Читать книгу: «Жизнь Ленро Авельца», страница 3

Шрифт:

Год за годом, с первого курса и до последнего, Академия проводила отбор. И в конце мы оказались вместе: необычные студенты, подвергшиеся нечеловеческой нагрузке, мы перенимали сильные стороны друг друга и прикрывали слабые.

Не думаю, что таков был оригинальный замысел. Не думаю, что наставники это понимали.

Но это работало.

Я попал в Аббертон запуганным и меланхоличным подростком. Первые три года у меня не было друзей. Первые четыре года я регулярно видел две страшные пометки на своих текстах.

Всё изменилось, когда я однажды разговорился с Энсоном, когда случайно провёл полтора часа в кабинете наставника наедине с Корнелией, дочерью друзей отца, – она училась на два курса старше. Когда разыграть отрывок из пьесы «Троянской войны не будет» меня поставили вместе с лучшей лицедейкой курса – светловолосой и очень талантливой Моллиандой Бо.

И только тогда, постепенно став частью этого нового общества, восторгаясь тем, насколько интересными могут оказаться люди, если общаться с ними, как увлекательно с ними спорить или просто дурачиться, – только тогда я полюбил Аббертон. Только тогда я научился принимать Академию, лишь потому, что она познакомила меня с ними.

Если вас интересует вопрос любви – милых школьных романов, – то я не буду хвастаться, как начал бы Энсон. Романы начались не сразу – сперва на них не хватало времени. Только когда нам исполнилось по шестнадцать-семнадцать, разгорелись настоящие страсти.

На это время пришёлся пик отчислений, депрессий из-за учёбы и на почве неразделённых чувств, попыток травли (жёстко и естественно пресекаемой), скандалов с пронесёнными наркотиками и пойманными «наедине» студентами.

За секс в стенах Академии отчисляли сразу. Никого, кроме меня, это не останавливало. Стыдно признаваться, но я, наверное, был единственным, кто не пробовал заняться сексом в учебных аудиториях, или в женском корпусе, или приведя девушку в наши комнаты. Особо бесстрашные старшекурсники уже на пороге выпуска экспериментировали ночью в парке.

Для осторожных же тихонь вроде меня существовал сам прекрасный город Аббертон – с тремя дешёвыми гостиницами и четырьмя квартирами в аренду. Если пара жила не в Академии, а снимала комнату в городе, то подняться утром нужно на десять минут раньше, но проблема, считай, решена.

По числу романов Энсон лидировал – когда с учёбой справляешься быстро, образуется излишек свободного времени. В отличие от него, я влюблялся в Академии лишь трижды: во-первых, мне нравилась Корнелия, но она предложила остаться друзьями; во-вторых, была девочка на курс младше, которую до меня бросил Энсон (чем и была знаменита); в-третьих, та самая Моллианда Бо.

Ближе к выпускному мы стали задумываться о будущем. К чести выпускников, отношения продолжать никто не решил. Энсон проделал нечто подобное в шутку – сделал предложение нашей общей подруге, прекрасной брюнетке Евангелине Карр.

Она отказала, но в ответ предложила незабываемое, верю, прощание в четырёхзвёздочном мини-отеле «Блэк Бонд Холл».

В ту ночь шёл дождь. Наш третий сосед дописывал диссертацию в Берлине, и я остался в комнате один. У меня умер отец, и мне следовало немедленно всё бросить и лететь в Париж, где пару часов назад в больнице оборвалась его жизнь; но все мои мысли (что взять с молодых?) были прикованы к великолепной Моллианде Бо.

У Энсона была Евангелина, у меня – Моллианда. Он шутил, что мы с ним эстеты. Слышать такое от самого Энсона Карта, первого ловеласа Академии, было приятно, не скрою.

4. Специализация – для насекомых

После Аббертона даже война в Южной Африке казалась увлекательным приключением. Восстановить экономику Аргентины, сместить правительство в Австралии, выиграть выборы в Марокко, развязать войну или войну предотвратить – адекватные, выполнимые задачи.

Чтобы решить, кто разожжёт мировой пожар, а кто его потушит, Господь Всемогущий в лице канцлера и совета Академии учредил «общепрофильное собеседование».

За этим скучным названием скрывалось важнейшее событие нашей жизни. На выпускников Аббертона высокий спрос: каждый на выходе имеет ряд привлекательных предложений о трудоустройстве, и какое принять – его личное дело. Но выпускники Аббертона, честолюбивые и самовлюблённые, гонятся не за деньгами, а за влиянием, престижем или по-настоящему интересной работой.

Некоторые слушались родителей. Другие возвращались в семейный бизнес. Остальные, и таких было большинство, выбирали сами – и здесь важно не ошибиться, чтобы потом не обнаружить себя гниющим от скуки где-нибудь в Центральной Азии.

Обсуждая между собой будущее, мы подчёркивали, что после Академии уже никому и никогда не позволим нам указывать – ни родителям, ни наставникам, ни политикам. Это мы, гениальные выпускники Академии, сформируем касту тех, кто будет указывать остальным.

Общепрофильное собеседование проводилось как для нас, так и для потенциальных работодателей. Оно длилось несколько дней подряд: каждый выпускник входил в аудиторию и беседовал с комиссией. Беседу вели сам канцлер Аббертона, куратор курса, персональный наставник – и, что гораздо важнее, прибывшие со всего мира охотники за юными талантами, представители корпораций и правительств, чиновники и миллиардеры, инвестбанкиры и военные.

У «охотников» были наши резюме, они получали рекомендации и характеристики от педагогов, и некоторые заранее назначали встречу со студентом, их заинтересовавшим. Но разговаривали мы на равных. Комиссия, убеждённая, что знает нас лучше нас самих, пыталась помогать советом – и иногда у них получалось.

Корнелия Францен, например, собиралась продолжить политическую династию матери: в их роду два премьер-министра Дании и несчётное количество министров по всей Скандинавии, а уж не быть депутатом фолькетинга считалось неприличным и в семействе отца, возглавлявшего крупнейшую морскую транспортную компанию Балтики.

Но, посоветовавшись с наставником, Корнелия внезапно отправилась в Америку и нашла себя в роли финансового консультанта ЦРУ (чем сослужила мне хорошую службу в дальнейшем).

А вот Ева Карр, любовница Энсона, с самого начала тяготела к термоядерной энергетике и отправилась помощницей вице-президента «Сан Энерджи» в Южный Китай, место во всех смыслах, кроме расщепления атома, малоприятное.

Я же грезил мегаполисами.

С самого детства меня увлекал мир беспокойных больших городов, растущих агломераций, переплавляющих миллионы людей разных наций и культур. Потрясающее богатство, бурлящие потоки денег, показная роскошь – а по соседству трущобы, нищета, преступность и загрязнение. Небоскрёбы с микроклиматом – и типовые лачуги без водоснабжения. Институты, запускающие спутники на орбиту, – и подполья неонацистов.

Контрасты притягивали. Мне не терпелось отправиться туда, в это сжатое, но точное самовоспроизведение Земли в миниатюре, где учёные изобретают бессмертие, а неподалёку люди умирают от голода.

На каникулах я летал в Токио, в Москву и в Нью-Йорк. Я с интересом изучал их жизнь, и мегаполисы не обманули моих детских ожиданий. Но как истинный наследник Бронислава Малиновского я знал: нельзя понять жизнь племени, пока не отрешишься от своего мира и не погрузишься в туземный мир.

Я собирался найти работу в Токио, Москве, Нью-Йорке, Шанхае или Гонконге. Париж и Лондон меня не устраивали: слишком старинные и слишком понятные.

Я отправил запросы, воспользовавшись в том числе и отцовскими связями, и отовсюду получил положительные ответы.

Токио и Москва хотели видеть меня в городском руководстве; Нью-Йорк предлагал заняться проблемами безопасности и курировать пилотные проекты частных полицейских организаций; но самое заманчивое предложение поступило из Шанхая.

Город-государство тратил огромные деньги, пытаясь вытащить пригороды из бедности. Потоки беженцев из центральных районов Китая, отравленных после техногенной катастрофы, стекались на побережье, экономика находилась на грани коллапса, и город учредил несколько холдингов для аккумуляции длинных денег на социальные проекты. В надежде, что со мной придут деньги из Европы, мне предложили должность в руководстве одного из таких холдингов.

Очень высокая позиция для начала. Я немедленно принялся листать англо-китайский разговорник и учить карту Шанхая.

Поразительно, как часто в моей биографии всплывает этот город. Я отвергаю мистику и судьбу, молюсь лишь одной богине – Удаче, но так странно, что именно Шанхай выпадал мне столько раз. Отправься я туда после выпуска из Аббертона – кто знает, на чьей стороне я бы оказался в конфликте Худзё и преподобного Джонса?.. Уверен в одном: я бы увидел катастрофу на горизонте, я бы не дал ей случиться и не дал городу погибнуть.

С другой стороны, не могу гарантировать, что в таком случае катастрофа не случилась бы на другом конце Земли: тяжело жить на планете, где на двенадцать миллиардов жителей один-единственный Ленро Авельц.

Но в Шанхай я не поехал.

За три года до выпуска я пригласил Корнелию, Еву и Энсона к себе на Лазурный берег. Они неплохо поладили с отцом, если не считать небольшого спора за ужином: Энсон симпатизировал альтерглобалистам и критиковал концепцию общей партийной системы Евросоюза, в то время как отец защищал христианских демократов.

После ужина Корнелия и Ева отправились на верховую прогулку, а мы с Энсоном и бутылкой «Романе-Конти» лежали у бассейна и вяло обсуждали политику.

Рассуждая о том, какими средствами принуждения должна обладать Организация, мы вспомнили подписанный в 1928 году Парижский пакт. Госсекретарь США Фрэнк Келлог и министр иностранных дел Франции Аристид Бриан декларировали «отказ от войны как орудия национальной политики». К пакту примкнули почти все значимые страны той поры, включая Японию, Италию, Германию и Советский Союз. Насколько законопослушны они были – показало время. Пакт вспомнили на Нюрнбергском процессе, но потом снова забыли, запутавшись в нагромождениях международного права и замысловатом Уставе Организации.

Я утверждал, что Парижский пакт нужно возобновить, однозначно объявив «войну во имя национальных интересов» вне закона. Государства должны отказаться от собственных вооружённых сил и передать их под контроль Организации, которая будет выполнять функции всемирной полиции, станет метисом от брака «Левиафана» Гоббса с «Вечным миром» Канта. Чем скорее традиционный патриотизм признают человеконенавистническим, тем лучше.

Да, последнее прибежище негодяя, – соглашался Энсон, – но посмотри вокруг. И Лига Наций, и старая ООН, и наша Организация – все обладали полномочиями. Вооружённые силы Северного альянса – войска США, Евросоюза и России, мощнейшая военная машина мира, – уже фактически выполняют те задачи, о которых говоришь ты. Что изменится?

Войны, раздирающие Южное полушарие, ведутся под прикрытием информационных бомб и пропаганды – скорее деньгами, чем живой силой. Любой диктатор всегда найдёт предлог.

Возникнет так называемая Армия Земли, объявят войну вне закона – ничего не изменится. Мы просто будем врать ещё бесстыднее – и вести не старые добрые «лобовые» войны, а новые, «гибридные», одновременно промывая мозги, поддерживая террористов и убивая людей не снарядами, а синтетическими вирусами. Речь не о национальных интересах, а о реальном капитале и ресурсах.

Меня возмутил его ответ. Я пытался его переспорить – безуспешно. Энсон отбивал мои атаки одну за другой. От злости я написал пространное сочинение о юридических обоснованиях всемирной монополии на насилие, к которой так стремилась Организация.

Искренности в тексте осталось мало: я не написал, что офицерские погоны следует прибивать гвоздями, а «отцов нации», трогательно пишущих письма родным и близким погибших солдат, следует вешать; что суверенитет – гнуснейшее из слов, придуманных человеком; и странно, если речь идёт об убийстве одного – это преступление, а убийство тысяч – «тяжёлый и трудный долг главнокомандующего».

Вероятно, именно по причине сдержанности текст высоко оценили, в моём досье отметили, что я интересуюсь международной безопасностью, и на моё собеседование прибыли господа из так называемой Специальной комиссии Организации по пределам применения силы.

Если вы оглянетесь, то поймёте, откуда вырос наш с Энсоном спор.

То было время смятений и новых надежд. Организация располагала лишь стерилизованным корпусом миротворцев и правом просить Совбез о международной коалиции; в крайнем случае Организация запрашивала Северный альянс о вмешательстве. Разговорами о том, чтобы создать Организации полноценный военный департамент, полнились коридоры мегаломанской штаб-квартиры в Ньюарке.

Речь шла не о создании собственных вооружённых сил, но о передаче под контроль Организации всех арсеналов Северного альянса, включая ракетно-ядерный.

Мы наблюдали затаив дыхание. Беспрецедентный шаг: в одно мгновение Организация должна была превратиться из беспомощного арбитра в полноценное мировое правительство. Северный альянс и сам стремился всучить Организации свою армию: Организация хотела развязать себе руки в Южном полушарии, а страны Альянса – избавить бюджеты от растущих военных расходов.

Генсек Мирхофф уверял, что деньги в бюджете Организации есть (теперь понятно, насколько он лукавил). Для осуществления плавного перехода он создал специальную комиссию, куда меня и позвали работать.

Болтая у бассейна, мы с Картом могли наплевать на общественное мнение; избранные же политики сильно переживают о рейтингах и об имидже, который националисты и правые им тут же испортят. Консерваторы в Альянсе, военное лобби, легальные и теневые торговцы оружием, частные военные компании, боевые и штатские генералы, возрастные избиратели в ключевых для реформы России и США – все были против.

Комиссия собиралась перехватить рычаги управления у политического руководства Альянса и местных военных министерств. Но процесс нуждался во внятном обосновании и безупречном пиаре.

На собеседовании, разом перечеркнув мои мечты о мегаполисах, мне предложили войти в эту команду. На раздумья мне потребовалось три минуты.

Принять предложение значило отправиться в захудалый провинциальный Брюссель, но в перспективе – войти в истеблишмент Организации. Заложить камень в основание первой в истории справедливой армии, где солдаты будут воевать не за дурацкие фантомы raison d’état, а за свободу, разумный порядок и общую безопасность. Кто бы отказался от такого?

Если Армия Земли будет создана, то комиссию перенесут в Нью-Йорк и вырастят из неё военный департамент Организации. Одним словом «да» и парой лет мучений в бельгийской деревне я мог попасть в руководство не одного мегаполиса, а всех сразу – работа в обновлённой Организации означала управление миром.

Я согласился. Неделю спустя, отметив выпускной, похоронив отца и передав наследство в доверительное управление, станцевав с Моллиандой зажигательный танец и погостив три дня у родителей Корнелии в Копенгагене, я вылетел в Брюссель и заступил на службу человечеству.

И моя долгая вахта не окончилась до сих пор.

5. Война в Южной Африке

Три человека могли разобраться в причинах той войны, но один из них умер, второй сошёл с ума, а третий занял высокий пост и правды уже не расскажет. Я в их число никогда не входил: снобы из Сьянс По и Чатэм Хауса считают, что из деталей рождается знание. В Аббертоне мы говорили: «причины переоценивают».

Народы Южной Африки всегда бомбили друг друга, устраивали геноциды, перевороты, путчи, гражданские войны и мятежи с тех пор, как обрели независимость; более-менее спокойная ЮАР держалась дольше всех, но после Манделы и её настиг печальный фатум деградации.

Любимая наша Организация по обыкновению сидела нахохлившись на своём ньюаркском насесте и молча наблюдала, вмешиваясь лишь тогда, когда озверевшие боевики вдруг по ошибке вторгались на суверенные территории авторитетного транснационального бизнеса.

Всё изменилось, когда у них появилась бомба. После экологической катастрофы, опустошившей Центральный Китай и уничтожившей коммунистическую Китайскую Народную Республику, эвакуацией ядерного арсенала занялся не Северный альянс, как планировалось, а Организация. Предшественники Мирхоффа хотели заработать очки – и проиграли. Торговцы оружием слетелись как мухи на мёд – купить обогащённый уран на чёрном рынке стало едва дороже тротила.

Небольшой запас приобрели террористы из Конго, спонсируемые Замбией, Танзанией и Анголой, и террористы из Ботсваны, спонсируемые Конго. Первый взрыв оставил кратер в центре города-миллионника Лубумбаши. Второй прогремел на окраине Лусаки. Третий и четвёртый – на границе с Малави.

Организация запаниковала. Совбез проснулся и отправил в Замбию подразделения Северного альянса. Разведку дезинформировали, расследование саботировали, и военные действия унесли жизни четырёх тысяч солдат из России, Норвегии, Франции и Америки.

Тогда привлекли частные военные компании, но их огневой мощи не хватало: Северный альянс продолжал наносить удары с воздуха, но ясности, кто и с кем воюет, так и не появилось. Правительства ЮАР, Замбии и Зимбабве подавили восстания, остальные страны региона ввели военное положение и закрыли границы. Панафриканский конгресс призвал Организацию срочно отступить, чтобы «не усугублять гуманитарный кризис»: лучше измазаться глиной и есть соплеменников, чем снова пустить к себе белых людей, верно?..

Последнее, чем я хотел заниматься, – расхлёбывать эту кашу из спеси и варварства, сверху покрытую густым слоем профнепригодности и алчности сотрудников Организации и военных.

Но я прилетел в Брюссель. Мне выделили маленькую служебную квартиру на другом конце города, неделю не могли подобрать кабинет и совершенно не озаботились размещением моей охраны.

И вместо того чтобы заняться решением этих по-настоящему важных проблем, мой начальник, руководитель комиссии господин Керро Торре, вызвал меня и поручил заняться Африкой.

Вы, наверное, знаете Керро Торре как генерального секретаря Организации, у которого во время терактов в Париже погиб первый заместитель. Его имя может ассоциироваться у вас со свёртыванием космической программы и запретом на свободный доступ в Сеть. Если вы мудрее, то помните его как президента Лиги Южной Америки, отдавшего приказ потопить корабли с беженцами из Эквадора. А уж если вы любитель древностей, то да, Торре – один из непредумышленных убийц Шанхая, и об этом я ещё расскажу.

Но тогда его ещё не звали «монстром из Валенсии» и никто не смеялся над ним из-за скандала с виртуальными БДСМ-рабынями. Тогда Торре ещё не облысел, носил усы и здоровенный «ролекс» на запястье, брезговал наркотиками и занимался спортом, но уже выкуривал по двадцать пять безникотиновых сигарет в день и матерился на подчинённых.

Его просторечный, якобы «близкий к народу» говор меня всегда раздражал. Он подцепил его на улицах Мадрида, где на заре карьеры агитировал за выход из Соглашения о Европейской безъядерной зоне. Вскоре он сменил свои взгляды, из евроскептика обернулся глобалистом и сделался послушным инструментом в руках своего патрона – генсека Мирхоффа.

Провались затея с Армией Земли, Мирхофф бы отдал Торре на растерзание. Но если у кого и был шанс воплотить голубую мечту Организации, то лишь у Торре, плюющего на принципы и готового лечь под любого захудалого президента в Генассамблее. Мирхофф не ошибся – Торре обладал чутьём, иначе не поручил бы невыполнимую задачу единственному в мире волшебнику, Ленро Авельцу.

В кабинете – угловой каморке, которую я делил со своим референтом и для которой мне пришлось купить шторы, чтобы закрыть стеклянную дверь без функции затемнения, – я разложил документы и отправился спасать Чёрный континент.

Керро Торре рассматривал военную кампанию как пробный камень: сумей силы Альянса и ЧВК навести там порядок, мы бы представили это как настоящий триумф, победу сил объединённого человечества над всемирным террористическим злом. Свободные люди всей Земли вместе сражаются за свободу и права человека на другом конце света! Такая трактовка могла пробить щиты консерваторов.

Но потерпи Организация поражение… затягивание конфликта и превращение его в современный Вьетнам уже рождали новых пацифистов.

Бюрократическая неспособность наладить эффективное взаимодействие между военными могла обернуться крахом самой идеи Армии Земли. Если самая мощная армия в истории не может навести порядок в четырёх-пяти странах третьего мира, то как она собирается обеспечивать безопасность всего человечества? Правы националисты, нужны «суверенитет» и «границы», колючая проволока, выездные визы и берлинские стены!

Поражение в Африке нанесло бы удар по сути Организации, провозгласившей своей окончательной целью единство Земли. Начался бы раскол, которого мы все так опасались: богатый Север, защищённый ракетным щитом, орбитальными станциями и спутниками, навсегда бы обогнал разорённый, раздираемый войнами и беспорядками, нищетой и изменением климата Юг.

Оглядываясь назад, я смеюсь над нашими страхами.

Мы предвидели будущее – и страдали, а нужно было радоваться. Мы почему-то решили, что река времени течёт в одном направлении и миражи нацизма, изоляции, мировых войн и средневекового упадка навсегда в прошлом. Народы Земли преподали нам урок разочарования. И война в Южной Африке, которую я тогда приостановил, стала лишь началом грядущих кровавых событий. Но значит ли это, что и пробовать не стоило?..

Сам я никогда не воевал. Я презираю оружие и последний раз стрелял из пистолета в Аббертоне. Танки и ракеты внушают мне отвращение, а мысль о том, чтобы подчиняться какому-то идиоту из-за цвета его погон, кажется мне преступной.

Но если бы не я, вполне возможно, ваши дети, а то и вы сами отправились бы воевать в радиоактивные котлы Замбии и до сих пор оттуда возвращались бы даже не трупы, а только списки, списки и списки.

Первым делом я провёл войне ребрендинг.

Я придумал отказаться от трусливой вывески «операция по восстановлению мира» и назвать вещи своими именами – и если в вашем школьном учебнике параграф называется «война в Южной Африке», то спасибо мне.

Наша информационная политика не выдерживала критики: каждый аналитический центр или сетевой ресурс работали сами по себе.

Организация пыталась транслировать умолчание, но безрезультатно. Неудивительно, ведь ядерные грибы, заметные чуть ли не из Осло, заставляют тревожиться. Я настоял на смене паттерна: отныне нашей повесткой стала максимальная гласность о войне, разрушениях и потерях.

Люди должны знать – потому что знание рождает страх. Нет, не всё в порядке в этом мире, и война идёт не где-то в Африке, у далёких берегов, она идёт у порога вашего дома, и единственное, что стоит между кровожадным боевиком и вашими детьми, – солдат, воин с мандатом Организации и Армии Земли.

Я культивировал страх, чтобы вырастить надежду, – и мой план одобрили. С помощью Торре, знавшего тайный ход в резиденцию Мирхоффа, мне дали провести через Совбез и Генассамблею несколько деклараций. Смысла в них не было никакого, полная тревоги бессмыслица, но инфоповод получился, и общественное мнение снова озаботилось Южной Африкой и увязало войну с проблемой Армии Земли.

Оставалась сущая мелочь, маленькая незначительная подробность – войну выиграть.

Нет, у нас были варианты и на случай поражения, и на случай вывода войск, и на случай разгрома – при всех исходах я бы смог объяснить, почему действия армии следует считать успешными. Вину за поражение я планировал возложить как раз на отсутствие централизованного руководства и внятной правовой основы; но доверие – исчерпаемый ресурс.

Для реализации моих планов мне нужно было много, много доверия, величайшие его залежи, – и чтобы их обнаружить, мне нужна была война, выигранная на деле, а не в пресс-релизе.

Так что я презрел субординацию и вмешался в разборки командования.

И страшно за это поплатился.

Главными бедами наших сил в Южной Африке я считал раздробленность, недопонимание задач и нулевое взаимодействие с местными военными и ЧВК. Я сочинил доклад для Керро Торре, где написал, что требуется консолидировать политические позиции Альянса и Организации, создать единый войсковой штаб и встроить страны региона в вертикаль командования. С террористами, ведущими партизанскую войну, бороться можно столетиями – значит, нужно сменить приоритеты и сперва закрепить и защитить лояльные и дееспособные режимы региона.

Торре со всем согласился, внимательно меня выслушал и приказал вылетать в Кейптаун.

Такого предательства я от него не ожидал. Читать отчёты за чашкой кофе на Гран-плас, ругаться в коридорах Ньюарка, отдавать приказы из бездарного, но всё-таки чистого кабинета на набережной Сенны – это одно, но лететь в Африку самому?.. смотреть в глаза людям? вдыхать пепел разорённых городов, при виде воды хвататься за счётчик Гейгера?

Той ночью я всерьёз обдумывал увольнение.

Через два дня я приземлился на военной базе недалеко от Кейптауна. Шёл дождь, небо застилали мрачные тучи, много военных на улицах, боевая техника, беспорядки и выстрелы, которые ночью мешали спать. Фронта не было, война шла везде, ты нигде не был в безопасности. Мои полномочия так никто и не определил, военные не смогли оценить ценность моей персоны и выделили всего одного телохранителя, который к тому же плохо говорил по-английски.

Несколько недель я перемещался между военными базами в ЮАР и бился, как об стену, о мозги военных: они не хотели давать мне информацию, не рассказывали о ситуации, отсылали к начальству или подчинённым, ни у кого не было на меня времени; и если так вели себя военные Альянса, то вы легко представите, какой приём я встретил у местных.

Торре из Брюсселя приказал мне провести переговоры с правительствами, ещё сохранившими остатки адекватности и влияния. Но до них нужно было добраться, а я не мог вылезти с территорий военных баз, потому что у меня не было транспорта, и я не мог отправиться ни на север, в самое пекло, ни на запад, ни на восток, где бои шли не с террористами, а с местными президентами.

Я умолял Брюссель хоть о каких-нибудь полномочиях, но Торре ссылался на занятость и всё обещал и обещал какую-то мифическую санкцию лично от генсека. Но пока санкции не было, меня никто не слушал, и я уже начинал думать, что это всё – одна большая ошибка и мне остаётся лишь подкупить ВВС и свалить на пляжи Мадагаскара. И вдруг удача мне улыбнулась.

Я как раз застрял в Претории, где частники из «Эрго» при поддержке авиации Альянса уже пятый раз пытались начать наступление. Повстанцы взяли в заложники дипломатов и требовали переговорщика, а я оказался единственным человеком из Организации в радиусе ста миль. Меня срочно притащили в оперативный штаб, и пришлось объяснять, что переговоры с террористами не являются моим профилем. В результате головорезы «Эрго» взяли здание штурмом и перестреляли пленных вместе с бандитами.

Полдня меня рвало и лихорадило, но мои страдания были вознаграждены: простимулировать «Эрго» прибыл начальник штаба Северного альянса. Я проник на переговоры, добрался до начштаба и перекинулся с ним парой слов.

У меня было минут пять, не больше, пока он шёл от здания штаба к своему броневику.

Представьте себе: три утра, моросит противный тёплый дождь, в воздухе вонь и запах гари, на тёмном небе вспышки артиллерийских залпов, от которых уши заложены вторую неделю, – и я, зелёного цвета и шатаюсь, в бесформенном дождевике поверх помятого испачканного костюма, двадцатипятилетнее небритое ничтожество с одним жалким охранником. И он – боевой генерал, ветеран, высокий, седой и внушительный в камуфляжной форме, окружённый адъютантами.

Да будь я хоть трижды представителем Организации, будь я ртом и языком самого генсека – что я могу сказать ему? чем заинтересовать?

Я знаю, как победить? Я ваш единственный шанс выиграть? Дайте мне самолёт, охрану и ваши погоны? Детский сад. Керро Торре ясно указал мне ждать инструкций, а пока сидеть тихо и собирать информацию, но не пошёл бы он… Дрожать при каждом взрыве и ждать, когда меня возьмут в заложники и убьют, как тех дипломатов? Хотел бы Торре меня сохранить – не отправил бы в Африку.

Так что к чёрту Торре, к чёрту Мирхоффа и к чёрту инструкции.

Я подошёл к начштаба и сказал:

– Генерал, меня прислал Керро Торре, он полный идиот, но мы с вами – единственные разумные люди здесь. Я считаю, командовать нашими силами должны вы, и я могу это устроить.

На словах про Керро Торре он остановился и посмотрел на меня. В его глазах мелькнула тень удивления, но когда я закончил, он не двинулся дальше. Он молчал, ожидая, что я скажу ещё.

Честно говоря, на его месте я бы себя послал к чёрту. Наверное, в этом наше с генералом Уинстоном Уэллсом главное различие. Его, пусть и на пару секунд, мог заинтересовать даже аферист.

Конечно, я не мог назначить его командующим, у меня не было никакой власти. Своими жалобами я раздражал господина Торре, который уже подумывал отозвать меня из Африки и перевести в канцелярию. С другой стороны, я вовсе не был уверен в Уэллсе: признаюсь, до нашей первой встречи я прочитал лишь краткую справку о нём и думал, что договориться с ним не выйдет.

Англо-израильский военный, он прошёл войны на Ближнем Востоке, в Южной Азии и в Африке; недавно перешёл в армию Северного альянса, где один из немногих в генералитете поддерживал создание Армии Земли. Собственно, это всё, что я о нём знал.

Ещё слышал, что у местных военных – и прямых подчинённых, и наёмников – он пользуется авторитетом. При этом в наземных операциях коэффициент эффективности у него был средний.

Я задал вопрос: отчего один из самых талантливых, как говорили, военачальников оказался посредственностью? И получил ответ: посмотри на процент потерь личного состава. Я посмотрел. Самый низкий в Южной Африке. Генерал Уэллс не спорил с приказами, которые считал бессмысленными, но и не добивался их исполнения любой ценой. Из-за этого молчаливого саботажа командующий переместил Уэллса в штаб – и тем самым поднял в иерархии фактически до своего заместителя.

Мне показалось, что заменить командующего – осторожного и политизированного человека – на боевого генерала, ценящего жизни людей, – первый шаг к победе.

Не ошибаюсь ли я на его счёт? Стоит ли работать в этом направлении?

До нашей встречи я не знал.

Но Уэллс остановился, выслушал меня, отложил вылет и вернулся со мной в штаб. В маленькой подвальной комнатке, где было очень жарко и через стену тарахтел и вонял дизельный генератор, мы проговорили полтора часа. Когда мы закончили, я имел в своём распоряжении небольшой самолёт, допуск высшей категории, адъютанта-советника в звании майора, трёх охранников и прямую линию связи со штабом.

Бесплатно
449,99 ₽

Начислим

+13

Покупайте книги и получайте бонусы в Литрес, Читай-городе и Буквоеде.

Участвовать в бонусной программе
Возрастное ограничение:
18+
Дата выхода на Литрес:
04 октября 2023
Дата написания:
2021
Объем:
320 стр. 1 иллюстрация
ISBN:
9785942828950
Издатель:
Правообладатель:
ВЕБКНИГА
Формат скачивания:
Аудио
Средний рейтинг 4,6 на основе 63 оценок
18+
Текст
Средний рейтинг 4,5 на основе 224 оценок
Текст
Средний рейтинг 4 на основе 29 оценок
Аудио
Средний рейтинг 4,1 на основе 1022 оценок
Черновик, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 4,3 на основе 79 оценок
Черновик
Средний рейтинг 4,3 на основе 36 оценок
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 4,5 на основе 25 оценок
Черновик
Средний рейтинг 4,8 на основе 238 оценок
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 4,7 на основе 1021 оценок
Текст
Средний рейтинг 5 на основе 11 оценок
Текст
Средний рейтинг 4,3 на основе 13 оценок
По подписке
Текст
Средний рейтинг 1 на основе 1 оценок
По подписке
Текст
Средний рейтинг 1 на основе 1 оценок
По подписке