Теория поля

В тесном туалете, преобразованном в гримерку, Арсения общими усилиями облачили в яркие оранжевые чулки в сеточку, красную юбку, черную футболку. Футболка едва доходила Козыреву до пупка.

– Ладно, пойдет. Осталось только шапку найти! – резюмировала Кира, которая суетилась вокруг него, доставая реквизит и костюмы из большой сумки.

– Шапку? Какую шапку? – рассеянно спросил Арсений, который был в легкой растерянности от всего происходящего.

– Козырев, угадай с трех раз, какая шапка должна быть у Красной Шапки? Черная, млин. Вот она, кстати. Давай надевай!

Он нахлобучил на голову фетровую женскую шляпку с широченными полями. Довершали образ черные туфли на высоком каблуке. Неизвестно, где предприимчивым организаторам удалось достать женские туфли столь чудовищного размера, но, пусть и не без труда, их все же удалось напялить на огромную ногу новоиспеченной Красной Шапочки.

И вдруг выяснилось, что Козырев, оказывается, совершенно не умеет носить туфли на высоком каблуке. После того, как долгое и утомительное напяливание обуви успешно завершилось, Арсений попытался встать со стула и чуть не свалился. Ноги подворачивались и совершенно не желали его слушаться. А ведь в туфлях нужно было не просто стоять, а ходить, как-то даже выступать перед почтеннейшей публикой. Все стояли и молча смотрели друг на друга. Немой вопрос повис в воздухе, повеяло неприятным предчувствием.

– Арсений, как же так, треть жизни прожил, а до сих пор не научился элементарным вещам! – искренне расстроилась одна из девушек-организаторов.

– Ну да, не поверишь. Все было собирался, но то одно, то другое. Просто руки не доходили. Виноват, каюсь!

– Да ладно, в конце концов, – махнула рукой Кира. – Можно обойтись и без туфель!

– Ну уж нет! Козыревы не боятся трудностей. Давайте-ка мне быстро мастер-класс!

Они вышли в коридор. Арсений, корячась, спотыкаясь и подворачивая то одну, то другую ногу, а иногда и обе сразу, медленно ковылял вдоль стеночки, держась за Киру.

– Ставь ровнее… Не спеши… Аккуратнее… Козырев, сколько ты весишь, тебя удержать нереально… Да подожди, что ж ты делаешь! Ты так каблук сломаешь!

– Каблук?… А то, что я ногу сломаю, тебя, я смотрю, не волнует!

– Эй, убери руку с моей груди!

– Пардон, это я случайно.

– Ну да, конечно!

– Да на тебя куда ни упади, все на грудь!

– Вот нахал! Ну ладно, принимаю как комплимент. Учись давай, старайся!

Невольные зрители этого внепланового урока корчились от смеха в тесном коридоре, добавляя своими комментариями еще больше беспорядка в процесс:

– Ваш трогательный дуэт напоминает мне лошадь, у которой сломаны обе правые ноги!

– А трогательный он, потому что Козырев постоянно трогает Киру за разные части тела?

– Девушка, а вы мне нравитесь. Чувствуется в вас какая-то сила, энергия, сексуальность! Что вы делаете сегодня вечером? Можно пригласить вас на танец, только обещайте, что не раздавите мне ноги своими каблучищами!

Невзирая на смех и издевательства, несколько проходов по коридору под чутким руководством опытных в этом вопросе девушек принесли свои плоды. Козырев приноровился более-менее сносно перемещаться в пространстве. Для пущей уверенности он еще сильнее приподнимался на носки и балансировал в таком положении. При этом каблуки становились вроде как и не нужны вовсе. Но долго стоять на носочках тяжело, поэтому как только необходимость в движении отпадала, он аккуратненько переносил вес тела на пятки и получал хоть и шаткую, но все же дополнительную опору.

Итак, зрители собрались, свет погас, заиграла медленная, лирическая музыка, включились софиты, и на краю сцены возникла Кира в длинном черном плаще до самых пят, который практически сливался с общим фоном. В свете софитов отчетливо выделялась только голова. Ей досталась роль голоса за кадром. Таинственным, торжественным голосом она стала объяснять зрителям смысл начинающегося представления, артистично читая некое подобие либретто:

– Давным-давно, в чудесной, замечательной, волшебной стране под названием Родина жила-была симпатичная девочка. Звали ее Красная Шапочка. Откуда такое имя? Просто-напросто в этой замечательной стране все люди были красными, а девочка очень любила носить свою шапочку, которую ей когда-то подарила бабушка. Добрые люди так ее и прозвали. Красная Шапочка была совсем маленькой, наивной девчушкой, только-только закончила университет и ничего еще не знала, кроме ядерной физики.

А бабушка у Красной Шапочки жила в прекрасной, сказочной, но далекой стране под названием Церн и работала в центре ядерных исследований. И случилась в этой сказочной стране большая беда. Предсказали шаманы-теоретики, что якобы должен явиться скоро всему миру неуловимый бизон по имени Проклятый^[44]. И что поймать необходимо этого неуловимого бизона, ибо рухнет без него вся Стандартная модель, и не перенесут этого жители страны сказочной, потому что бесконечно обидно станет им за бесцельно прожитые годы.

 
И прознала свет Красная Шапочка
О беде этой страшной, немыслимой
Из экрана волшебного, синего,
Из сети скоростной, интернетовской.
Пожалела девчушечка бабушку.
Покричала друзьям своим знающим,
По иконкам волшебным покликала:
Из Курчатника – центра научного,
И из Обнинска – города дивного,
Из других волостей да губерниий
Необъятной, большой своей Родины
Отозвались спецы многомудрые
И сплели для нее сети хитрые
Для поимки бизона проклятого.
Не уйдешь ты, бизон, от охотников,
Не сбежишь из ловушек расставленных!
 
 
Только мама ее опечалилась.
Ей по-своему жаль было бабушку.
Но о том знала женщина мудрая,
До чего не додумалась девочка.
Что страна та чудесна и сказочна,
Да лежит за лесами дремучими,
За железным лежит да за занавесом.
Не пройти этот занавес доченьке,
Не проникнуть сквозь страшные заросли.
Охраняют его звери лютые,
Не жалеют они малых девочек.
Это серые эмвэдэшники
Да зеленые пограничники
И таможни служители синие.
Не дадут они корочку красную
Для прохода кордонов построенных,
Отберут твои сети хитрющие,
Продадут их купцам, денег алчущим.
Пропадешь ты, душа моя милая.
 
 
Не послушалась Шапочка женщину.
Поспешила на помощь соратникам,
Так хотела помочь им, несчастная.
Но права была мудрая женщина,
И не выдали, серые, корочку,
Запретили бежать прочь из Родины.
«Мы тебя, – говорят, – перебежчица,
Научили уже уму-разуму.
Ты познала секреты волшебные,
Ну как выдашь ты их бусурманину!»
 
 
И заплакала Красная Шапочка,
Так она испугалась за бабушку.
Что не сможет помочь ей, несчастненькой,
Что погибнет страна та чудесная,
Без сетей, на бизона расставленных.
Но недолго грустила красавица,
Прибежали к ней молодцы храбрые,
То хэд-хантеры^[45] были могучие.
Разрешили они неприятности:
Мзду платили скупым эмвэдэшникам,
Сквозь границу проезд обеспечили
И с таможней решили все сложности.
 

То-то радости было у физиков!»

Софиты направили свои лучи на импровизированные кулисы, из которых неожиданно, словно чертик из табакерки, выскочила Красная Шапочка в исполнении артиста Козырева, сделала книксен и поклонилась публике.

* * *

Представление имело грандиозный успех. Физики-лирики вдоволь потешились над бозоном Хиггса, довольно точно отмечая, подчеркивая некоторые моменты, которые всем присутствующим были давно и хорошо знакомы.

Вернув себе цивильный облик, Козырев, отыскав в толпе Вику, присоединился к праздничному пиршеству. Вспоминали университетскую жизнь, общих знакомых, преподавателей. Рассказывали, кто как устроился в новой жизни, чем приходится заниматься, что интересного произошло за два прошедших года.

Несмотря на февральскую стужу, в помещении было довольно жарко. Арсений вышел на улицу, чтобы остыть и вдохнуть немного свежего, морозного воздуха. Кафе находилось в глухом районе города, во дворах старых, хрущевских пятиэтажек. Уже давно стемнело, шел небольшой снег. Вдруг он услышал громкие крики и матерную ругань, доносившиеся из-за угла дома. Козырев поспешил на тревожные звуки и, завернув за угол, метрах в пятидесяти в лучах одинокого уличного фонаря увидел, как четверо здоровых парней жестоко избивали двоих знакомых с параллельного потока, которые только что отправились домой. Не раздумывая, Козырев бросился к ним на помощь.

Разум, затуманенный алкоголем, не осознавал возможной опасности. Несмотря на гололед, ему удалось набрать приличную скорость. С разбега, вложив в удар всю свою силу, он врезался в ближайшего к нему отморозка. Тот упал навзничь и не представлял более опасности, однако трое других, обернувшись на внезапное внешнее вторжение, бросили свои жертвы и синхронно двинулись на Арсения. Козырев не стал выжидать и атаковал ближайшего к нему врага. Ему показалось, что удар достиг цели, хотя полной уверенности в этом не было. Слева на него обрушился мощный хук, и земля зашаталась под ногами. С трудом сохраняя равновесие, он сделал несколько шагов назад и даже умудрился увернуться еще от нескольких столь же опасных выпадов, но полноценно сопротивляться уже не мог. Удары соперников начали достигать цели один за другим. В глазах потемнело. Он опустился на одно колено, все еще пытаясь из последних сил встать и продолжить сопротивление. Но удар ногой по голове окончательно свалил его на землю. Несколько секунд сознание еще не покидало его, перед глазами все поплыло, голова закружилась и, подняв последний раз свой взгляд на врагов, Козырев отключился.

Виктория вышла на улицу вслед за ним, тоже слышала крики и успела заметить, как Арсений скрылся за углом. Девушка не кинулась следом, а бросилась обратно в помещение и громко крикнула срывающимся от волнения голосом:

– Помогите, там драка!

Человек пятнадцать здоровых мужиков сорвались со своих мест и помчались на помощь. Все так спешили прибежать первыми на место событий, что в дверях образовалась настоящая давка, которая задержала их на несколько драгоценных секунд.

Столь мощное подкрепление явилось для стана недоброжелателей полной неожиданностью. Когда они заметили приближающуюся к ним возбужденную толпу, бежать уже не было никакой возможности. Невысокий заборчик, большие сугробы и глубокий снег перед входом в подъезд ограничивали свободу маневра. Толпа быстро отрезала все возможные пути к отступлению и набросилась на опешивших врагов. Те, собрав остатки сил, забыв про раненых на поле брани, с неимоверными усилиями все-таки прорвали окружение и бросились врассыпную.

Кто-то из прибежавших успокаивал пострадавших, несколько человек склонились над Арсением. Вика отстала от авангарда всего на несколько секунд и сразу же кинулась к любимому. Встала перед ним на колени, не обращая внимания на лед и мороз. Достала носовой платок и принялась вытирать тающий снег с его лица. Осознав, что он не реагирует на внешние раздражители, ужасно испугалась и истошным голосом завопила:

– Кто-нибудь! Вызовите скорую!

Арсений очнулся минут через пять. Его тошнило, ужасно болела голова и очень хотелось спать. В скорую помощь уже позвонили. Друзья помогли ему подняться, Вика немного успокоилась, лишь негромко всхлипывала и машинально продолжала вытирать ему лицо. Крови не было, но один глаз заплыл и почти не видел. Сильно болела правая рука.

Досталось и противникам. Больше всего пострадал тот, на кого пришелся первый наскок Козырева. Несколько серьезных ударов успели получить и остальные, которых к этому моменту уже и след простыл. Но все они были в сознании, и состояние их здоровья не вызывало опасений. Арсений же выглядел неважно.

В больнице его успокоили. Перелом руки и сотрясение мозга, ушибы. В остальном все было в порядке. Повреждений внутренних органов не было. Помощь подоспела вовремя. Вика вместе с Жориком Коломинским и Алексеем Линерштейном все время были рядом, до тех пор, пока врачи, сделав обследование в приемном покое больницы, не увезли его в палату. Глубокой ночью расстроенные всем произошедшим друзья разошлись по домам.

Рано утром Вика уже была в больнице. Несмотря на неприемные часы, она сумела добраться до палаты Арсения. Он чувствовал себя лучше, но по-прежнему жутко хотелось спать. Следы вчерашнего побоища на лице делали его неузнаваемым. Девушка с трудом сдержала слезы при виде любимого.

– Ты скажи мне, почему ты побежала за помощью, а не рванула сразу же за мной следом? – спросил он с улыбкой Вику.

– И чем бы я тебе помогла там? Бегала бы вокруг и кричала? – удивилась девушка.

– Да нет, я ж не говорю, что ты поступила неправильно. Ты молодец, все верно сделала. Но просто в такие моменты люди редко способны трезво мыслить, обычно поддаются первым спонтанным эмоциям. Даже я, который всегда считал себя холодным и рассудительным человеком, не додумался позвать на помощь, а сам рванул спасать мир.

– Не знаю. Я как-то сразу решила, что нужно звать на помощь. А вот ты как раз и должен был бежать туда! Еще немного, и неизвестно чем бы все это могло обернуться для твоих друзей.

– А из-за чего была драка?

– Я не знаю, – удивилась Вика. – А что же ты бросился на защиту, если даже не знал, кто прав, а кто виноват?

– Так наших же били! В критической ситуации своих надо защищать. С ними и потом разобраться можно будет, но для начала их все равно придется спасти. Как они, кстати?

– Нормально. В больницу попал только ты. Можешь считать, что ты их спас.

– Так я что, теперь герой? – Арсений попытался улыбнуться, но лицо скорчилось в ужасную гримасу.

Вика бросилась к нему на шею и тихо прошептала, шевеля губами прямо возле его уха:

– Только пожалуйста, никогда больше так не делай! Я очень испугалась! Мне никто не нужен, кроме тебя, мне нет никакого дела до других людей. Мне все равно, что бы там с ними ни произошло, когда я думаю, что могла бы потерять тебя!

Арсений обнял девушку и поцеловал ее в шею. Уже через несколько дней он сбежал из больницы, не дожидаясь выписки.

* * *

Едва вернувшись домой, Козырев сразу же позвонил Малахову и договорился о встрече. Евгений Михайлович уже успел прослышать о его приключениях и удивился неожиданному звонку:

– И что же ты, позволь спросить, делаешь дома? Тебе еще лежать и лежать требуется, друг мой милый! В таких случаях необходим полный покой!

– Как будто дома я не могу заниматься тем же, – пробурчал в ответ Арсений, – только с гораздо большим комфортом. Впрочем, это не важно сейчас. Важно другое. Я, пока там лежал, надумал кое-что интересное. Может быть, у меня время свободное появилось, а может быть, просто мне хорошо мозги на место вправили. В общем, нужно встретиться.

– Ну хорошо. Но, коль уж ты у нас сейчас больной на всю свою гениальную голову, то и лежи дома. Я сам к тебе приеду. Тем более я все равно должен навестить героя, пострадавшего в неравной схватке. Привезу тебе апельсинов.

Вечером Вика встретила Малахова и проводила в комнату, где Арсений расположился на диване, уютно закопавшись в целую гору подушек, оставила их вдвоем, а сама занялась ужином. Евгений Михайлович пожал пострадавшему руку, осмотрелся и аккуратно присел в потрепанное кресло.

– Ну вот так мы и тут и поживаем, – развел руками Козырев, демонстрируя профессору окружающую обстановку.

– Нормально. Мы хуже начинали. Все ж таки ты молодец, что решил пуститься в самостоятельное плаванье. Ну давай выкладывай, что ты там надумал!

– Да все опять началось с моих снов. Из-за сотрясения мозга я находился в странном состоянии, в некоторой такой прострации. Все время хотелось спать, а засыпая, я проваливался в какую-то сюрреалистическую бездну, которую сложно описать в обычной ситуации, то бишь наяву. Знаете, так бывает иногда, когда сильно устаешь и нет сил даже сны смотреть. Вокруг тебя что-то происходит, ты вроде бы даже участвуешь, но скорее как сторонний наблюдатель. При этом во сне все эти сюрреалистичные картинки кажутся тебе абсолютно логичными, здравыми, и, самое главное, многое объясняющими. У меня так бывало уже не раз, но обычно, когда наутро я просыпался, я лишь пожимал плечами и думал: «Ну и бред, как такое вообще возможно. Приснится же…» При этом где-то глубоко внутри меня все же оставалось некоторое ощущение, будто я упускаю что-то очень важное. Впрочем, оно обычно быстро забывалось.

Малахов поудобнее расположился в кресле, закинул ногу на ногу.

– Извини, что перебиваю, можно мне стаканчик водички, – вежливо попросил он Арсения. – Пока доехал, прямо измучился от жажды.

– Да, конечно! Мы скоро будем ужинать, а пока, может, чайку?

– Нет-нет, просто холодненькой водички, если можно.

– Вика! – громко крикнул Арсений.

– Через минуту девушка явилась на зов. На ней был надет яркий матерчатый передник, в правой руке она держала большой кухонный нож.

– Викусь, принеси, пожалуйста, Евгению Михайловичу попить. Да и мне тоже. За компанию. А может быть, что-нибудь покрепче? – обратился он к гостю.

– Нет, тебе нельзя, и я не буду тоже. Просто водички.

– А давайте я вам лучше компотика холодненького налью, вишнево-смородинового. Я сама варила.

– Можно, пожалуй.

– Ага, неси! – обрадовался Арсений, который вообще любил много и часто пить, а после травмы поглощал иной раз по литру воды в час. – Так вот. Так же было и на этот раз. Я проснулся, и в голове у меня было одно-единственное слово. Оно преследовало меня всю ночь, находилось постоянно на переднем плане сознания, будто его высекли в граните огромными тяжелыми буквами и надежно внедрили туда посредством некой неизвестной силы. Открыв глаза, я по инерции, как зачарованный, продолжал повторять про себя это слово, уже не понимая, что конкретно оно обозначает и как именно оно мне секундой раньше все объясняло. И вдруг на какое-то мгновенье, буквально на сотую, тысячную долю секунды, в голове всплыла отчетливая картинка, образ, который я не смогу описать словами. Но в этот момент мне внезапно стало ясно абсолютно все. И я сумел, успел ухватиться за эту ниточку, протянутую мне моим поврежденным рассудком из потустороннего мира, потянуть за нее, восстановить часть за частью таинственные призраки в происходящей реальности, проявить, перевести на наше восприятие, трансформировать в понятные образы. Разместить и надежно закрепить в своей голове.

Вика тихонечко, чтобы не помешать беседе, принесла на расписном подносе графинчик с компотом и два высоких стеклянных стакана со льдом. Наполнила их великолепным напитком яркого рубинного цвета и так же незаметно удалилась. Через призму окрашенной жидкости ледяные кристаллы выглядели подлинными драгоценностями, а жажда предсказывала обоим собеседникам истинное наслаждение от предстоящего поглощения напитка. Благодаря кубикам льда поверхность стакана буквально на глазах покрывалась мутной дымкой, добавляя тем самым дополнительные нотки предвкушению подлинного блаженства.

– Ну и что же это было за слово такое волшебное? – нетерпеливо спросил Малахов.

– Фрактал^[46]!

– Фрактал? – удивился Евгений Михайлович.

– Да, фрактал. И если бы не вспыхнувшая на миллисекунду в моей голове картинка, я бы никогда не сумел восстановить ту идею, которая явилась ко мне во сне. Тут уж думайте, что хотите. Что это было: бред воспаленного мозга или я случайно уловил нужную информацию, на которую уже настроил свой мозг, постоянно думая об этом в больнице. А может быть, это было божественное вмешательство. Я не знаю. Но вот что это слово означает на самом деле…

Профессор снова заерзал на неудобном кресле, пытаясь нащупать позу поудобнее.

– Помните исследования Эмото Масару^[47]? Про воду, – продолжал Арсений. – Недавно вышла книга, я уточнил ее название – «Послание воды». Он утверждает, что молекулы в воде именно при ее жидком агрегатном состоянии способны объединяться в кластеры. И кластеры эти вовсе не хаотичны. Их структура от чего-то зависит. От чего? Он утверждает, что от слов, от музыки, от действий. В общем, от человеческих эмоций. Но что есть эмоции, как не наши мысли? И если сосредоточить наши исследования в этом направлении, я думаю, что мы сумеем выявить определенные, несомненные закономерности. Если вода действительно способна каким-то образом материализовывать в виде, доступном для исследований, текущее состояние информационной матрицы, то с этим уже можно работать, можно изучать. Пытаться как-то, я не знаю, понять, расшифровать. А что такое есть кластер, как не фрактал? Фракталы неплохо изучены. Фрактал – это практически рекурсия, многократное обращение к одним и тем же свойствам, только на разных уровнях абстракции, их легко исследовать с помощью математических методов и специального программного обеспечения.

Поскольку Евгений Михайлович хранил молчание, внимая каждому слову своего молодого друга, Арсений, смочив пересохшее горло несколькими глотками прохладного компота, вновь с жаром продолжил приводить доводы в защиту своей новой идеи:

– А если это действительно так? Вы только представьте! На Земле огромные, неисчерпаемые запасы воды. Все живое состоит из воды. Если существует зависимость нашего состояния от ее структуры, то многие необъяснимые до этого вещи могут стать очевидными. А если вода лишь отображение общего информационного поля? Тогда, расшифровав этот божественный код, мы сможем искусственно создавать воду нужной структуры и, возможно, использовать ее для обратного процесса – процесса непосредственного влияния на матрицу. Не мыслями, не путем непонятной процедуры, которая еще проходит цензуру у высших сил, а прямо так, напрямую, создавать, конструировать наш мир! Строить реальность!

– Погоди, погоди, – не выдержал на этот раз профессор. – Тут ты, мне кажется, чрезмерно увлекся своими фантазиями. Давай-ка вернемся в более рациональную плоскость. Что ты там говорил про кластеры и про фракталы?

– Вспомните морозный рисунок на стекле! – Арсений спустился с небес на землю. – Вспомните снежинки! Чем не фракталы? А ведь при этом не существует двух абсолютно одинаковых снежинок. Что заставляет воду кристаллизоваться в такие необычные, причудливые формы? И почему они всегда разные? Это пока неизвестно. Так давайте найдем ответ на этот вопрос! И я уверен, мы не разочаруемся!

– И как ты себе это представляешь?

– Берем воду, для чистоты эксперимента разбиваем кластеры, добиваемся того, чтобы жидкость существовала в виде отдельных молекул. Это несложно. Достаточно ее заморозить или, наоборот, выпарить, а потом вернуть обратно, в жидкую фазу. Мысленно воздействуем строго определенным образом. Фиксируем состояние воды – например, заморозкой или фотографированием. Разделяем на конкретные кристаллы, выбираем репрезентативный набор произвольных объектов, чтобы обеспечить статистическую достоверность результатов. Загружаем изображения в компьютер, ищем закономерности. Повторяем эксперимент несколько раз. Затем воздействуем иным образом. Опять то же самое – ищем закономерности. Если закономерности присутствуют и при различных воздействиях они разные, а при одинаковых – однотипные, то мы доказали существование эффекта. Останется лишь разработать математический аппарат для его описания.

– Да, не зря говорят: все гениальное просто. Звучит так, что становится странным, почему мы до сих пор до этого не додумались. Несмотря даже на то, что эксперименты Эмото Масару пока не признаны научным сообществом, свойство кластеризации воды кажется мне очень перспективным для исследований. Казалось бы, что идея лежит на поверхности, – Малахов неожиданно замолк на несколько секунд. – Да, очень хорошая идея. Ты знаешь, Арсений, что я не сильно люблю тебя хвалить, потому что твое самомнение и так слишком уж гипертрофированное, но в данном случае справедливости ради необходимо отдать тебе должное! Эта мысль действительно кажется мне перспективной. Ты только не слишком-то задирай свой нос! Я пока хвалю только идею, до реальных практических результатов тут еще работать и работать! Предстоит приложить титанические усилия, прежде чем мы сможем достичь действительно приемлемых результатов со строго научной точки зрения. Но, по крайней мере, это уже что-то. Направление, в котором можно начать движение.

Козырев ничего не ответил, но было отлично заметно, насколько приятна ему похвала учителя, одного из немногих людей, которого он очень уважал и мнение которого для него было, несомненно, важным.

– Основная проблема всех исследований гипотетической памяти воды в том, что свойство это имеет чрезвычайно тонкую материю и практически неуловимо, – рассуждал Малахов. – Ведь действительно, сколько кластеров даже в самой маленькой капельке воды? Огромное количество! Какой из них выбрать? Как они связаны между собой? Может быть, значение имеет не отдельный кластер, не конкретный кристалл, а целый их конгломерат? Или весь объем? Или вообще вся вода сразу? А сколько эмоций в нашем огромном мире! Сколько информации! Как выделить из этой массы единственную? Обеспечить влияние на воду лишь одной из всех одновременно существующих мыслей? Как это все потом обработать, как найти эти закономерности, не пропустить их? Мы ведь даже не знаем, в чем они могут выражаться.

– Я считаю, нужно начать, ввязаться в бой, а там будет видно.

– Пожалуй-пожалуй! – Малахов встал с неудобного кресла и прошелся по комнате, разминая замлевшие члены. Его любопытство естествоиспытателя было наконец-то удовлетворено, и он готов был с удовольствием посмаковать интересную идею, разобрав ее до мельчайших деталей. – Ну хорошо, расскажи мне теперь, как ты все это вытаскивал из своего сна?

– А, ну с большим трудом, по крупицам, образ за образом. Мне повезло, что удалось на какое-то мгновенье увидеть всю картину целиком, иначе я бы ни за что по слову «фрактал» не догадался бы, что речь идет о кластерах. И что вода может представлять из себя прекрасный материал, способный отображать на макроуровне состояние тех сущностей, которые недоступны даже для современных средств исследований микромира. Я ведь, если честно, и с результатами работ Масару был до сегодняшнего дня не очень-то знаком.

– И как же выглядела эта полная картинка, которую тебе удалось вспомнить?

– А это нельзя описать словами, потому что для нее нет подходящих образов в нашем мире. Честно говоря, я думаю, что мне удалось наяву ее «увидеть» в своей голове, только потому, что я сам сейчас не вполне адекватен из-за этой чертовой травмы. Хотя как тут не вспомнить пословицу: «Не было бы счастья, да не счастье помогло». В общем, там была вода в каком-то непонятном объеме, будто заполняющая собой все пространство сразу, там были кластеры, там были кристаллы, но не как конкретные объекты, а скорее как понятия. И все это будто бы срослось вместе в едином футуристическом образе. А я внутри всего этого, и одновременно это все внутри меня. И суть вещей настолько мне прозрачна и очевидна, что остается удивляться лишь одному: как это я до сих пор не сумел разглядеть столь конкретную вещь. И одно слово, которое с каждым ударом сердца беспрестанным эхом снова и снова возникало у меня в голове: «фрактал, фрактал, фрактал». Как квинтэссенция всего происходящего.

Вика позвала ужинать. Она предложила в честь визита дорогого гостя накрыть на стол в комнате. Да и Козыреву по состоянию здоровья пока следовало бы находиться недалеко от дивана с его мягкими, удобными подушками, но юноша категорически отказался признавать себя больным, и вся небольшая компания переместилась на кухню.

Соскучившись по Арсению за то время, что он находился в больнице, Вика с огромной нежностью в душе приготовила его любимые блюда. Селедка под шубой фиолетовой горкой вздымалась над большой овальной тарелкой. Козырев любил, чтобы рыба в этом нехитром угощении была нарезана большими кусками, но при этом содержалась в каждом кусочке яства, попадавшем в рот. А у девушки были свои секреты, которые делали вкус простого в общем-то блюда по-настоящему изысканным. Она не открывала секрет, сколько ни пытал ее Арсений, а всегда уверяла его, что у него нет никакой необходимости в этой тайне, потому что она всегда будет рядом и с удовольствием приготовит ему сама, стоит ему только пожелать. И хотя его интерес был скорее теоретическим – навряд ли он сам стал бы когда-нибудь готовить селедку под шубой, – вскоре он сдался и больше не донимал девушку своими расспросами.

В качестве горячего подавались картофельные зразы в грибной подливке. Эти небольшие круглые котлетки с сочным фаршем внутри Козырев полюбил с детства, их часто готовила его бабушка. Однажды он сказал об этом Виктории, и оказалось, что она тоже любит это блюдо. Рецепты немного отличались, но после двух-трех попыток совместными усилиями им удалось добиться того самого вкуса, который так нравился Арсению.

Подливка была не из банальных шампиньонов, которые можно купить на каждом шагу в любое время года, а из настоящих белых грибов. Где хозяйке удалось их отыскать в морозном московском феврале, тоже осталось загадкой.

Пока мужчины поглощали селедку под шубой, зразы аппетитно шкворчали на сковороде, а аромат лесных грибов приятно щекотал нос и дополнительно возбуждал аппетит, который у проголодавшихся ученых и так был весьма изрядным. К зразам подавались всевозможные соления, которые многочисленные Викины родственники, несмотря на все возражения Арсения, умудрились впихнуть им при отъезде из Крыма. И хотя Козырев постоянно чертыхался, таща неподъемные сумки, очередная баночка с соленьями во время долгой зимы заметно поднимала настроение. Огурчики, сладкий перчик, острый красный и зеленый перчик, чесночок, черемша, некрупные, но сладкие помидоры, по форме напоминающие сливы, кабачки в виде вкуснейшей хрустящей закуски и, конечно, ароматное сало, которое Вика солила сама, тщательно выбирая на рынке подходящую часть свиной туши. Это тоже было особое искусство, овладеть которым можно только проведя большую часть своей жизни в Украине.

– Да, угощение определенно требует водочки! Я бы даже сказал, горилки! – смачно причмокнув губами, произнес Малахов. – Жаль, Арсений, что тебе нельзя. Такие закуски пропадают зря!

– Ой, а давайте мы с вами выпьем по рюмочке, – воодушевленно предложила Вика. – Пусть он нам завидует, нечего лезть куда попало! У нас как раз есть холодненькая, прямо оттуда, из Крыма! Родня нас не забывает, постоянно передачки присылают с проводниками.

– Ага, – проворчал Арсений, – от их передачек руки потом отваливаются! Я уже задолбался ездить на вокзал встречать их. Можно подумать, мы тут голодаем!

– Правильно, Виктория, давай-ка мы с тобой по чуть-чуть, – поддержал девушку Малахов. – Чего мы будем смотреть на этого ворчуна? Ворчит, как старый дед.

За столом беседа наконец-то переключилась на более земные, насущные проблемы. Евгений Михайлович был очень обаятельным, простым собеседником, и девушка совершенно не чувствовала разницы ни в возрасте, ни в социальном положении. Он изящно и тонко шутил, Вика звонко и заразительно смеялась. Арсений чувствовал себя необыкновенно тепло и комфортно в компании этих людей, которые стали для него самыми близкими существами на земле, не считая родителей, конечно.