Уроборос

Ну, продолжение истории следует из названия. Уроборос - это символ круговорота.

Герой рассказа возвращается в те же места....

Рассказ о том, как профессионализм и отсутствие алчности покоряют даже таких жутких существ, как Васуки.

Интригующая концовка, вызывающая желание продолжения истории.

Спасибо автору за интересный рассказ!

«Уроборос» — интеллектуальное произведение Кирилла Коробко, в котором границы между автором и героем, сном и явью, реальностью и текстом стираются, оставляя читателя наедине с зеркальным лабиринтом памяти, вины и нерассказанных историй. Главный герой — писатель, пытающийся восстановить своё «я» после утраты, оказывается втянут в воронку самоанализа и самоуничтожения. Текст становится его единственным способом выжить, отыскать смысл и обрести (или потерять окончательно) личность. Символ уробороса — змея, поедающая собственный хвост, — воплощает вечное возвращение, разрушение и перерождение, став метафорой как жизни, так и самого акта письма.

Проза книги насыщена культурными реминисценциями, от античности до постмодерна, от алхимии и Кафки до Борхеса и Кобо Абэ.

Кирилл Коробко в «Уроборосе» предлагает не просто роман — он предлагает читателю пройти интеллектуальный и эмоциональный квест, в котором нет карты, а компас — лишь зыбкое ощущение смысла, ускользающего из каждого следующего абзаца. Это книга о том, как человек поедает сам себя — воспоминаниями, сожалениями, страхами, текстом. И именно это делает «Уроборос» важным и редким явлением на литературной сцене.

Сам образ уробороса — змеи, кусающей собственный хвост — здесь раскрывается не только как философский и алхимический символ цикличности и самоуничтожения, но и как устройство самого романа. Герой, писатель, вынужденный вновь и вновь возвращаться к написанному и ненаписанному, — это и есть уроборос, живущий в тексте и питающийся им.

Текст зациклен сам на себе: время не линейно, границы между автором и героем размыты, хронотоп подвижен. С этим перекликается структура таких произведений, как «Песок» Кобо Абэ, «Имя розы» Умберто Эко, и, безусловно, «Лабиринт сновидений» Борхеса, где текст сам становится героем.

Память — проклятие героя. Он живёт в своей голове, в эпизодах утраты, страха, мучительного самокопания. Она подаётся не как ресурс для развития, а как тюрьма, обволакивающая вязкой тоской. Тем самым роман родственно звучит с «кафкианской» интонацией безысходности: герой не может выбраться из себя, потому что выхода нет.

Интересен здесь и мотив литературы как прибежища и пытки одновременно — тема, разработанная от Достоевского до Сартра. У Коробко письмо — это одновременно способ удержаться за края реальности и способ уйти от неё окончательно. «Пишу, чтобы быть» — но чем больше пишет, тем меньше от него остаётся.

Язык книги не прост. Он густой, насыщенный метафорами, рефлексией, и одновременно — фрагментарный, диссоциативный. Это не просто поток сознания, а сознание, разбитое на осколки. В этом есть нечто от Беккета и Жоржа Перека: язык как свидетельство потери структуры, логоса.

Фразеологическая вязкость, повторения, намеренное нарушение линейности синтаксиса создают эффект отчуждения и, вместе с тем, завораживают, втягивают в текст как в болото. Это текст, который не просто читается — им «болеют».

Произведение наполнено отсылками, явными и скрытыми.

Мифологические слои: уроборос, Элизий, миф о возвращении (Орфей, Эдип, Одиссей).

Философские концепты: нигилизм, субъективизм, идея ничто у Хайдеггера, возвращение у Ницше.

Литературные параллели: Борхес, Кафка, Мишель Уэльбек (в образе «антигероя интеллигента»), «Чёрный человек» Есенина как тень самого себя.

Неожиданно, но и «японская эстетика» здесь тоже чувствуется — в ощущении пустоты, времени вне времени, бытовых деталей, растворённых в поэтике сна. Местами — дыхание моно-но аварэ, «печали вещей», столь родной японской литературе.

Герой вызывает сочувствие не потому, что он велик, а потому что он «настоящий»: ранимый, запутавшийся, иногда жалкий. В нём узнаётся не только голос писателя, но и голос многих: тех, кто пытался выжить через письмо.

Его душевная раздвоенность — не литературный трюк, а срез современного сознания, разорванного между экзистенциальной пустотой и жаждой смысла.

Итог:

«Уроборос» — не роман в классическом понимании, это метатекст, болезненный и пронзительный. Он не станет «приятным чтением», но для внимательного и думающего читателя он откроет слои современного отчуждения, тоски по «реальному», желания вырваться из замкнутого круга своей головы — и обрести путь сквозь текст.

Это книга-подсказка, книга-испытание, книга-поиск. И даже если в ней нет выхода, в этом и есть её правда.

Само названия рассказа привлекает к себе и заставляет прочитать интересное и захватывающее произведение от первой до последней страницы. Автору,браво!!!