Миссия Бога

Часть 1. Библия и миссия

Миссия – главная тема Библии. Говорить о миссиональной сути Библии столь же оправданно, как и о библейском основании христианской миссии. Это смелое заявление. Не всякую фразу, начинающуюся словами «Библейское основание…», можно читать наоборот. Так, например, можно говорить о библейском основании брака, но не о брачной сути Библии. Работа тоже имеет под собой библейское основание, но это не главная тема в Писании. Возможно, мое заявление преувеличено или излишне самонадеянно? Учитывая бесконечное многообразие содержания Библии и огромный объем научных исследований, посвященных мельчайшим деталям жанра, авторства, контекста, идеологии, датировки, редакции и истории всех этих документов, есть ли смысл говорить о «главной» теме Библии?

Мне придают уверенности слова воскресшего Иисуса в Лк. 24.^[4] Сначала путникам на дороге в Эммаус, а затем остальным ученикам Иисус явил себя в облике Мессии как средоточие всех канонических иудейских Писаний, которые мы называем Ветхим Заветом. Поэтому мы привыкли говорить о христологической ориентации Библии. Для христиан вся Библия сосредоточена вокруг личности Христа.

Однако Иисус сделал еще один шаг от мессианской ориентации ветхозаветных писаний к их миссиональной направленности.^[5]

Тогда отверз им ум к уразумению Писаний. И сказал им: так написано, и так надлежало пострадать Христу, и воскреснуть из мертвых в третий день, и проповедану быть во имя Его покаянию и прощению грехов во всех народах, начиная с Иерусалима (Лк. 24, 45–47).

Все сказанное Иисусом предваряется словами: «Так написано». Лука не указывает конкретный стих из Ветхого Завета, который процитировал Иисус, но из слов Христа ясно, что «написанное» относится именно к проповеди покаяния и прощения всем народам во имя его. Очевидно, все Писания (известные нам как Ветхий Завет) исполнились как в жизни, смерти и воскресении израильского мессии, так и в миссионерском служении всем народам, вытекающем из этих событий.^[6] Лука пишет, что этими словами Иисус «отверз им ум к уразумению Писаний» или, как мы бы сказали, определил для них герменевтическую систему координат. Единственный правильный подход к Писанию для учеников распятого и воскресшего Иисуса – мессианский и миссиональный.

Павел, хотя и не присутствовал в день воскресения на лекции по ветхозаветной герменевтике, очевидно, пришел к выводу, что его встреча с воскресшим Иисусом, которого он признал Господом и Мессией, полностью преобразила его (Павла) подход к чтению Писания. Теперь в основе его герменевтики лежали те же два момента. В своем свидетельстве перед Фестом он заявляет: «Свидетельствуя малому и великому, ничего не говоря, кроме того, о чем пророки и Моисей говорили, что это будет, то есть, что Христос имел пострадать и, восстав первый из мертвых, возвестить свет народу (Иудейскому) и язычникам» (Деян. 26, 22–23). Это двойственное понимание Писания определило дальнейший путь Павла – апостола Мессии, Иисуса Христа для язычников.

На протяжении веков христиане оставались верны мессианскому прочтению Ветхого Завета, но невнимательны, а иногда и совершенно слепы, к его миссиональной трактовке. Мы подходим к Ветхому Завету с мессианской и христологической точки зрения, взирая на Иисуса и открывая в нем мессианское богословие и эсхатологию, исполнение которого видим в Иисусе из Назарета. В этом мы, конечно же, следуем его собственному примеру, примеру его первых учеников и авторов Евангелий. Но очень часто нам не удается пойти дальше удовлетворения от подсчета так называемых «исполнившихся» мессианских пророчеств. Дело в том, что мы пока так и не осознали миссиональную роль Мессии.

Обещанный Израилю Мессия должен был воплотить в себе их самосознание и миссию, стать их представителем, Царем, Вождем и Спасителем. В Мессии, своем помазаннике, Яхве, Бог Израиля, должен был осуществить свой замысел для избранного народа. Но что это была за миссия?

Быть «светом для народов», проводником божественного искупления для всего мира, обещанного в завете с Авраамом. Ибо Бог Израилев – это еще и Творец всего мира.

Таким образом, в Мессии должен был исполниться Божий замысел для всех народов земли. Эсхатологическое искупление и возрождение Израиля станет поводом к собранию народов. Итак, признание Иисуса Мессией в полном смысле этого слова означает признание его роли в божественной миссии Израиля ради благословения всех народов земли. Посему мессианское прочтение Ветхого Завета должно перетекать в его миссиональное прочтение – именно такую взаимосвязь проводит Иисус (Лк. 24).

Безусловно, христологическая направленность Библии реализуется по-разному: иногда прямо, а порой косвенно. Говорить, что все Писание о Христе, не значит (или, по крайней мере, не должно значить), что, напрягая воображение, мы должны в каждом стихе видеть Иисуса из Назарета. Личность и подвиг Иисуса дают нам герменевтический ключ, с помощью которого мы, христиане, открываем истинную значимость содержания обоих Заветов. Христос предлагает герменевтическую основу для чтения и толкования всей Библии.

То же можно сказать и о миссиологической направленности Библии. Говоря о миссии, как о главной теме Писания, мы не пытаемся найти в каждом отрывке нечто, непосредственно связанное с благовестием. Речь идет о более широком и глубоком прочтении Библии в целом. Миссиологический подход к Библии предполагает осмысление следующих моментов:

• предназначение Библии;

• Бог, каким он предстает перед нами в Библии;

• народ, чье самосознание и миссию Библия приглашает нас разделить;

• история, рассказанная Библией нам о Боге, его народе и о будущем всего мира.

Эта история о прошлом, настоящем и будущем, «о жизни, вселенной и обо всем остальном». Великое библейское повествование теснейшим образом связано с библейской миссией, о которой мы ведем речь. Посему попытка разработать миссиональную герменевтику ставит перед нами вопрос: полезно и позволительно ли христианам читать Библию в целом с миссиональной точки зрения? И каковы могут быть последствия такого подхода? Можно ли использовать миссию в качестве герменевтического шаблона для понимания Библии во всей ее полноте?

Прежде чем обрисовать во второй главе подход, позволяющий утвердительно ответить на этот вопрос, в главе первой мы рассмотрим взаимосвязь, проводимую между Библией и христианской миссией в современной литературе. Взаимосвязь, несомненно, важную и вполне оправданную, но недостаточную, в моем представлении, чтобы лечь в основание всестороннего миссионального подхода в библейской герменевтике. Итак, в первой главе представлены шаги, предпринимаемые в поисках миссиональной герменевтики, – однако в каждом из этих случаев, я уверен, мы должны пойти еще дальше.

1. В поисках миссиональной герменевтики

Книг, содержащих библейское обоснование христианской миссии, написано более чем достаточно.^[7] Однако не вся имеющаяся литература одинаково хорошего качества. Некоторые книги больше похожи на памфлеты, убеждающие читателей в том, с чем они и так согласны, приводя доказательства в пользу дела, которое и писатель и аудитория уже считают необходимым. Некоторые авторы полностью игнорируют критический анализ, другие придают ему слишком большое значение.^[8] Гораздо хуже то, что многие обходят вниманием большую часть самой Библии – Ветхий Завет. Их цель очевидна: использовать авторитет Писания для обоснования миссионерского служения христианской церкви всем народам. Так они одновременно поддерживают тех, кто уже несет служение и нуждается в напоминании о его библейском основании и вдохновляют новых сотрудников присоединиться к миссии, ибо, не поступая так, они нарушают библейскую заповедь.

За рамками «библейского обоснования миссионерства»

Библейская апологетика миссионерства

Такого рода апологетика имеет огромное значение. Для церкви было бы сокрушительным ударом понять, что усилия миссионеров на протяжении двух тысячелетий не были оправданы с точки зрения Писания. Тем не менее, время от времени раздаются голоса, утверждающие именно это. Ведь как раз в противовес заявлениям людей, выдвигавших богословские и библейские (как им казалось) аргументы против обязанности каждого христианина проповедовать евангелие всем народам, Уильям Кэри одним из первых представил четкое библейское обоснование для «обращения язычников».^[9]

Однако известный всем пример Кэри указывает на характерный недостаток многих «библейских оснований христианской миссии». В библейской части своей аргументации Кэри опирался на один единственный отрывок, содержащий так называемое Великое поручение в Мф. 28, 18–20, почитая его столь же актуальным в свое время, как и во времена апостолов. По его мнению, эта заповедь не утратила своей силы с уходом первого поколения учеников (как утверждали противники миссионерства). И все же, хотя мы склонны согласиться с его герменевтическими рассуждениями, а выбранный им отрывок достоин всякого уважения, предоставленные Кэри доказательства могут вызвать сомнения. В пользу Кэри, безусловно, свидетельствует тот факт, что библейское обоснование миссионерства, даже построенное на одном отрывке, было в тот момент большим достижением. Гораздо труднее оправдать распространенную во многих миссионерских кругах практику, когда христианская миссия во всей ее монументальности балансирует на одном единственном отрывке в полной зависимости от изобретательности экзегетов. Если, выражаясь образно, сложить все апологетические яйца в одну текстуальную корзину, то что случится, когда та упадет?

Что произойдет, например, если акцент на слове «идите» в красноречивых рассуждениях защитников миссионерского служения утратит свою убедительность? Ведь в оригинальном тексте, вместо глагола в повелительном наклонении, стоит причастие, указывающее на обстоятельства, которые сопровождают действие? Иисус призывал своих учеников, прежде всего не пойти, а научить. Но поскольку теперь он велит им научить «все народы» (тогда как во время его земной жизни их служение ограничивалось пределами Израиля), им приходится идти к этим народам, дабы исполнить главное повеление.

А если подвергнуть сомнению всеобщую уверенность в том, что наш отрывок указывает на время возвращения Христа, чье второе пришествие должно последовать за «научением» всех народов? И может ли эта задача когда-нибудь считаться завершенной (заметим, кстати, что в тексте используется слово «научить», а не благовествовать)? Разве каждое новое поколение народов, до которых давно уже дошло евангелие, не нуждается в «научении»? Великое поручение – это бесконечная, постоянно расширяющая свои горизонты задача, а не отсчет времени до конца света.

Возможно, есть смысл пойти еще дальше и прислушаться к голосам критиков, задающихся вопросом: а действительно ли Иисус произнес (на арамейском, конечно) слова, записанные в греческом тексте Мф. 28, 18–20?^[10]В ответ на брошенный вызов можно предпринять следующее:

• попытаться отстаивать подлинность евангельского текста вопреки заявлениям скептиков, для чего имеются серьезные основания;^[11]

• утверждать, что, даже если Матфей не дословно передает сказанное Иисусом, его слова удостоверяют вывод, неизбежно напрашивающийся из понимания личности и подвига воскресшего Христа церковью, посвятившей себя миссионерскому служению;

• найти дополнительные отрывки в подтверждение этому, дабы показать: Матфей правдиво передал суть библейского свидетельства, справедливо увязав его с Иисусом, находившим в Писании прочное основание собственной миссии и миссии своих учеников.

Наиболее распространен последний способ. Большинство богословов, предлагающих библейское обоснование миссионерства, видят свою задачу в подборе как можно большего количества стихов, которые бы напрямую предписывали, или хотя бы косвенно подтверждали необходимость миссионерского служения. Это, безусловно, важно. Библейский призыв к миссионерству должен ясно прозвучать в церквях, зачастую весьма избирательно читающих Библию.

На свете множество обычных и вполне достойных христиан, благоговейно читающих и перечитывающих отрывки Писания, где говорится о возможности собственного спасения и безопасности, утешающие людей в трудные минуты и наставляющие их в попытках угодить Богу. Но верующих подчас застает врасплох такое обилие стихов, напоминающих о вселенском замысле Бога для всех народов земли, о поликультурной сущности евангелия и о миссиональной сущности церкви. Таким людям необходимо преодолеть свое удивление и услышать эту часть библейского послания.

Немало среди нас и богословов как зрелых, так и начинающих, чьи горизонты ограничиваются рамками традиционных учебных программ, в которых заметно отсутствует миссия в любой форме: библейской, исторической, богословской или практической. Если доказать, а я думаю, это вполне возможно: в Библии великое множество стихов и тем, непосредственно связанных с христианской миссией, миссиология снова будет пользоваться заслуженным уважением в научных кругах, чему уже есть немало обнадеживающих свидетельств.

Библейская защита?

И все же, будь то один отрывок или несколько, опасность, сопровождающая подбор стихов-доказательств, по-прежнему велика. Мы уже определились с тем, что именно хотим доказать (миссионерство имеет под собой библейское основание), так что набор стихов всего лишь подтверждает наши уже сформировавшиеся взгляды. Библия превращается в шахту, откуда мы извлекаем свои сокровища – «стихи о миссионерстве».

Эти алмазы сверкают ярко, но просто нанизать их на нитку для разработки полноценной миссиологической герменевтики всего Писания недостаточно. Даже обоснование миссионерства, составленное таким образом, не сможет охватить всей Библии.

Рассуждая о тематическом подборе стихов, Дэвид Бош отмечает:

Я не назову этот подход неприемлемым. Ценность его бесспорна. Однако его вклад в доказательство справедливости миссионерских призывов минимален. Окончательный вывод следует делать не из отдельных стихов и примеров, а из самой сути откровения как Ветхого, так и Нового Заветов. Современная церковь нуждается не в формальном соответствии между ее делами и содержанием отдельных отрывков Писания, а в ее готовности следовать лейтмотиву библейского послания.^[12]

Может показаться, что Бош ошибочно противопоставляет две необходимые вещи. Разумеется, жизнь церкви должна формально соответствовать смыслу библейских текстов, а стихов, имеющих непосредственное отношение к миссионерству, не так уж мало. Указывая на несостоятельность построения доказательств путем поверхностного, с точки зрения герменевтики, поиска случайных отрывков, хотя бы отдаленно связанных с той или иной проблемой, мы ни в коем случае не отрицаем возможность подбора убедительных доказательств путем тщательного исследования текста. Возвращаясь к замечанию Боша, можно сказать, что цель наших усилий – выделить «суть откровения» и «лейтмотив библейского послания». Чтобы с уверенностью назвать миссию сутью или лейтмотивом Писания, необходимо нечто большее, чем перечень стихов, чей смысл удобно перекликается с нашими собственными утверждениями.

Основным недостатком такого подхода можно считать его замкнутость. Опасность заключается в том, что мы привносим в изучение Библии свою глубокую преданность идее миссионерского служения, славное историческое наследие, современные методы и приемы, даже стратегии и задачи на будущее. Все это мы считаем оправданным с точки зрения Писания. Поэтому в поисках библейского основания миссионерства мы, вероятнее всего, найдем то же, с чего начали: наше собственное представление о миссии, дополненное для удобства библейскими ярлыками.

Библейское обоснование миссии как таковой – занятие достойное и необходимое. Попытки же оправдать все в практике миссионерствовать – весьма сомнительны. Кто-то сочтет это невозможным, даже опасным. Вместо того, чтобы искать в Писании оправдание своих действий, мы должны представить на его суд все миссионерские стратегии, планы и программы. Эту мысль хорошо выразил Марк Шпиндлер:

Если под словом «миссия» понимать совокупность усилий миссионеров прошлого и настоящего или все происходящее на ниве миссионерского служения, всякий честный библеист вынужден будет заключить, что такое понятие миссии имеет мало общего с Писанием… Посему попытки найти библейское оправдание любого вида современной миссионерской деятельности в виде примеров или буквальных указаний лишены актуальности, а, следовательно, и смысла. Истинное значение миссии в наше время должно вытекать из чего-то более фундаментального: из целенаправленного движения Божьего народа в мир, которому они несут благую весть о спасении в Иисусе Христе. Достоверность библейского обоснования миссионерства полностью зависит от соответствия современных усилий миссионеров этой главной идее. Необходима переоценка всего опыта миссионерской деятельности. Повторяю, библейское обоснование миссии не продиктовано желанием оправдать все действия современных миссионеров. Его цель – оценка этих действий в свете Писания.^[13]

Но для такой оценки необходимо более четкое понимание «фундаментального» – миссии в ее библейском смысле или точнее – миссиологического контекста библейского богословия.

За рамками поликультурной герменевтики

Вселенская церковь, универсальная герменевтика

Медленно, но неуклонно Западные богословы начинают замечать, что творится в остальном мире. Исследования в области миссиологии привлекли внимание Западного богословского сообщества к богатому многообразию богословских и герменевтических подходов, ставших в некоторых случаях результатом успешной миссионерской деятельности прошлых веков. Миссионерство преобразило христианский мир. Если еще в начале двадцатого века около 90 процентов христиан жили на Западе или на Севере (то есть преимущественно в Европе и Северной Америке), то в начале двадцать первого века около 75 процентов живут на южных и восточных континентах – в Латинской Америке, Африке, в некоторых частях Азии и Океании. Центр тяжести в современном христианском мире сместился к югу – явление, именуемое не всегда одобрительно «новым христианством».^[14] Кто-то предпочитает другие термины – «мировой Юг» или «мировое большинство».

Мы живем в век многонациональной церкви и разнонаправленного миссионерского движения. Соответственно герменевтика тоже носит теперь поликультурный характер. Каждый из нас хочет сам читать и толковать Библию. Ирония заключается в том, что именно представители Западного протестантского богословия, уходящего корнями в герменевтическую революцию (Реформацию), которую совершили люди, заявившие о своей независимости от давления средневековой схоластики католицизма, столь неохотно прислушиваются к христианам из других культур, пожелавших самостоятельно трактовать Писание. Правда, в последнее время ситуация, безусловно, меняется к лучшему.^[15]

Герменевтическое многообразие, конечно же, берет начало в самой Библии. Новый Завет был рожден в контексте герменевтического переворота в трактовке Писаний, известных нам как Ветхий Завет. В ранней церкви практиковались разные способы толкования одних и тех же отрывков, в зависимости от контекста и человеческого фактора. Иудейская и греческая формы христианского самосознания – плод миссионерского служения церкви – по-разному воспринимали одни и те же библейские заповеди. Именно об этих различиях говорит Павел в Рим. 14–15. Его собственная позиция ясна (с богословской точки зрения, он относит себя к тем, кого называет «сильными»), однако при этом апостол призывает расходящихся во мнениях в вопросах толкования и практического применения библейских заповедей принимать друг друга без осуждения в послушание Христу и евангелию.

Посему миссиональная герменевтика должна, по крайней мере, признать многообразие контекстов и подходов к тексту Писания. Даже если утверждать (а я именно так и делаю), что исторический и сотериологический контекст библейских фрагментов и позиция их авторов имеют объективное преимущество в определении их смысла и значимости, разнообразие читательских подходов – тоже чрезвычайно важный фактор герменевтического богатства вселенской церкви. Самобытное прочтение текста представителем той или иной культуры способно высветить дополнительные оттенки смысла, не столь заметные для человека из другой культуры.^[16]

Размышляя о таком многообразии, Джеймс Браунсон считает его вполне позитивным явлением, которое, имея библейские корни, вытекает из реальности миссиональной деятельности по всему миру.

Разрабатываемую мною модель я назвал миссиональной герменевтикой, поскольку в основании ее лежит простое наблюдение, сделанное мною при чтении Нового Завета: раннее христианское движение, создавшее канон новозаветных Писаний, носило явно миссионерский характер. Одной из наиболее очевидных особенностей раннего христианства была его способность преодолевать культурные границы и насаждаться в новых местах. Более половины Нового Завета вышло из-под пера людей, посвятивших себя миссионерскому служению в ранней церкви. Это стремление ранних христиан преодолевать культурные границы – прекрасная отправная точка в разработке модели библейской интерпретации. Она особенно полезна, поскольку отдает вопросу взаимосвязи между христианством и многообразием культур приоритет среди насущных проблем толкования Писания. Столь пристальное внимание может помочь нам разобраться в великом множестве современных трактовок… Миссиональная герменевтика, в моем представлении, начинается с признания реальности и неизбежности множественного толкования Библии.^[17]

Миссионерство в центре герменевтического единства

Было бы, однако, неправильно полагать, будто миссиональная библейская герменевтика ограничивается обобщением всех возможных способов прочтения текста, рожденных многоцветием мировых церквей и миссий. Это, безусловно, весьма интересное и поучительное занятие. Всякий, в том числе и я сам, кому довелось жить и работать в чужой культуре, подтвердит: читать и изучать Библию глазами других – дело непростое, но чрезвычайно занимательное и познавательное. Но только ли с многообразием нам приходится иметь дело? И если так, стоит ли сдаваться на милость релятивизма, отрицающего возможность объективной оценки? Существуют ли критерии, позволяющие определить прочтение библейского текста как верное или ошибочное, или хотя бы как более или менее близкое к идеалу? И кто вправе устанавливать эти границы и критерии?

Важно подчеркнуть, что «множественное толкование» не следует отождествлять с плюрализмом, как одной из герменевтических идеологий или с релятивизмом. Отправной точкой в понимании Писания для меня остается тщательное применение грамматико-исторического метода в попытке определить: насколько это возможно, замысел автора или рассказчика в том контексте, в котором были написаны или сказаны изучаемые нами слова. Однако, используя такие методы и переходя затем к восприятию значимости и возможности практического применения этих отрывков в наших собственных условиях, мы позволяем культурному многообразию сыграть свою роль в понимании и восприятии. И все же такого рода многообразие всегда имеет свои методологические и богословские границы.

Браунсон переходит от рассуждений о миссиональной герменевтике многообразия к выступлению в защиту «герменевтики единства». Многообразие толковательных позиций учит нас говорить и слушать друг друга с уважением и любовью, провозглашая общую человечность и верность одним и тем же библейским текстам. «Но, признав факт многообразия, мы должны постараться сделать Библию центральным ориентиром в море прочтений и толкований. Что же значит говорить истину в любви?»^[18] В качестве ответа Браунсон предлагает форму, содержание и саму суть евангелия. Соглашаясь с учеными, отыскавшими в различных новозаветных изложениях евангелия ряд непреложных утверждений, он настаивает, что именно они должны стать герменевтическим контекстом и критерием оценки всех вариантов прочтения текста.

Понимание герменевтической функции евангелия крайне важно для здравого подхода к многообразию и последовательности в трактовке Писания. Толкование всегда рождается в разных контекстах, под влиянием разных традиций… Но во всем этом разнообразии евангелие выступает в качестве критерия истины, гарантируя единство и последовательность.^[19]

Полностью разделяя эти взгляды, я бы добавил, что евангелие, ассоциируемое им исключительно с Новым Заветом, впервые звучит в Книге Бытие (по словам Павла в Гал. 3, 8). Итак, я хотел бы рассмотреть явление, именуемое Браунсоном «герменевтикой единства», с точки зрения Библии во всей ее полноте.

Разве не это лежит в основе мессианской и миссиональной герменевтики иудейского канона, представленной в Лк. 24. Лука, который жил и трудился рядом с Павлом, запечатлевший в Книге Деяния бурную историю богословских споров в ранней церкви, прекрасно знал о многообразии трактовок Ветхого Завета представителями первого поколения следовавших по пути Иисуса. Тем не менее, слова Иисуса «отверзли им ум к уразумению Писаний» (Лк. 24, 45). Иными словами, сам Иисус создал герменевтическое единство, в рамках которого все учения должны читать Писание в свете истории, подводящей нас к Христу (мессианское прочтение) и ведущей нас дальше, от Христа к народам земли (миссиональное прочтение). Эта история берет начало в Божьем замысле и содержится в каждой книге Писания для всех народов. Такова миссиональная герменевтика всей Библии.