Под маской любви

© Лариса Печенежская, 2023

ISBN 978-5-4496-6163-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Манипуляции в человеческом обществе – не редкость. Большинство манипулируют сознанием других, чтобы достичь своих целей, но горе тому, кто полюбит человека с подобными скрыто-агрессивными наклонностями. И не важно, кто это будет, – мужчина или женщина.

Я много лет изучала особенности поведения мужчин – манипуляторов, а это сотни реальных историй. Старалась понять, как они заманивают в свои сети умных, сильных, самодостаточных, энергичных и самостоятельных женщин, как им удается без труда ломать их личности, превращая в послушных марионеток.

Когда были получены ответы на все поставленные мною вопросы, я решила написать на эту тему психологический роман, чтобы сорвать маски с «волков в овечьей шкуре», которые посредством манипуляций эмоционально уничтожают женщин, чтобы чувствовать себя хорошо.

В заключение хочу сказать, что роман написан, чтобы помочь вам, дорогие читательницы и читатели, научиться распознавать манипуляции и противодействовать им, но ни в коем случае не для того, чтобы научить манипулировать. Любите искренне.

С уважением, Лариса Печенежская.

Глава 1

Елена проснулась внезапно, словно что-то толкнуло ее изнутри. Резко вскочила, не совсем понимая, что делать дальше, а потом обессиленно упала на кровать, вспомнив, что сегодня первый день отпуска и можно еще поспать. Закрыла глаза, отгоняя мысли, которые стали безжалостно заполнять ее сознание. Пока шла эта безрезультатная борьба, сон пропал окончательно.

– Вот что значит невезение, – досадуя на всё и вся, подумала она. – Так мечтала сегодня выспаться – и на тебе: проснулась ни свет, ни заря.

Мысли о заре заставили ее повернуть голову к окну. Робкие солнечные лучи пытались пробиться сквозь занавешенные шторы.

Елена встала и открыла окно, распахнув створки. Она давно не была за городом, поэтому охотно согласилась на предложение коллеги, погостить дня три-четыре на её даче. Отца пришлось оставить на попечении добросердечной соседки. Мария Митрофановна за чисто символическую плату помогала ухаживать за парализованным отцом, когда она была на работе. За год Елена устала так, что короткий отдых показался ей избавлением от всех проблем, пусть даже и на некоторое время.

Живя в городе, она не позволяла себе подобную роскошь: стоять утром возле окна и наблюдать за его наступлением. Поэтому сейчас её взгляд и слух с ощутимым удовольствием улавливал все краски и звуки пробуждающейся природы.

– Какая это красота – наступление нового теплого летнего дня! – выдохнула она восторженно.

Посмотрев на часы, Лена очень удивилась: не было еще и половины пятого. Она даже не помнит, когда вставала в такую рань. Земля еще сонная, тем не менее, первые солнечные лучики уже начинают медленно скользить по ней, прогоняя туман, который постепенно прощается с садом и раскинувшимся недалеко лугом, рассеиваясь в их золотистом свете.

С каждой минутой все более усиливается аромат медуницы и других трав, и Елена, закрыв глаза, полной грудью вдыхала его, чувствуя легкое головокружение, как после бокала шампанского.

– Оказывается, можно опьянеть и без вина, -мелькнула веселая мысль, настраивая ее внутреннее мироощущение на мажорный лад.

Наполнив каждую клеточку этим божественно приятным ароматом, Елена засмеялась от счастья и стала пристально следить за изменениями вокруг себя.

Солнце уже поднялось настолько высоко, что его яркий свет озарил все окрестности. Под его нежными лучами стала просыпаться трава, переливаясь крупными каплями росы, которых с каждой минутой становилось все меньше и меньше.

– Наверное, они невидимо улетают навстречу солнцу, – предположила Лена и улыбнулась своей фантазии. Её поразила также тишина, которая царила вокруг этим ранним утром, создавая впечатление, будто земля ожидает чего-то необыкновенного, затаив дыхание.

Но, к сожалению, длилось это недолго. Где-то в глубине сада запел соловей, затем другие птицы подхватили его песню.

– Утренней тишины как не бывало, вокруг столько новых звуков! – восторженно прошептала Елена, высунувшись из окна. В лицо повеяло теплом.

– Да, солнышко начинает пригревать все сильнее, и вот уже совершенно ясно, что день выдастся жарким, – подумала она и, недолго думая, вылезла прямо в ночной рубашке и босиком через окно в сад.

Наступив на довольно-таки прохладную траву, смеясь, ойкнула и пошла к лугу, манившему к себе разноцветьем. Он раскинулся на берегу небольшого пруда. Берег был весьма пологий, но слишком влажный, и Лена не решилась присесть на него.

Оглядываясь вокруг, она вдруг заметила луговую клубнику, будто красными веснушками усеявшую изумрудную траву. Набрав горсть, с удовольствием полакомилась этими незатейливыми ягодами, потом еще и еще, пока не дал знать о себе гастрит, не терпевший кислоту в любом из её видов.

Доев последнюю ягоду, Елена еще немного постояла, наслаждаясь порывами душистого летнего ветерка, и отправилась домой.

Быстро убрав постель, умывшись и почистив зубы, сварила себе овсянку и вышла на веранду с тарелкой каши, в которой янтарной лужицей расплылось сливочное масло. Смакуя ложку за ложкой, она наслаждалась тем, что не нужно было никуда спешить, что из спальни не раздается недовольный голос отца, что не нужно смотреть постоянно на часы, боясь опоздать на уроки.

Покой завладел ее душой, а мысли настолько обленились, что не хотелось думать ни о чем. Состояние было настолько непривычным, граничащим с психологическим дискомфортом, что вызывало недоумение: ведь любой человек, окажись он на ее месте, отрешился бы от всего, что изматывало его многие годы. Любой, но не она…

Судьба была не благосклонна к ней, заставляя вот уже десять лет крутиться, как белку в колесе, лишив всех радостей, присущих жизни девушки ее возраста. А ведь ей не исполнилось даже двадцати пяти лет. И что она видела, кроме работы, больного отца, больниц, аптек и безденежья? Да ничего.

Почувствовав, как скупая слеза стекла по щеке, Лена, не дав жалости к себе взять верх, смахнула ее тыльной стороной руки и, решительно поднявшись, вошла в дом.

Помыв тарелку и выпив стакан молока, вышла на крыльцо, не ведая, что делать дальше. Из-за того, что была постоянно чем-то занята, она не знала, что такое свободное время и как им распорядиться. Пока обдумывала сложившуюся ситуацию, взгляд снова остановился на прудике, сверкавшем под лучами утреннего солнца и отражавшем плывущие по небу белые облака.

– Самое время поплавать и позагорать, – решила Елена и пошла за купальником.

Захватив с собой домотканый коврик, полотенце, соломенную хозяйскую шляпу, висевшую на крючке в спальне, и книгу, она отправилась на луг.

Облюбовав местечко возле плакучей ивы, с комфортом обустроилась и легла на живот позагорать. Полежав недолго, расстегнула бюстгальтер и повесила на ветку, склонившуюся у изголовья. Читать было неудобно, поэтому книгу решила пока не раскрывать. Да и лень было напрягаться. Незаметно задремала, убаюканная теплыми солнечными лучами.

Сон был коротким, но заставил ее резко проснуться. Опять этот ужас, который она испытала пятнадцать лет назад и периодически повторяющийся в ее снах на протяжении всего этого времени.

– Пора бы уже привыкнуть, – с досадой подумала Елена и перевернулась на спину. – Что теперь пугаться! За что-то Бог наказывает нашу семью, посылая испытания, и я не в силах ничего изменить и ни на что повлиять. Я уже и так смирилась со своей участью. Что же еще хочет от меня мое собственное подсознание, постоянно окуная в уже пережитый ужас?

Я забыла о своей личной жизни, полностью подчинившись обстоятельствам, делаю всё от меня возможное, терплю, как могу, скверный нрав моего отца, работаю по двадцать часов в сутки, хронически недосыпаю, забыла, что такое отдых… Что мне нужно сделать, чтобы я хотя бы во сне отключалась от всего, что удавкой стягивает мои нервы в течение однообразно сменяющих друг друга дней?

Не получив ответа, Лена вскочила и, собрав все вещи, помчалась домой, смутно видя из-за слёз, наполнивших глаза, дорогу перед собой.

Кинув все вещи на пол, она бросилась ничком на кровать и разрыдалась, в полный голос и отчаянно. Плакала долго, пока в глазах не начало щипать. Это были слезы, скопившиеся за много лет, которым она не позволяла делать себя слабее.

Стоило ей только расслабиться – и воспоминания хлынули, как штормовая волна. Почему-то горе всегда настигало её неожиданно, повергая в шок. Как это было в тот пасмурный осенний день, когда она пришла со школы.

В доме стояла звенящая тишина. Казалось, что все его покинули. Снимая сапоги, громко позвала маму, удивляясь, что та не встречает её, как это было каждый день. Мамина улыбка сразу снимала усталость, в сердце становилось тепло и хотелось беспричинно улыбаться в ответ. Но никто не ответил. Повесив на вешалку куртку, она заглянула в кухню. На плите ничего не стояло, хотя обычно там находился разогретый обед, который мама тотчас разливала или раскладывала на тарелки.

Пришлось заглянуть в спальню родителей – там тоже никого не было, только вещи отца, разбросанные по полу. Это сразу же насторожило, так как мама очень строго следила, чтобы в комнатах был порядок и всё лежало исключительно на своих местах.

Недоуменно пожав плечами, Лена пошла в свою комнату, переоделась и пошла в кухню, чтобы сделать себе бутерброд с колбасой. Поставив чайник, она, не скупясь, отрезала себе половину булки, щедро намазала ее маслом, положила кусок докторской колбасы и сверху голландского сыра. Всё это сооружение поставила в микроволновку, разогрела, пока сыр не начал плавиться, налила себе большую чашку чая с сахаром и села есть. Ей даже не верилось, что ей сегодня такое счастье привалило и не надо есть мамины полезные супы и каши.

Она не успела еще управиться со своим бутербродом, как открылась дверь и вошла тетя Настя, папина старшая сестра. Голова её была повязана черным платком, который подчеркивал бледность лица и припухшие глаза, покрасневшие от слез.

Сердце у Лены сжалось от дурного предчувствия.

– Что случилось? – вскрикнула она, отбросив недоеденный бутерброд, и кинулась к тете.

Та прижала девочку к себе и запричитала:

– Как же ты теперь будешь жить, моя сиротинушка? Хоть бы постарше была, а то всего-то десять годочков. Папка твой совсем от горя свихнулся: домой идти не хочет. Сидит вон во дворе на лавочке и ничего не видит вокруг и не слышит.

Не совсем поняв сказанное теткой, Лена как была в домашней одежде и тапочках, так и ринулась на улицу. И действительно: на лавке сидел папа, обхватив голову руками, и медленно раскачивался из стороны в сторону.

Подбежав к отцу, она отвела его руки от лица и замерла под ничего не видящим взглядом, в котором черным омутом застыла боль. В этот момент она впервые в жизни соприкоснулась с горем, страшным и жестоким в своей неотвратимости. Даже не задав ему вопроса, она поняла, что мамы у нее больше нет. И эта мысль была настолько жуткой, что перед глазами сначала все стало медленно расплываться, а потом ее поглотила спасительная темнота.

Пришла она в себя уже в комнате на своей кровати. В мозгу пульсировала одна и та же мысль:

– Мамы нет, мамы нет, мамы нет…

Сначала Лена не понимала, почему эта мысль долбит ее сознание, как дятел, а потом вспомнила причитания тети, выражение горя на лице отца и понимание того, что мама умерла и никогда больше не встретит её из школы, не поцелует в макушку, не поставит перед ней тарелку с супом, не спросит, как у нее прошел день…

От осознания всего этого слезы безудержно потекли из её глаз, и она отчаянно закричала:

– Мама, мамочка, отзовись, подойди ко мне! Это неправда, что ты умерла! Неправда. Я в это никогда не поверю! Папа, где ты? Скажи, что всё это неправда и мама скоро вернется домой…

– Нет, доча, правда! – прозвучал какой-то бесцветный голос отца, стоявшего в дверях. Через минуту от подошел к ней, сел рядом и, положив голову ей на грудь, заплакал, тихо, но сильно содрогаясь и крепко сжимая её плечи. Так они и плакали вдвоем. Сколько? Она не знает, но за окном уже было темно.

И тогда в ней что-то сломалось. Может, уверенность в себе, а может, интерес к жизни, но не исключено, что и то, и другое вместе.

Как показала в дальнейшем жизнь, в ней с завидным постоянством стали развиваться комплексы: то ей казалось, что мама оставила её из-за того, что она недостаточно хорошо училась – и учебу она сначала возненавидела, а потом стала бояться плохих оценок; то ей удалось убедить себя, что папа её больше не любит и без мамы она ему уже не нужна; она перестала ходить на день рождения к подругам, так как считала, что за ее спиной они обсуждают с ухмылками на лицах, как странно она выглядит в той одежде, которую они покупают с папой… и много чего другого.

Все девчонки в её классе сделали себе стильные стрижки, а она продолжала ходить с косой, боясь её отрезать, поскольку без мамы не могла решить, какая стрижка подойдет ей.

Ночи напролет плакала из-за прыщей, которые, как грибы, росли у неё на лице. Мамы одноклассниц водили их к врачам, в косметологические кабинеты, а она оставалась один на один с гнойниками на щеках и на лбу, пытаясь сквозь слёзы выдавливать их, но у неё ничего не получалось – и она стала стыдиться своего лица, начала избегать общения с подругами, чтобы не ловить на себе их взгляды, в которых замечала жалость, а иногда отвращение.

Постепенно отдалилась от всех и осталась одна. Абсолютно одна, так как у тети была своя семья, папа пропадал допоздна на работе, избегая бывать дома и проводить время с ней, потому что она напоминала ему жену, о чем по секрету ей поведала тетя. А она продолжала сидеть у себя в комнате с закрытой дверью и читала, читала всё подряд, лишь бы уйти из реальной жизни в придуманный мир.

Умерев, мама забрала с собой и её детство. Из веселой и жизнерадостной девочки она превратилась в свое человеческое подобие, закрывшееся в собственном коконе и отгородившееся от окружающей действительности. Она уже не жила, а существовала, одинокая и никому не нужная.

Вот даже сейчас, увы, не может вспомнить, интересовался ли в то время отец ее жизнью, спрашивал ли, что ела, как у нее дела в школе. Он приходил с работы, когда дочь уже спала, а уходил, когда она еще не проснулась.

В выходные дни его тоже дома не было: загружал машину рыболовными снастями, спальным мешком, продуктами и уезжал на озера ловить рыбу. А она опять оставалась одна со своими комплексами, проблемами, тишиной, которая оглушала, …и фотографией мамы, стоявшей на ее письменном столе.

Так прошло пять долгих лет. Училась средне. Конечно, четвёрок было больше, чем троек, а пятерок и совсем мало: в основном по второстепенным предметам.

В тот очередной ужасный день она выполняла контрольную работу по геометрии, когда в класс вошла директор школы и сказала прийти к ней в кабинет после урока. Не понимая, в чем причина, она спокойно закончила решение задач и, собрав портфель, пошла на третий этаж. Зайдя к секретарю, поймала на себе ее сочувствующий взгляд, но интуиция молчала, не подготовив к предстоящему разговору.

В кабинете всё разъяснилось: у отца на работе случился инсульт с параличом, и его отвезли на скорой в больницу. Лена сознание не потеряла, но уши как будто заложило ватой и пол стал угрожающе покачиваться. По-видимому, она сильно побледнела, поскольку директриса выбежала из-за стола и усадила ее в кресло, дав попить минеральной воды. Потом попросила номер телефона кого-то из близких родственников и, получив его, позвонила тете Насте. Та была в больнице и сказала, что за племянницей придет ее дочь, двоюродная сестра, которая уже едет из университета.

– Да, в памяти осталось довольно смутно, как мы с ней добирались домой, что я делала, пока не приехала тетя. И несмотря на то, что я не верила в бога, все равно просила его оставить мне хотя бы отца, – вслух сказала Елена, глядя в потолок. – Не исключено, что он услышал меня, так как папа всё же остался жив, но с парализованной правой стороной, из-за чего лишился возможности ходить и очень плохо разговаривал.

– По-видимому, мне надо было просить для него выздоровления, – с горечью подумала Лена, воспроизводя в памяти мысли, которые посетили её, когда отца привезли домой и уложили на кровать.

– Боже мой, мне тогда было всего пятнадцать лет. Папа инвалид, требующий ухода, и никого, кто зарабатывал бы нам на жизнь. А к этому еще – готовка еды, покупка продуктов, больницы, врачи, аптеки, коммунальные платежи… И отцу пятьдесят семь лет, поскольку мама у него вторая жена, а я поздний ребенок.

– Словом, у меня наступила веселая жизнь. Правда, в иносказательном смысле этого определения, – поправила Лена себя, с мазохистским упорством углубляясь в прошлое.

– Пора уже с ним разобраться и лишить власти над собой, – решила она и, прикрыв глаза, углубилась в воспоминания той девочки, на плечи которой свалилась неподъемная тяжесть:

– Папа еще более ожесточился и стал просто несносным. Ему практически невозможно было угодить. Я постоянно рыдала в своей комнате, проклиная свою судьбу, а потом не выдержала и поехала к тете Насте. Сама от себя не ожидая, поставила ей ультиматум: или она переезжает к нам и ухаживает за братом или я выпрыгиваю с пятого этажа. Наверное, я была очень убедительной, поскольку тетя, схватившись за сердце, пообещала переехать к нам через три дня на выходные, когда Вика и её муж будут дома и помогут перевезти вещи. Так решилась одна проблема, но осталось много других, которые тоже было нужно решать незамедлительно.

Помолчав какое-то время, Лена продолжила самоисповедоваться, чувствуя, как внутреннее напряжение потихоньку отпускает её:

– Так как в то время я заканчивала девятый класс, еще одна проблема решилась сама собой: всё хорошо обдумав, не стала подавать документы в десятый, приняв решение поступать в педагогический колледж, чтобы быстрее получить профессию и начать зарабатывать самостоятельно.

В другой у меня просто не было знаний, да и конкурсы были повыше. Поистине, правы те, кто утверждает: кому нет дороги, тот идет в педагоги. Вот и я пошла. Утешает только то, что я люблю детей и мне нравится с ними возиться. Впрочем, я не ошиблась в выборе, и учитель начальных классов получился из меня неплохой.

Внутри Елены как будто прорвало плотину: мысли, независимо от ее желания, формировались в слова, которые потоком выплескивались в пустое пространство, снимая внутреннее напряжение, мучившее ее долгие годы:

– С тетей Настей жилось трудно. Характер у нее оказался под стать брату, поэтому они вели себя, как кошка с собакой. Я на все закрывала глаза и уши, благодарная ей за то, что она полностью взяла на себя домашний уход за ним и приготовление еды. Мне оставалось зарабатывать деньги и учиться. До сих пор не понимаю, как мне это удавалось: до трех часов дня колледж, с четырех до шести – уборка офисов в одной фирме, а с семи до одиннадцати —работа официантки в пригородном ресторане. Домой приезжала в час ночи, измотанная донельзя. Душ, чтение учебников в полусонном состоянии и четыре с половиной часа сна. И опять по кругу.

Спасибо тете, что она умудрилась оформить отцу инвалидность и получение пенсии. Пусть небольшой, но все же… Она была подспорьем, пока я сама не устроилась на постоянные подработки и не стала приносить деньги в семью. Правда, тетя отдавала свою пенсию Вике, своей дочери, так как она, несмотря на замужество, училась в университете. Этот акт доброй воли она называла компенсацией за то, что по-другому своей семье помочь не может. Поэтому пришлось и ее взять на иждивение. Но она добросовестно отрабатывала все наши затраты на нее. К тому же, без ее помощи я никогда бы не закончила колледж.

Но беда не приходит одна. В этом Елена убедилась на собственном опыте. Вскоре после окончания учебы и получения ею диплома учителя младших классов, тетя Настя умерла от инфаркта. Ночью, когда все спали. Вечером легла, а утром уже не проснулась. Потеря была невосполнимой, и Лена сразу же почувствовала, какой объём работы тетя тянула на своих плечах. Теперь он перешел к ней.

Характер отца испортился окончательно. Он стучал палкой по кровати, требуя её внимания, отказывался есть приготовленную ею пищу, мог даже швырнуть тарелку, если еда ему чем-то не понравилась. Словом, наступили черные времена.

Лена попросила соседку днем, пока она сама на работе в школе, подменять ее дома, ухаживая за отцом. Платить достойно за ее труд Елена не могла, поэтому очень переживала, что Мария Митрофановна откажется. Однако она согласилась за очень умеренную плату, которая вписывалась в их семейный бюджет. Это было спасением, тем более, что отец не позволял себе вести непозволительно с женщиной, которая старше его. Поэтому Лена могла сосредоточиться на работе и спокойно подрабатывать по вечерам.

И работала так уже почти десять лет: без выходных и отпусков. В конце концов выдохлась и потеряла сознание прямо на педсовете. Вызвали скорую, увезли в больницу, поставили капельницы и… диагноз: нервное и физическое истощение.

Директор отправила в отпуск, а Ирина отдала ключи от своей дачи. Пришлось их взять, договориться с соседкой об отце и уехать в этот милый садовый кооператив на отдых.

– Вот и вся история, – с горечью сказала Елена и опять заплакала, но это уже были не слезы отчаяния, а очищения души.

– Ну всё. Очистилась от всего отрицательного, скопившегося внутри, – и довольно. Нельзя разводить мокроту там, где должно быть сухо, – приказала она себе и пошла умываться.

Действительно стало легче, и жизнь уже не виделась ей в серых и черных тонах.

– Прорвемся! Где наша не пропадала! – сказала Елена и пошла во двор, где солнце уже хозяйничало вовсю. Её тотчас окутала духота, спастись от которой можно было только в спальне, где стоял кондиционер. Другого выхода не было, поэтому она вновь вернулась в дом.

Лежать не хотелось, поэтому Лена уютно устроилась в кресле-качалке, которую принесла с террасы, открыла очередную мелодраму и углубилась в чтение.

Она обожала романы про любовь, которой не было в ее жизни. Никогда. Впрочем, у нее даже длительных свиданий с мужчинами не было. Когда? Времени на них не хватало, поэтому она не заморачивалась и жила жизнью своих героев, любила и страдала вместе с ними. Это помогало терпеть собственную неинтересную жизнь, где она была не женщиной, а загнанной лошадью, которую впору пристрелить.

Нет, девственницей она не была. Опыт интимной связи в двумя своими однокурсниками у нее все же имелся. Одному она отдала свою невинность, и еще раз переспала, чтобы убедиться, что он не ее герой-любовник. Со вторым вступила в связь на выпускной вечеринке, будучи в приличном опьянении, после чего сделала для себя однозначный вывод, что секс – занятие неинтересное и не соответствует разговорам о его неземном удовольствии.

И вот уже почти пять лет она ведет непорочный образ жизни в надежде встретить своего единственного и на всю жизнь. Пока не встретила, так как не знает мест, где водятся рыцари на белых авто, а дискотеки и бары не считает таковыми. Подруг нет, кроме одной, чтобы ходить куда-нибудь на вечеринки и там с кем-то познакомиться.

Люська замужем. У нее свои интересы и свободного времени на общение с подругой практически нет. Двоюродная сестра Вика работает врачом, постоянно на дежурствах, а в оставшееся время занята своим мужем. У них даже детей нет, так как он хочет пожить для себя, причем, не ограничивая собственную персону в удовольствиях. И как только Вика терпит его? Точнее, любит. Носится с ним, как курица со своим яйцом: не знает куда посадить, пылинки сдувает, Серёже то, Сереже это… И разве он ценит такое отношение к себе? Не говоря уже о том, достоин ли?