Не успел

 
 «Водоворот
У ворот.
Солнце жаркое
В рот.
Магазин пустой
Клик-клик-клик…»
 

 («Не успел». Токарев К. А.)

I

– Ты как там? Все в норме?

– Ты о чем это? Что не так то?

– Ну, вид у тебя уже часа два такой…

– Какой такой?

– Да черт его знает. То ли задумчивый, то ли рассеянный, то ли безразличный какой-то. В общем, о чем ты мыслишь так долго то?

– Дык, а чем мне ещё тут заняться? Склон да распадок разглядываю. Всё еще чисто. Вот и размышляю параллельно о том, что в мозгу возникает. А это мое внимание не рассеивает.

– Да, ясно-ясно. Давай колись уже, что там по твоим извилинам бегает.

– Да вспомнил, как я в детстве воспринимал то, что мы сейчас уже не в первый раз делаем. Ну, точнее, не только наши действия, а вообще…

– Вот уж да уж. А поконкретнее ты сказать можешь?

– Да чего там конкретного то сказать? Ну, к примеру, тебе какой фильм про что-то, похожее на наши действия, помнится?

– Так это, фильмы про наши или похожие на наши действия не могу вспомнить. А ты чего, видел такие?

– Так о том и речь, что с конкретикой сложно в данном случае. Может, я тогда тебе проще вопрос задам?

– Ты из меня амебу то не делай. Вопрос он мне проще задаст, понимаешь ли. Ты это, не проще его задай, а по-другому маленько.

– Ну, по-другому, так по-другому… Э-э-э, как бы его сформулировать?

– Вот это да! Выходит, что ты его проще хотел из-за своего недоумия задать, а не из-за того, что меня дураком считаешь. Так, да?

– Хых! Ну, если это тебя в твоих глазах поднимает, то пусть так и будет…

– Ладно, давай уже завязывай ёрничать. Задавай вопрос по-другому, а то мне на него уже ответить по-умному хочется.

– Упс! Сигнал видишь? Подъем! Бегом! Позже побалакаем…

– Вот жеж ё-моё, отдохнули…

– Ничё-ничё, ведь после привала эрдэхи таскать легче…

– Ага, ты ещё про агээс вспомни…

– Да мне-то самому и подствольник ходить не мешает…

– Вот поэтому ты у нас туристом и числишься…

– Да-да, конечно! Ты ещё поплачь от смеха…

– Да ладно! Я все понимаю. Мы ж тебя потерять не можем… Ты ж у нас полиглот, ёпрст…

– Ага, ёклмн ещё… Хорош уже языком молоть… Топай!

– Так ты мне когда вопрос свой глупый задашь? Чтобы я на него умно ответить мог…

– Да заглохни ты, математик! Потом уж задам, зуб даю!

– Иду, молчу! Топ-топ! Чу-чууу…

 В ответ один из собеседников, мелко спускающихся по склону горы со смешанным лесом, только махнул рукой. Так что следующие полсотни шагов они сделали молча.

 Добравшись до своей группы, наши дозорные доложили командиру о чистоте и тишине их сектора, а дальше пошли уже в ядре группы в силу того, что солнце ушло стремительно и занавес ночи в лесных горах упал уж почти мгновенно. И шли все они аккуратно, без шума и без беседы. Конечно, был слышен хруст редкий, да ветки по лицам гладили. Но, шли люди, шли и шли…

II

– Сыно-ок! Смотри, что тебе папа перед своей поездкой ночью оставил!

– Мама! А как он в своей форме без фуражки поездом рулить будет?

– Не рулить, а управлять, дурень! Он новый комплект формы своей получил. Ну и фуражку, конечно.

– А петлицы старые дома остались?

– А зачем тебе это надо?

– Я хочу, чтобы ты на мой пиджачок погоны пришила!

– Сыночек, не парь мне мозги! То петлицы, то погоны! Кстати, на чёрной папиной железнодорожной форме погон ведь и нету. Ты про какие погоны ляпнул?

– Ма-а-а-ма! Я про петлицы говорю. Сделай мне погоны!

– Ёлки-палки! Опять двадцать пять! Петлицы, погоны! Объясни мне нормально, что ты хочешь то?

– Да, ма-ам! У меня плечи размером с петлицы! Вот и пришей их на пиджак мой, как погоны! Я сегодня с ними и с фуражкой в садик пойду! Я там командовать буду!

– Чего-чего?! Кем командовать?! Что командовать?!

– Ну, мы же в войнушку играем! А я один в погонах и с фуражкой буду! А у других пацанов только будёновки и пилотки! Вот я и буду их командиром!!!

– А, вот оно что! Хорошо, иди умывайся, а я их пришью пока.

 Через несколько минут мальчик вышел из ванной комнаты умытым, причесанным и очень задорным. Быстро оделся в пиджачок, ставший для него армейским кителем, надел фуражку машиниста железной дороги и гордо посмотрел на свое зеркальное отражение. И в связи с тем, что ему было почти пять лет, он в этом отражении увидел не какой-то там мухомор или подберезовик с немаленькой шляпой, а стройного и крепкого офицера советской армии. Отдав честь своему отражению, мальчуган развернулся и доложил своей маме громким голосом:

– Мама, я к походу в детсад готов! А почему ты смеёшься?

– Ничего-ничего, сынок. Я не смеюсь, я удивляюсь. – Ответила мама, с трудом пряча свою улыбку. – Давай, пошли уже! А то опоздаем!

– Есть!

– Что есть то? – Спросила мама, закрывая входную дверь и уже действительно удивляясь.

– Я не про есть, а «Есть!» говорю, мама! – Насупившись, ответил ей мальчик и, отойдя от дома, добавил, – Я «Так точно!» имел в виду.

– А-а, вот оно что! Ну, ясно теперь. Ясно. – Ещё раз улыбнулась мама и они оба помчались к садику.

 До группы детского сада они добежали без опоздания. А там уже мама понаблюдала, с каким грозным и строгим видом её сын зашёл в игровую комнату и с каким любопытством его разглядывали другие дети. А мальчик построил детей в шеренгу и начал ими командовать. И все это было в той группе так, как будто дети играли в войну давненько. А было это совсем обычно. Ведь после Великой Отечественной войны шёл только тридцать третий год.