Читать книгу: «Встретимся под звездами», страница 4

6. Уэстон

Дева

Девы всегда полагаются на свой ясный ум.

Я стиснул руль. Свернув с узкой тропинки на улицу, где находился мой дом, я увидел на другой стороне белый фургон, который было ни с чем не перепутать. Рядом никто не жил, ездить сюда было незачем, поэтому оставался лишь один вариант. Эти проклятые папарацци все никак не могли угомониться и как стервятники выискивали скандальные истории. После моего ухода прошло уже достаточно времени – целых полгода, но, похоже, всегда находился кто-то, кому хотелось покопаться в мутных, тихих водах в поисках золота. Жалкое зрелище.

Я остановился позади фургона. Никакой надписи на нем не было: возможно, он принадлежал какому-то крошечному каналу, который все равно никто не смотрел. Мне не стоило о нем думать. Лучше было поехать дальше. Забыть про него. Но я не смог. Меня острыми когтями пронзила ярость, оставив после себя жгучую боль. Только из-за этих стервятников моя жизнь за секунду повернулась на сто восемьдесят градусов. И это еще не все. Я потерял дорогого мне человека, одного из тех, кто значит для меня больше всего на свете. Среди кучи льстецов было трудно найти кого-то, кто скажет тебе правду. Ричард был таким. Честным, невероятно преданным, настоящим другом. Чувство вины разъедало меня изнутри, образуя в груди дыру.

Нет, я не мог просто заехать к себе на участок, ничего не сделав. Поэтому вышел из машины и, сжав руки в кулаки, направился к фургону. Я изо всех сил заколотил по водительскому окну, и долговязый мужчина за ним вздрогнул.

Он осторожно опустил стекло, но совсем чуть-чуть, наверное, потому, что мой вид не предвещал ничего хорошего.

– Да? – раздался писк изнутри.

От этого я разозлился только сильнее. Он хотел выведать что-то интересное, при этом прямо не общаясь с жертвой? Извини, но со мной такое не пройдет.

– Проваливай, – рявкнул я. – Здесь смотреть не на что, лучше трать свое жалкое существование на что-нибудь другое, а не шпионь за незнакомцами, пытаясь разрушить их жизнь.

– Что?

– Ты меня понял. Еще раз тебя здесь увижу – разнесу твой фургон на части с тобой внутри.

Не дожидаясь ответа, я повернулся и пошел обратно. Загудел двигатель фургона, и этот тип смылся так быстро, как только мог. И правильно сделал.

Вернувшись к себе в машину, я попытался отдышаться и собраться с мыслями. Нельзя было поддаваться таким неприятностям и позволять им выбивать себя из колеи. Пора было наконец прийти в себя, но вдруг в горле стал неудержимо расти комок, и мне словно стало нечем дышать. Глаза зажгло, и на них выступили слезы, которые я вытер, испытывая при этом неподдельный гнев. Мне ужасно надоело так себя чувствовать. Беспомощность была не для меня.

Хокинг тихо вздохнул и зевнул, будто почуяв мое состояние. Это помогло мне взять себя в руки и свернуть к дому.

Все еще дрожащими пальцами я набрал цифровой код на терминале доступа, и высокие кованые ворота распахнулись. Открывавшийся вид каждый раз возвращал меня в реальность, и я понимал, что принял правильное решение. Дело в том, что полгода назад, когда я резко бросил жизнь в Лондоне, старый загородный дом в Кентербери попал мне в руки совершенно случайно.

Моих накоплений на него хватало, и долго раздумывать я не стал. Покрытый вьющимися растениями палладианский¹⁶ дом семнадцатого века был построен из серого кирпича и украшен небольшими башенками с горгульями и узкими колоннами, окаймлявшими вход. Мне понравились фронтоны и окна эркера¹⁷, а также огромная библиотека, которая влюбила в себя с первого взгляда: это было самое просторное помещение с обшитыми деревянными панелями стенами и высокими книжными шкафами.

Однако главной причиной, по которой я сразу решился купить дом, была обсерватория, располагавшаяся на краю утеса на участке в сто гектаров. Ее построили где-то в девятнадцатом веке и усовершенствовали несколько лет назад. Это место словно было создано специально для меня. Оно будто только и ждало, когда я его обнаружу.

Я заехал во двор, и ворота за мной закрылись. Под колесами захрустел гравий; наконец я припарковал «ауди» рядом с черным мотоциклом «Ямаха-Ви-Макс» и черным блестящим «бентли», похожим на автомобиль Джеймса Бонда. Хотя я никогда бы в этом не признался, я был рад, что сегодня мне не придется быть в одиночестве. Код доступа в мое владение знали только Кэмерон и Амброз, потому что им я полностью доверял.

Я вышел из машины и выпустил из багажника Хокинга, который с громким гавканьем спрыгнул вниз и побежал вокруг дома. Тем временем день уже сменили сумерки, но до окончательного заката оставалось еще два часа.

Я взял с пассажирского сиденья кожаный портфель с бумагами и поднялся по лестнице, ведущей к входной двери. На самом деле для одного человека здание было слишком большим, но мне нравилось ощущение свободы, которое охватывало меня дома. Старая квартира в Лондоне всегда казалась мне слишком тесной, однако переехал я совсем не из-за того. Настоящая причина девять месяцев назад заявилась ко мне сама.

Я открыл дверь и сразу услышал доносившиеся изнутри голоса, то и дело прерываемые лаем Хокинга.

Войдя в гостиную из коридора, я увидел, что широкая дверь террасы была уже открыта, а мои друзья сидели с пивом на удобных креслах. Светлые волосы Кэма, как обычно, были уложены в пучок, а его кожа выглядела загорелой; он улыбнулся мне, продемонстрировав ямочки на щеках.

– Что, опять не смогли дождаться нашей встречи?

– Уэст, ты же знаешь, как сильно мы по тебе скучаем, – ответил он.

Амброз протянул мне бутылку пива, я поблагодарил его и опустился в одно из свободных кресел. В застегнутой на все пуговицы строгой рубашке, очках с темной оправой и с зачесанными назад черными волосами он выглядел, как всегда – будто библиотекарь, которым он, по сути, и был. Проработав некоторое время в Лондонской библиотеке, он исполнил свою мечту. Теперь у друга был собственный небольшой книжный магазин в центре Лондона, и он нашел свое призвание – так же как и Кэм, ставший профессиональным экстремальным скалолазом и проехавший полмира. Я один сбился с пути, которому следовал с юности.

Хокинг сунул голову мне под руку, словно желая меня подбодрить, и я его погладил.

– Ну что, как там дети? – спросил Кэм, который все никак не мог понять, почему я бросил работу на стриминговом сервисе.

Конечно, он понимал, что мне было необходимо отдохнуть, но для него оставалось загадкой, зачем из-за этого я перевернул всю жизнь с ног на голову. Ему был не нужен ни постоянный дом, ни безопасная гавань, куда все время можно вернуться, и, честно говоря, я и сам не считал себя одним из тех, кто в этом нуждался. Но мне надоели вечные поездки и беготня, жизнь на пустых, безликих исследовательских станциях, время в перерывах между мероприятиями и квартира, которой я почти не пользовался.

– У них все хорошо, – ответил я. – Учатся прилежно.

– Радуйся, что у тебя нет таких ребят, какими были мы, – с ухмылкой сказал Кэм.

– Нам бы делали замечания вдвое реже, если бы ты не подстрекал сбегать по ночам и ходить на пляж, – потягивая пиво, заметил Амброз.

– Брози, да перестань: никто, кроме меня, не вытащил бы вас из зоны комфорта.

– Так может, нам было в ней хорошо.

Кэм рассмеялся.

– Не забывай, что Мэдди Макадамс поцеловала тебя только из-за меня. Если бы я не пригласил ее и ее симпатичную подружку составить нам компанию, у тебя бы так и не было первого поцелуя.

Амброз со вздохом закатил глаза. При этом он до сих пор выглядел как итальянская модель, пусть и не любил, когда ему так говорили. Он пользовался популярностью у девушек, и Кэм не имел к этому никакого отношения. Однако пока наш друг не нашел ни одной, которая бы соответствовала его высоким требованиям, причем в долгосрочной перспективе.

– Думай, что хочешь, мне без разницы. Я буду у тебя в долгу за этот поступок вечно.

– Это я и хотел услышать, – сказал Кэм, поднял бутылку и отпил пива.

– Не странно – снова там оказаться? – на сей раз Амброз задал вопрос мне.

Я ненадолго задумался и поковырял этикетку бутылки.

– Я солгу, если скажу «нет». Порой это и в самом деле странно, особенно потому, что я занимаю то же место, где был с нами Ричард. Говорю то же самое, чему он учил нас. – Друзья понимающе кивнули, их лица помрачнели. – Но в то же время мне кажется, что так я словно стал к нему ближе – понимаете, о чем я? Словно мне надо этим заниматься, чтобы продолжить его наследие.

– Да, конечно, – сказал Амброз. – Вы были особо близки, ты был ему как сын. – Он поднял бутылку. – За Ричарда.

Мы с Кэмом повторили за ним. Внутри снова вспыхнула тупая боль от чувства вины, глубоко засевшего у меня в груди. Мои друзья знали многое. Но до сих пор не все.

– За Ричарда. И астрономию! – ответил Кэм, мы чокнулись бутылками, однако неприятное чувство никуда не исчезло.

Хокинг снова уткнулся мне в руку.

– Похоже, кто-то проголодался.

Я встал.

– Спасибо за заботу, я и впрямь умираю с голоду, – сказал Кэм и потер живот.

– Вообще-то я про собаку.

– И если бы не я, ты бы до сих пор называл беднягу просто собакой. Как так можно? – Хокинг подошел к нему, и Кэм потрепал его по шерсти и заговорил тоненьким голосом, как делали многие, разговаривая с животными или маленькими детьми. Мне это казалось невыносимым. – Правда, мой мальчик, хороший мальчик Хокинг? Ты ведь заслужил достойное имя!

Я со вздохом закатил глаза.

– Ладно, стейки для собаки и для нас. Кэм, включи гриль, чтобы он пока нагрелся.

– Будет сделано!

* * *

Спустя час я открыл купол обсерватории, и мы с Кэмом и Амброзом по очереди смотрели в телескоп на темное ночное небо, а Хокинг лежал в своей лежанке в углу и умиротворенно дремал. Я бывал здесь очень часто, однако каждый раз вид по-прежнему казался удивительным. Наверное, я никогда не смогу наглядеться на эту картину. Способен ли человеческий разум вообще когда-нибудь постичь и по-настоящему понять Вселенную? Раскрыть все подробности, которые только можно? Я в это не верил, и именно это меня и привлекало. Это был неисчерпаемый источник вопросов, на которые нужно было ответить.

Потягивая пиво и сменяя друг друга у телескопа, мы любовались космическими туманностями, четырьмя галилеевыми спутниками Юпитера, галактиками, находившимися на расстоянии миллионов световых лет, или Сатурном с кольцами. Новыми звездами, которые рождались, или старыми, погибавшими в огне.

Мы словно смотрели в постоянно менявшуюся бесконечность. В нечто противоположное застою. Нечто совершенное.

7. Нова

Рак

Раки не склонны рисковать.

– Когда это мучение уже закончится? – прошептал мне коллега Уильям, пока мы стояли на кухне редакции и пили за счастье будущей мамы. Казалось, будто сотрудники «Станнинга» собрались в маленькой комнате подобно стаду овец в предвкушении сенсации. – Подожди еще: скоро Мелани будет с утра до вечера говорить только о детской одежде, детском питании, детской рвоте, именах и обо всем, что нужно для ребенка.

Я толкнула Уилла локтем в бок.

– Прекрати, дай ей порадоваться, – резко прошипела я и подняла бокал с шампанским в сторону нашей коллеги, которая только что закончила речь и теперь всем улыбалась, словно светясь изнутри, как бывало у многих беременных. Уилл повернулся к кухонному гарнитуру, у которого мы стояли, и взял одну из маленьких пицц, принесенных Мелани.

– Мне уже ее жаль. Ей придется все время прислуживать слюнявому сосунку, – промямлил он с набитым ртом и нацепил фальшивую улыбку, снова повернувшись к остальным.

– Не будь таким озлобленным, – ответила я.

Уилл вздохнул.

– Дай мне позлиться. Если уж кто и имеет на это право, так это я.

Он печально улыбнулся. На самом деле мой коллега и друг Уильям не был плохим человеком: он просто переживал очень неприятное расставание со своей любовью Лили, с которой встречался еще с детства. Они даже были помолвлены, но два месяца назад она сбежала с массажистом, к которому ходила на сеансы, как бы банально это ни звучало. Теперь Уиллу нужно было начинать все сначала. Ходить на неудачные свидания, знакомиться с людьми, которые в какой-то момент просто переставали отвечать на звонки и сообщения или оказывались слишком навязчивыми. Я отчасти понимала его негодование, пусть и не была так одержима поиском счастливых отношений. Благодаря маме и Сольвей я знала, что моя ценность не измеряется каким-то мужчиной.

Когда группа начала постепенно расходиться, мы опустошили бокалы с шампанским, поздравили Мелани лично и пошли по коридору обратно в наш общий кабинет.

– Как провела выходные? Что на сей раз выкинула твоя бабушка? Помоги мне отвлечься.

– Ой, я как раз могу рассказать тебе кое-что хорошее.

Я села на свое место напротив его стола.

Уилл высунул голову из-за монитора и с любопытством посмотрел на меня.

– Звучит интересно.

Я поведала ему об уборке на чердаке, о своей находке и последующем разговоре с мамой.

– Что? Ты серьезно?

Его глаза немного округлились.

– Я уж точно это не выдумала.

– Твой отец? С ума сойти! – сказал Уилл, на что я напряженно пожала плечами. – И ты будешь его искать?

– Честно говоря, пока не уверена. Понимаешь, прошел ведь не год и даже не два. Он ничего не знал обо мне двадцать восемь лет. Если это стало шоком для меня, то каково будет ему?

– Тебе нужно его найти! Нова, у тебя есть отец, и ты можешь с ним поговорить!

Страх перед тем, что меня ожидало, пересиливал любопытство. Или все-таки нет?

Наша начальница Джеральдина прошла мимо открытой двери кабинета, и мы быстро вернулись к работе. Внешне казалось, что я полностью поглощена составлением гороскопов на предстоящую неделю, однако в голове у меня вихрем кружились мысли. Да, прошло много лет, но разве это было причиной тратить еще больше времени только потому, что я боялась?

Мне ведь давно втайне хотелось поменять что-то в работе и в жизни. Куда подевалась смелая и увлеченная своим делом юная девушка, которая смотрела на меня из зеркал в начале моей журналистской карьеры? Как и почти все остальные люди на этой планете, я погрязла в рутине. Я каждый день писала гороскопы и небольшие статьи для не особо успешного женского журнала, несколько раз в неделю виделась с друзьями, иногда встречалась с какими-то парнями лишь затем, чтобы понять, что у нас ничего не получится, а по выходным навещала семью. Такой и была вся моя жизнь; разве я не жаждала приключений?

Я солгала бы, если бы сказала «нет».

Я с замиранием сердца открыла браузер и немного помедлила, прежде чем набрать в поиске имя Ричард Малрой. Две секунды, пока не загрузились картинки и текст, показались мне вечностью. Наконец передо мной появилась его фотография.

Затаив дыхание, я уставилась на мужчину лет пятидесяти. У него были темно-каштановые волосы, которые казались довольно густыми для его возраста и по оттенку напоминали мои собственные, его серые глаза, окруженные морщинками. Он выглядел милым – прямо как какой-то дружелюбный сосед из дома напротив. Впрочем, так выглядели и многие серийные убийцы: одна лишь внешность ничего не говорит о человеке. Тем не менее мне захотелось разузнать о нем больше: журналистка во мне словно очнулась от сна.

Я нажала на поиск картинок, и на мониторе появилось несколько фотографий. На многих он читал лекции, стоя у экрана или перед рядами студентов. На других он общался с влиятельными на вид людьми на конференциях, и казалось, что среди картинок совсем не было личных снимков. Я не находила ни семейных фотографий, ни профиля в социальных сетях. Возможно, женщина, которую тогда увидела мама, вовсе не была его новой подружкой?

Я открыла отрывок статьи из Университетского колледжа Лондона. Судя по всему, он преподавал там астрофизику и астрономию. Узнав об этом, я улыбнулась, поскольку отец любил звезды не меньше меня, и, наверное, отчасти это и связывало их с мамой. Я прямо-таки видела, как он спорил с Сольвей на тему астрономии и астрологии.

Я читала о человеке, который отдавал всю жизнь студентам и тратил кучу времени на работу. На многих фотографиях он был с молодежью, и что-то подсказывало мне, что он мог быть не таким уж и плохим; возможно, для некоторых он даже служил образцом для подражания. Однако чем дальше я читала, тем мрачнее становился тон статьи, и наконец я дошла до фразы, от которой по телу побежали мурашки.

Поэтому мы скорбим о смерти одного из самых удивительных людей, астрофизика и друга, погибшего в результате несчастного случая…

Я потрясенно перешла обратно в поисковик и снова набрала его имя, прокрутила страницы вниз и в самом деле обнаружила сообщение о похоронах Ричарда, на которых чуть не закрыли лондонское кладбище из-за того, что пришло очень много людей. Ричард был… На меня нахлынула сильная грусть. Мне не хотелось об этом думать. «Ричард оставил после себя работу в Университетском колледже Лондона и своих студентов».

Ни жены, ни детей, помимо меня. Вопреки мнению мамы, что он якобы променял ее на другую, он посвятил всю жизнь работе. Неужели это и было причиной, по которой они с мамой разорвали отношения? Я открыла еще несколько фотографий. На них были грустные люди в темной одежде. Мой взгляд упал на высокого мужчину на заднем плане. На нем был черный костюм и темные солнцезащитные очки, он стоял, сунув руки в карманы брюк, и глядел себе под ноги. Погодите-ка.

Я увеличила фотографию, поскольку что-то в этом человеке показалось мне знакомым. Неужели это… Боже, со времени моей встречи с Уэстоном Джонсом прошли годы, но его мне не забыть никогда. Тогда я написала о нем статью и благодаря ей снискала расположение начальницы.

Я вернулась к фотографиям, полистала статьи и сайт колледжа, а потом наткнулась на снимок, словно сделанный раньше остальных. На нем Ричард, смеясь, стоял рядом с Уэстоном, которому на вид было чуть за двадцать. Он казался значительно дружелюбнее и веселее, чем во время нашей встречи, и даже выглядел довольно милым с растрепанными темно-каштановыми волосами и трехдневной щетиной, которая была у него уже тогда. В студенческие годы он наверняка разбил немало женских сердец.

Я набрала их имена и увидела множество сайтов, где были сведения сразу о них обоих. Эти двое провели вместе большое количество конференций и лекций, а также в нескольких интервью Уэстон, будучи телезвездой, называл Ричарда наставником и близким другом. Я сразу поняла, почему во время моих первоначальных поисков его имя показалось мне слегка знакомым. Чем глубже я копала, тем сильнее убеждалась, что отец и Уэстон были не просто преподавателем и студентом – их связывало нечто большее. Отец Уэстона рано умер: возможно, поэтому он видел в Ричарде папу? Мне почему-то было больно осознавать, что Ричард был для него тем, о ком всегда мечтала я сама.

Уэстон Джонс бросает карьеру

После того как его наставник Ричард Малрой погиб в аварии, Уэстон Джонс на самом пике карьеры поспешно уволился с работы на стриминговом сервисе и, согласно журналистским расследованиям, переехал в старинный особняк в Кентербери. Он отрезал все связи с общественностью, не только разозлив поклонников, но и заплатив платформе пятизначную сумму из-за досрочного расторжения контракта и нарушения правил…

Я глубоко вдохнула и посмотрела в окно: мне нужно было осмыслить, что я только что прочла. Ричард, мой отец, которого я никогда не знала, был мертв. У меня уже не будет возможности с ним встретиться. Однако, судя по всему, он был хорошим человеком и многих вдохновлял. Прежде всего Уэстона Джонса. Уэстона Джонса, который был полной противоположностью Ричарду. Который думал, что мир вращается вокруг него и его многочисленных достижений в науке. Который отпускал высокомерные шутки об астрологии и считал себя важнее всех на свете. И который, возможно, был моей единственной зацепкой, чтобы узнать больше об отце. Я сложила два плюс два и, недолго думая, резко встала.

– Что такое? – удивленно спросил Уилл.

– Я сейчас!

Я помчалась в кабинет нашей начальницы и трижды постучала. Когда изнутри донеслось «войдите», я толкнула дверь, и Джеральдина ошарашенно подняла глаза.

– Нова, что случилось?

– Помнишь статью, которую я написала здесь во время испытательного срока? – я сразу перешла к делу.

– Конечно, – ответила начальница.

– Возможно, у меня получится снова подобраться к Уэстону Джонсу, так что я хочу написать еще одну, – твердо сказала я, поскольку у меня в голове уже созрела идея. Я могла узнать больше об отце и в то же время получить шанс разорвать порочный круг, в котором находилась. Уж как-нибудь выясню, где он сейчас был. В одной статье писали о Кентербери – уже хоть какая-то отправная точка, – а еще о каком-то лагере неподалеку. Может, эти сведения были как-то связаны?

Едва закончив говорить, я заметила, что глаза Джеральдины заблестели. Она не всегда вела себя справедливо или особенно любезно по отношению к сотрудникам, но в своем деле была голодной львицей.

– Закрой дверь и, пожалуйста, сядь. Что ты имеешь в виду?

Я послушалась ее и села.

– Я выяснила, где сейчас Уэстон Джонс, и мне нужна еще одна возможность с ним пообщаться. Моя первая статья принесла нам известность, верно? К тому же журнал лучше продавался. – Я поставила на карту все, поскольку знала, что была права. В первую очередь начальнице нужен был успех и хорошая репутация. – Я уверена, что смогу разузнать об Уэстоне Джонсе больше, чем пишут в газетах, выяснить, почему он отошел от дел.

Хотя я знала официальную причину, я чувствовала, что за ней скрывалось нечто большее. Гораздо большее. И что это наконец поможет мне продвинуться в карьере и станет приключением, о котором я так мечтала.

– И ты думаешь, что он просто согласится дать тебе интервью? Ты не первая: пробовали уже многие.

– Да, тогда тоже, и у меня получилось, так ведь? – уверенно ответила я.

На губах начальницы появилась легкая улыбка, и она сложила руки на столе. Я однозначно ее заинтересовала.

– Если у тебя выйдет уговорить мистера Астрономию на интервью и еще вдобавок разведать что-то, что он пытается скрыть, тогда я, пожалуй, возьму тебя новой обозревательницей, раз уж Мелани уходит в декретный отпуск.

– Правда? – спросила я, поскольку дело приняло довольно неожиданный оборот. Пусть я и подумывала вообще уйти из журнала и заняться более серьезной журналистской работой, сейчас у меня появилась возможность продемонстрировать свои способности, чтобы в дальнейшем Джеральдина учла мои достижения.

– Мне нравится, как ты мыслишь, ты отлично работаешь, а я уже давно раздумываю над тем, кто подойдет на эту должность. Конечно, есть и другие претенденты, но эта статья очень поможет тебе их обойти.

– Когда я могу начать? – с воодушевлением спросила я.

– Закончи дела на сегодня и подыщи себе жилье. Тогда можешь сразу от меня уезжать и в ближайшее время работать в дороге. Чем скорее, тем лучше.

– Договорились.