Плоды раздумья

Явление IV

Княгиня хочет оттолкнуть шляпу.

Князь

(бросается к ней)

Оставьте мою шляпу! Это моя шляпа! (Подымает шляпу в сердцах и бросает ее на стол, накрытый для ужина)

Княгиня

(после небольшого молчания)

Отчего упало это сафьянное стуло?

Князь

А я почему знаю?! (Подходит к столу, на котором накрыт ужин.) Я вижу только, что эта глупая шляпа испортила прекрасное фрикасе. (Рассматривает кушанья.) Какой чудный фасоль!..

Княгиня

(недоверчиво к публике)

Что они говорят?

Князь

(быстро оборачиваясь к ней)

А, теперь уже не обманете! Я сам слышал, как вы что-то сказали!

Княгиня

Ну да! Я не последую вашему примеру, не стану отпираться от своих слов! Я действительно говорила, только не с вами.

Князь

(обиженный)

Сударыня, вы забыли, что я вам муж. Вы забыли, что если я захочу, то буду знать, о чем вы сейчас говорили?

Княгиня

(с отчаянием)

Боже, какое тиранство! Нет, это не муж, это кровожадный леопард!.. Пользуйтесь правом сильного; это очень, очень мило! Не знаю только, кого изберете вы своею жертвой? ибо что принадлежит до меня, то я завтра же оставляю дом этот, и мы с вами больше не увидимся!

Князь

Ваши угрозы не испугают меня. Я нисколько не опечалюсь вашим отъездом. Счастливого пути, уезжайте.

Княгиня

И непременно уеду!

Князь

Да, вы уже раз сказали это.

Княгиня

(сдерживая слезы)

Боже мой, как я несчастна с этим извергом!..

Ах!.. (Падает в обморок)

Князь

(вполголоса, суетясь возле жены)

Что с ней?! Жена!.. Агнеса!.. Не надо ли воды?., о-де-лава-ну?.. содовых порошков?.. Милочка!.. Что я теперь стану делать?! (Прыскает на нее водой)

Княгиня

(очнувшись)

Где я?., что со мною было?.. Не гуляла ли я в саду?.. (Поспешно прикалывает распахнувшийся платок на груди.) Ах! не видел ли меня кто-нибудь таким манером?..

Явление V

Входит барон, держа под мышкой картон умеренной величины. Барон лет сорока; одет просто, но со вкусом.

Князь и княгиня оборачиваются.

Барон жмет, улыбаясь, руку князя и целует в лоб княгиню.

Барон

(на ухо княгине)

Я привез тебе презент и желал бы, чтобы он пришелся по вкусу.

Княгиня

(радостно)

Что это?

Барон

(насмешливо)

Куропатки!

Княгиня

(нетерпеливо)

Point de betise!..^[111]

Барон

(с ласковой усмешкой, подавая ей картон)

Point d’Alangon^[112].

Княгиня

(взволнованная!

Дайте, дайте поскорее! (Торопливо разбирает кружева.)

Князь

(обидевшись)

Прошу вас, барон, вперед не делать таких подарков!

Барон

Ну, полноте, князь; это уже, право, нехорошо! Вы видите, как Агнеса обрадовалась.

Княгиня

Да, я очень рада! (Целует барона.) Mersi, дяденька.

Барон

Ну, вот так бы вам меж собою поцеловаться; оно и было бы лучше! А то ссоритесь, ссоритесь, право, и бог знает из-за чего? Я уж давеча слушал вас, слушал, да и надоело!

Княгиня

Как, дяденька? так, стало, вы были здесь?

Барон

(самодовольно)

Был!

Князь

(указывая на шляпу)

Так это вы уронили мою шляпу?

Барон

(по-прежнему)

Я!

Княгиня

А сафьянное стуло – вы?

Барон

(с достоинством)

Опять я!.. Я был здесь, за портьерой. Все слышал, все видел и нахожу, что вы оба не правы. Ты, Агнеса, не права потому, что слишком раздражительна и вспыльчива; а ты, Serge, виноват кругом…

Княгиня

(прерывая его)

Так, милый дяденька! это он во всем виноват. Первое дело…

Барон

(останавливая ее повелительным знаком руки)

Агнеса, твоя речь впереди. (Князю) Первое дело: ты копал жене яму, иначе – вводил ее во гнев; что очень нехорошо! Второе дело: ты, разговаривая с женою, забыл тон человека хорошего общества; что еще хуже!.. Слушая вас из-за портьеры, я решился примирить вас и наставить. И потому в то самое время, как уронил это сафьянное стуло и эту пуховую шляпу, я скорей отправился в магазин за блондами для успокоения Агнесы… (Княгиня хочет его поцеловать; он ее удерживает.) А потом заехал домой за журналом «Москвитянин», дабы прочесть тебе, Serge, как должны муж и жена высшего общества взаимно трактовать друг друга. Слушайте со вниманием! (Вынимает из заднего кармана 22 № «Москвитянина» 1852 года и читает в отделе Критики, на стр. 39, следующее) «Что касается до хорошего тону, который, как всем известно, господствует в высшем свете, то… кажется, все с нами согласятся, что главным отличительным признаком хорошего тона почитается учтивость… Посмотрите, например, как они (то есть люди хорошего тона) обращаются с дамами». Как же тебе не стыдно?! Видишь: даже журналист и тот понимает, что должно соблюдать!.. Смотрите же: старайтесь, друзья мои, жить в мире и согласии; будьте благоразумны, кротки и учтивы!.. Примиритесь теперь и дайте мне слово вперед не ссориться.

Княгиня

(потупившись)

Я согласна.

Князь

(с замешательством)

Я тоже.

Некоторое время они смотрят друг на друга в нерешительности. Барон подает им знак рукою: они бросаются друг Другу в объятия.

Князь

Агнеса!..

Княгиня

Serge!..

Они целуются.

Барон

(утирая слезы)

Даже и у меня слеза пробилась!.. Право, смотря на вас, и мне самому приходит на мысль обзавестись подругой жизни. И пора бы! а то еще вчера я опять запломбировал себе зуб чистым золотом.

Княгиня

Дяденька, а вот и ужин готов! Я думаю, иные блюда уже и простыли?

Барон

Любезные мои, лучше пусть остынут эти блюда, чем сердца ваши!

Князь и княгиня

(бросаются ему на шею)

Merci, mon oncle!..^[113]

Целуют его.

Княгиня

(сажая барона за стол)

Дружочек, дяденька, садитесь!

Все садятся и ужинают.

Князь

(после довольно продолжительного молчания)

Агнеса! Завтра я куплю тебе новую гравюру.

Занавес падает

Спор древних греческих философов об изящном
Драматическая сцена из древнегреческой классической жизни, в стихах

Действие происходит в окрестностях Древних Афин.

Действующие лица

Древние греческие философы:

Клефистон,

Стиф.

Сцена представляет восхитительное местоположение в окрестностях Древних Афин, украшенное всеми изумительными дарами древней благодатной греческой природы, то есть: анемонами, змеями, ползающими по цитернам; медяницами, сосущими померанцы; акамфами, платановыми темно-прохладными наметами, раскидистыми пальмами, летающими щурами, зеленеющим мелисом и мастикой. Вдали виден Акрополь, поражающий гармонией своих линий. На первом плане, у каждой стороны сцены, стоит по курящемуся жертвеннику на золоченом треножнике. Сцена пуста. Немного погодя из глубины сцены выходят, с противоположных сторон, два философа: Клефистон и Стиф. Оба в белых хламидах, с гордою осанкою и с пластическими телодвижениями. Медленно переставляя ноги, так что одна всегда остается далеко позади другой, они сближаются постепенно к середине сцены, приостанавливаются, указывают друг другу на жертвенник своей стороны и направляют к тому жертвеннику свои тихие шаги. Дойдя до жертвенников, они останавливаются, возлагают одну руку на жертвенник и начинают:

Клефистон

 
Да, я люблю среди лавров и роз
Смуглых сатиров затеи.
 

Стиф

 
Да, я люблю и Лесбос и Парос.
 

Клефистон

 
Да, я люблю Пропилеи.
 

Стиф

 
Да, я люблю, чтоб певец Демодок
В душу вдыхал мне свой пламень.
 

Клефистон

 
Фивского мрамора белый кусок!
 

Стиф

 
Тирский увесистый камень!
 

Клефистон

 
Туники складки!
 

Стиф

 
Хламиды извив!
 

Клефистон

 
Пляску в движении мерном.
 

Стиф

 
Сук, наклоненный под бременем слив.
 

Клефистон

 
Чашу с душистым фалерном!
 

Стиф

 
Любо смотреть мне на группу борцов,
Так охвативших друг друга!
 

(Показывает руками.)

Клефистон

 
Взмахи могучих люблю кулаков!
 

Стиф

 
Мышцы, надутые туго.
 

Клефистон

 
Ногу – на столько подвинуть вперед!
 

Оба, смотря Друг на друга, выдвигают: один левую, другой правую ногу.

Стиф

 
Руку – вот этак закинуть!
 

Оба, смотря Друг на друга, закидывают дугообразно: один левую, другой правую руку.

Клефистон

 
Телу изящный придать поворот…
 

Оба пластически откидываются: один влево, другой вправо.

Стиф

 
Ногу назад отодвинуть!
 

Оба поспешно отодвигают выдвинутую ногу.

Клефистон

 
Часто лежу я под сенью дерев.
 

Оба принимают прежнее спокойное положение, опустив опять одну руку на жертвенник.

Стиф

 
Внемлю кузнечиков крикам.
 

Клефистон

 
Нравится мне на стене барельеф.
 

Стиф

 
Я все брожу под портиком!
 

Клефистон

 
Думы рождает во мне кипарис.
 

Стиф

 
Плачу под звук тетрахордин.
 

Клефистон

 
Страстно люблю архитрав и карниз.
 

Стиф

 
Я же – дорический орден.
 

Клефистон(разгорячаясь)

 
Барсову кожу я гладить люблю!
 

Стиф

(с самодовольством)

 
Нюхать янтарные токи!
 

Клефистон (со злобой)

 
Ем виноград!
 

Стиф

(с гордостью)

 
Я ж охотно треплю
Отрока полные щеки.
 

Клефистон

(самоуверенно)

 
Свесть не могу очарованных глаз
С формы изящной котурна.
 

Стиф

(со спокойным торжеством и с сознанием своего достоинства)

 
После прогулок моих утомясь,
Я опираюсь на урну.
 

Изящно изгибаясь всем станом, опирается локтем правой руки на кулак левой, будто на урну, выказывая таким образом пластическую выпуклость одного бедра и одной лядвеи. Клефистон бросает на Стифа завистливый взгляд. Постояв так немного, они оба отворачиваются от своего жертвенника к противоположному, заднему углу сцены и, злобно взглядывая друг на друга, направляются туда столь же медленно, как выходили на сцену. С уходом их сцена остается пуста. По цитернам ползают змеи, а медяницы продолжают сосать померанцы.

Акрополь все еще виден вдали.

Занавес падает

Предисловие к творению моего отца

Здравствуй, читатель! Я знаю, ты рад опять увидеть меня в печати; это хорошо. Это показывает твой вкус. Хвалю тебя! Ты помнишь – разумеется, помнишь! – мое обещание в «Современнике» 1854 года, в апрельской книжке, познакомить тебя с творениями моего отца и доказать, что весь мой род занимался литературою? – Радуйся, я исполняю свое обещание!

У меня много превосходных сочинений отца; но между ними довольно неконченого (d’inacheve); если хочешь, издам все; но пока довольно с тебя одной оперетты.

Есть у меня еще комедия «Амбиция», которую отец написал в молодости. Державин и Херасков одобряли ее; но Сумароков составил на нее следующую эпиграмму:

 
Ликуй, парнасский бог! – Прутков уж нынь пиит!
Для росских зрелищей «Амбицию» чертит!..
Хотел он, знать, своей комедией робятской
Пред светом образец явить амбицьи хватской!
Но Аполлон за то, собрав «прутков» длинняе,
Его с Парнаса вон! чтоб был он поскромняе!
 

Не скрываю (да и зачем скрывать?!) этой эпиграммы, порожденной явною завистью. Ты согласишься с этим, когда сам прочтешь «Амбицию» (к сожалению, эта комедия не найдена в бумагах покойного Козьмы Пруткова).

Представляю на твой суд оперетту: «Черепослов, сиречь Френолог», которая написана отцом уже в старости. Шишков, Дмитриев, Хмельницкий достойно оценили ее; а ты обрати внимание на несвойственные старику: веселость, живость, остроту и соль этой оперетты. Убежден, что по слогу и даже форме она много опередила век!.. Умный Дмитриев написал к отцу следующую надпись:

 
Под снежной сединой в нем музы веселится,
И старости – увы! – печальные года
Столь нежно, дружно в нем с веселостью роднятся,
Что – ах! – кабы так было завсегда!
 

Несмотря на такую оценку нашего поэта-критика, я не решался печатать «Френолога». Но недавние лестные отзывы их превосходительств, моих начальников, ободрили меня. Читатель, если будешь доволен, благодари их! – До свиданья!

Твой доброжелатель

Козьма Прутков.

11 апреля 1856 г. (annus, I).

Черепослов, сиречь Френолог
Оперетта в трех картинах
Сочинения Петра Федотыча Пруткова (отца)

Картина I: Череп жениха.

Картина II: Пытка.

Картина III: Суженый

Действующие лица

Шишкенгольм, френолог. Старик бодрый, но плешивый; с шишковатым черепом. Мина Христиановна, жена Шишкенгольма. Седая, но дряхлая.

Лиза, дочь Шишкенгольмов. Полная, с волнистыми светлыми волосами и с сдобным голосом.

Иванов, фельдшер. В услужении у Шишкенгольмов и надзиратель над его учениками.

Фриц и Густав, немцы 16-ти лет, обучающиеся у Шишкенгольма. Они в куртках, коротких штанах, без галстухов, с отложными воротничками рубашек.

Касимов, отставной гусар. В венгерке, лысый, без парика.

Вихорин, гражданский чиновник. Лицо бритое, лысый, в парике.

Иеронимус-Амалия фон Курцгалоп, гидропат. Лет 46-ти; худой, длинный; лицо морщинистое; волосы жидкие, вылезшие: оттого лоб его высокий.

Действие происходит в С.-Петербурге.

Картина I. Череп жениха

Сцена представляет учебный кабинет Шишкенгольма. Задняя стена в полках с книгами; в середине ее дверь; над дверью огромный бюст Галля, с подписью его имени золочеными крупными немецкими буквами. Шишкенгольм сидит в старом вольтеровском кресле посреди сцены, рассматривая человеческий череп, исчерченный по науке Галля. Мина Христиановна, вправо от него, вяжет чулок. Лиза – влево от него, сидит у стола, на котором книги, бумаги и гипсовая модель человеческого черепа на подставке. Она перелистывает книги, всматривается в разные части этого черепа и пишет. Иванов, у задней стены, позади стола, при котором занимаются Фриц и Густав; он стоит, скрестив руки на груди, опершись спиною на полки с книгами. Фриц и Густав сидят у противоположных концов этого стола, твердя из книг уроки полушепотом. Продолжительная тишина, нарушаемая только полушепотом Фрица и Густава и перелистыванием книг Лизою. Иванов задремал, поскользнулся и едва удержался на ногах, опершись обеими руками, позади себя, на полки с книгами; от этого несколько толстых фолиантов падают на пол с шумом. Все пугаются, вздрагивают и оборачиваются к Иванову.

Иванов

(тоже испугавшийся)

Раз!.. Ведь надо же случиться! (Подымает книги и расставляет их по местам)

Шишкенгольм

(подняв очки на лоб и оборотившись к Иванову)

Dummer Mensch, скот!.. Так ты руководствуешь моих питомцев?! Я тебя выгоню!

Опять все принимаются за занятия. Устанавливается прежняя тишина. Но с Ивановым повторяется то же несчастие, хотя он не дремал, а только оперся на полки с книгами. Снова несколько книг падают с шум

ом.

Шишкенгольм, Мина Христиановна и Лиза вскакивают в испуге. Фриц и Густав фыркают. Иванов раздражен своим несчастьем.

Иванов

(с негодованьем)

Тьфу, и во второй!.. (Дерет за вихры Фрица и Густава.)

Лиза

(сдобным голосом, презрительно)

Русский мужик!

Шишкенгольм, Мина Христиановна и Лиза

(поют хором, обратившись к Иванову)

 
Спокойствие занятий
Ты дважды прерывал!..
Прими же тьмы проклятий,
Чтоб черт тебя побрал!
Geh weg!.. И, в память Галля,
К нам больше ни ногой!..
Hinaus, packt dich подале!
Наймется к нам другой.
 

Отворачиваются от него в негодовании и обращаются друг к Другу, подавая повелительный знак Фрицу и Густаву,

 
Расправу кончив с дерзким,
Приступим вновь к трудам…
 

Принимаются снова за свои занятия.

Иванов

(грозясь злобно на Шишкенгольма)

Обиженный сим мерзким,

Ужо я вам задам!

Уходит, захлопнув дверь. Все уселись заниматься. Тишина. Вдруг раздается торопливый стук в дверь.

Касимов и Вихорин

(за дверью)

Дома почтеннейший профессор Шишкенгольм и милое его семейство?

Все

(с отчаяньем, подбегая к авансцене, поют хором)

 
О Галль, мудрец великий,
Спаси ты нас!..
Услышь ты наши клики
Хоть в этот раз.
За что судьбы гоненье?
Несчастный рок!..
Ведь этак все ученье
Пойдет не впрок.
Лишь вздумаешь заняться,
А тут, гляди,
Уж в дверь к тебе стучатся;
Учись поди!
 

Вихорин и Касимов

(входят и, остановившись в дверях, поют) Что слышим? Лизин голос!

Хор

(мрачно)

 
Судьбины гнет
Мышленья срезал колос.
 

Касимов и Вихорин

(в восторге фальшивят)

 
Она поет!..
 

Все оборачиваются к ним. Они робеют.

 
Фальшиво… Извините!..
 

Мы второпях!..

Хор

(строго)

 
Зачем вы здесь, скажите,
А не в сенях?!
 

Касимов и Вихорин

(прозою, перебивая друг друга)

Мы… мы… мы опять… хотели просить руки вашей дочери…

Шишкенгольм и Мина Христиановна

(гневно)

Руки?!

Лиза

(жеманясь и сдобным голосом)

Папаша, они ко мне.

Шишкенгольм

(делает строгий знак Лизе указательным перстом правой руки, качая оный неторопливо вправо и влево, как маятник; а затем обращается к Касимову и Вихорину)

Молодые люди!., я вам уже несколько раз отказал?.. Я вам уже несколько раз говорил: что вы не любите Лизу; говорил я вам это?

Касимов

Но ведь и я сказывал вам, что люблю!.. (Старается заслонить Вихорина, который тоже хочет говорить.)

Шишкенгольм

(качая вправо и влево указательным перстом правой руки, прямо против своего носа, говорит медленно и важно)

Тс!.. Молчать! Я уже много раз доказал вам: что вы оба не любите Лизу; доказал я вам это?! Ни слова более!.. Мне кажется, профессор френологии может всегда безошибочно узнать: кто способен и кто не способен любить женщину?.. Вы не способны любить женщину, и потому вы не любите мою Лизу! Слышите? Я наблюдал ваш череп; я знаю.

Касимов

Но мне ли не знать, господин Шишкенгольм, что вы ошибаетесь?

Вихорин

(пробиваясь из-за Касимова, который старается его заслонить, и, наконец, перебегая впереди Шишкенгольм а на другую его сторону)

Клянусь… клянусь… вы ошибаетесь!..

Шишкенгольм

(гордо и строго)

Я ошибаюсь?! (Ощупывает одновременно, обеими руками, их затылки.) Ни за что!.. (Уходит большими шагами в правую боковую дверь. Фриц и Густав за ним.)

Мина Христиановна

(к Касимову и Вихорину)

Вы слышали? Ступайте же вон!

Касимов и Вихорин

(становясь по обе стороны ее)

Мина Христиановна, матушка!.. Клянусь, он ошибается!

Мина Христиановна

(гордо и строго)

Он ошибается?! (Ощупывает одновременно, обеими руками, их затылки.) Ни за что!.. (Уходит большими шагами в ту же боковую дверь.)

Молчание.

Лиза, Касимов и Вихорин стоят печальные.

Касимов начинает робко, нерешительно приближаться к Лизе.

Вихорин

(прикладывает палец ко лбу, ободряется и говорит в сторону)

Придумал!.. Я в парике… (Радостно приподымает немного свой парик за виски) Подобью парик шишками из ваты, да побольше!.. Браво! Побегу поскорее!.. До свиданья, Лизавета Ивановна! (Уходит большими шагами в среднюю дверь.)

Касимов

(печально, со слезами в голосе)

Лизавета Ивановна, послушайте!.. (Поет.)

 
Природа, видно, подшутила,
Когда меня произвела?
Она любовь в меня вложила,
Любви же шишек не дала!
Что делать! право, я не знаю!
Уговорите-ка отца!..
Готов я в ад, лишуся раю,
Отказ же сгубит молодца.
 

(Падает перед Лизою на колени, рыдая)

Лиза

(с достоинством)

 
Отец мой все по шишкам мерит;
Людям свою цену дает.
Он вашей страсти не поверит,
Коль шишек страсти не найдет.
К тому ж, по Галля наставленьям,
Вас изучала я сама…
 

(Ощупывает его голову.)

 
Судя по ямкам, возвышеньям,
У вас нет сердца, нет ума;
К искусствам нет у вас влеченья;
Едва ль способность есть к любви?..
Нет памяти у вас, терпенья,
И жару вовсе нет в крови…
Такого мужа не хочу я!
 

(Отталкивает его и сама отступает с отвращеньем!)

 
О нет!.. Уйдите от меня!
 

Касимов

(встает с колен и поет сквозь слезы)

 
Увы!.. Любви огонь почуя,
Я мнил: когда дождуся дня,
Чтоб тесно с вами породниться?
И что же? – вдруг я узнаю,
Что страсть без шишек не годится!..
О, как не клясть судьбу свою!
 

(Рыдает и продолжает петь.)

 
Как зло природа подшутила,
Когда меня произвела:
Она мне в грудь любовь вложила,
Любви же шишек не дала!
 

(Рыдая, уходит большими шагами в среднюю дверь, держа платок у глаз.)

Лиза

(задумчиво, сдобным голосом и печально)

Несчастный!.. Но что же делать?.. А может быть, он и в самом деле?! Нет!., (со вздохом) я сама пробовала!.. А впрочем… Пойду спрошу папашу, (уходит большими шагами в правую дверь, крича.) Папаша! папаша!

Декорация переменяется.

Картина II. Пытка

Сцена представляет комнату Касимова. Задняя стена без дверей. Посреди ее стойка красного дерева с двумя трубками, из коих у одной чубук с бисерным вверху чехлом. Над стойкой висят: гусарская сабля и лядунка. По левую сторону стойки, вдоль стены, кровать с байковым одеялом; а у кровати ковер на стене. По правую сторону стойки комод; а над ним висит портрет Касимова масляными красками, в гусарском мундире. В правой стене дверь. У авансцены, к правой стороне, ломберный стол, по сторонам которого стул и три ставчика. На левой стене небольшое зеркало, под которым стол с бритвенным прибором, фаброй для усов, щеткой и гребнем; а между этим столом и кроватью стул с висящею на нем венгеркою и ставчик с умывальным прибором. При поднятии занавеса Касимов сидит на стуле перед зеркалом, в халате, с накинутым на плечи полотенцем. Иванов оканчивает брить его голову.

Касимов

(наклоняет голову к зеркалу и проводит по ней рукою)

И было-то ничего, а теперь совсем гладко; точно колено не туда пристроено!

Иванов вытирает его голову и снимает полотенце с его плеч. Касимов встает, с совсем обритой головой, и начинает ходить вдоль рампы, нередко проводя руками по своему черепу и ощупывая его со всех сторон. Иванов прибирает бритвенный прибор.

Касимов

(ощупывая свой череп)

Ну, чего им тут еще нужно? Кажися, все тут есть!.. Однако коли захотели больше, так и дадим по-ихнему. Теперь уж, как там ни верти, а отдадут за меня Лизу! Иванов, ты говоришь, что Вихорин заказал тебе парик с шишками?.. Ну что ж?! Пускай себе надевает; я все-таки возьму свое. Моя выдумка получше! Да коли придется, так я и парик-то с него стащу… Пусть видят!.. Хе, хе, хе!.. Знай наших! не гражданским чета!.. (Ходит, потирая руки.) Иванов (ставит стул посреди сцены и придвигает к нему ставчик с умывальным тазом, в котором губка; а возле таза молоток) Извольте, ваше благородие, садиться; пора!

Касимов

(останавливается в нерешимости)

Ой ли?.. А знаешь, Иванов, как-то боязно становится, ей-богу!.. (Опускает голову, задумываясь, и вновь проводит по ней рукою.) Ну, была не была!.. Валяй, Иванов! (Срешительностью идет к стулу и садится на него!)

Иванов становится позади Касимова, подняв молоток над его головою.

Касимов

(поет)

 
Судьба обидела гусара;
Но вот уж млат над ним висит,
И, с каждым отзывом удара,
Талант с небес к нему слетит…
Мужайся, воин, и терпи!
Палач, свой первый дар влепи.
 

Иванов

(ударяя молотком по голове Касимова, тотчас же примачивает губкою и поет)

 
Вот… шишка славы.
 

Касимов

(сморщиваясь, тоже поет)

 
Величавый
Волдырь на маковку взлетел…
Да, не легка ты, шишка славы!..
Недаром мало славных дел.
 

Иванов

(ударяя вновь и примачивая, поет)

 
Сюда вот память надо вбить.
 

Касимов

(передергиваясь)

 
Ну, точно… память!.. Нету спора!..
Ее вовек мне не забыть!
 

Иванов

(по-прежнему)

 
Музыка здесь!
 

Касимов

(тоже)

 
Как бы в два хора
Я оглушен!.. Я понял, други:
И фис, и дис, и всякий прах!..
Ну, право, от подобной фуги
Век целый прозвенит в ушах.
 

Иванов

(по-прежнему)

 
Познаньям место и ученью.
 

Касимов

(съеживаясь, поет сквозь слезы)

 
Ой, ой!.. Ученость налегла!..
Коли судить по оглавленью,
Она уж больно тяжела.
 

Иванов

(по-прежнему)

 
Ума здесь орган, убеждений.
 

Касимов

(всхлипывая)

 
У-ух!.. я убежден насквозь…
О боже! столько потрясений
Сразят хоть бы кого небось!
 

Иванов

(по-прежнему)

 
Тут… сила духа.
 

Касимов

(едва усидев)

 
Тише, больно…
Как сильно захватило дух!..
Иванов, милый, ну, довольно!
Ей-ей, не выдержу, мой друг.
 

Иванов

(по-прежнему)

 
Чувствительность!
 

Касимов

 
Туда ж, в подмогу!..
 

(Плачет.)

 
Страдальцы, понимаю вас!..
Я тронут так, что, ну, ей-богу,
Расплачусь, как дитя, сейчас.
 

Иванов

(по-прежнему)

 
Вот… живопись.
 

Касимов

 
Э-эк, вскочила!..
И тень и свет я понял вдруг…
В глазах как будто зарябило,
И словно радуги вокруг.
 

Иванов

(по-прежнему)

 
А вот… терпенье.
 

Касимов

 
Опоздало!..
Ох, рок мне строит все на смех.
Терпенье надо бы сначала,
А не вконец, не позже всех.
 

Иванов

(бьет с особою силою, примачивая)

 
Теперь – любовь!
 

Касимов

(вскакивая)

 
У-ах!., умру я!..
 

(Падает снова на стул, в изнеможении)

 
От маковки… до самых пят…
Я… ощущаю… страсть такую,
Что ночь переживу навряд.
 

Иванов

(вытирает свой молоток и убирает ставчик с тазом на прежнее место)

 
Довольно с вас.
 

Касимов

(тяжело вздыхая)

 
Конец мучений…
 

(Постепенно отдыхивается, встает и подходит крампе, ощупывая осторожно свою голову)

 
Что хватишь, то талант в руке…
Как я умен… я просто гений,
В каком-то чудном шишаке!
Теперь я счастлив…
Марш к Лизетте!
Она любить меня должна…
Лишь укажу на шишки эти,
И мигом Лиза влюблена.
 

(Сует фельдшеру деньги, сбрасывает халат, надевает галетух, венгерку, ермолку, фуражку и идет к двери.)

Иванов

(почтительно кланяясь)

Счастья желаем вашему благородию. При случае, пристройте снова к Шишкиным; не забудьте, ваше благородье.

Касимов

(самоуверенно)

Не забуду, братец, не забуду; пристроим, братец, сегодня же пристроим.

Касимов уходит. Иванов за ним.

Декорация переменяется.