Сладкий сын

Мир болезни, о которой вроде бы все знают, открывался перед Соней постепенно. Организовав какой-никакой быт в палате, где они с Федей пока лежали одни, она попыталась сосредоточиться на данной эндокринологом книге – не очень новой, потрёпанной, обильно подклеенной скотчем. Наверное, этот экземпляр был вдвое толще, чем новенький. Эти страницы, наполненные информацией и надеждой, читали раз за разом совершенно непохожие друг на друга матери, которых объединял лишь внезапно свалившийся на их детей недуг. И книга действительно приносила утешение.

С самого визита к эндокринологу в поликлинике Соню не отпускало чувство вины: чуть больше года назад Федю обследовали вот в этой же больнице по поводу лишнего веса и, как ей казалось, преждевременного наступления пубертата. Длинный список анализов, УЗИ, генетическое исследование – и вердикт врача: «Всё в норме, приходите через год». А Соня не смогла найти на это времени. Сначала был переезд в новую квартиру, старт нового учебного года – и для Феди, и для неё самой, потом начал раз за разом болеть Жорка, которого к тому же из-за задержки психо-речевого развития приходилось водить по врачам… Соня тонула в работе и в домашних делах, в изнеможении падая на подушку уже после полуночи и вставая около шести утра, муж постоянно был в командировках, так что она не могла перевести дух даже в выходные. И на этом фоне плановый визит к эндокринологу на другой конец города среди недели, когда и так некогда вздохнуть, казался чем-то лишним. Она ведь обращалась к этому врачу год назад по поводу Фединого лишнего веса, а теперь всё же вроде нормально – он худеет. Когда оказалось, что это совсем, абсолютно не плюс, Соня готова была биться головой об стену. Весь этот день был каким-то нереальным, хотелось проснуться: так ведь не может быть! У её Феди – неизлечимое заболевание. Да как такое возможно вообще?! А виновата в этом она, Соня. Надо было следить за питанием сына, надо было соблюдать данную год назад эндокринологом диету (а её хватило всего на месяц-полтора), надо было посетить врача в положенный срок… Всё – надо было. А она ничего не сделала.

Но на первых же страницах книги, прочитанных на скрипучей больничной койке, Соню ждало успокоение. Оказалось, что сахарный диабет первого типа, в отличие от второго, почти не зависит от погрешностей в питании. Это аутоимунное заболевание: организм атакует свои же бета-клетки, и поджелудочная железа не может больше производить инсулин, необходимый для усвоения получаемой из пищи глюкозы. Возникает оно у генетически предрасположенного человека, а запускает процесс вирус. Соне сразу вспомнилось, как они в августе всей семьёй переболели чем-то странным, очень похожим на кишечную форму ковида. Анализы тогда не сдавали. Возможно, это и была та самая точка невозврата. Что изменилось бы, если бы Соня привела Федю к эндокринологу на плановый осмотр в октябре? Сахарный диабет первого типа был бы выявлен раньше – вот и всё. Да, Федин организм не был бы сейчас так отравлен, но болезнь, даже выявленную на ранних этапах, всё равно нельзя было остановить. Нет, Соня не избавилась от чувства вины, этого постоянного своего спутника, но она хотя бы смогла нормально дышать. Грудь больше не сдавливал непомерный груз. Книга давала ей чёткое ощущение: с сахарным диабетом первого типа можно жить, и даже довольно комфортно. На смену многоразовым шприцам, которые надо было кипятить, и ампулам с инсулином пришли удобные ручки со встроенными картриджами, учёные придумали сенсоры, позволяющие измерять уровень глюкозы без взятия крови, и помпы, подающие необходимую дозу жизненно важного препарата прямо в организм без дополнительных уколов.

А самое главное – последние сто лет подарили людям с сахарным диабетом первого типа жизнь. До 1920 года страдающие этим заболеванием по всему миру умирали очень быстро, потому что инсулин ещё не был изобретён. Читая эти строки, Соня готова была перекреститься: как же им с Федей повезло! Можно было бесконечно пережёвывать свои страдания, а можно было найти плюсы даже в такой ситуации. И Соня их нашла. Это была её привычка, без которой, возможно, она сама не выжила бы после случая с Игорёшкой… Так, стоп! При мысли о ребёнке, которому было суждено прийти в этот мир мёртвым, Соня почувствовала, как сдавило её горло. Плакать было нельзя: ради Феди ей надо было быть сильной. И Соня волевым усилием вернулась к тому позитиву, который можно было найти в сложившейся ситуации. «Зато тебя никогда не возьмут в армию», – сказала она Феде. Слабое утешение, которое неизменно вызывало мысль, что лучше год отслужить, чем всю жизнь болеть, но хоть что-то. Соня, конечно, помнила, как её собственный отец гордился службой в армии, как презирал всех «откосивших», как сам Федя мечтал стать военным инженером и создать роботов, которые будут сражаться вместо людей. Не забыть было и про то, что в этот самый момент гибли ребята, защищающие свою и её Родину, но тут, в больничных стенах, у неё и у Феди начиналась своя война. Война, в которой нельзя было проиграть. Сама мысль о поражении не допускалась…

В полночь, в три часа, в шесть утра – замеры сахара. Ночные подъёмы дались Соне легко. Вставая по сигналу будильника, как по тревоге, она с фонариком подходила к сыну, осторожно прокалывала его палец, подносила глюкометр и ждала результатов. Уровень глюкозы был по-прежнему высоким. Она уходила в туалет и звонила в эндокринологическое отделение. Ей давали инструкции (чаще всего – ввести дополнительную дозу инсулина), и она снова и снова брала шприц-ручку. На следующий день после госпитализации Федю навестила заведующая эндокринологией и велела ходить на лекции Школы диабета, подробно объяснив, как попасть в искомую аудиторию. Детская областная больница всегда была лабиринтом. Когда Соне было 12 лет, она лежала тут, разрабатывая только что сросшуюся после двух переломов ногу, в основном здании, и боялась самостоятельно выйти за пределы травматологического отделения: потеряться в коридорах и закоулках здания казалось ей сущим кошмаром. Прошло больше 20 лет, и теперь она держала в руках инструкцию с кодом отделения челюстно-лицевой хирургии, через которое ей надо было пройти (так короче), потом подняться с 6-го этажа на 4-й (именно подняться) и найти небольшую дверь с оранжевым номером.

Соня потерялась на последнем этапе, опросила всех, кого смогла встретить, и наконец-то дошла до заветной двери, которая была закрыта. Посмотрев на часы, Федина мама поняла, что опоздала на 10 минут. Неужели лекция уже закончилась? И что теперь – опять звонить в отделение? Сходить туда? А где оно? Завотделением сказала, что аудитория – отдельно… Но тут появилась ещё одна мама, а потом и старшая медсестра, учившая родителей и подростков в Школе диабета. Началась лекция, которая была откуда-то из середины курса. Вся информация, которую надо было знать про сахарный диабет первого типа, была разделена на четыре модуля, и они читались по кругу, чтобы в итоге все, кто готовился к выписке, уже всё знали. Соня прилежно слушала, записывала, но ей казалось, что она не разберётся никогда. САМОЙ корректировать дозы инсулина?! Это же невероятно сложно, наверное. Но она же не сможет всю жизнь днём и по ночам звонить в эндокринологическое отделение за инструкциями… Придётся вникать, понимать и учиться. В палату к Феде она вернулась с ободряющей улыбкой. Ничего, мол, прорвёмся!

Феде было отчаянно скучно. Книг для него у Сони не было, бесконечно торчать в телефоне надоест кому угодно, а общаться было не с кем. Без конкретной цели даже по коридору не походишь: в 14-м отделении же лежали дети с признаками гриппа и таинственные «невыясненные», лучше не контактировать. Полжизни назад, учась в 11-м классе, Соня тоже была из последней категории и тоже лежала здесь. Её обследовали, пытаясь найти причину державшейся больше месяца температуры 37,2. Заболеваний нашли много, но ни одно из них не было серьёзным и не объясняло субфебрилетет. Выписка с перечнем всего выявленного заняла две стороны листа А4, но вердикт врачей был таков: «Это твоя нормальная температура». Соня вернулась к учёбе, и проблема вскоре сама сошла на нет. Наверное, она тогда просто устала и ей требовался отдых. Пусть и на больничной койке. Правда, Соня лежала в палате не одна и обзавелась подругой, с которой скучать не приходилось.