Настоящее сокровище Вандербильтов

Джулия. Покупайте билет

Лучи утреннего солнца сочились сквозь тростниковую крышу столовой, где я завтракала бубликом с кофе. Одна из местных кошек подкралась к клинышку света на полу и, выгнув спину, растянулась на теплом пятачке. Я обратила взгляд на белый песок, к которому подступало сверкающее море, и улыбнулась, наблюдая, как несколько ребятишек, перевернувшись в каяке, визжат от восторга. Их мать, вынырнувшая из воды вслед за ними, не разделяла радости своих детей.

Солнце, волны, едва заметно покачивающиеся пальмы погружали меня в состояние глубокого довольства, и я почти позабыла, что превратила свою жизнь в полнейший хаос. А ведь я пробыла здесь всего два дня. Я глянула на настенные часы в столовой: почти десять. Скоро начнется занятие по сап-йоге. Времени хватало как раз на то, чтобы по дорожке, засыпанной битыми ракушками, дойти до своего домика на дереве и надеть бикини. Сап-йога стала моим новым увлечением. Паддлбординг я давно освоила. А уход из университета послужил толчком к тому, чтобы записаться на 250-часовой курс по йоге, по окончании которого я получила сертификат. Но до вчерашнего дня мне и в голову не приходило, что можно сочетать йогу с паддлбордингом. Это была блестящая идея. И теперь я стала фанаткой этого вида спорта.

На телефоне в моем номере мигала красная лампочка, уведомлявшая, что мне поступило сообщение, но я не придала этому особого значения. Кому понадобилось домогаться меня здесь? Правда, мой мобильный здесь не работает. Возможно, со мной хотели связаться мама или бабушка. Я решила, что не буду прослушивать сообщение, а лучше пораньше приду на занятие сап-йогой, как планировала. Но лампочка мигала так настойчиво, что я не устояла. А вдруг это Хейз? Готова я перезвонить ему?

Впрочем, раз уж я подошла к мосту, почему бы по нему не перейти? Я сняла трубку и нажала «ноль», вызывая оператора отеля.

– Слушаю вас, мисс Бакстер. – Вчера персонал отеля встречал меня как «миссис Митчелл», отчего позже я горько плакала. Была уверена, что совершила ошибку, ужасалась, представляя, что обо мне болтают дома. Всю ночь изводила себя. Но к утру успокоилась и сейчас пребывала в столь умиротворенном настроении, что об этом больше не тревожилась.

– Для меня есть сообщение? – уточнила я.

Портье зачитала его:

– «Завтра утром на борту “Морской сюиты” я устраиваю небольшой прием для фанатов архитектуры. Потом судно отправится на Анегаду^[7], и наше недолгое время в качестве фиктивной супружеской пары закончится. Перезвони, пожалуйста. Твой Коннер.

Я рассмеялась.

– Соединить вас с этим абонентом? – спросила портье.

Я колебалась. Уже хотела отказаться, но потом подумала: даже если я не поеду, ответ-то нужно дать. То есть, конечно, я находилась за тридевять земель и ничем не была обязана этому совершенно чужому для меня человеку. Но с другой стороны…

– Да, – сказала я. – Соедините, пожалуйста.

В трубке послышался щелчок, затем – гудки. Я почти надеялась, что Коннер не ответит. И тогда получится, что формально приличия соблюдены, но напрямую общаться с ним мне не придется. Свой отказ я наговорю на автоответчик.

– Алло? – раздался густой голос на другом конце провода.

– Коннер?

– Значит, ты получила мое сообщение? – По его тону я поняла, что он улыбается.

– Да, но… – Я прикусила губу, собираясь сказать, что не готова отправиться с ним на морскую прогулку почти сразу после разрыва с женихом, что мне нужно проанализировать случившееся, покопаться в себе. Но что если ничего такого он не имел в виду? Что если с его стороны это просто дружеский жест? Тогда я выставлю себя полной дурой перед одним из своих кумиров.

– Ну, что скажешь? – спросил Коннер. – Яхта, вино, сыр, я?

Я рассмеялась. Ладно. Значит, возможно, я поняла его правильно.

– Коннер, мне не хотелось бы оконфузиться, неверно истолковав твои намерения, но должна сказать, что буквально два дня назад я рассталась со своим женихом.

– Ммм-гм. Я тебя понимаю. Прекрасно понимаю. Но ведь мы сейчас на Британских Виргинских островах. Ты не можешь постоянно сидеть в номере. Позволь показать тебе окрестности.

Я посмотрела в окно, глядя мимо бамбукового крыльца на бескрайнее синее море, усеянное островами. Ну да, кто ж захочет торчать в номере все дни напролет?

– Так это не свидание?

– Именно что свидание, – расхохотался он. – Даже не сомневайся.

– Коннер! – сердито воскликнула я.

– Ну хорошо, хорошо. Мы поговорим о твоей странной архитекторомании, и я притворюсь, будто просто стараюсь быть дружелюбным, а вовсе не пытаюсь закрутить с тобой страстный роман, о котором мы с тоской будем вспоминать до конца наших дней.

С моих губ сорвался смех. Мило. Кто откажется от курортной интрижки? Да, я только что бросила Хейза у алтаря. Но ведь я – не скорбящая вдова.

Как бы то ни было, сама того не желая, я произнесла:

– Что ж, раз такое дело, кто же откажется?

– На то я и рассчитывал! – обрадовался он. – Значит, завтра в десять утра мое суденышко будет ждать тебя у пристани.

И лишь повесив трубку, я подумала: какой женщине, если она в здравом уме, придет в голову мысль отказаться от морской прогулки по Британским Виргинским островам с одним из ведущих архитекторов Америки? Но потом я вспомнила, что большинство американок вовсе не проявляют интереса к архитекторам. Я глянула на часы, стоявшие на тумбочке, и схватила свой телефон. Потом сообразила, что никто не может прислать мне SMS-сообщения, и неохотно положила его на место. Я не считала себя человеком, который жить не может без мобильника, но теперь мне стало ясно, что, возможно, я ошибалась. Спускаясь по лестнице без телефона, я почему-то чувствовала себя уязвимой.

Но по приближении к причалу мною все больше овладевало ощущение свободы.

Вчерашнее занятие по сап-йоге проводила крепкая уравновешенная женщина. Я была похожа на олененка Бэмби, который учится ходить. Сегодня мой паддлборд мне вручил загорелый мускулистый мужчина с белокурыми волосами до плеч. Рубашки на нем не было – одни только красные плавки. Я огляделась. Других учеников не было, и вчерашнего инструктора я тоже нигде не увидела.

– А где Дана?

– Понятия не имею, – пожал он плечами.

Я рассмеялась, опешив от его бесцеремонности.

– Разве не она должна проводить занятие?

– Нет, – покачал он головой. – Она уехала. Сегодня ваш инструктор я. – Он кинул взгляд вокруг, посмотрел на часы и широко улыбнулся. – Похоже, заниматься мы будем вдвоем.

– О, черт, – растерялась я. – Что ж, тогда давайте отменим. Это совсем необязательно. – Занятия один на один всегда психологически обременительны.

Не отвечая, он взял мою доску, положил ее на воду и помог мне встать на нее.

– Нам нужно отгрести на глубину, чтобы не случилось трагедии, если упадете с доски. Кстати, меня зовут Трав, – представился инструктор, когда мы на досках заскользили по водной глади, настолько чистой и ровной, что мне даже не хотелось тревожить ее.

– Джулия, – назвалась я.

– Прежде сап-йогу вы уже практиковали? – осведомился он. Я повернула голову в его сторону и заметила на его лице улыбку.

– А как же. Я профи со стажем, – живо ответила я и тут же на мгновение утратила равновесие, надеясь, что Трав этого не заметил.

– Значит, со вчерашнего дня?

Да уж. Естественно, он заметил.

– Так и есть, – рассмеялась я. – Паддлбординг, конечно, не сильная моя сторона, зато я сертифицированный инструктор по йоге.

– Ну, это уже кое-что.

Спустя двадцать минут, когда Трав перешел на мою доску, помогая мне правильно встать в позу «собаки мордой вниз», я вдруг осознала, что, несмотря на сумасшествие последних трех суток, я получаю огромное удовольствие от отдыха на этом курорте.

Мне вспомнился рекламный листок «Айлэнд компани» на столбе, который я видела накануне: «Бросайте работу. Покупайте билет. Загорайте. Влюбляйтесь. Назад не возвращайтесь».

Перед глазами мелькнул Хейз. Затем Коннер.

– Трав?

– Джулия?

– По-вашему, все, кто приезжают на эти острова, мечтают остаться здесь навсегда?

– Не знаю. Я приехал на весенние каникулы. – Он кашлянул. – В 2012-м.

Мы оба расхохотались. Я никогда не считала себя человеком, который способен сбежать от привычной жизни на острова. Но теперь с каждой минутой все больше убеждалась, что, оказывается, я совсем не знаю себя. Пытаясь принять позу воина, я поняла, что пришло время это узнать.

Эдит. Все люди – призраки. 11 апреля 1914 г.

После кончины Джорджа первая ночь по возвращении в Билтмор была невероятно тяжелой. Каждый скрип на лестнице, каждое растение в зимнем саду, каждое произведение искусства в гобеленовой галерее напоминали о Джордже. Каждый дюйм в доме вызывал в памяти образ человека, которого Эдит любила всем сердцем. Образ человека, который не вернется, чтобы спасти ее. В последующие недели после его смерти на убитую горем Эдит удары сыпались один за другим. Выяснилось, что деньги – по крайней мере, те, к которым она имела доступ – почти на исходе. На имя Корнелии был открыт крупный доверительный фонд, но распоряжаться им она сможет только по достижении двадцати пяти лет, когда станет законной владелицей Билтмора. Пока же то, что у них оставалось, не покрывало даже суммы, которые Джордж отписал в завещании в наследство другим людям. К тому же он, без ведома Эдит, заложил их дом на Кей-стрит в Вашингтоне. Нужно было столько всего сделать, спасти, просчитать, однако она не в силах была взяться за дела – могла только скорбеть.

Эдит легла рядом с измученной изнуренной дочерью, свернулась калачиком под плотными тяжелыми простынями, которые Джордж приобрел еще до знакомства с ней, и стиснула усталую руку Корнелии.

– Мама, я чувствую, что он здесь. А ты? – с надеждой в голосе спросила девочка.

– Я тоже, Нелли. Я тоже. – Помолчав, Эдит добавила: – Я чувствую его присутствие всюду.

Но она лгала. И это было больнее всего. Билтмор напоминал ей о Джордже. Иначе и быть не могло. Но она не слышала голоса мужа, не чувствовала его. Эдит не знала, что существует по другую сторону жизни, но за последние годы ее судьба тесно переплелась с судьбой мужа, и она была уверена, что он будет оставаться с ней даже теперь, после кончины. Но Джордж просто исчез – внезапно и безжалостно. Покинул ее в тот момент, когда она особенно в нем нуждалась.

В постель к хозяйкам запрыгнул Седрик, их огромный сенбернар. Что при обычных обстоятельствах псу строго воспрещалось.

Эдит рассмеялась.

– Я говорила тебе, что, по словам друга твоего отца Генри Джеймса, у Седрика со Сноу шерсть лезет, как у белых медведей?

Корнелия подхватила смех матери. Эдит радостно было слышать, что ее дочь снова смеется. Вообще-то, она не терпела собачью шерсть в спальне, но сегодня женщинам Билтмора компания еще одного живого существа была просто необходима.

Наконец Эдит услышала тяжелое дыхание Корнелии и Седрика, перенесшихся в своих снах куда-то в более счастливые края и времена. Тогда она сошла вниз по парадной лестнице и позвонила прислуге, чтобы ей принесли чашку чая в библиотеку. Библиотека Джорджа, темная, пышная, воплощала собой стиль рококо: мебель с красной обивкой, изумительная потолочная роспись «Колесница Авроры», каминные подставки с изображением Венеры и Вулкана работы Карла Биттера^[8], отлитые из позолоченной бронзы. Нобл, любимый слуга Джорджа, принес чай. Эдит опустилась в кресло Джорджа, стоявшее у пылающего камина. Ей вдруг подумалось, что Нобл выглядит очень молодо. Он служил в Билтморе с пятнадцати лет, и сейчас ему, наверно, было лет двадцать пять. Он был сообразителен, уравновешен и, вне сомнения, пользовался уважением у остальных слуг.

– Дом без него опустел, да, Нобл?

Он неспешно кивнул.

– Но вместе мы справимся, миссис Вандербильт. Мы всегда к вашим услугам, что бы вам ни понадобилось. – Нобл прокашлялся, пытаясь скрыть свои чувства. – Мистера Вандербильта всем нам будет не хватать.

– Нобл? – Эдит подумала, что, возможно, она излишне откровенна, но, с другой стороны, Нобл был фактически членом семьи. – Меня одно тревожит: похоронив Джорджа в Нью-Йорке, мы многих из вас, кто служил ему верой и правдой и находился с ним рядом даже дольше, чем я, лишили возможности проводить его в последний путь.

– За это не переживайте, мэм. Мы отслужим здесь панихиду, и наши сердца успокоятся.

Но Эдит почти не слушала его. Ее взгляд скользил по рядам книг Джорджа, и в каждой, она была уверена, хранилась частичка ее мужа. Или, пожалуй, скорее, наоборот: в нем осталась частичка от каждой из них.

– Нобл. – Эдит не хотела вовлекать слугу в беседу, но она еще не была готова остаться одна. – Тебе известно, что Джордж слыл самым начитанным человеком в стране?

Она глотнула чаю, грея холодные руки о чашку из тонкостенного просвечивающего фарфора.

– Да, мэм, я слышал об этом. И в отношении своих книг он был великодушен, всегда давал их читать другим.

Эдит кивнула, поставила чашку на приставной столик и жестом показала на резное изображение масляной лампы над гобеленом, висящим над камином.

– А тебе известно, что символизирует масляная лампа на резных орнаментах и экслибрисах Джорджа?

– Нет, мэм, не думаю, – ответил Нобл.

Тем и хорош был Нобл, лучший из лучших среди прислуги. В Билтморе каждый уголок он знал как свои пять пальцев, в этом даже Эдит не могла с ним конкурировать. Но он понимал, что ей нужно с кем-то поговорить, и потому поддерживал беседу.

– Вечное стремление к знаниям, – объяснила она. Именно поэтому на каждом экслибрисе выгравировано: «Quaero ex libris Biltmoris». Узнавайте из книг Билтмора.

– Мистер Вандербильт, безусловно, знал, как это делать, – улыбнулся Нобл.

Эдит наконец обратила на слугу взгляд, рассматривая его внешность: рыжеватые волосы, выразительные глаза, облегающий форменный жилет – одна пуговица медная, одна – серебряная, как было принято в Билтморе – безукоризненно чист и опрятен, даже в столь поздний час. Ей вдруг подумалось, что он, должно быть, очень устал за день, наполненный не только суетой, но и переживаниями.

– Спасибо, Нобл, – тихо поблагодарила Эдит слугу, отпуская его, затем откинулась в кресле и смежила веки. Едва Нобл удалился, на нее снизошел полный покой: она почувствовала, как ее обволакивают незыблемость, тишина и уют родного дома. Что-то холодное коснулось ее руки. Она вздрогнула, резко открыла глаза. Но это был всего лишь нос Седрика. Она потрепала пса по голове.

– Привет, мальчик. Ты тоже по нему скучаешь, да? – Верный пес лег у ее ног.

Эдит вздохнула, пропитываясь атмосферой грусти и покоя. Наконец-то она снова в библиотеке Джорджа, где можно отдохнуть, погоревать. Муж умер, а она даже не могла навещать его могилу. Во всяком случае, практически это было трудноосуществимо. Не часто у нее будет появляться возможность выбраться в Нью-Йорк, чтобы побыть рядом с ним. Но Джордж, вне сомнения, здесь, среди его самых ценных приобретений – книг. В конце концов ведь именно в библиотеке живут призраки. Оноре де Бальзак, Чарльз Диккенс, сэр Вальтер Скотт. Здесь навсегда останется их дорогой друг Пол Лестер Форд; свою привязанность к Джорджу и Билтмору он увековечил в посвящении к роману «Дженис Мередит»^[9]. Эдит жалела, что Джордж не написал книгу о своей жизни, что у нее нет ничего, рассказанного его голосом. Не имея его мемуаров, она взяла то, что он оставил после себя: одну из трех толстых тетрадей в кожаном темно-зеленом переплете, на котором золотом было вытеснено: Книги, которые я прочитал. Д.В.В.

– Человек сотворен из историй, – однажды сказал Джордж Эдит. Правда ли это? Найдет ли она его на страницах книг, которые он так любил? Воскресят ли они его?

Что читал Джордж незадолго до смерти? Эдит открыла последнюю страницу и провела пальцем по последней записи, сделанной небрежным убористым почерком мужа. Она всегда считала, что почерк у него изящный. Теперь – тем более. Потому что это – все, что осталось от него. Последняя запись гласила: 3159. Генри Адамс. «История США», т. 3.

Ее удивительный эрудированный муж за свою недолгую жизнь прочел 3159 книг. И это только те, что он учел. Поразительно! И все же Эдит подумалось, что ей самой, пожалуй, не хотелось бы, чтобы последней ее книгой стало нечто скучное. Значит, отныне ей следует более тщательно выбирать для чтения литературные произведения, расценивая каждую книгу как итоговую в ее жизни. В предпоследней записи указывалось: 3158. Генри Адамс. «История США», т. 2.

Эдит сдвинула палец на строчку выше и замерла. Рука внезапно задрожала. 3157. Л. П. Джекс^[10]. «Все люди – призраки».

Все люди – призраки. У Эдит по спине пробежал мороз. Возможно, она вкладывает в это слишком глубокий смысл. А вдруг это знак? От ее возлюбленного Джорджа? Неужели он предчувствовал, что скоро покинет этот мир и хотел сообщить Эдит, что вернется к ней? Но он не вернулся. Во всяком случае, пока.

Эдит сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Она не читала эту книгу. Может, эта книга вовсе не о призраках, и ее название – просто красивая метафора. Может, в ней излагается идея о том, что каждый человек – это оболочка, под которой скрыта его внутренняя сущность. Точно. Наверняка. Трясущейся рукой Эдит нашла книгу и взяла ее с полки. Помедлила, как иногда делала, представляя, что смотрит на сложившуюся ситуацию со стороны. Возможно ли, что ее почивший супруг оставил ей своего рода сообщение в его читательском дневнике, намекая, что она должна прочитать эту книгу и тогда он вернется к ней?

Нет, это полнейший бред. Но она теперь вдова. Причем вдова одинокая, у которой нет даже родителей. Ей сам бог велел немного тронуться умом, хотя бы на некоторое время.

Эдит открыла книгу на первой странице и, словно рассчитывая, что это вернет ей Джорджа, понюхала листы. Они пахли кожей и, может быть, немного дымом, поскольку в библиотечном камине всегда горел огонь. Неохотно Эдит начала читать. И у нее перехватило дыхание, когда она дошла до строк: «Ни один настоящий призрак никогда не признает себя тем, кем считаете его вы… Словом, отношение человечества к призракам воспринимается ими как постоянное оскорбление величия мира духов теми, кто стоит на низкой ступени интеллектуального развития; и по этой причине они редко являются живым или пытаются вступить с ними в непосредственный контакт, а делают свою работу тайком и обнаруживают себя только перед избранными».

Эдит не могла продолжать читать. Станет ли она одной из тех избранных? Да и хочет ли, чтобы Джордж навестил ее, явился ей, даже если б мог? Напугало ли бы это ее до смерти? Пожалуй. Эдит решила, что надо положить книгу на место, туда, где она стояла, и не искушать ни судьбу, ни призраков, даже если это призрак того, кого она любила.

Но, прежде чем вернуть книгу на полку, Эдит взяла с приставного столика сигарету и дрожащей рукой после нескольких попыток все-таки ее закурила. Делая затяжку, она вдруг отчетливо услышала:

– Дорогая, ты ведь знаешь, я не позволяю курить в библиотеке.

Пронзенная страхом, Эдит вздрогнула. Седрик пулей вылетел из комнаты, словно увидел птицу. Книга в кожаном переплете выпала из ее руки, с глухим стуком приземлившись на выложенный елочкой паркет. Эдит огляделась и, никого не увидев, решила, что она сходит с ума. Но ведь пес тоже слышал голос. Он умчался из комнаты еще до того, как книга упала на пол. Или она просто переутомилась?

– Эди, это нормально, что ты меня слышишь, – снова раздался тот же голос. – Я хочу оставаться с тобой.

Еще раз затянувшись сигаретой, Эдит решила, что у нее слуховые галлюцинации и ей необходимо немедленно лечь в постель. Или же голос, что звучит у нее в голове, это плод ее разыгравшегося воображения, выдавшего ей то, что она хотела услышать. Но опять-таки, если верить тому, что написано в книге…

– Джордж, – прошептала она.

– Я здесь, Эди. Я здесь. Не волнуйся. Я помогу тебе со всем разобраться.

Впервые с тех пор, как она узнала об истинном финансовом положении Джорджа на момент его смерти, Эдит успокоилась, и у нее отлегло от сердца. Все то время, что Эдит знала мужа, они с ним шли по жизни рука об руку. И это не должно измениться только потому, что он умер. У нее по-прежнему имелся партнер, пусть и безмолвный. Как наставлял ее Джордж, порой безмолвствующий партнер – самый лучший.

Джулия. Изысканные заведения

Меня учили, что надевать на свадьбу днем и вечером, на похороны, в церковь, на церемонию по окончании учебного заведения и на вечеринку в честь празднования рождения будущего ребенка. Но никто ни разу не сказал мне, в чем я должна отправиться на морскую прогулку по Британским Виргинским островам на роскошной яхте в сказочный день, тем более что это было мое первое свидание с тех пор, как я разорвала помолвку и сбежала в другую страну.

Надо же, какое очаровательное приключение, подумала я про себя. Порывшись в чемодане, я остановила выбор на белом бикини: благодаря искусственному загару оно будет контрастно смотреться на моем смуглом теле. Собираясь в свадебное путешествие, я купила новые пляжные халаты и накидки, но что если Коннер оденется не по-пляжному?

Я взяла длинное белое льняное платье до пят, решив, что это будет отличный компромисс: вроде и пляжный вариант, но нарядный. Внезапно я осознала, что лет десять, наверное, не выбирала туалет для первого свидания. С ума сойти! Причем ведь это не обычное свидание. Это – свидание с состоятельным известным человеком.

Я была так занята своим внешним видом, пока укладывала волосы, подбирала наряд и блеск для губ, что почти не нервничала. Я сунула ноги в золотистые сандалии и поспешила по дорожке к причалу. Когда увидела Коннера в синих шортах и белой футболке, у меня что-то екнуло внутри. Это не обязательно должно быть свидание – просто встреча двух родственных душ, сказала я своему трепещущему «я». Эти две родственные души находят друг друга очень привлекательными. Оба загорелые, непринужденные, они разве что выпьют немного вместе.

Коннер наблюдал за моим приближением, стоял неподвижно, словно прирос к причалу. Было видно, что я произвела на него впечатление. Когда я подошла к нему, он наклонился и чмокнул меня в обе щеки.

– Ты столь же прекрасна, какой я тебя запомнил.

Я повела глазами. Когда мы познакомились, на моем лице лежал столь густой слой косметики, что казалось, будто оно покрыто шеллаком.

Коннер жестом предложил мне следовать за ним по причалу к небольшой надувной резиновой лодке, которая доставит нас к тому месту, где стоят на якоре крупные суда.

– Вот это и есть мой корабль, – сказал он, помогая мне сесть в лодку. – Грандиозный, да?

Мы оба снова рассмеялись. В принципе, с этим красавцем я была бы счастлива провести целый день и в маленькой лодке. Коннер дернул шнур, двигатель громко чихнул, дыхнул бензином, и мы тронулись с места. Я опустила руку за борт, касаясь воды.

– Я собирался поразить тебя своим мастерством судовождения, – сказал Коннер, – но, по мнению экипажа, яхтой должны управлять они, чтобы я мог весь день посвятить тебе. – Я была немного разочарована, поскольку до этого воображала, как мы плывем одни в открытом море, Коннер учит меня отличать кливер от мачты и, стоя у меня за спиной, объясняет, как управлять судном. Конечно, чтобы крутить штурвал, большого ума не надо. Но, насмотревшись романтических комедий, я имела свое представление о незабываемом свидании и думала, что стояние за штурвалом является обязательном пунктом программы.

Я восхищалась парусниками, стоявшими у причалов. Интересно, к какому из них мы направляемся? Самым прекрасным, вне сомнения, было сверкающее серебристое судно с высокими мачтами, которые, казалось, вздымаются под небеса. Когда Коннер повернул ручку двигателя, направляя лодку к этой яхте, я вытаращила глаза.

– В самом деле? – Профессию архитектора я, конечно, выбрала не из-за денег, но, возможно, Коннер был еще более успешен, чем я думала. – Это твоя?

– Нет, нет, – рассмеялся он. – Ты ведь знаешь, что я спроектировал башни Гаррисона?

Разумеется, это я знала.

– Так вот, это яхта Гаррисонов. Ее отдали в мое распоряжение в качестве благодарственного подарка.

У меня, должно быть, челюсть отвисла от изумления.

– То есть ты говоришь, что экипаж не позволит тебе продемонстрировать свое умение потому, что для управления этим судном нужна целая команда?

– Именно, – кивнул Коннер.

Двое мужчин в белых поло и черных шортах помогли мне подняться на борт, и передо мной тут же выросла женщина в аналогичной униформе с двумя безупречно чистыми бокалами. (Я это отметила, потому что на островах, тем более на судне, безупречно чистые бокалы – большая редкость).

– Позвольте предложить вам «Морскую сюиту»? – обратилась ко мне женщина.

– Спасибо, – улыбнулась я, принимая от нее бокал. – А что это за «Морская сюита»? – поинтересовалась я шепотом, чтобы Коннер не слышал. А то вдруг это абсолютно традиционный напиток, о котором я слыхом не слыхивала.

– Яхта носит название «Морская сюита», и это наш фирменный коктейль, только менее крепкий, если мы подаем его ко второму завтраку.

Что ж, в чужой стране жить – чужой обычай любить, разве нет? Я приподняла бокал в знак приветствия и пригубила напиток. Коннер тоже взял бокал, кладя ладонь мне на спину.

Стюардесса отступила в сторону, и я увидела, что на палубе накрыт большой стол, на котором стояли две одинаковые тарелки с синей каемкой и инициалами «СС» посередине. В центре стола благоухал букет цветов, в которых я узнала – после нескольких месяцев предсвадебных хлопот – розовые лютики.

– Голодна? – спросил Коннер.

– Разве у нас свидание? – вопросом на вопрос ответила я, вскидывая брови.

– С каких это пор поздний завтрак считается свиданием? – широко улыбнулся он. Поздний завтрак это, по сути, всегда свидание.

Мы сели за стол, и перед нами тотчас же вырос один из тех матросов, которые помогли мне взойти на борт.

– Завтрак будет подан, как только мы выйдем в море.

– Значит, это и есть твоя жизнь? – спросила я, пристально глядя на Коннера.

– Шутишь? – расхохотался он.

Я пожала плечами. Откуда мне знать? Заработали двигатели.

– Мне в буквальном смысле пришлось делать паспорт, чтобы приехать сюда. Я впервые за границей. Не был в отпуске с… – Он помолчал, вспоминая. – Вообще никогда. Я ни разу не отдыхал с тех пор, как начал работать. Когда Гаррисоны сказали, что предоставят в мое распоряжение яхту, честно говоря, я даже вообразить не мог, что это будет настоящий дворец.

Мы отчалили. Я расслабилась.

– Надо признать, я рада, что ты предложил мне вместе с тобой насладиться этой роскошью.

– Надо признать, я тоже рад. – Мне уже было ясно, что с моря Виргинские острова будут выглядеть совсем не так, как из окон моего домика на дереве. Я ничуть не жалела, что согласилась на эту прогулку.

– Итак, в целом, надеюсь, на такой медовый месяц ты рассчитывала? – спросил Коннер.

Я прыснула со смеху, так что изо рта едва не полился коктейль.

– Понятно, – произнес он. – Я рискнул и, похоже, поторопился.

Это уж точно. И все равно я улыбалась, когда передо мной поставили тарелку с яйцами «Бенедикт»^[11].

– Мисс, мы также готовы предложить вегетарианский и безглютеновый варианты этого завтрака, – сообщила стюардесса.

– Я готова съесть все, что прежде не съест меня, – ответила я с улыбкой.

Она рассмеялась.

Я положила в рот кусочек бутерброда и, смакуя его на языке, сказала:

– Так вот как живут архитекторы? Сплошной гламур: стофутовые яхты, команда, величающая тебя «сэр», постоянные полеты во всему миру.

– Именно, – кивнул Коннер. – Или парализующее неверие в собственные силы, разбавляемое крошечными проблесками славы, которые сменяются негативными отзывами случайных прохожих о зданиях, которые ты спроектировал, что заставляет полностью переосмыслить свою жизнь и все, что в ней есть.

Я рассмеялась, вдруг подумав, как странно, что он приехал сюда на отдых один.

– Вот ты знаешь всю мою печальную историю, а мне о тебе ничего не известно. По-моему, это несправедливо. – На самом деле, я немного преувеличила. Он не знал всей моей печальной истории.

– Да у меня нет печальной истории. У меня супернормальная жизнь.

– Супернормальная жизнь – это нонсенс. Так не бывает, – возразила я.

– И то верно. Я просто имел в виду, что мои родители женаты уже сорок лет и до сих пор любят держать друг друга за руки. Сестра вышла замуж за парня, с которым она встречалась со школы, и у них недавно родился первенец.

– Парни, с которыми встречаешься со школы, обычно не оправдывают твои ожидания.

– На мое счастье. – Коннер приподнял бокал.

Я усмехнулась.

– Счастливые родители – это большое дело.

– А твои не счастливы?

Я пожала плечами.

– Живут они вместе. А вот счастливы ли? – Я задумалась, устремив взгляд вдаль. – Иногда – да. В принципе – часто. Но знаешь, как бывает: два человека и жить не могут друг с другом, и друг без друга для них не жизнь.

– Да, бывает. Среди друзей такое сплошь и рядом. Мне просто повезло, что меня бог миловал от подобного личного опыта.

– Завидую, – кивнула я. – У меня такого опыта хоть отбавляй. Удовольствие ниже среднего. – Воспоминания о Хейзе отозвались болью, будто в меня вонзился осколок стекла. Глянув в бокал с мартини, я осознала, что пью слишком быстро. Мысли путались. – А у тебя как? – спросила я, стремясь поскорее сменить тему разговора. – Подружка есть?

– Да. И она не возражает против того, чтобы я катал на яхте по Карибам красивых женщин. В любом случае, сама она не захотела ехать со мной в эту дыру.

– Я ее понимаю. Эти яйца «Бенедикт» в рот не взять. – Они были божественны. – С моей стороны не будет дерзостью, если я спрошу, почему ты здесь один-одинешенек?

– Нет, – рассмеялся Коннер. – Не будет. Мы в международных водах, а здесь все дозволено. – Он пригубил мартини. – Через пару дней я встречаюсь с двумя из своих лучших друзей, мы немного побудем на Анегаде, а потом заберем моих родителей на Сент-Томасе^[12] и поплывем на Йост-Ван-Дейк^[13]. Оттуда – на Тортолу^[14], где и закончится мой отпуск. Ты не поверишь, но никто не смог взять трехнедельный отпуск, чтобы составить мне компанию на все время моего отдыха. – Он поднял бокал. – Слава богу, что хоть с тобой я познакомился.

– За это и выпьем! – Я тоже подняла свой бокал.

Коннор положил салфетку на стол.

– Пойдем на нос, притворимся, будто это наша яхта, и будем ехидно высмеивать серые массы, ползающие на своих пятидесятифутовых суденышках. – Он стянул с себя футболку и бросил ее на стул.

Я сняла платье, приготовившись загорать, и последовала за ним.

Мы устроились на шезлонгах на носовой части палубы, нежась на идеально теплом солнце.

– Не возражаешь, если мы совершим небольшой круиз? – спросил Коннер. – Я подумал, что мы могли бы пообедать в «Согги доллар»^[15].