весь наш разговор, я подводила итоги, четко расставляя точки в конце каждого абзаца и спрашивая его, как у учителя, правильно ли я усвоила преподанный им урок.

Он молча кивнул головой. Мы продолжали идти, погруженные каждый в свои раздумья. Знакомая дорога вела по широкой мостовой вверх по склону, к заветному маленькому мужскому монастырю, затерянному среди высоких застроек шумного города. Яркое солнце, солнце-мираж, на некоторое мгновение показало нам свой золоченный раскаленный бок и снова скрылось за непроглядною мглою сегодняшнего дня. Погода менялась. Морозный ветер так и свистел, заставляя трепетать молоденькие деревья, посаженные прошлой весной. Они вздрагивали, жалостливо протягивая вперед свои тоненькие веточки, немилосердно облепленные слоем тяжелого льда и, снова трепетали по ветру, словно прося пощады. Моя нога соскользнула в расщелину льда между грубо уложенными камнями старинной мостовой. Его рука крепко, почти до боли, сжала мою руку чуть повыше локтя. Я несмело подняла голову к нему. Его взгляд был тверд и неумолим. Его глаза казались теперь совсем другого цвета, в них уже не было той источающей медовую сладость нежности и ласки. Может, это все из-за этой непогоды… Колючие снежинки вековой мерзлоты застыли в его умном, но цепком взгляде. Я с трудом сглотнула, думая о нас. Все виновата эта зима! Как хотелось бы сейчас теплого солнышка, пригревающего всех и вся вокруг. Как хотелось бы ранних весенних цветов, смело выглядывающих из-под твердых ледяных сугробов. Это было бы началом пробуждения, началом новой жизни, дающей надежду даже тем, кто не имеет на это право.

– Значит… Это значит, что у меня никогда не будет детей? Я не смогу выйти за тебя замуж? У нас не может быть нормальной семьи? – набравшись смелости, я спросила то, что не давало мне покоя.

–А что такое «нормаль»? Где та грань, по ту сторону которой мы называем вещи «нормальными»? Кто придумал эту нормаль? Общество? Большинство в этот обществе? Так помни: правота не там, где большинство, а там, где твое сердце. – тихо шептал мне Матеуш.

–И у тебя может быть много прекрасных детей. Крестных детей. Детей во Христе. – поспешно и тепло произнес Матеуш, смягчая свое волнение.

Мы попрощались тогда около его монастыря. Я буду долго помнить этот взгляд. Уже не было тех елейно-милых улыбок, когда он держал меня за руку на прощание раньше или добродушно трепал меня по волосам.

В его глазах бушевал ураган, сметающий все на своем пути, продирающийся сквозь заросли наглухо заросшего колючего кустарника, выкорчёвывающего на своем пути многовековые могучие стволы деревьев. Это было пламя, пожирающее все на своем пути, ревущее и пробирающееся все дальше и дальше, к своей цели.

А мой взгляд жарко целовал его, крепко обнимал, вцепившись в его плечи и спину, словно в последний раз. Мое сердце рвалось к нему. Мне казалось, что, только лишь когда я соединюсь с ним навсегда, мироздание могло бы наконец-то успокоиться, выполнив свою миссию и создав равновесие во Вселенной.

Да, это был не сон. Это была реальность, меняющая мой мир.

Я допила свой кофе и долго еще сидела, откинувшись на спинку скамьи и глядя в это мертвенно-свинцовое небо, только слегка прикрашенное легкими облаками, чуть светлее этого мрачного неба. Надо мной беспокойно кружила стайка голубей, словно в поисках чего-то. Облака, гонимые северным ветром, быстро сменяли свою форму и плыли все дальше и дальше.

Куда плывут эти облака? Что их ждет в конце пути? Возможно, это гордое, полное силы прекрасное облако, накопит в своих белоснежных одеждах много серой грусти и печали и, гонимое неподвластным никому ветром, через время, наконец обессилив, прольется на землю в тяжелых каплях, рассказывая всем свою историю жизни. Свою неповторимую и единственную песнь. Расскажет и затихнет, погибнув навсегда. Такова участь всех этих прекрасных белоснежных созданий, легко пляшущих по небу, радуя наш взор, меняя форму и цвет. Солнце по утрам золотит их пышные бока, а вечером дарит эту неповторимую сменяющуюся вереницу оттенков и нюансов. Но потом прилетает ветер и безжалостно гонит их, трепля и разрывая их нежные стройные формы на тысячи, миллионы тысяч мелких кусочков, распыляя их кругом…

Ветер снова налетел на мой небольшой уютный сквер, распахивая полы моего пальто и заставляя еще больше укутаться, замотавши шею и плечи теплым шарфом. Женщина по соседству бросила последний кусочек хлеба стайке голубей около дерева и, решительно встав, зашагала по мостовой. Я посмотрела ей следом. Да, я скоро пойду тоже. Только лишь… Почему же я не ощущаю сейчас счастья? Почему? Я ведь знаю теперь, что он тоже меня любит!

–Скажи мне, все у тебя на сердце, доверься мне. – все слышался мне его вкрадчивый бархатистый голос.

Мы сидели с ним на длинной скамье в главном нефе под высокими сводами стрельчатых арок. «Это внутренние хоры церкви аббатства Сен-Жермен-де-Пре. А это- красивейшие своды базилики святой Марии Магдалины. Тебе, как архитектору, это должно быть важно»– говорил он мне когда-то, листая плотные глянцевые листы своих альбомов, сидя, так же, как и сейчас, совсем рядом со мною. Я молча внимала ему, восторгаясь его мудростью и разнообразными интересами. Но сейчас все было другим. Он старался быть спокойным и почти равнодушным, но его горящий взор выдавал его нетерпение и ожидание чего-то. Я говорила о многом, как и всегда, но он все чаще резко осекал меня, направляя мои мысли к тому отрезку времени, когда мы уже знали друг друга, заставляя меня концентрироваться на своих ощущениях и говорить только о своих чувствах.

–Не бойся, говори. Что изменилось у тебя теперь? Расскажи мне все, я хочу быть везде с тобой рядом. Я хочу видеть все комнаты твоего драгоценного дворца твоей души. Я хочу путешествовать там, я хочу касаться всего…

Мы сидели совсем рядом, наши плечи соприкасались, но Он не смотрел мне в глаза… Перед нами, за стройными рядами тяжелых деревянных скамей темного дерева, стоял только алтарь. Над ним возвышался крест.

–Я люблю тебя. – просто сказала я.

Мой голос уже не дрожал. Я ничего не боялась. Теперь уже не страшно. Я твердо это знала и готова была кричать на весь мир, говорить это перед людьми и перед Богом. Я люблю этого человека в черной сутане. Я не знаю, что судьба мне уготовила за такую дерзость, но я не могу отступать и врать самой себе. Да, я люблю его.

Я помню его радость тогда. Я помню его сияющее лицо и эти глаза, словно опьяненные, упивающиеся своим счастьем.

–Ты любишь меня – повторил он своим мягким глубоким голосом. – Я знал. Я знал это всегда.

Глава 9. Развод.

В тот день я вернулась не в дом своего мужа, а в старенькую бабушкину квартиру, которая пустовала после того, как бабушка переехала жить к моим родителям. Заканчивался первый день нового года. Я сделала всего лишь два звонка в этот праздничный день. После разговора с родителями я долго не решалась позвонить мужу, но, наконец пересилив себя, набрала знакомый номер.

–Александр! Мне нужно побыть одной… подумать обо всем. Ты сам понимаешь, что у нас ничего не получается. Мы не может жить дальше вместе. Я пока поживу в квартире моей бабушки, а потом мы вместе решим, как нам быть.

Это случилось через неполные две недели. Он словно ждал эту новость о разводе. Словно приберег всю свою ярость и все свое непостоянство для этого особого случая. Я многократно пожалела, что явилась к нему в тот день забрать свои вещи и окончательно все обсудить. В тот вечер мой муж праздновал окончание своей семейной жизни, сидя дома в компании коллекционного игристого вина. Его руки тянулись к моей шее и я, крича и увиливая от него, заперлась в своей бывшей спальне вместе с тем огромным плюшевым медведем с красным бантом. Плюшевый медведь улыбался мне, а я осушивала свои слезы о его мягкую шкуру. Мое сердце бешено колотилось, когда Александр пытался ломать дверь после неудачи с расправой надо мной. Но… Слишком много было им выпито, слишком много, чтобы справиться со мною.

Я сидела в своем убежище в товариществе с плюшевым медведем, глотая слезы и прислушивалась ко всем звукам, доносившимся ко мне из гостиной, в надежде услышать его долгожданный храп и немного расслабиться, выйдя из состояния оцепенения. Наших соседей не было дома, на новогодние праздники, вплоть до праздника Крещения Господня 19 января, обычно они всей семьей уезжали на дачу. Наш дворик казался совсем пустым при свете одиноких ламп в ночи, а моего спасительного телефона не было рядом. Я продумывала план побега через окно, как наконец до меня донеслись мерные, чуть с завываниями звуки наступившей дремоты моего все еще супруга.

Нас развели очень быстро. Я не подавала иск на раздел имущества и лишилась всего, что у меня было. Быстро сориентировавшись, мой муж подсунул мне бумагу с приказом быстро подписать, если я не хочу неприятностей.

–Ты должна бороться в суде. Почему ты все ему отдаешь? -жестко говорил мне Матеуш.

–У меня есть моя работа и квартира. И у меня есть моя скрипка. Я не умру с голода. И я не хочу ничего, что напоминало бы мне о прошлом. – просто отвечала я.

–Но ведь он бил тебя! Избивал тебя и забирал все твои деньги! – не переставал убеждать меня Матеуш. – Ты должна нанять себе хорошего адвоката!

Мне стало тягостно от одной только мысли, что я могу доверить еще кому-то свою историю жизни.

–Нет! Я не хочу! Пускай будет так, как получается. Я хочу начать новую жизнь и не вспоминать о прошлом.

Когда все наконец-то закончилось, я чувствовала в себе великую слабость и опустошение, но в тоже время и проблески надежды, как после сильной и затяжной болезни. Той болезни души и тела, когда личность медленно и незаметно угасает, и в тот момент, когда шансы к выздоровлению либо к полнейшему затуханию сравнялись, тогда эти первые слабые появившиеся проблески к жизни особенно становятся заметны. Это то самое время, когда каждый восход и закат, каждый глоток свежего воздуха и каждый распустившийся цветок особенно важны. Ведь все это может быть в последний раз.

После работы я, как и обычно, шла по проспекту, сливаясь с вечно куда-то спешащей безликой толпою. Многочисленные лица, многочисленные спины, множество чужих историй жизней. Каждый куда-то спешил, решая свои задачи, которые были для каждого из нас самыми важными.

Грациозной походкой прошли, словно проплыли мимо меня, все щебеча, две миловидные девушки-студентки, в старательно подобранных к лицу изящных нарядах, с искусным макияжем. Я все наблюдала то, как они старательно пытались подбирать, не пропустив ни одного, направленных на них восхищенных взглядов, упиваясь ощущением своей красоты.

Вот женщина, чем возраст не произносят вслух, тяжело ступая, тащит на себе два пакета продуктов на ужин для всей своей большой семьи. Она уже наверняка забыла то время, когда она решила не заботиться о своих желаниях, незаметно подменив для самой себя все свои личные желания на желания семьи. Обезличивая себя, она давно уже потеряла собственное «Я», заменив это расплывчатым выражением «Мы».

Навстречу мне, шумно галдя, темным пятном отделившись от небольшого заводского автобуса и смешавшись с остальною толпою, возвращаются после тяжелой рабочей смены группа мужчин чуть старше средних лет, в потертых стареньких рабочих униформах и веселых улыбках на уставших лицах. Удобно устроившись в своем маленьком мире, они находили простые и приятные вещи для комфортного существования, спокойно обходя стороной амбициозных мужчин, конкурирующих между собой.

Из толпы студентов отделился молодой человек и зашагал по университетскому парку к своей остановке, по пути ловко схватив маленькую веточку вишни в цвету. Он улыбался, наслаждаясь весною, молодостью и этим мимолетным тонким ароматом. Он наслаждался тем, что видели все, но никто не замечал. И, задумчиво покрутил веточку в руках, случайно встретился со мной взглядом. Я помню эту искреннюю широкую улыбку радости жизни.

– Это тебе. – просто произнес он и растворился в толпе.

Уже подходя к своему дому с той же самой счастливой улыбкой на лице, я подарила эту веточку, произнося такие же простые слова для одной старенькой, умудренной годами и тяжким опытом, миссис Соловейко, моей соседке, потерявшей недавно своего мужа после его продолжительной болезни.

Я уже не несла в душе тяжесть потерь и разочарования. Это был мой опыт, подаренный мне самой жизнью. Жизнь учит… Иногда судьба преподносит нам слишком суровые уроки, но и всегда дает надежду и возрождение…

Глава 10. Месса на берегу моря.

Я сидела, примостившись на краешек скамьи в парке невдалеке от моего офиса и доедала свое мороженное. День клонился к своему завершению, нехотя уступая место неспешному течению дел летнего вечера. Промелькнула всего лишь первая неделя долгожданной летней поры, и все вокруг хранило еще нежное очарование весны. Я любовалась этой буйной зеленью травы в самом соку, которая бывает только тот короткий момент, когда солнце еще ласково пригревает, лаская и взращивая нежные весенние побеги, постепенно готовя их к нещадному полуденному летнему зною. Это была та пора, когда молодые мамы, словно сговорившись, оккупируют все лучшие местечки в парке, лениво беседуя между собой или тихонько читая книжку, когда их малыши в колясочке спят и уже не боясь ветра, молодые мамы раскрывают своих малышей в колясочках, позволяя им купаться в лучах насыщенного солнца, предусмотрительно сдобренного легкой благодатной тенью от раскидистых лип и цветущих акаций. Эта именно та благосклонная ко всем пора, когда даже в полдень, вооружившись широкополыми шляпами и легкими кепками, могут неторопливо гулять по парку, не боясь знойного солнца, те престарелые пары, помнящие на своем веку множество тех историй, о которых мы читали только в книжках. Я с интересом следила за проснувшимися красными жуками с забавными длинными тельцами и черными усиками, преспокойно устроившими для всей своей колонии отдых на стволе сладко пахнущей акации, и жалела только о том, что мое мороженное так быстро закончилось и уже нет повода задержаться в этом даруемом природой райском уголке.

–Ты где? Ты разве не на море еще? – послышался в моей телефонной трубке задорный голос отца Матеуша.

–Нет. А почему я должна быть на море? – не найдясь, что ответить, вместо приветствия сказала я. Он всегда умел поражать и удивлять меня своей непредсказуемостью.

–Все правильно! Ты должна быть на море только завтра утром. А сегодня ночью мы только выезжаем… будут все наши друзья. Готовься! И не забудь взять купальник и крем от загара!

–Но я.. я не могу…я не ожидала! Я не готова! И я хотела поработать дома над проектом коттеджа в эти выходные! -моя голова все еще лихорадочно пыталась решить, могу ли я согласиться на такое заманчивое предложение, а губы произносили стандартные фразы.

–Вся молодежь будет ночевать на берегу моря в палатках, а люди постарше- со мной в доме у моря. А ты решай сама, к кому ты себя относишь. – его голос откровенно потешался над моей растерянностью. – Наш церковный автобус будет около твоего дома примерно в девять вечера. Жди.

Спустя минуту я уже бежала по направлению к автобусной остановке. Наспех накидав в дорожную сумку все нужное и ненужное, я, с замирающим сердцем, ждала его. И неважно, что кроме нас с ним, рядом будет еще, по меньшей мере, дюжина людей. Я буду слышать его голос, видеть его взгляд, обращенные только ко мне, и я буду с ним. И он решит сделать все так, как нужно для нас, так, как будет для нас правильно. Мое сердце радостно замирало в радостном предвкушении.

Я несмело заглянула в зеркало, словно проверяя, готова ли я к встрече. Мои глаза светились, рассыпая их сияние на множество изумрудных лучиков. Робкая надежда поселилась в уголках моих губ. Я была хороша сейчас и знала это, но не это было главным. Он видел не мою внешность, а мою душу. Всегда ведь можно найти кого-то умнее или красивее. Это бесконечный выбор людей, умеющих видеть только поверхностно. Но это выбор не для тех, кто видит сердцем. Моя душа сплелась с его душою уже настолько сильно, что я уже не понимала, где заканчивается мое «я», а где начинается Он. Это был как союз благодатной девственной почвы и мощного дерева. Я дала ему настолько глубоко пустить свое корневище в почву моей души, что уже невозможно было вырвать его оттуда, не разрушив полностью место, где оно выросло. И я это слишком хорошо понимала.

Мы ехали уже несколько часов. Уже были спеты все наши церковные гимны и произнесены с улыбкой все шутки. Все постепенно погружалось в сон, а мимо нас по-прежнему мелькали крымские сосны и заросли лещины. Мои руки, вцепившиеся в футляр со скрипкой, постепенно разжались, и я упала в объятия глубокого и живительного сна.

«Дом рыбака»– загадочное место, куда мы ехали, представлял собой небольшую семейную гостиницу друзей отца Матеуша. Уютное местечко в небольшом поселке у моря и живописным внутренним двориком к приезду святого отца превращалось в импровизированный монастырский комплекс. Умелой рукою хозяйки гостиницы, главный зал превращался в небольшую церковь с алтарной зоной, украшенной свежесрезанными цветами и уставленной простыми скамьями для прихожан по периметру залы. Помещения верхнего этажа служили ночным пристанищем для прибывших гостей, а просторная терраса служила нам столовой. Хозяева встречали нас приветливо. Так, как одинаково приветливо всегда встречали всех, кого привозил с собой отец Матеуш, радушно раскрывая двери своего большого хозяйства для очередных новых для них людей, имевших свои лица и имена; имевших свои, особые и неповторимые, истории их жизней, но, как принято здесь, именуемые таким важным словом «сестра» или «брат», и обозначающим что-то безликое и эфемерное.

Во время завтрака, протиснувшись со своей порцией овсяной каши с кусочком хлеба и стаканом холодного чая сквозь гудящую толпу, я с удивлением обнаружила отца Матеуша оккупированного молодыми прихожанками, а рядом с ним, словно законная хозяйка, важно восседала старшая дочь хозяев «Дома рыбака». Довольно миловидная пышногрудая девушка с длинной русой косою по-приятельски общалась с Матеушем, положив свою руку на его ладонь. Он расточал ей и всем вокруг такие же широкие обаятельные улыбки, как когда-то мне, глаза его блестели. Увидев меня, он громко рассмеялся и взглядом указал мне на свободное место у другого столика, все еще не выпуская руки Анастасии. Что-то непонятное поселилось в моей душе. Я молча доела свою холодную кашу и тихонько выскользнула из-за стола.

После утренней проповеди, которую отец Матеуш проводил с моря, стоя на привязанной к колышку простой рыбацкой лодке, все мы получили свободное время для игр и купаний в море. Матеуш, одетый в просторные купальные шорты, играя своими мощными бицепсами, первым подбросил мяч, открыв водные состязания на мелководье. Выбрав меня в свою команду, он резвился как ребенок, быстро обыграв всех наших оппонентов- и престарелую семейную пару, и парочку молодых студентов и, под конец, полностью счастливый, кинул клич на дальний заплыв.

Я гуляла по берегу моря, глядя на него со стороны. Что хочет на самом деле этот сильный и властный человек? Меня пугала его сильная увлеченность всем, чем он занимался именно в данный момент. Его характеру была присуща полная самоотдача в те моменты, когда он этого хотел и в тоже время спокойное безразличие ко всему, как будто ничто на свете не было по-настоящему дорого для него.

Уже прошло то время, когда я каждый день ожидала от него решения. Когда я ожидала, что он последует примеру тех редких священников, которые видят во всем чудеса Божии и слушают только свое сердце. Я знала истории тех ярых служителей церкви, кто осознал в своей жизни промысел Божий, а не человеческую страсть и, честно признавшись перед своей паствой и сложив с себя церковный сан, заводили семью с своей любимой женщиной и были благословлены детьми. Я перечитывала эти реальные истории, найденные мною, и была счастлива за этих людей, которые нашли в себе смелость откорректировать свой путь и иметь в себе силы нести в свою новую семью слово Божье. В своих мечтаниях я видела нашу с Матеушем семью, растущую с каждым годом; в своем воображение я рисовала себе прекрасные картинки нашей жизни, наполненную детским смехом наших с ним малышей и тихое спокойное счастье. В своих мечтаниях я видела наш дом, где навсегда бы поселилось умиротворение и гармония, где наша семья жила бы в любви и уважении друг к другу, а законы Божии существовали бы для нас не в эфемерных прекрасных проповедях священников, а действовали бы на практике, в простой семейной жизни.

Я подбросила камешек в воду. Он с тихим всплеском рассекал морскую гладь.

–Один, два, три, четыре.-знакомый голос подсчитывал количество касаний моего камешка.

Я оглянулась. Матеуш уже накинул на себя легкую футболку и вооружился широкой улыбкой. Его глаза сверкали.

–Теперь моя очередь.-тихо сказал он.

–Один, два, три…-считала я.– семь, восемь. Вы победили, отец Матеуш!

Он долго смотрел мне в глаза, казалось, считывая все, что у меня было на уме. Вокруг нас резвились ребятишки, весело вереща, прыгая в пену морских волн. Троица из наших сестер-прихожанок, мерно беседуя и прогуливаясь по берегу, вдруг ускорили шаг, завидя священника.

–Сыграешь на скрипке сегодня перед святой мессой? -спросил Матеуш.

Я еще колебалась, пристально вглядываясь в спокойную линию морского горизонта, словно ища там ответ.

–Сыграешь сегодня вечером? Для меня. Я этого очень хочу. – шепнул он и, быстро развернувшись, направился с радушными возгласами к остальным.

После обеда мы с Кирой и еще четырьмя парнями из нашего прихода решили отправиться на берег и подготовить все к нашему ночлегу. Мы расположили наши три палатки в конце кемпинга около пятиметровой полосы вдоль моря. Ветер дул с моря. Становилось холоднее.

–Побежали! – торопила я Киру, заканчивающую рисовать свой скетч. – Скоро начнется проповедь!

Ярослав покосился на нашу легкую палатку без второго слоя матерчатого тента и что-то неодобрительно проворчал. Он много раз выезжал на подобные кемпинги и ему явно начинала не нравится эта погода.

–Погода меняется. – словно читая его мысли, произнес Алексей. -Наверное девчонкам лучше остаться в «Доме рыбака».

–Нет, нет, нет! – смешливо запищала Кира. – Вы сами оставайтесь, если испугались, а я буду встречать завтрашнее солнышко над морем вместе с чайками!

–Ну, чего вы испугались! – я махнула рукой в сторону смело выглядывающего из-за налетевших легкий тучек солнце. – Море ведь такое спокойное сейчас! Ничего плохого не случится, если мы эту ночь проведем на море, зато будет столько впечатлений!

–Ну же, никто ведь не уходит с кемпинга! – поддакивала мне Кира, указывая на других.

–Погода на море всегда очень обманчива. – заметил Макс, тот молодой белокурый студент, который так тщетно пытался добиться внимания Киры.

– Ну, пожалуйста! Я так хочу остаться! – с милой улыбкой повернулась к нему Кира.

Макс и Ярослав переглянулись. Ярослав еще раз оценил обстановку и, тяжело вздохнув, объявил, что мы вернемся сюда на ночевку после мессы.

Я играла на скрипке в этот вечер как-то жестко, остро и немного нервно. В маленьком зале, в этот вечер служившим нам церковью, собралось около двадцати человек. Хозяйка «Дома рыбака» зажгла толстые свечи и зал погрузился в таинственный полумрак. Мы сидели, как первые христиане, собирающиеся небольшими группками в укромных местах в часы гонений, и слушали строки святого Евангелия.

Стемнело. В конце службы я сидела на лавке около Киры и слушала звуки бархатистого баритона Матеуша, мягко льющиеся под гитарные аккорды. Анастасия, дочь хозяина, шумно поднявшись и, махнув подолом своей длинной юбки подошла поближе, принеся еще две толстые свечи для алтаря и уселась совсем рядом с Матеушем.

–Пора. -Алексей тихо дотронулся до моей руки.

Мы неслышно встали, стараясь никого не потревожить. Ярослав с остальными ребятами уже ждали у машины.

–Ты взяла теплую кофту с собой? – кивнула я в сторону Киры, озабоченно поглядывая через окно автомобиля.

–Темно и страшно, да? – поддразнивала меня Кира.

Парни спокойно говорили о чем-то о своем. Мы почти уже были на месте. Последние красные лучи заката рассекали сумеречное небо. С моря дул теплый бриз, и я уже совсем перестала переживать, хотя наш кемпинг заметно поредел. Парни, быстро распалив огонь, жарили хлеб на костре, а мы с Кирой нырнули в недра нашей палатки и принялись мазаться кремом, чтоб к утру не пойти на корм комарам.

В соседней палатке вдруг кто-то зашумел и вскрикнул. Мы тревожно переглянулись. Послышалась возня и из палатки показался перепуганный мужчина средний лет.

–Мой жена! Похоже, что она рожает! Мы…мы никак не рассчитывали на это, еще ведь рано… Мы приехали отдохнуть перед ее родами, еще ведь несколько недель впереди. – растеряно, опустив руки говорил незнакомец. Губы его заметно дрожали. – Я.. я немного расслабился и выпил пива, мне нельзя сейчас за руль. Парни, выручайте!