Спаситель, злодей, жертва, или Портрет диктатора

ДОУ: Нельзя, нельзя… так нельзя! Вы разрушили все, во что человек верит или может верить! Сколько Вам лет?.. Двадцать восемь?.. Тридцать?..

РОУЗЗ: Тридцать два года.

ДОУ: Да?.. А выглядите Вы значительно моложе. Но это потому, наверное, что из Вас, мой дорогой Степ, до сих пор не выветрился дух юношеского максимализма. Вы пытаетесь всех уравнять… О людях Вы судите с высоты собственного положения. Но ведь Вы сами заметили, что люди в большинстве своем слабы, слабы и зависимы… Это Ваша мысль?!

РОУЗ: А Вы с этим не согласны?

ДОУ: Согласен, согласен!.. Но я вспоминаю слова Рабиндраната Тагора о том, что «сильный человек – это не тот, кто способен победить еще более сильного, а сильный тот, кто способен поднять до высот своих человека слабого».

РОУЗ: Простите, но это книжная мудрость. В жизни все иначе… Знаете, господин Доу, я давно наблюдаю за людьми и, если честно, то Вы совершенно правы – я действительно не люблю людей… И не люблю я это панургово стадо вовсе не потому, что страдаю болезненным эгоцентризмом, а потому, что люди, своим безволием, пассивностью, нежеланием хоть что-то поменять в своей жизни вызывают у меня дикое и неприкрытое презрение. Однако нет в моем презрении ни капли высокомерия… Меня ведь жизнь не баловала, ой, не баловала! И всего чего я добился – я добился сам, без благосклонных протекций… Более того… Очень не люблю вспоминать об этом, но Вам расскажу… Дело в том, что семь лет назад из-за давнишней травмы позвоночника у меня парализовало ноги. И ни один врач не верил в то, что я когда-нибудь буду ходить. Никто не верил… кроме меня самого, разумеется. Кстати, позднее я видел парализованных людей, у которых было просто онемение конечностей и никаких болевых ощущений. Счастливчики! У меня же, особенно ночью, было такое чувство, будто меня по пояс одевают в плотный мешок с горячими углями и время от времени эти угли раскаляют до красна… Мучения – адовы!.. Сказать, что я мечтал подняться и ходить – не сказать ничего. С утра до позднего вечера, преодолевая дикие боли, я занимался физическими упражнениями по десять-двенадцать часов в сутки. На лекарства и горе-эскулапов я потратил целое состояние, но чувствовал – исцеление не в дорогостоящих медикаментах, а в деятельности, в строжайшем распорядке дня, где не должно быть ни единой свободной минуты. Иначе в эту же самую минуту придет подленькая мысль об отдыхе, о тщетности усилий, о роковой судьбе, с которой надо смириться…

Нет! Нет!! Нет!!!

Не хочу!!! Не хочу мучаться сам и мучить своим нытьем других. Хочу быть молодым, красивым, сильным, богатым, счастливым…

ДОУ: Я восхищен Вами, Степ!

РОУЗ: Спасибо, господин Доу! Но, Вы знаете, когда я все-таки и вопреки всему поднялся, то с удивлением обнаружил, что рядом со мною сосуществует очень много таких людей, которые просто-напросто махнули на себя рукой и живут, как сомнамбулы с амимичными лицами. Причем, заметьте, они не больные, не парализованные, как некогда я, а совершенно нормальные, в абсолютном здравии. Одноклеточные амебы! Ничего в их жизни от них самих не зависит и ничего не хотят они менять в своей жизни… И вот тогда я вывел некую формулу обывательского бытия. Хотя скорее это даже не формула, а приговор обывательскому мировоззрению.

Плохо не то, что человек живет плохо, а плохо то, что человек живет плохо, но считает, что он живет хорошо. А еще хуже, когда человек живет плохо, знает, что он живет плохо, но ничего не делает, чтобы жить хорошо. Но гораздо хуже этого, когда человек живет плохо, знает, что он живет плохо и начинает оправдывать свою никчемную жизнь: «…время сейчас тяжелое…», «…правительство виновато…», «…все так живут…».

Зачем живет такой человек?.. Кому нужна его жизнь, если она не нужна ему самому?..

ДОУ: …Хм… Очень суровый приговор!.. Да… А хотите еще одну притчу из моей коллекции?

К Уильяму Шекспиру однажды пришел юноша и, гордо вскинув голову, заявил: «Я должен у Вас учиться!». «А кем ты хочешь стать?» – спрашивает его великий драматург. «Шекспиром!» – все так же гордо отвечает юноша. Огорченно вздохнул Уильям Шекспир: «Сынок, в твои годы я хотел стать Богом, а стал всего лишь Шекспиром… . Кем же станешь ты?»

Без сомнения, надо стремиться к самым высоким целям. Однако не стоит того же требовать от других. Уже хотя бы потому, что они живут свою (!) жизнь, они проходят свой (!) путь… И как они распорядятся своею жизнью – это их право! Они могут, ничего не делая, пролежать целую вечность на диване. Могут за бесценок продать себя в рабство. Могут день и ночь напролет прожигать себя по ресторанам. Могут пустить себе пулю в лоб… О-ни мо-гут, о-ни и-ме-ют пра-во!.. Потому что это их жизнь, это их выбор!.. И никто не имеет права их судить. Мы с Вами можем не уважать их выбор, но презирать людей за это – нельзя!..

РОУЗЗ: А где грань между презрением и неуважением? Разве «не уважать» не означает «тихо презирать»?

ДОУ: Может быть, может быть… Об этом я как-то не подумал. Но… хм… Вы знаете, Степ, я о другом хотел бы поговорить… Вот Вы просите меня написать портрет Вашего генерала… Я буду писать этот портрет (и Вы можете расценивать мои сегодняшние слова, как официальное согласие), хотя предварительно мне очень бы хотелось именно из Ваших уст услышать характеристику на генерала Пеликана.

РОУЗ: Я ждал этого… и с удовольствием отвечу, но прежде необходимо оговориться: я не прошу (!) Вас написать портрет генерала, а предлагаю (!) Вам. Это существенная поправка. Любая просьба несет на себе элемент бескорыстия, а я – лицо сугубо заинтересованное. Да и Вас, господин Доу, я не уговорить хочу, а за-ин-те-ре-со-вать! Причем, Ваш гонорар – это само собой разумеющийся факт. Но не в деньгах здесь дело!.. Давайте рассуждать!

Генерал Пеликан, хороший он или плохой – не важно, пришел к власти. Все! Принимаем это, как историческую данность. Я уже говорил, что считаю – в нашей жизни нет ничего случайного. И раз уж так исторически сложилось, что на смену мудрому, но мягкотелому президенту приходит генерал, то давайте поможем нашему с Вами народу. Давайте через Ваш пример покажем людям, что их страхи напрасны… Здесь нет проигравших – выигрывают все! Ваш имидж непоколебим – Вы честно делаете свое дело. И будущий портрет – это не заказная работа, а Ваш взгляд на нового лидера Энляндии, на историческую и политическую метаморфозу… Господин Доу, мне ли Вам говорить, что люди устали бояться!.. Помогите обывателям!.. Помогите им поверить, что их жизням и жизням их детей больше ничего не угрожает. Генерал Пеликан не кровожадный монстр, и вместе с ним к власти пришли не маньяки и глупцы! Все мы прекрасно понимаем – хватит крови, хватит воевать…

Вы спросите меня, а зачем же нужна была та кровь, которая уже пролилась?..

ДОУ: Да, да, как раз об этом я только что хотел Вас спросить…

РОУЗ: Все очень банально! Бывшему президенту неоднократно докладывали, что кроме пустой болтовни о демократическом обществе и светлом будущем неплохо было бы для людей сделать что-то более реальное. Но Уилл Бар с удовольствием подолгу демагогировал о временных трудностях энляндцев, при этом сам жил отнюдь не в бедности. Понятно, что он и его сытое, но безвольное правительство ни за что не отдали бы власть добровольно… И еще… Не знаю, поверите Вы мне или нет, но крови-то никто не хотел! Да и не было бы никакой бойни и ничего такого вообще, если б окружение Бара не оказало бы вооруженного сопротивления гвардейцам генерала Пеликана. А потом начались гнусные провокации, запугивания, грязные слухи о массовых арестах и расстрелах… Вот Вы вспомнили мифическую белую комнату… Полстраны нашептывает, будто генерал Пеликан собственноручно расстрелял бывшего президента… Причем, все это рассказывается с такими подробностями, словно они сами при этом присутствовали.

А хотите узнать, как на самом деле погиб Уилл Барр?..

ДОУ: А Вы были свидетелем его гибели?

РОУЗЗ: Почти…

ДОУ: Что значит – «почти»?

РОУЗЗ: Когда мы захватили президентский дворец и ворвались к нему в кабинет, то увидели, что Уилл Бар лежит на полу с простреленной головой, а рядом стоит его охранник с пистолетом в руках. Мы разоружили охранника (он, в общем-то, и не сопротивлялся!), и этот охранник поведал нам о том, как президент за полчаса до смерти заперся вместе с ним в кабинете, вылил в себя целую бутылку виски, надрывно рыдая, вертел в трясущихся руках пистолет, но так и не осмелился в себя выстрелить. По его приказу это сделал ничего не понимающий охранник.

…Такая вот… геройская смерть!..

ДОУ: …Хм, да… не весело…

РОУЗ: Простите меня! Я ведь знаю, с какой теплотой Вы относились к бывшему президенту… Честное слово, я не хотел Вас расстраивать и разочаровывать… Но… еще раз простите, но Вы обманывались… Президент Уилл Бар никогда не был таким, каким его представляли себе Вы.

(Звонит телефон Роуза. Он начинает разговаривать по телефону. Доу растерян, что-то бормочет себе под нос.)

ДОУ: Может быть, может быть… Вот ведь как… Хм, да…

РОУЗ (разговаривая по телефону): Лейтенант Роуз! Слушаю!.. Так… Хорошо… Так… А где?.. А-а-а, значит, уже завтра!.. Отлично… Хорошо, я скоро буду!

(Роуз отключает телефон и обращается к Доу)

РОУЗ: …Я очень сожалею, но мне пора уходить! Могу ли я попросить Вас о следующей встрече?..

ДОУ (рассеяно): …Что?.. Извините, не понял, что Вы сказали…

РОУЗ: Если Вам удобно, давайте увидимся завтра вечером. Дело в том, что… я разыскал практически все Ваши картины, которые пропали из Центральной галереи. И, вполне возможно, в течение двух-трех дней я улажу все формальности и доставлю Вам Ваши шедевры.

ДОУ: Боже!!! Да неужели это правда?!.. Господи, как я счастлив!… Спасибо Вам, мой дорогой Степ!.. Огромное, огромное спасибо!..

Сцена 3:

БЕЗ НАЗВАНИЯ и БЕЗ СМЫСЛА

(На сцене появляется Четт Доу. Навстречу ему из другой кулисы выходит Молли)

МОЛЛИ: Господин Доу, я только что была в аптеке Вилса и он долго расспрашивал меня о господине Роузе, а потом… потом аптекарь Вилс рассказал, что господин Роуз… и есть тот самый офицер из белой комнаты.

ДОУ: Что такое?.. Что ты сказала?..

МОЛЛИ: Я говорю, что господин Роуз и есть тот офицер, который пытает людей в белой комнате…

ДОУ: Откуда, откуда, откуда ты это знаешь?.. Что рассказал тебе Вилс?..

МОЛЛИ: У того офицера-кровопийцы должен быть небольшой шрам над переносицей, и нет одной фаланги на мизинце левой руки… Когда придет господин Роуз обратите внимание на его…

РОУЗ (выходя из кулис): А я уже здесь!..

(Роуз в черном военном мундире, на лице его сияет улыбка, в руках папка с какими-то документами)

РОУЗ: Господин Доу, я принес документы, благодаря которым к Вам вновь вернуться все без исключения Ваши картины.

ДОУ: …Извините, Степ… то есть… Извините, господин лейтенант… Вероятно, Вы только что слышали то, о чем говорила Молли?..

РОУЗ (абсолютно спокойно, по-прежнему беззаботно улыбаясь): Да, я все слышал… Но я не подслушивал. Это получилось само собой.

ДОУ: Так… это правда?

РОУЗ: Что – правда? Что я и есть тот самый мифический офицер из белой комнаты?.. Господин Доу, Вы же прекрасно понимаете, что чем больше я сейчас стану опровергать эту чушь, тем меньше с Вашей стороны будет ко мне доверия. Поэтому давайте сменим тему.

ДОУ: И все-таки я прошу Вас ответить: правда это или нет?

РОУЗ: Ну, хорошо… нет, это не правда!..

(Доу смотрит на офицера – замечает небольшой шрам над переносицей, переводит взгляд на левую руку – видит, что на руке на мизинце нет фаланги. Роуз спокойно и неотрывно глядит на художника, по-прежнему улыбаясь.)