– Хочу понять, что происходит у нас в головах, – пояснил Мигель. – Когда я говорил с Гадахом, он упрекал меня в том, что я продолжаю работать во всей этой кутерьме. Корил за то, что я уже привык к бесконечным смертям. Ужасным смертям.

– Жаклин говорила примерно о том же, – проговорил Игорь медленно, взвешивая каждое слово. – О том, что я продолжаю служить. Я хотел уйти со службы, но потом получил повышение. И остался. Она не сказала мне ни слова, всегда поддерживала. Понимал, конечно, что она не хочет жить с потенциальным покойником, но просто гнал эти мысли. Теперь моя совесть грызет меня за это. Мы ведь не знаем, выберемся ли отсюда живыми.

– Тебя грызет совесть за то, что ты спасаешь людей? – удивился Пьер. – Наша работа важна. Даже если мы не можем помочь уже пострадавшим, то предотвратить последующие происшествия вполне в наших силах.

– Дружище, очнись, – воззвал Русланов и, подойдя к товарищу, положил руку ему на плечо. – Всех нам никак не спасти. А размышляя о благе для десятков незнакомых людей, мы забываем про людей самых близких. Ты тоже каждый день рискуешь жизнью, а как же твой сын? Жена? Кто поможет тебе, когда твоя жизнь будет висеть на волоске?

– Вообще-то я надеялся на тебя, – усмехнулся Пьер. Когда Игорь тоже улыбнулся, Этьен добавил: – Я понял твою мысль. Думаю, в чем-то ты тоже прав.

– Нам придется провести с нашими иллюзиями еще некоторое время, – сказал Мигель. – И галлюцинации будут только усиливаться. Мы должны быть готовы к этому.

– Мы можем причинить вред друг другу или себе? – спросил Игорь, подойдя к столу и налив себе в кружку еще вина.

Мигель покрутил головой и откинулся на спинку стула.

– Смею предположить, что нет, – довольно резво отозвался он. – Но в каком состоянии мы будем пребывать – неясно.

– Я присмотрю за вами обоими, – пообещал Пьер и начал проверять затворные механизмы автоматов, оставленных у стены.

– А Вы, капитан, уверены, что тот солдат действительно был? – поинтересовался Мигель еще более возбужденным тоном. С перерывом примерно в минуту он начинал скрести правое предплечье.

– Конечно, я уверен, черт подери, – возмутился Пьер. – Я ведь дрался с ним!

– А я говорил с Жаклин, – напомнил Игорь.

– А ты прикасался к ней? – Этьен насупился и упер кулаки в бока.

Игорь нахмурился и закусил нижнюю губу. Он никак не мог вспомнить, дотрагивался ли до Жаклин. Мысли постепенно потекли в совсем другое русло. Ее кожа. Какой она была? Смуглой. Это понятно. А наощупь? Воспоминания были очень мутными, словно их задернуло туманом. Туман в голове. Где он мог слышать это выражение? Такое ли оно редкое, что услышать его можно было только в каком-то определенном месте?

– Я не могу вспомнить, – с тревогой воскликнул он. – Не могу вспомнить Жаклин. А что если… что если ее и не было никогда?

– Успокойся, приятель, – прикрикнул Пьер. – Она не только была, но и есть. Дома тебя дожидается. Была бы она плодом твоего воображения, я бы о ней не знал.

Эти слова заставили Игоря прийти в себя, но все тело продолжало бить мелкой дрожью. Он закрыл глаза и постарался успокоить дыхание. Помогло не очень сильно. Пьер заходил по комнате туда-сюда, пытаясь припомнить что-либо с курсов военной подготовки, что могло оказаться полезным в подобной ситуации, но безрезультатно. Мигель в то же время решил убрать со стола. Сложив посуду в раковину, поднес руку к датчику, но ничего не произошло. Доктор запамятовал, что подача воды была остановлена.

– Как бы то ни было, – произнес Пьер, переминаясь с ноги на ногу. – Сейчас нам лучше отдохнуть, возможно, потом решение появится само.

– Решение чего? – удивился доктор.

– Проблемы с галлюцинациями, – ответил Пьер.

– Утро вечера мудренее, – согласился Игорь и добавил: – Старинная русская пословица.

– Будем дежурить по одному, – предложил Пьер товарищу. – Сначала я, потом ты. Доктор пусть отдыхает.

– Согласен, – коротко отозвался офицер, даже ни разу не возмутившись.

Погружаясь в сон, Мигель продолжал держать в голове мысль, что сны могут быть крайне реалистичными и при этом непонятными, но это будут только сны. Вспоминая о видении Гадаха, доктор пытался проанализировать модель своих иллюзий и приготовиться к тому, что может предложить ему его собственное воображение. Но на деле такой анализ только ускорил процесс. Да и модель оказалась совершенно неверной.

– Здравствуйте, доктор, – голос Дознавателя был очень мягким и красивым, заставлял ощущать некое тепло во всем теле. И это было странно ввиду фильтра, меняющего его голос.

– Это снова Вы? – Мигель немало удивился такой встрече.

– Это снова я, – предоставил Дознаватель очевидный ответ.

– Зачем мы здесь? – спросил доктор, рассматривая белоснежную пустоту вокруг себя и своего собеседника.

– Чтобы получить ответы, – слова Дознавателя прозвучали так, словно это было еще более очевидным.

– Тогда как звучит вопрос? – предпринял еще одну попытку Мигель.

– Ответы есть всегда, но не всегда есть вопросы, – объяснил Дознаватель. – Некоторые вещи просто есть, они не ждут, пока кто-то о них спросит. Заяц появился задолго до того, как кто-либо спросил: «Что такое заяц?». Каин убил Авеля до того, как появился вопрос: «Как можно убить?». Космос существовал до того, как кто-то спросил: «Что это такое, там, где светят звезды?». Как видите, связь между вопросом и ответом не всегда существует.

– Я понял это именно в тот момент, как услышал Ваш ответ на мой вопрос, – сардонически заметил Мигель.

– Есть люди, которые всю свою жизнь ищут ответы, – продолжил Дознаватель. – Другие же тратят годы на то, чтобы найти «тот самый» вопрос. Третьи решают существовать вне вопросов и ответов. Но суть проблемы в том, что нет никакой разницы, что именно ты ищешь. Ведь никто не хочет услышать верный ответ. Только ответ, который по душе. И вопрос никто не хочет задать. Потому что нужен вопрос, который все упростит. А если не спрашивать и не отвечать, то это будет безмолвный путь. Но не верный путь, а удобный. Как видите, никому не нужна истина, только удобство.

– Что-то в этом всем неправильно, – Мигель потер лоб, пытаясь собраться с мыслями. Мысли же в это время собираться совершенно не хотели, поэтому ловко уклонялись от пальцев своего хозяина. В голове были слышны их неодобрительные выкрики.

– Вам не нравится Белое ничто? – обиженно спросил Дознаватель. – Наш город, между прочим, славится своими достопримечательностями. Сюда приезжают туристы со всех планет. Чаще всего они, конечно, ищут глаза или часы кролика, но обычно ничего не выходит. Ну, сами понимаете, кролик сливается с окружением и быстро бегает, так что его до сих пор никто не поймал. Как видите, некоторые цели никогда не бывают достигнуты.

– Неужели люди летят с других планет, чтобы только найти какого-то кролика? – недоуменно поинтересовался доктор.

Дознаватель снисходительно улыбнулся и потер нижнюю губу пальцем. Мигелю на секунду пришло в голову, что это невозможно из-за надетой на лицо Дознавателя маски, но он быстро отогнал эту мысль.

– На самом деле это только официальная версия, – почти шепотом произнес он. – Так они все говорят, чтобы нормально пройти контроль. Но они не для этого прилетают. Понимаете, ведь Белое ничто оно… ну да, белое. Белоснежное, ослепительное. На фоне такой белизны видно любой оттенок. Они все из Черных миров, там они неотличимы от окружения. Здесь же все иначе. Как видите, только на свету можно оценить глубину черноты.

– Я все равно ничего не понимаю, – признался Кортес.

– Можно и проще, – Дознаватель указал пальцем на мрачный фонарный столб слева. – Это предмет из Черных миров. Он грязен, мерзок и темен. В Черных мирах он не такой. Там он совершенно чист и обыкновенен. Никак не выделяется на общем фоне. Так и с людьми. Там они ничем не отличны друг от друга, а здесь видно всю их суть. То, чем они являются. Как видите, природа вещей всегда относительна, разница лишь в эталоне сравнения.

– Значит, люди прилетают сюда, чтобы узнать, чисты ли они? – начал понимать Мигель.

Дознаватель негромко засмеялся и присел в кресло. Оно тоже было белым и слабо выделялось на общем фоне. Доктор тоже занял свободное сиденье и с удивлением обнаружил рядом кота, который без особых церемоний запрыгнул на его колени.

– Это ведь люди, – напомнил Дознаватель. – Они прилетают, чтобы узнать, насколько черны. Обычно сюда привозят кого-то. Чтобы проверить. Но бывают и одинокие пилигримы. Мыслители и философы. Вопрошающие о том, как глубоко в них засела тьма. Разное бывает. Обычно Первый привозит Второго, чтобы разобраться, что за человек Второй. Либо деловые партнеры, либо друзья, либо супруги. Очень редко Первый и Второй оба остаются довольны результатом. Первый разочаровывается и отменяет сделку или перестает доверять. Или подает на развод. Потому что без всякого Белого ничто знает, с кем имеет дело. Но случается иногда и так, что Первый оказывается темнее Второго. А мы наблюдаем за этим. Как видите, иногда виновный видит свою вину в другом человеке.

– Какие еще «мы»? – не понял Мигель. Но затем огляделся по сторонам и, поймав несколько взглядов многочисленных прохожих, удивился самому себе, что задал такой вопрос.

– Каждый человек показывает окружающим лишь часть себя, – продолжил Дознаватель. – Более того, и самим себе люди признаются не во всем. Можно подменить понятие, назвав предательство стечением обстоятельств, измену – случайной ошибкой. Но от этого они не перестают быть предательством и изменой. Ничего так человек не боится, как своей совести, потому что ее не обманешь. Но и совесть есть не у каждого. Поэтому никто и не открывается никому до конца. А тот, который открывается, открывает спину для ножевого удара. Как видите, люди чаще всего совсем не те, кем кажутся.

– Логично, – согласился Мигель и нахмурился. Его осенило. – Так зачем же я здесь?

Странным было задавать вопрос самому себе в пустой комнате, но задать его было необходимо. Доктор поднялся и устремил взгляд на большое зеркало у стены напротив. Ответ был очевиден. Очередной одинокий пилигрим решил увидеть свое отражение. В этот самый момент кролик спрыгнул на пол и устремился в подземный переход. Инстинктивно Мигель бросился было бежать за ним, но понял, что уже знает, что погоня эта ничем хорошим не закончится, и продолжил изучать зеркало. Оно стояло на полу, слегка покачиваясь из стороны в сторону, потому что оправы или ножек у него не было. Хоть доктор и понимал, что ничего не увидит, пока не встанет перед зеркалом, так и не решался сделать ни шага. Он посмотрел на диван, с которого только поднялся, взял с него свою трость и, закрыв глаза, подошел к зеркалу. Без трости он, конечно же, сразу бы врезался в шкаф, который разделял диван и зеркало, но все сложилось хорошо. Стоя перед зеркалом, Мигель с полным безразличием слушал выкрики мыслей, участвовавших в митинге внутри его головы. Радикальное крыло митинга призывало к импичменту правительства, но остальная толпа таких идей не поддерживала. Устав от этого, Мигель сложил полномочия со своего разума и открыл глаза. Он даже усмехнулся, расслышав внезапно сорвавшийся голос одной из мыслей. Мигель по ту сторону зеркала ничем не отличался от оригинала, кроме, конечно, неприятной расцветки. Глаза были залиты кровью, кровавые слезы стекали по щекам. Одежда и кожа были не грязными, но потемневшими и запыленными.

– Кровь в глазах, чужая кровь, – пояснил Гадах. – Когда видишь слишком много чужой крови, она ранит твой разум.

– А одежда и не грязная, и не чистая, – сказал Лоуренс, поглаживая спину Чхве. – Это потому, что запачкался, но не по своей вине.

Чхве замурлыкала, ритмично двигаясь под рукой Ферфакса словно кошка, трущаяся о ствол дерева.

– Доктор, просыпайтесь уже, – прикрикнул Пьер. – Это уже не смешно.

Прозвучавшие слова вызвали недоумение и у Мигеля, и у Гадаха, и у парочки руководителей, и даже у кролика, но через пару секунд все снова стало на свои места. Гадах, наконец, вышел из шкафа, свернул его и заложил за ухо, а затем подошел к Ферфаксу и дал ему пощечину. Лоуренс выпрямился и убрал руку с поясницы своего заместителя. Ынхе же не обратила на происходящее никакого внимания.

– Он прав, – буркнул Мигель и глубоко вздохнул. – Пора обратно. Я достаточно посмотрел на бредни, порождаемые моим зараженным разумом. И я хорошо понял, что ты хочешь сказать мне, приятель. Я уже многое пережил и увидел. Хватит.

– Так давай подведем итоги, – предложил Немигель.

– Хорошо, только убери всю эту чушь, – поставил условие Мигель. В следующую секунду вокруг них осталось лишь Белое ничто.

– Убрал, теперь – эпилог, – сказал Немигель.

– Когда я узнал эту историю любви Айлина и Лиги, это просто шокировало меня, – сказал Мигель. – Но виду я старался не подавать. Они любили друг друга вопреки всему, вопреки грядущей смерти. Я же каждый раз все больше отдаляюсь от жены, потому что хотел убить все чувства к ней, чтобы быть готовым к своей смерти или ее, если какой-то эксперимент пойдет не по плану на Европе. Готовился потерять и ее, и детей, и остальную семью. Но выход очень прост – нужно потерять эту работу.

– Я слишком мало видел смертей во время заданий, – сказал Немигель. – Это никак не повлияло на мою психику и на мои чувства. Я остался тем же веселым, компанейским парнем, что и двадцать лет назад. Когда я видел ухаживания Ферфакса за Чхве, я никак не мог сравнить это со своими отношениями с женой, хотя они и были такими же. Я совершенно не боюсь ночи, когда нужно остаться наедине со своими мыслями во сне. И я обязательно останусь на этой работе.

– Весь этот несвязный бред – это образ мой жизни, – сказал Мигель. – Все вокруг меняется так быстро, что я не успеваю понять, что именно не так. Разум приспособился к этому и не видит никаких сложностей в восприятии этого. Обычное и обыденное кажется нелогичным и очевидным. Пора завязывать с такой жизнью.

– Очень жаль, что у меня нет знакомого, который помог бы мне остаться на работе, – сказал Немигель. – Я бы обратился к нему и, оставив семью саму по себе, продолжил бы работать.

– Точно, – сказал Мигель. – Кое-у-кого есть должок. Я воспользуюсь его помощью и укрою всех своих от проблем, которые могут возникнуть в случае моего ухода с работы. Теперь пора идти.

Игорю же повезло меньше. Осознать свое пребывание во сне ему не удалось. Да и обстановка оказалась не очень приятной. Похожую картину он уже видел однажды.

– Укройся за чем-нибудь, в тебя же попадут! – крикнул он, пуская длинную очередь в клубы дыма, заполнившие поле боя.

– В этой завесе? – усомнилась Жаклин. – Они тут даже своих рук не увидят.

– Ну, специально, может, и не попадут, но если шальная пуля пролетит… – пояснил Игорь и посмотрел на невесту. Он мог поклясться, что увидел, как несколько пуль пролетело прямо сквозь нее, но в этом чувствовалась какая-то непонятная логика. Пожав плечами, он продолжил стрелять. Хорошо, что патроны не заканчивались.

– В кого ты стреляешь? – спросила девушка, рассеяно теребя прядь волос. Прическа у нее была, как и всегда, шикарная – каскад светлых прямых волос обрамлял округлое смуглое лицо, подчеркивая густые темные брови. Когда-то давно именно в эти бровки, только нахмуренные, юный кадет и влюбился.

– Во врагов, – резонно пояснил он. – Не в друзей ведь мне стрелять.

– А зачем ты в них стреляешь? – последовал следующий вопрос.

– Потому что они в меня стреляют, – пояснил Игорь.

– А кто начал стрелять первым? – продолжила допрос Жаклин.

Игорь задумался. Стрелял он уже достаточно долго, а вот с чего началась перестрелка, вспомнить не мог.

– Не помню, – признался он.

– Тогда перестань стрелять сам, и они тоже не будут, – предложила девушка.

Идея была неплохая. Зачем вообще стрелять? Кто это придумал? От стрельбы гибнут люди. А ведь каждый из людей чей-то ребенок, чей-то родственник, друг, товарищ, коллега. И каждый имеет одинаковое право жить. И умереть своей смертью. Почему же какая-то пуля дает право лишить человека того, что он заслуживает? Кто дал право решать, отнимать ли жизнь у другого?

Игорь снял палец с пускового крючка, а затем и вовсе отбросил автомат в сторону. Из-за дымовой завесы послышались довольные возгласы: «Ну, наконец-то!», «Давно пора было», «Я уж думал, он так и будет палить». Дым тоже вскоре развеялся, открыв взору забаррикадированные улицы Большого Норильска.

– Что это за место? – поинтересовалась Жаклин. На ней был запахнутый черный плащ, а на голове белая косынка. На ногах были темные закрытые туфли. Достаточно удобные для долгой ходьбы.

– Это митинг, – ответил Игорь. – Я был здесь три года назад. Когда Император объявил о распаде Торговой империи, многие люди вышли на демонстрации. Они надеялись, что смогут уговорить его отозвать решение. На улицах Большого Норильска на России никогда раньше не было митингов и демонстраций. Людям не запрещали их устраивать, поэтому никто и не видел в них прока. Психология. Хочется того, чего нельзя. А тут очень многие вдруг решили выразить свое мнение. Публично.

– К чему-нибудь это привело? – спросила девушка, небрежно переступая через большой скомканный плакат.

– Нет, пользы не было никакой, – Игорь остановился и пнул ногой большую алюминиевую кастрюлю, в которой еще недавно, по-видимому, готовили пищу для митингующих. – Постояли, покричали, поразмахивали плакатами и разошлись. Через пару недель власти решили проблему с рабочими местами. Очень дельным способом. Присвоили себе все предприятия Империи. По сути, это была временная мера, но даже через три года ничего не изменилось. Никто не хочет выплачивать Императору деньги за предприятия. Так что он остается владельцем.

– А кому они все кричали? – Жаклин засунула руки в карманы плаща и поежилась. Ветер был холодным.

– Не думаю, что они обращались к кому-то конкретно, – ответил Игорь. – Просто вышли покричать, выразить свое несогласие. Это обычно никогда никого не интересует и ни к чему не приводит. Нашим властям нет до этого дела.

– Не только вашим, – добавила Жаклин. – Никаким властям нет дела до народа. В наше время это называется «демократией». Хотя нет, так было почти со времен Римской империи.

– Римляне были умными людьми, – заметил Игорь. – Они поняли, что рабство неэффективно. Раб знает, что работает против своей воли. Тут не станешь проявлять рвение и преданность. А вот когда умные августейшие особы смекнули, что тот, кто старается для себя и семьи, намного продуктивнее, вот тогда и придумали эту великую ложь. Сделали людей «свободными». Одно название. Стали меньше бить и разрешили свободно передвигаться. Вместо этого – налоги, обязательства и строгие законы. Налоги – это то же самое, что выплачивал и раб, но теперь в форме денег, а не рабочей силы. Обязательства – это служба тем, кто ценит тебя не более больной свиньи. А законы всегда защищали только интересы тех, кто их создавал. За исключением Божьих, конечно, но мы сейчас про человеческие законы. И апогей лживой свободы – иллюзия власти. Демократия. Трибуны, которые представляют волю народа. Вернее, навязывающие народу волю хозяев трибунов. Сотни лет позади, но ничего не изменилось. Люди наивно полагают, что имеют какую-то власть. Но все решается не народом, а единицами. Так всегда было, так всегда будет.

– Почему же распалась Империя? – спросила Жаклин.

– Ее боялись, это очевидно, – Игорь пожал плечами и втянул голову в плечи. – И конкуренция. Работник мог променять гражданство своей страны и планеты на гражданство Империи и остаться жить в своем доме. И наоборот. У людей появлялся выбор. А когда монополии нет, контролировать людей уже сложнее. Да и просто опасной становилась Империя. Даже начала создавать свой собственный флот.

– Ты это про Римскую империю или про Торговую? – уточнила девушка.

– Про Торговую, – в этот момент внимание Игоря привлекла листовка с призывом бойкотировать заседание Совета по распаду Торговой империи. От бойкотов пользы не было, все решения принимались за закрытыми дверями, независимо от мнения народа.

– Долго ли существовала Торговая империя? – спросила Жаклин, подойдя к Игорю и взяв его за руку.

– Сорок шесть лет, – ответил Игорь, вздохнув. – Я и не видел мира до появления Империи. Она многое изменила. Некоторые говорили, что это продолжение идей Маркса, новый коммунизм. Другие говорили, что это истинная демократия. Третьи просто молча уважали такой грандиозный проект. Или ненавидели. Только равнодушных не было. А почему ты все это у меня спрашиваешь?

– Позже объясню, – девушка загадочно улыбнулась. – Скажи, а вавилон тоже Империя придумала?

– Вавилон? – удивился Игорь. – Нет, что ты. Его задолго до Империи сделали. Когда люди прочно закрепились на разных планетах в галактике, оказалось, что существует довольно мощный языковой барьер. Использовать несколько языков для межпланетного общения было невозможно. Необходима была универсальная азбука, которую можно было транслировать сигналами на любых расстояниях. Тогда была создана крупная комиссия, в которую вошли все видные лингвисты человечества. Было решено создать язык, который мог бы изучить абсолютно любой человек. Существующие языки на эту роль не подходили. В группе германских языков были звуки, которые не могли произносить азиаты, а некоторые звуки группы славянских языков были крайне сложно произносимы для африканцев и так далее. Поэтому новый язык был составлен из нескольких десятков существующих языков. Вроде эсперанто, только на порядок сложнее в разработке и проще в использовании. Выбирались наиболее точные и простые слова из разных языков. На эту работу ушло около десяти лет, но результатом многие остались довольны. Язык назвали вавилоном. По аналогии с городом Вавилоном, где все языки разделились.

– И что, теперь все люди общаются на вавилоне? – задала явно заранее подготовленный вопрос Жаклин.

– Нет, далеко не все, – с улыбкой ответил Игорь. – Это же язык межзвездного общения, а в космосе пребывает примерно один процент человечества. Или даже меньше. Большинство людей по-прежнему общается на своем родном, хотя Торговая империя вплотную занималась распространением вавилона, вела всю деловую переписку на нем.

– Значит, необязательно знать вавилон, чтобы спокойно себе жить и работать, верно? – девушка посмотрела куда-то далеко вперед, словно обращаясь к заходящему солнцу, а не к своему жениху.

– Нет, и без него можно спокойно прожить, – ответил Игорь. И тут ему показалось, что он начинает понимать, к чему клонит его невеста. – Ты хочешь сказать, что если бы я спокойно себе жил на России, то ни вавилон, ни распад Торговой империи меня бы особо не коснулись?

– И это тоже, – девушка весело засмеялась, отпустив руку Игоря и закружившись по захламленной площади. – Но и не только это. Еще мне всегда нравилось слушать тебя. Ты очень многим интересуешься, многое знаешь. Умеешь рассуждать. Из тебя получился бы неплохой политолог. Или социолог. Или историк. Кто угодно, понимаешь? Лишь бы не солдат.

Игорь опустил голову и прижал ладони к лицу. Внутри не было чувства тревоги, печали, в голове ощущалось спокойное, размеренное течение мыслей. Ничего не изменилось. Просто решение было уже принято. Солдат поднял голову и открыл глаза, тут же пожалев об этом.

Площадь исчезла. Или он исчез. Сейчас Игорь стоял в темном полупустом зале, обстановку в котором, если она и была, разглядеть было невозможно. Затхлый запах несвежего мяса заставлял воротить нос, но спрятаться от него внутри помещения было невозможно. Игорь уже понимал, где находится. Стена слева от него. Большое темное пятно. В свете фонарика темно-бордовое. Удар прикладом и часть покрытия отваливается. За стеной груда человеческих останков. В соседнем зале запечатанные коробки, пахнущие так же скверно. В них черепа. Множество черепов. Это Перекосогорье, граница человеческого сектора. Сюда так и не успела добраться Империя Чай Ни, поэтому вся жизнь здесь подчинена стандартному земному порядку. Богатые у руля, остальные у них на побегушках. Поэтому и случилось все то, что случилось. Множественные жертвы среди работников лаборатории, которые решили скрыть власти. И через неделю после их гибели мощнейший взрыв. Случайность или диверсия? Выяснить так и не удалось. Еще больше трупов. Игорь вместе с остальной командой, к счастью, покинул лабораторный комплекс за два часа до взрыва. После обнаружения останков следовало вызвать специальную следственную группу, но уже не вышло. Лаборатория взлетела на воздух, взрыв задел жилой район. Тысячи погибших.

Но именно неопознанные останки продолжают мучить Игоря в ночных кошмарах. Чьи они были? Что случилось с этими людьми? Кто виноват? Кто понесет ответственность? Что будет с семьями этих несчастных? Почему были так изуродованы эти тела?

Не признаваясь в этом никому, даже самому себе, Игорь продолжал работать в своей команде только для того, чтобы получить ответы на эти вопросы. И на повышение пошел только ради этого.

Но теперь все изменилось. Пришло осознание того, что чем дальше он погружается в глубины этих секретных операций, тем больше вопросов появляется, а ответы оказываются настолько жуткими, что их лучше не знать. Хватит, пора заканчивать с этим.

* * *

– Вы довольны результатом работы, майор?

– Да не совсем, профессор. У меня буквально волосы на голове шевелились, когда я читал отчет по ходу этой операции. Столько неоправданного риска и неизвестных переменных…

– Главное – результат. И он превзошел мои ожидания.

– Превзошел? Чего же Вы ждали?

– Я боялся, что вообще ничего не выйдет. Это уже не первое подобное испытание. Уже было три. До этого ни один кандидат не прошел отбор. А тут сразу двое.

– Вот только капитан Русланов после этого испытания подал в отставку. И ваш доктор Кортес тоже, кстати.

– Это не проблема. Главное, что капитан Этьен готов к следующей операции.

– Что, уже? Может, стоит дать ему передохнуть?

– Само собой, но в пределах разумного. Операция и так уже несколько раз откладывалась. А каждый день промедления добавляет проблем и усложняет решение поставленной задачи.

– Операция планируется грандиозная, как я понимаю.

– Верно, подробный отчет Вы получите позже. Успех может привести к непоправимым изменениям в общественной и политической жизни человечества.

– Вы собираетесь собрать обратно Империю Чай Ни?

– Очень смешно, майор. Вы прекрасно понимаете, что это совершенно не в наших интересах.

– Знаю-знаю. Заинтриговали прямо меня.

– Сам заинтригован. Я назначен научным руководителем этой операции.

– А Пьер будет военным руководителем?

– Ну да, можно и так сказать. Для операции важен и большой военный опыт, и научные знания.

– И высокий уровень доступа?

– И высокий уровень доступа.

– Что будет с солдатами?

– Трибунал. Конечно, расстрела или заключения не будет в силу различных обстоятельств, но к оружию их больше не подпустят. Будут фактически грузчиками.

– Ясно. Не самое ужасное наказание. Но вы их подвергли серьезной опасности. Всех их.

– Мы понимали, на что идем. Вирус можно было обезвредить в любой момент. До критического состояния мы бы никого не довели. Повсюду работали скрытые камеры, патроны были холостые. Правда, мы не знали, что некоторые с собой возьмут личное оружие, но это тоже не привело к трагедии.

– Всего лишь два покойника… Будет ли Пьер доверять лично Вам после всего этого?

– Мне не нужно его доверие, мне нужно подчинение и выполнение поставленной задачи.

– Я почему-то так и подумал. Но доверие бы тоже не помешало.

– Это уже решал не я.

– Понимаю.

– Кстати, наверное, Вы захотите сегодня уйти с работы пораньше. Я не возражаю. Не каждый день Ваши подчиненные возвращаются с таких опасных операций. И не каждый день нужно провожать товарища на пенсию. Да и новые звания нечасто отмечают.

* * *

Когда дымка перед глазами начала рассеиваться, Мигель попытался осмотреться, но изображение было нечетким. Да и шум в ушах не исчезал. Тогда он снова закрыл глаза и попытался выровнять дыхание. Шум не пропадал. Только теперь стало ясно, что шум не звучит в голове, а исходит из какого-то источника, расположенного рядом. Точное расположение определить было сложно, казалось, что источник находится вокруг доктора. Наконец, решившись открыть глаза вновь, Мигель понял, что находится внутри челнока.

– Где я? – спросил он и поежился от звука своего собственного голоса.

Через несколько мгновений над ним повис Пьер, немного растерянный.

– Мы в челноке, доктор, – ответил он. – Нас забрали с планеты. Скоро будем на борту корабля.

– Что случилось? – Мигель постарался сладить со своим голосом, но вышло не очень успешно.

– Вы с Игорем уснули, – начал объяснять Пьер. – Мы решили сменять друг друга с ним, но я не смог разбудить его. Тогда я прождал до утра, думал, что он борется с вирусом, слаб. Но утром я тоже не мог пробудить его. И Вас тоже. Даже водой вас обоих поливал. Вернее, вином. Воды-то у нас не было. Но это тоже не помогло. Пришлось просто сторожить вас. А вечером я услышал гул шагов в коридоре. Занял оборонительную позицию, приготовил оружие. Когда в конце коридора увидел фигуры, открыл огонь. Они сначала заметались, искали, где спрятаться, но потом один из них что-то неразборчиво крикнул. Потом они продолжили путь стройным рядом, решительно приближаясь к нам. Я подумал, что тоже сошел с ума, ведь выпускал в них магазин за магазином, а они даже не обращали внимания на это. Позже оказалось, что патроны в наших автоматах перед операцией были заменены на холостые. Только у Игоря были боевые, он же свой ствол прихватил. А люди эти были солдатами наших работодателей. Как я понял, наши солдаты тоже спали мертвецким сном, поэтому и их, и вас двоих погрузили на челнок и увезли.

– Я не совсем понимаю… – признался Мигель.

– Я пока тоже до конца не понимаю, – Пьер нахмурился.

Где-то сбоку от Мигеля кто-то громко заговорил.

– Приветствую вас всех, коллеги, – произнес голос. – Мое имя Матиас Кох. Я уполномочен объявить вам, что операция на Пустоши-5 завершена успешно. По возвращении на базу с каждым из вас будут проведены собеседования, где вы сможете получить ответы на все интересующие вопросы. А пока отдыхайте и постарайтесь расслабиться.

После этого человек удалился в кабину пилотов.