Белый шум. Сборник рассказов

© Ксения Хорт, 2019

ISBN 978-5-4474-9027-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Белый шум

Я врачую чужие души. Гормоном взросления. Собой, в общем-то.

Каждый день ко мне приходят люди. В основном, женщины. Разного возраста, телосложения, с разным разрезом глаз и тембром голоса. Но всегда с одним и тем же взглядом. В их глазах – тревога; и этот прыгающий взгляд, пляшущий по всему – моему кабинету, лицу, бумагам на моем столе, пейзажу за оконной рамой. Их руки нервно перебирают кисточки на их же палантинах, крутят кольца, играют с застежками браслетов, часов, сумок. Все эти женщины похожи на защемленный нерв. Страх и пустота. Истерики и апатия. Аффект.

Иногда, правда, приходят и мужчины. Совершенно другие. Подобные вору, которого застали врасплох и заставили написать чистосердечное. Подобные расщелкнутым орешкам.

Все они – и мужчины, и женщины – приходят ко мне сами. Боятся, но приходят.

За помощью.

***

Сегодня жарко. Кисельный воздух, немного влажный, и оттого только более удушающий. 36 градусов по Цельсию. Кажется, что воздух расплавляет реальность вместе с тикающими на полке часами. Время – кисель, воздух – кисель, реальность – …

Белая раскаленная радиоволна режет новостями пространство. Новости! Бич современного человека. Откуда-то взялась же эта зависимость от плохих новостей. Вечерний выпуск без репортажа о теракте, разбившемся авиалайнере или хотя бы новой вспышке смертельной болезни – провал, попусту занимающий прайм-тайм. Люди хотят слышать о катастрофах, чтобы чувствовать, что у них самих все хорошо. Это мания. Это фобия. Это сегодняшний день.

Камера – крупным планом приемник, источающий ядовито-белый голос диктора. «По последним данным, умерло еще…» Диктор не успевает закончить – в приемник летит молоток.

У меня нет такой зависимости. Не люблю новости.

***

Сквозь кисель прорывается стук в дверь. Очередная пациентка – крашеная мочалка волос, тусклые глаза, нервные пальцы. В дополнение – застиранная рубашка и безобразный клатч со слоновьим орнаментом. Она садится напротив меня за белый стол, теребит серьги-кольца и начинает говорить.

Страх – вот то, что приводит этих людей ко мне. Страх, ужас, фобия. Пока она говорит, я встаю, чтобы налить холодного чаю. Даже отворачиваясь, ощущаю пляшущий по мне и бумагам на столе взгляд, слышу, как ее голос начинает дергаться. Вот, сейчас! Сейчас прозвучит и застрянет в густом воздухе то, чего она боится, что настигает ее в кошмарах, что уже давно выело ее изнутри.

Наливаю чай со льдом, ставлю перед ней. Поворачиваюсь в сторону холодильника. По сути, это не кабинет, а гостиная, куда иногда заходят абсолютно незнакомые мне люди. Все, что может напоминать кабинет – стол, захламленный бумагами. Только здесь нет ни одного постоянного посетителя, который бы заметил, что это – только декорация и верхние листы уже давно выгорели, а под нижними – пыль. В остальном же – это мой зал с креслами, книжными полками, разбитым радио; в углу стоят холодильник и чайник…

– Мыши, – доносится ее голос и на секунду затихает, – мне говорили, что вы можете помочь. Я устала бояться…

Почему-то женщины боятся мышей. Не все, конечно. И не у всех страх перерастает в фобию. Но все же… Видимо, в качестве солидарности у нее на сумке слоновий узор. Неосознанно, конечно, ей «просто понравилась именно эта сумочка». Она никогда так и не поймет, почему «именно эта». Хотя зачем, если уже завтра она ее выбросит. Или даже сегодня. Как только выйдет от меня.

– Не хотите пирога? – спрашиваю я, доставая треугольный кусок чизкейка из холодильника. Ставлю перед ней. Она поднимает глаза, переставая теребить слонячью сумку.

На пироге лежит мертвая мышь.

***

Конечно она орала. От ужаса. От того, что страх застал ее врасплох. Шоковая терапия. Работает в 50% случаев. У меня срабатывает всегда.

Вы уже столкнулись со своим страхом. Лицом к лицу. Лицом к мертвой мыши. Это уже случилось с вами. Вы УЖЕ напугались.

Больше бояться нечего. Страх исчерпан.

Я не врач. Не психиатр. Не шарлатан. Я – то же, что и вы, читающие мою историю. Обычные глаза, обычные руки, обычные проблемы. Но это странное паломничество в мою квартиру выбивает обыденность из моей жизни.

Боятся. Приходят. Уходят, уже не боясь.

Я ненавижу эту работу. Всех этих людей, дрожащих от страха, боящихся, по сути, собственной головы, а не реальных вещей.

***

Кто-то принес новый приемник. И включил.

Я растекаюсь в кресле, смешиваюсь с раскаленным воздухом, с обивкой кресла, с собственным потом.

«Сегодня был взорван…» – радио хриплым голосом спаивает чужие мозги негативом. Яд заполняет мысли и начинает поражать центральную нервную систему.

Я подхожу к полке и макаю нервирующий приемник в аквариум.

***

Сегодня Она пришла позднее, чем обычно. И нервознее. Упала в кресло напротив меня. Заплакала. Начала кричать. Ее темные глаза выдавали усталость. Усталость бороться со мной. С моей жизнью, с моей обыденностью…

Она кричит, разбрасывает бумаги, сметает стулья и торшеры. Переиначивает мою жизнь. Говорит, что я плыву по течению, что я не могу справиться с собой. Что я боюсь.

Она достает очередной приемник из сумки, включает его.

«По последним данным, количество жертв…»

Выключаю.

Она включает снова.

«…расследование продолжается…»

Выключаю.

Она закрывает лицо руками. Шумный выдох.

Она подходит к спинке моего кресла, обнимает меня. Чувствую, как ее тяжелая голова облокачивается на мое плечо.

Щелчок.

У самого уха включился диктофон.

С записью новостей.

Ступор. Я не смогу выключить диктофон. Не успею.

Голос диктора режет мое нутро… «Террористы, захватившие заложников два дня назад, были обезврежены сегодня утром…» Чувствую, как сердце гонит кровь, как зашкаливает пульс, как растет давление. Кажется, белки глаз сейчас лопнут. Я не хочу это слышать, не могу! Выключите это!

«…за все время захвата…»

Нет…

«…было убито…»

Нет!..

«…9 человек».

Пол исчезает из-под ног, кресло расщепляется на атомы. Горизонт исчезает. Я плаваю в вакууме. Все белеет, заливается леденящим светом. Холодно. Куда-то исчез звук… Я глохну? Реальность растворяется в белизну…

***

Это был мой страх.

Моя сестра разбилась на поезде, сошедшем с рельсов. Остатки тела, изрезанные металлом, доставали по частям из-под завалов. Хоронили в закрытом гробу.

Но о ее смерти близкие узнали по радио. Холодный голос журналистки врезался в мою память навсегда. Имя сестры не прозвучало, но мне хватило номера поезда, чтобы понять, что ее больше нет. «В аварии погибло 12 человек».

С тех пор я не могу слышать новости. Хотя теперь уже могу, наверное… осталось только выплыть из окружающей меня белизны…

***

Кажется, уже давно за полночь. Прихожу в себя. Лежу на полу, около кресла. Ее уже нет. Она ушла, оставив около меня очередной приемник. Скорее всего, последний. На столе лежит ее комплект ключей от моей квартиры…

Я не хочу вставать – двигаться все еще сложно.

Вместо этого я включаю радио.

***

Больше ко мне никто не придет. Шоковая терапия сработала на мне. И потеряла для меня всякий смысл. Невозможно бежать от своих страхов, излечивая чужие. По крайней мере, бежать долго. Мы слишком привыкли прятаться за маски – успешного актера, не ошибающегося лекаря, обычного человека. И все-то у нас распланировано: свадьбы, разводы, роды, похороны, сколько сантиметров цинизма на лицо и пластинок жвачки в рот, чтобы не сболтнуть ничего лишнего или личного, и никакого намека на себя настоящего не позволить.

А время не резиновое. И не думается мне, что перед смертью мы будем вспоминать свои маски.

А больше-то и нечего.

Я хочу отдохнуть. От себя и своего страха. От врачевания, без должного на то права. От моей маски безразличности. Когда душа уже обросла панцирем, почти невозможно вернуть ее способность сострадать. И чувствовать боль.

Но я хочу попытаться.

Я просто хочу жить.