Чернильное сердце

Трус

Дома! Эти ласковые оклики и осторожные прикосновения, передававшиеся по воздуху, незримые крохотные ручонки, которые тянули и влекли его в совершенно определенном направлении.

К. Грэм. Ветер в ивах

Сажерук пробрался в комнату Мегги и убедился, что она спит. Дверь была заперта. Наверняка Элинор уговорила ее сделать это, потому что не доверяла ему и потому что Мегги не хотела оставлять «Чернильное сердце» без присмотра. Сажерук засмеялся, вставляя тонкую проволоку в замочную скважину. «Как глупа эта женщина, хоть и прочитала так много книг! Она верит, что этот простой замок для меня преграда?»

– Да, может быть, для таких неловких пальцев, как твои, Элинор! – прошептал он, открывая дверь. – А мои с удовольствием играют с огнем, и поэтому они такие проворные.

Симпатия, которую он испытывал к дочери Волшебного Языка, была серьезным препятствием, а угрызения совести вовсе не облегчали его задачу. Да, Сажерука начала мучить совесть, когда он пробрался в комнату Мегги. Он не собирался украсть у нее книгу, хотя Каприкорн все еще хотел ее получить. Книга и дочь Волшебного Языка – таким было его новое задание. Но пока оно откладывалось. Этой ночью он пришел к ней по другой причине: его привело то, что уже много лет грызло его сердце.

Он задумчиво стоял возле кровати и рассматривал спящую девочку. Выдать ее отца Каприкорну было не так сложно, а вот с ней это будет не просто. Ее лицо напоминало Сажеруку одного очень дорогого человека. Каждый раз, когда девочка смотрела на него, его охватывало желание доказать ей, что он не заслужил ее недоверие. След этого недоверия всегда был в ее взгляде, даже когда она смеялась над ним. Ее отец смотрел на нее совсем по-другому, как будто был готов защитить ее от всего злого на свете. «Что за глупая мысль! Никто не сможет защитить ее от этого».

Сажерук прикоснулся к шрамам на лице и поморщился. Прочь все эти ненужные мысли, он доставит Каприкорну девочку и книгу. Но не этой ночью.

Гвин пошевелился у него на плече, пытаясь сорвать ошейник – он не любил ни его, ни цепочку, которую Сажерук приладил к ошейнику. Зверек хотел отправиться на охоту, а Сажерук не отпускал его. Прошлой ночью куница убежала от него, когда он разговаривал с людьми Каприкорна. Пушистый чертенок до сих пор боялся Басту. Сажерук не мог на него обижаться.

Мегги спала крепким сном, уткнувшись в свитер (вероятно, он принадлежал ее отцу). Она бормотала что-то во сне, – Сажерук не мог разобрать, что именно. Его снова стала мучить совесть, но он гнал тягостное чувство прочь. Оно было ему не нужно. Какое ему дело до этой девочки? Да и с отцом ее он просто сводил счеты. С какой стати он должен чувствовать себя подлым негодяем, змеем-предателем?

Сажерук оглядел комнату, он искал книгу. Куда она ее спрятала? Рядом с кроватью Мегги стоял сундучок, выкрашенный красной краской. Сажерук поднял крышку. Сундучок был наполнен книгами, прекрасными книгами. Сажерук достал из кармана пальто фонарик и посветил внутрь.

– Вы только посмотрите! – прошептал он. – Что за красота! Словно пышно разодетые дамы на балу у князя!

Волшебный Язык, вероятно, переплел каждую книгу заново, после того как пальчики Мегги растрепали старые переплеты. Конечно, тут был и его знак – голова единорога. Он был на всех книжных платьях, каждое из которых имело свой неповторимый цвет. В сундучке были книги почти всех цветов радуги.

Книга, которую искал Сажерук, лежала в самом низу. В серебристо-зеленом переплете, она выглядела очень скромно, словно нищий среди роскошно одетой знати.

То, что Волшебный Язык наделил эту книгу таким скромным туалетом, нисколько не удивляло Сажерука. Скорее всего, отец Мегги ненавидел эту книгу так же сильно, как любил ее. Сажерук осторожно вытащил ее. Прошло уже почти девять лет, как он в последний раз держал ее в своих руках. Тогда она была в картонном переплете и в суперобложке, порванной внизу.

Сажерук поднял голову. Мегги вздохнула и повернулась на бок, так что ее сонное лицо было обращено к нему. Какой несчастной выглядела девочка! Наверняка ей снился плохой сон. Она шевелила губами, сжимая свитер, словно искала какой-то опоры… Но в плохих снах чаще всего нет никого рядом, и он чуть было не разбудил Мегги. Каким слабаком он был на самом деле!

Сажерук повернулся к кровати спиной – с глаз долой, из сердца вон – и быстро раскрыл книгу. Ему стало тяжело дышать. Он пролистал первые страницы, почитал, полистал дальше, дальше и дальше. Но с каждой страницей все медленнее двигались его пальцы, и вдруг он закрыл книгу. Лунный свет струился через ставни на окнах. Он не знал, сколько он так простоял, потерявшись в лабиринте букв. Он так и не научился читать быстро…

– Трус, – прошептал он. – Ты трус, Сажерук! – Он кусал губы до тех пор, пока ему не стало больно. – Ну, брось ты! – шептал он. – Это может быть последняя возможность, болван. Когда книга окажется в руках Каприкорна, он вряд ли позволит тебе заглянуть в нее.

Он снова открыл книгу, пролистал до середины и опять захлопнул ее, да так громко, что Мегги вздрогнула во сне и спрятала голову под одеялом. Сажерук ждал, не шевелясь, возле кровати, пока ее дыхание снова не стало равномерным, а потом, глубоко вздохнув, склонился над ее сундучком, положил книгу рядом с другими и беззвучно закрыл крышку.

– Ты видел? – шепнул он своей кунице. – Я просто не могу решиться. Если хочешь, ищи себе хозяина поотважней. – Гвин тихо тявкнул возле его уха, но если это и был ответ, то Сажерук его не понял.

Некоторое время он слушал ровное дыхание Мегги, а потом подошел к двери.

– Что все это значит? – шептал он, снова оказавшись в коридоре. – И кто знает, чем все это кончится?

Он поднялся в каморку под крышей, которую выделила ему Элинор, и лег на узкую кровать, вокруг которой громоздились горы ящиков с книгами, но так и не сомкнул глаз до самого утра.

И все дальше на юг

В поход, беспечный пешеход,

Уйду, избыв печаль, —

Спешит дорога от ворот

В заманчивую даль,

Свивая тысячу путей

В один, бурливый, как река,

Хотя, куда мне плыть по ней,

Не знаю я пока!

Дж. Р. Р. Толкин. Властелин колец^[4]

Утром, сразу после завтрака Элинор разложила на кухонном столе дорожную карту.

– Итак, триста километров к югу отсюда, – сказала она, с недоверием посмотрев на Сажерука. – Ну, покажите же нам, где точно мы должны искать отца Мегги.

Мегги посмотрела на Сажерука, и ее сердце бешено заколотилось. У него были круги под глазами, будто прошлой ночью он не спал. Сажерук робко подошел к столу и потер колючий подбородок. Он склонился над картой и некоторое время изучал ее, потом наконец ткнул в нее пальцем.

– Тут, – сказал он. – Вот здесь находится деревня Каприкорна.

Элинор подошла и заглянула через его плечо.

– Лигурия, – сказала она. – А как же называется эта деревня, разрешите спросить? Каприкорния?

Она не сводила глаз с Сажерука, как будто хотела взглядом удалить шрамы с его лица.

– У нее нет названия. – Сажерук говорил с откровенной неприязнью. – Когда-то давным-давно у нее было название, но к тому времени, когда там поселился Каприкорн, оно было забыто. Эту деревню вы не найдете ни на этой карте, ни на какой другой. Для остального мира эта деревня – лишь десяток полуразрушенных домов, к которым ведет дорога, не заслужившая названия.

– Гм. – Элинор склонилась над картой. – В этой области я еще ни разу не была. В Генуе была один раз. Я купила там у одного антиквара замечательный экземпляр «Алисы в Стране чудес», в хорошем состоянии и за половину реальной стоимости книги.

Она посмотрела на Мегги:

– Тебе нравится «Алиса в Стране чудес»?

– Не очень, – ответила Мегги и перевела взгляд на карту.

Элинор только покачала головой, удивляясь детской глупости, и снова обратилась к Сажеруку.

– А чем занимается этот Каприкорн, кроме того что он крадет книги и похищает отцов? – спросила она. – Если я правильно поняла Мегги, вы хорошо знаете его.

Сажерук отвел взгляд в сторону и провел пальцем вдоль реки, вьющейся между зелеными и коричневыми пятнами карты.

– Конечно, мы родом из одного места, – сказал он, – но больше у нас нет ничего общего.

Элинор уставилась на него так пристально, как будто пыталась прожечь его взглядом.

– Одно лишь кажется мне странным, – сказала она. – Мортимер хотел спрятать «Чернильное сердце» от этого Каприкорна в безопасном месте. Почему он привез книгу именно сюда? Выходит, он сам виноват в том, что попался к нему в руки!

Сажерук пожал плечами:

– Вероятно, он считает вашу библиотеку самым надежным местом.

В памяти Мегги всплыло одно воспоминание, сначала очень расплывчатое, потом оно стало четким, как картинка в книге. Она видела Сажерука, стоявшего у ворот рядом с их автобусом, и ей показалось, что она слышит его голос…

Испугавшись, она взглянула на него.

– Ты сказал Мо, что Каприкорн живет на севере! – воскликнула она. – Поэтому он специально переспросил тебя, и ты ответил, что полностью уверен в этом.

– Ну да… так оно и было, – сказал он, не поднимая глаз. Он рассматривал свои ногти, а потом стал тереть ими свой пуловер, словно пытаясь оттереть пятно. – Вы обе мне не доверяете, – сухо сказал он. – Я… могу это понять, но я не лгал. У Каприкорна две штаб-квартиры и некоторое количество укрытий, на случай, если ему вдруг где-то начинает угрожать опасность или его людям необходимо на время исчезнуть. Чаще всего он проводит летние месяцы на севере, а в октябре отправляется на юг, но в этом году, похоже, он проводит лето на юге. Откуда мне знать? Может быть, у него на севере проблемы с полицией? А может, на юге у него дело, которое он должен проконтролировать? – сказал он обиженным голосом, как маленький мальчик, которого в чем-то несправедливо обвиняют. – Что бы там ни было, его люди отправились с отцом Мегги на юг. Я сам это видел, а важными делами, будучи на юге, Каприкорн занимается только в этой деревне! Он чувствует себя там в безопасности, как нигде. Там у него никогда еще не было проблем с полицией, там он может вести себя как маленький король, как будто ему принадлежит целый мир. Там он пишет законы и может делать все, что ему заблагорассудится.

Сажерук улыбнулся. Это была горькая улыбка. «Если бы вы только знали! – говорила она. – Но вы вообще ничего не знаете и ничего не понимаете».

Мегги почувствовала, как ее душу снова заполнил черный страх. Он разрастался не от того, что сказал Сажерук, а от того, что он не сказал.

Элинор тоже, похоже, почувствовала это.

– Боже мой, перестаньте говорить так таинственно! – Ее резкий тон подрезал страху крылья. – Я спрашиваю еще раз: чем занимается этот Каприкорн? Как он зарабатывает деньги?

Сажерук сложил на груди руки.

– От меня вы больше ничего не узнаете. Спросите лучше его сами, раз уж я приведу вас в его деревню, что мне может стоить головы. Но с какой стати я должен рассказывать вам о Каприкорне? – Он покачал головой. – Нет! Я предупреждал отца Мегги, я советовал ему добровольно отдать книгу Каприкорну, но он меня не послушал. Если бы я его не предупредил, то люди Каприкорна схватили бы его еще раньше. Спросите Мегги! Она же была рядом, когда я говорил ему об этом! Хорошо, я рассказал ему не все, что знал. Ну и что? Я рассказываю как можно меньше о Каприкорне, я стараюсь вообще поменьше о нем думать, и, поверьте мне, когда вы с ним познакомитесь, вы меня поймете.

Элинор поморщила нос, будто такое предположение было просто нелепым, чтобы говорить о нем.

– Вы, конечно, не сможете сказать мне, почему он так охотится за этой книгой, верно? – сказала она, складывая карту. – Он что, коллекционер?

Сажерук провел пальцем по краю стола.

– Я скажу только следующее: он хочет получить эту книгу, и поэтому вам следовало бы ему отдать ее. Я помню случай, когда его люди на протяжении четырех ночей стояли перед домом одного человека только потому, что Каприкорн хотел получить его собаку.

– И он получил ее? – тихо спросила Мегги.

– Конечно, – задумчиво ответил Сажерук. – Поверь мне, ни один не сможет спать спокойно, если люди Каприкорна стоят под дверью его дома и ночи напролет смотрят в его окна. Чаще всего через несколько дней Каприкорн получает то, что хочет.

– Черт! – воскликнула Элинор. – Мою собаку он бы не получил.

Сажерук снова уставился на свои пальцы и улыбнулся.

– Не улыбайтесь так! – сказала ему Элинор. – Иди собирай вещи! – обратилась она к Мегги. – Через час мы отъезжаем. Наступит тот миг, когда ты снова обретешь отца, даже если я не хочу оставлять книгу этому типу. Я ненавижу, когда книги попадают в плохие руки.

Они сели в комби Элинор, хотя Сажерук настаивал на том, чтобы они ехали на автобусе Мо.

– Вздор, такое я еще никогда не водила, – сказала Элинор, передавая Сажеруку коробку, доверху наполненную провиантом. – Кроме того, Мортимер оставил автобус закрытым.

Мегги заметила, что у Сажерука уже был готов ответ и на это, но он проглотил его.

– А если нам нужно будет заночевать? – спросил он.

– О чем вы? Я рассчитываю самое позднее завтра утром быть снова дома, не люблю покидать свои книги больше чем на день.

Сажерук поднял глаза к небу, словно там он мог найти больше смысла, чем в словах Элинор. Он собирался сесть на заднее сиденье, но Элинор остановила его.

– Подождите, подождите, будет лучше, если вы поведете, – сказала она и сунула ему в руку ключи от машины. – Вы лучше знаете, как нам ехать.

Но Сажерук вернул ей ключи.

– Я не умею водить машину, – произнес он. – Сама поездка в автомобиле неприятна для меня, не говоря уже о том, чтобы его вести.

Элинор забрала у него ключи и, покачав головой, села за руль.

– Вы какой-то странный парень! – сказала она, а Мегги тем временем усаживалась на место рядом с водителем. – И я очень надеюсь, что вы знаете, где находится отец Мегги, а не то вам придется почувствовать, что не только этот Каприкорн способен вселять ужас.

Мегги открыла окно, когда Элинор завела мотор, и бросила взгляд на автобус Мо. Ей было больно оставлять его там – это было для нее хуже, чем покинуть какой-нибудь дом. Каким бы чужим ни было новое место, с Мо у нее всегда был рядом кусочек дома. А теперь и его она должна была оставить, и больше ничего родного для нее не было, кроме, пожалуй, одежды в рюкзаке. Еще она взяла с собой некоторые вещи Мо и две его книги.

– Интересный выбор! – заявила Элинор, когда Мегги одолжила у нее для этих вещей старомодную сумку из темной кожи, которую можно было повесить на плечо. – Ты берешь с собой «Короля Артура и рыцарей Круглого стола» и «Фродо» с его восемью путешествиями. Неплохие спутники. Очень длинные повествования – то, что надо для поездки. Ты уже читала их?

Мегги кивнула.

– Много раз, – пробормотала она и еще раз провела рукой по переплетам, прежде чем положить книги в сумку. Она хорошо помнила день, когда Мо заново переплел одну из них.

– Только не смотри так мрачно! – сказала Элинор, взволнованно глянув на нее. – Вот увидишь, наша поездка будет недолгой.

Мегги была бы рада, если бы тоже была так уверена. Книга, одна из причин их поездки, лежала в багажнике, под запасным колесом, завернутая в целлофан.

– Не говори Сажеруку, где находится книга! – сказала Элинор и отдала книгу ей в руки. – Я все-таки ему не доверяю.

Но Мегги решила начать доверять Сажеруку. Ей хотелось доверять ему. Она должна была ему доверять. А кто еще мог привезти ее к Мо?

Деревня Каприкорна

Но на последний вопрос Зелиг ответил:

– Вероятно, он улетел в край по ту сторону темноты, куда не ступала нога человека и не забегал ни один зверь, где небо из меди, а земля из железа и где под шляпками грибов и в заброшенных кротовых норах обитают злые силы.

И. Б. Зингер. Сказочник Нафтали и его конь Сус

Солнце стояло высоко в небе, когда они отправились в дорогу. Вскоре в машине стало так душно, что к телу Мегги прилипла мокрая от пота футболка. Элинор открыла окно машины и передала ей бутылку воды. На ней была надета вязаная кофта, застегнутая до самого верха, и Мегги, перестав думать о Мо или Каприкорне, задалась вопросом о том, не вспотела ли она в такой одежде.

Сажерук так тихо сидел на заднем сиденье, что можно было даже забыть о нем. На коленях у него был Гвин. Зверек спал, а Сажерук гладил его не переставая. Время от времени Мегги посматривала на него. Он безучастно глядел в окно, будто мог смотреть сквозь горы и деревья, дома и обрывы, тянувшиеся вдоль дороги. Его взгляд казался совершенно пустым, словно он был где-то очень далеко. В какой-то момент Мегги обернулась и заметила у него на лице такую грусть, что тут же отвернулась.

Она тоже была бы не против подержать какого-нибудь зверька на коленях. Эта идея, наверное, прогнала темные мысли, поселившиеся в ее сознании. А за окном открывался большой мир: вздымались высокие горы, готовые своими отвесными скалами безжалостно сжать дорогу. Но страшнее гор были туннели. В них таились видения, которые даже Гвин не мог спугнуть. Наверное, они ждали в темноте Мегги, которая представляла Мо в каком-то темном холодном месте и Каприкорна… Мегги знала, что это был он, хотя каждый раз у него были разные лица.

Она попыталась читать, но вскоре заметила, что ничего не могла запомнить, поэтому, как Сажерук, стала смотреть в окно. Элинор выбирала небольшие, загруженные транспортом дороги.

– А не то можно просто умереть со скуки, – говорила она.

Мегги было все равно. Ей хотелось лишь добраться до места. Полная нетерпения, она рассматривала горы и дома. Иногда ей удавалось бросить взгляд на незнакомцев из встречных машин, но их лица мгновенно уносились вдаль, словно книга, которую открыли и тут же закрыли. Проезжая через маленькую деревушку, на краю дороги они увидели мужчину, который приклеивал плачущей девочке на колено пластырь. Утешая ее, он погладил ее по голове, и Мегги подумала о Мо, о том, как часто он делал то же самое, как бегал по дому в поисках пластыря, и от этих воспоминаний у нее снова покатились слезы.

– Боже мой! Здесь тише, чем в погребальной камере пирамиды! – сказала Элинор.

Мегги обратила внимание на то, что она часто говорила: «Боже мой!»

– Хотя бы кто-нибудь сказал: «О, какой живописный ландшафт!» или «Какой прекрасный замок!». Еще полчаса гробовой тишины, и я засну прямо за рулем.

Ее кофта по-прежнему была застегнута на все пуговицы.

– Я не вижу никакого замка, – пробормотала Мегги.

Но прошло несколько минут, и Элинор указала ей на замок.

– Шестнадцатый век, – заявила она, когда на склоне горы показались разрушенные стены. – Трагическая история. Запретная любовь. Преследование, смерть, тоска.

Элинор рассказала о битве, которая разыгралась здесь сотни лет назад. («Копая между этими камнями, точно обнаружишь кости и погнутые шлемы».) Она знала историю каждой колокольни. Некоторые из ее рассказов были такими странными, что Мегги морщила лоб, слушая их.

– Так все и было, поверь мне! – говорила потом Элинор, не отрывая взгляда от дороги. Особенно она обожала кровавые истории: о несчастных влюбленных, казненных на эшафоте, о князьях, заживо замурованных в стенах. – В наше время все тихо и спокойно, – сказала она, закончив очередной рассказ, от которого Мегги побледнела, – но всегда где-то таится темная история. Несколько столетий назад жизнь была более захватывающей.

Мегги не могла понять, что захватывающего было во времена, когда у людей, как рассказывала Элинор, был единственный выбор между смертью от чумы и гибелью от рук проходящих через селение солдат. Но, увидев руины какого-нибудь замка, Элинор от возбуждения заливалась румянцем, а когда она заводила рассказ о воинственных князьях и жадных епископах, наводивших некогда страх на жителей этих гор, через которые теперь вела асфальтированная дорога, в ее обычно тусклых глазах загорался огонек.

– Дорогая Элинор, очевидно, что вы родились не в своей истории, – заявил Сажерук после долгого молчания.

– Не в своей истории? Вы имеете в виду – не в свое время? Да, подобная мысль мне тоже приходила в голову.

– Называйте это как хотите, – сказал Сажерук. – В любом случае вы найдете общий язык с Каприкорном. Он тоже любит такие истории.

– Мне понимать это как оскорбление? – обиженно спросила Элинор.

Подобное сравнение, похоже, ей не понравилось, потому что она почти час молчала, и Мегги снова ничто не отвлекало от ее страхов перед ужасными видениями, поджидавшими ее в каждом туннеле.

Начало смеркаться, когда горы были уже позади и за зелеными холмами появилось море. Оно поблескивало в лучах заходящего солнца, как кожа красивой змеи. Когда-то давно Мегги видела холодное, серое море, из-за ветра казавшееся бесцветным. Это море было совсем другим.

Один вид его согревал Мегги сердце, но оно то и дело пропадало за уродливыми высокими домами, что занимали небольшое пространство между берегом и подножием холмов, которые кое-где не оставляли домам места, подходя близко к морю, и тогда море лизало их зеленые ноги. В свете заходящего солнца они напоминали разбившиеся о сушу волны.

Мчась по извилистой дороге вдоль побережья, Элинор снова начала рассказывать о римлянах, которые якобы построили эту дорогу, о страхе перед дикими жителями этой узкой полоски земли…

Мегги слушала ее одним ухом. На обочинах росли пальмы, колючие листья которых были покрыты пылью. Между ними цвели огромные агавы, мясистые листья делали их похожими на пауков. Небо, простиравшееся за ними, окрасилось в розовый и желтый цвет, а солнце садилось все ниже и ниже, и сверху, словно чернила, на нем появились темно-синие струйки ночи. Вид был таким красивым, что от умиления наворачивались слезы.

Мегги представляла себе местность, в которой жил Каприкорн, совсем другой. Красота и страх редко уживаются рядом.

Они ехали через небольшую деревню, мимо домов, которые были такими пестрыми, словно их разрисовывали дети. Оранжевые, розовые и желтые: светло-желтые, темно-желтые, бледно-желтые, грязно-желтые – с зелеными ставнями и красно-коричневыми крышами. Даже опускавшиеся сумерки не могли окрасить их в темные цвета.

– Не похоже, чтобы в этих домах таилась опасность! – воскликнула Мегги, провожая глазами очередной розовый дом.

– Просто потому, что ты все время смотришь только налево, – сказал за ее спиной Сажерук.

Мегги стала смотреть на другую сторону. Сначала и там были только яркие дома. Они стояли на краю улицы, словно облокотившись друг на друга. Но вдруг дома пропали, и отвесные скалы, в складках которых уже гнездилась ночь, окаймляли дорогу. Да, Сажерук был прав, редкие дома, обреченные утонуть в опускавшейся тьме, наводили ужас.

Резко стемнело – на юге ночь наступает быстро, – и Мегги была рада, что Элинор вела машину по ярко освещенной дороге вдоль побережья. Но в конце концов Сажерук велел ей повернуть на дорогу, уходившую в темноту, – теперь и море, и пестрые дома остались позади.

Все теснее становилась долина, все больше холмов вздымалось со всех сторон, дорога то поднималась, то опускалась. Свет фар упал на заросли дрока, одичавшие виноградники и на оливковые деревья, которые скрючились, словно старички.

За все время пути им встретились только два автомобиля. Порой в темноте вспыхивали огни то здесь, то там разбросанных деревень. Но дороги, по которым они ехали, убегали в кромешную темноту. Несколько раз фары освещали обветшалые постройки, но Элинор не знала ни одной истории о них. В этих стенах жили не князья и не епископы в красных мантиях, а крестьяне и батраки, чьи истории никто не записал, а когда они исчезли, погребенные под диким тимьяном и бурно разросшимся молочаем, их забыли.

– Мы правильно едем? – спросила Элинор шепотом, будто мир вокруг нее погрузился в тишину, и она не хотела нарушать ее. – И где нам искать его деревню в этом богом забытом краю? По-видимому, мы уже дважды не там свернули.

Но Сажерук покачал головой.

– Мы едем в правильном направлении, – ответил он. – На той стороне холма вы увидите дома.

– Я надеюсь! – пробормотала Элинор. – Пока я и дороги не вижу. Боже мой, похоже, во всем мире не сыщешь места темнее. А вы не могли заранее мне сказать, что это так далеко? Я бы еще раз заправилась. Не знаю, хватит ли нам бензина на обратную дорогу до побережья.

– А чья это машина? Моя? – раздраженно ответил Сажерук вопросом на вопрос. – Я уже говорил вам, что в этих вещах ничего не смыслю. Смотрите вперед. Скоро будет мост.

– Мост? – Элинор завернула еще раз и резко нажала на тормоза.

Посреди улицы, освещенной двумя строительными лампами, стояла заградительная решетка, которая была такая ржавая, словно она стояла там уже несколько лет.

– Вот вам пожалуйста! – крикнула Элинор и стукнула обеими руками по рулю. – Мы приехали не туда. Я ведь вам говорила!

– А вот и не так.

Сажерук снял Гвина с плеча и вышел из машины. Подойдя к решетке, он стал оглядываться и прислушиваться.

Мегги чуть не рассмеялась, посмотрев на ошеломленную Элинор.

– Этот парень, похоже, совсем из ума выжил, – прошептала она. – Если он думает, что в такую темень я поеду по закрытой дороге, то он ошибается.

Но она не выключала мотор, и, когда Сажерук дал ей знак, что можно ехать, она проехала вперед. Затем Сажерук вернул заграждение на прежнее место.

– Не смотрите на меня так! – сказал он, сев в машину. – Это заграждение всегда здесь стоит. Каприкорн приказал установить его на этом месте, чтобы избежать незваных гостей. Редко кто-то осмеливается заглянуть сюда. Многих отпугивают истории, которые распространяет Каприкорн по округе, но…

– Что за истории? – перебила его Мегги, хотя на самом деле она не хотела этого знать.

– Страшные истории, – ответил Сажерук. – Люди в этих местах суеверны, пожалуй как и повсюду. Любимая история здесь о том, что за этим холмом живет сам дьявол.

Мегги разозлилась на себя, но не могла оторвать глаз от темной вершины холма.

– Мо говорит, что дьявола люди сами придумали, – сказала она.

– Вполне может быть, – загадочно улыбнулся Сажерук. – Но это ведь ты хотела знать, что здесь рассказывают. Говорят, людей, живущих в той деревне, не убить пулей, будто они могут ходить сквозь стены и в каждое новолуние крадут трех мальчиков, которых Каприкорн обучает воровству, поджогам и убийствам.

– Боже, кто же все это выдумал? Местные жители или сам Каприкорн? – Элинор склонилась над рулем: дорога была в выбоинах – пришлось ехать медленно, чтобы не попасть в одну из них.

– Они вместе. – Сажерук откинулся на сиденье и подставил Гвину свои пальцы, которые тот с удовольствием принялся грызть. – Каприкорн вознаграждает каждого, кто придумает новую историю. Единственный, кто не участвует в этой игре, – Баста, потому что он так суеверен, что обходит стороной всех черных кошек.

Баста. Мегги уже слышала это имя, но не успела расспросить о нем Сажерука. И он с удовольствием продолжал свой рассказ:

– А! Чуть не забыл! У всех, кто живет в этой проклятой деревне, конечно, дурной глаз, даже у женщин.

– Дурной глаз? – Мегги посмотрела на него.

– О да. Одного их взгляда достаточно, чтобы сделать человека смертельно больным. И уже через три дня он умирает.

– И кто во все это верит? – спросила Мегги.

– Дураки, – сказала Элинор и снова нажала на тормоза.

Машина заскользила по щебенке. Перед ними был мост, о котором говорил Сажерук. Серые камни бледно мерцали в свете фар, а пропасть внизу казалась бездонной.

– Вперед, вперед! – нетерпеливо выкрикнул Сажерук. – Он выдержит, даже если вам так не кажется!

– Он выглядит так, будто построен еще древними римлянами, – пробурчала Элинор. – И явно для ослов, а не для машин.

Мегги зажмурила глаза и открыла их только тогда, когда услышала, как под колесами снова захрустела щебенка.

– Каприкорн очень ценит этот мост, – тихо сказал Сажерук. – Ни одному вооруженному человеку не удастся пройти по нему незамеченным. Но, к счастью, сегодня ночью его никто не охраняет.

– Сажерук… – Мегги нерешительно повернулась к нему, в то время как автомобиль Элинор взбирался на последний холм. – А что нам сказать, если нас спросят, как мы нашли дорогу в эту деревню? Наверняка Каприкорну не понравится, что ты показал нам туда дорогу.

– Ты права, – сказал Сажерук, не глядя на Мегги. – Хотя, в конце концов, мы привезем ему книгу.

Он поймал Гвина и заманил его куском хлеба в рюкзак. Как только стемнело, куница стала вести себя беспокойно – она хотела отправиться на охоту.

Когда они достигли гребня холма, мир вокруг них в мгновение растворился в ночи, но неподалеку виднелось несколько бледных четырехугольников – освещенных окон.

– Вот она, – сказал Сажерук, – деревня Каприкорна. Или, если хотите, деревня дьявола.

Он тихонько засмеялся.

– Эти истории, кажется, вам очень нравятся, – раздраженно сказала Элинор. – Кто знает, может быть, вы их сами придумали, а этот Каприкорн не кто иной, как коллекционер книг.

Сажерук промолчал. Он смотрел в окно, улыбаясь своей загадочной улыбкой, которую Мегги с большим удовольствием стерла бы с его губ, и на этот раз она выражала только одно: «Как же вы обе глупы!»

Элинор выключила мотор, и тишина, окружившая их, была поистине абсолютной, так что Мегги не осмеливалась вздохнуть. Она взглянула на освещенные окна. Прежде ей всегда казалось, что свет в окне зовет и приглашает внутрь, но этот свет был более зловещим, чем темнота вокруг.

– А в этой деревне есть какие-нибудь нормальные жители? – спросила Элинор. – Безобидные бабульки, дети, мужчины, которые не имеют ничего общего с Каприкорном…

– Нет, там живут только Каприкорн и его люди, – прошептал Сажерук, – и женщины, которые для них готовят, убирают и делают все, что они потребуют.

– Все, что они потребуют… Здорово! – фыркнула от отвращения Элинор. – Этот Каприкорн нравится мне все больше и больше. Ну, хорошо, давайте покончим с этим. Я хочу домой к своим книгам, хочу нормального освещения и чашку кофе.

– Неужели? Я думал, вы мечтаете о приключении!

«Если бы Гвин мог говорить, – подумала Мегги, – то у него был бы голос Сажерука».

– Я бы чувствовала себя лучше, если бы светило солнце, – резко возразила ему Элинор. – Господи, как я ненавижу эту тьму, но если мы здесь задержимся, то мои книги покроются плесенью, и даже Мортимер им не поможет. Мегги, пойди принеси сверток. Ты знаешь, о чем я.

Мегги кивнула и только хотела открыть дверь, как ее ослепил яркий свет. Кто-то стоял у двери водителя – лицо невозможно было рассмотреть – и освещал машину фонарем, а потом стукнул им со всего размаха по лобовому стеклу.

От испуга Элинор так вздрогнула, что ударилась коленом о руль, но тут же пришла в себя. Сыпля проклятиями и потирая болевшую ногу, она открыла окно.

– Что все это значит? – крикнула она незнакомцу. – Вы что, хотите нас напугать до смерти? Не боитесь, что в такой кромешной тьме на вас наедут?