Мой единственный век…

Стихи Киры Чекмарёвой обладают довольно редким свойством. Обычно, слушая стихи, устаёшь: иногда – от однообразия, иногда – от скудости их объективного содержания, и чаще всего даёшь, в ответ юному автору совет читать классиков, работать над стихом. Тут мы имеем дело с другим явлением: голос молодого автора звучит своеобразным тоном, и именно поэтому является желание их сгруппировать в единое целое и дать им обобщающее имя, как путь к растущему самовыражению.

Будь у меня время и силы – мне 98 лет – я бы села за составление сборника. Но, может быть, стихотворный опыт поэта справится сам с этим делом. А мой непомерный возраст даёт право – а если право, то и долг – непременно составить и издать сборник, чтобы им обогатить нашу стихотворную литературу. А мне остаётся благословить этот труд.

Анастасия Цветаева 10.01.93 г.

© Чекмарёва К.А., 2017

© Издательство Кетлеров, 2017

* * *

О поэте

Я ль пишу, иль пишет мой удел

Столь прекрасный, сколь невыносимый?

Кира Чекмарёва – москвичка, окончила в 1990 году Московский химико-технологический институт им. Д.И. Менделеева (ныне Российский химико-технологический университет – РХТУ). Член Союза писателей России с 1997 года.

В январе 1993 года Кира была представлена Анастасии Ивановне Цветаевой, читала ей свои стихи и получила благословение издать сборник. Рекомендация А.И. Цветаевой послужила предисловием к первому сборнику.

Прошло десять лет. Выполнен завет Анастасии Ивановны – изданы уже три поэтических сборника: «Преображение» (1994), «Хлеб и вино» (1996), «Серебро» (2000). И, хотя тиражи этих изданий невелики (всего по 500 экземпляров), сборники не остались не замеченными в огромном книжном потоке. Приведём некоторые отзывы о творчестве Киры Чекмарёвой.

Кире Чекмарёвой досталось лихолетье. Это не моё определение – её собственное. Тревожным паролем поколения проходит оно сквозь стихи сборника… Тайна рождения поэта – всегда тайна. Но для меня в данном случае, может быть, самое главное – именно вот это быстрое обретение поэтической зрелости, когда подростковая инфантильность и неизбежная в юности подражательность решительно вытесняются своим собственным взглядом и незаёмным голосом… Меня покорили не только её стихи, но и авторское отношение к ним. Полная поглощённость чувством, мыслью, словом – и абсолютное отсутствие каких бы то ни было «пробивных» данных. В этом она тоже поэт истинный… Радуюсь, что вы встретитесь с прекрасным и умным даром. Если достанете книгу (в ней около двухсот стихов), перед вами раскроется действительно целый мир. Глубокий, интересный мир человека очень тонкого и чистого, не приемлющего лжи и предательства, размышляющего о жизни, о смерти, о вечности, о Боге, о Родине, о дружбе, о любви. Талант столь трепетен и беззащитен в жестоком, безжалостном мире! Как свеча на ветру. Вспомнишь Марину, чей дух живёт в Кириных стихах и чья сестра – недаром же! – напутствовала, благословила эту книгу… Уверен: будущая поэтическая антология нашего смутного и трагического бытия не обойдётся без стихов Киры Чекмарёвой.

Виктор Кожемяко, «Правда», 18 января 1995

 
…Не изменять себе, не изменяться,
В чужих пирах не пробовать вина!
 

Откройте наугад любую из первых страниц, прочтите несколько строк – и, если вы ценитель поэзии, вы уже с этим никогда не расстанетесь. А позже, когда прочитаете всё, обнаружите, что строки из этой книжечки «запали» к вам в самую душу и живут своей жизнью, выплывают по какому-то им самим известному случаю, поддерживают, ведут, создают настроение… На рубеже веков читателя ждёт подарок – истинная поэзия редчайшей глубины и красоты, ещё не оценённая в полной мере даже самим автором, в некоторых стихах приподнявшей завесу…

Дмитрий Таланкин, из предисловия к сборнику «Серебро», – М.: «Памятники исторической мысли», 2000

 
И одна у нас мера – высшая
За причастие человечеству.
 

При абсолютной самобытности творческого почерка поэтессы (Киры Чекмарёвой) есть в её стихах что-то от Марины Цветаевой. Причём это «что-то» проявляется отнюдь не в сюжетах и рифмах. В интонации, быть может. В ритме. Вот, например: «Всем торжественные речи, Вам божественные губы. Всем – медлительные встречи, Вам – позёмка, вихрь, шубы». В нескольких строках заключена история души и страсти. И зримый образ весёлого зимнего безумства…

Где-то у Киры промелькнуло – «царский покрой материи». По аналогии можно сказать о царском покрое её стихов. Даже камерные исповеди о любви масштабны, распахнуты в вечность и бесконечность: «На все века – неразделимы. Одними ветрами гонимы. Одними звёздами хранимы».

Молодая поэтесса – человек глубоко религиозный, и поэтому многие её стихи звучат как молитвы. В них немало раздумий, светлой печали. Есть тени, но нет темноты. Есть совсем простые. Ясная простота таланта:

 
Завтра, значит, будет просто
День хороший для знакомства,
Будет очень много солнца
И приятных новостей!
 

Неоднократно приходилось слышать, что самый сложный барьер для поэта – стихи для детей. Кира Чекмарёва его преодолела. Сама молодая мама, она в последнем сборнике «Серебро» представила блистательный цикл. Одной ей ведомым образом реконструировала рассыпающуюся с возрастом лучезарную картину детства, когда несколько травинок – лес – и несколько росинок – дождь.

 
Солнце сядет за осинки,
Стихнут зайчики в траве,
И у белочек росинки
Заблестят на рукаве.
 

У Анастасии Цветаевой есть тоненькая книжечка «О чудесах». Всю жизнь они её сопровождали. И встреча на закате жизни с творчеством юной девушки, принявшей эстафету поэзии Серебряного века, тоже чудо. Вне всякого сомнения.

Лариса Ровнянская, «Москвичка», № 1, 2002

Преображение
1988–1994

Где, жизнью перемножена в уме,

Таит Безгранность истину движенья?

В осколках отраженья или в тьме,

Что за пределами любого отраженья?

 
…Ещё благословляю вас – писать…
Благословляю каждое мгновенье,
Когда нам удалось не быть, а стать.
Так тварь благословляет День Творенья,
Её призвавший из небытия…
(Господь благословляет, а не я,
Он создал нас по Образу – творцами!)
Благословляю сердцем и руками,
Подъявшими уверенность строки,
Благословляю серебром Оки
И детства мимолетными часами,
И зрелости стоячею волной,
И старости короною незримой,
Всей купиной души неопалимой,
Всей белоснежностью и синевой,
Всей горечью полыни и морской
Воды – всей сутью, и земли – всей солью,
Разбившихся – благословляю болью —
Летать! Доколе небо высоко!
 

7 октября 1993

 
Оглянись в Касьянов день на февраль
И замри у края льдистой реки,
Ощути снегов морозную сталь,
Разбуди весну пожатьем руки.
 
 
Оглянись в Касьянов день на судьбу,
Разберись, кто в чём был прав-виноват —
Выбирай какую хочешь тропу,
Но не жги мостов – вернёшься назад!
 
 
Этот день то есть, то нету его,
Так послушайся и остановись.
Может, странного здесь нет ничего,
Но прошу: в Касьянов день – оглянись!
 

1 марта 1988

 
Горбатый мостик – в небо,
Как на качелях – в детство,
Вниз – быль, повыше – небыль,
Извечное соседство.
 
 
Извилистость бульваров,
Окрашенная грустью.
Наш путь – старее старых —
Вниз – от истоков к устью,
 
 
Вверх – от всего на свете!
Чудесные мгновенья!
Лишь в переулках этих
Вся жизнь – как откровенье.
 

20 февраля 1988

 
Ушедшие строки – жаль,
Растаял в ночи их след.
Ушедшие строки – жаль,
Ушедшие слёзы – нет.
 
 
Ушедшие годы – жаль.
Упасть бы в их тёплый свет!
Ушедшие годы – жаль,
Ушедшие слёзы – нет.
 
 
Какая с утра капель!
Какая в душе метель!
Весны прозвенел хрусталь:
Ушедшие слёзы – жаль!
 

10 марта 1988

 
Недостижимо равновесье детства,
Когда и счастье, и беда – рекой!
И так не волновало их соседство —
Благословен младенческий покой…
 
 
Тех лет неповторимейшее небо,
Гораздо выше и стократ синей,
На крошки щедро брошенного хлеба
Роняющее в окна голубей!
 

 
Поля бескрайни – как моря бескрайни,
Как радость – через край и до небес!
Я никогда не буду пташкой ранней.
Прими меня, мой полудённый лес!
 
 
Я оставляю полю все тревоги
И, запрокинув голову, стою,
В себя вбирая все твои дороги
И мудрую уверенность твою…
 

12 марта 1988

 
Слушай!.. Прорвавшись сквозь время,
Звуки стекают в хрустальный богемский бокал.
В зале, покинутой всеми,
Стынет мелодий слегка потемневший опал.
 
 
Прага лежит, притаившись,
На перекрестке свободно бегущих веков.
Что-то прошепчет, забывшись,
Шелест давно отзвучавших на камне шагов.
 
 
Муза пленённого ветра —
Ввысь, в черепичный и древнезелёный простор!
Кружит мелодия ретро
В гордом миноре и без перехода в мажор.
 

Июль 1988

 
Прости. Я разучилась улыбаться.
Я помню только, что была зима.
Мечты мои привыкли не сбываться,
И в снег глядеть привыкла я сама.
 
 
Мне зелень лета перестала сниться,
Не верится в грядущее тепло,
И заморозил ветер на ресницах
Слезинок горьковатое стекло.
 
 
Пусть ночь всё скрыла крыльями своими —
Одна звезда всегда сияет нам,
И я скорей твоё забуду имя —
Но куст калины затоптать не дам.
 

12 марта 1988

 
Когда беспощадность ременных петель
Предстала реальностью, в угол зажав,
И камни, покинув земную постель,
Мелькают в руках, злую силу собрав, —
Не смей опускать головы перед правдой своей!
 
 
Пусть тело свела неподвижность оков,
Все вымажет ложь чёрным дёгтем речей.
Немало фальшивых картонных крестов
Сгорело в воздетых руках палачей.
Не смей опускать головы перед правдой своей!
 
 
И граду камней наступает предел
Антрактом в театре вселенских страстей.
Но смена придёт лишь тому, кто сумел
Остаться собой перед правдой своей!
Не смей опускать головы перед правдой своей!
 

Сентябрь 1988

 
Молчание пустых квартир —
ответом множеству вопросов.
Прохладные ладони стен,
прижатые к пыланью лба.
Сожжённые мосты дверей,
захлопнувшихся перед носом.
Не то чтобы потерян ключ —
здесь просто нет давно замка.
Здесь просто нет давно пути
по указателю «обратный».
Со ржавым скрипом за спиной —
решётки через каждый шаг.
Здесь, правда, есть одно окно
и вид через него приятный,
И сталь стекла спасёт тебя
от всевозможных передряг.
 
 
Не ветер с не твоих вершин,
тебе в лицо – сквозняк пленённый.
Вослед за ним тебе не ждать
вестей в конвертах голубых.
Ты спишь спокойно – нет проблем,
твой сон – разбойник приручённый.
Твоя тюрьма тебя хранит
при обстоятельствах любых.
Твоя тюрьма всегда с тобой,
всегда в тебе. Режим усилен.
Все посещения пресёк
тупой, нелепейший закон.
Попытка к бегству – не расстрел,
а хуже – возвращенье силой
В пустую комнату, к двери
с давно потерянным замком.
 

23 октября 1988

 
Я здесь пройду мильоны раз —
Меня никто и не заметит.
Что делать, слишком много нас
На переполненной планете.
 
 
Витрины застеклённых глаз,
Пустынный берег, край столетья…
Что делать, слишком мало нас
На переполненной планете.
 

12 ноября 1988

 
Пусть написанное мне письмо
На холодном ледяном ветру
В металлическом неуютном ящике
Не грохочет бездушной льдинкой.
 
 
Пусть распахнутое мне окно
Не щетинится остриями
Безобразного яркого света,
От которого режет душу и глаза.
 
 
Пусть не сказанное мне одно
Незаметное милое слово
Не станет песчинкой наждака,
Приложенного к моим ранам.
 
 
Пусть приснившиеся мне стихи
Не разбиваются в острые брызги,
Впивающиеся в лицо,
И без того залитое слезами…
 
 
Пусть встающее мне солнце
Зазвучит на высокой ноте
В резонанс с колебаньями сердца.
Может быть, в нём проснётся надежда.
 

9 октября 1988

 
Душа уходит. Год от года
Мельчайшие частицы нас
Уводят вереницей строгой
Изображенья наших глаз.
 
 
На зазеркалье обернуться
Не хватит ночи и свечи,
Но что ушло – не дотянуться,
Ворота в сон не отопрутся —
Не те ключи.
 
 
Не пожалеть – привычкой смыта
Боль расставанья всякий раз,
Пока хранимы кем-то скрыто
Изображенья наших глаз.
 
 
И лишь в пожары в ветхом доме,
Где ветер, пепел вороша,
В осколки зеркало уронит —
Никто не вздрогнет, не догонит —
Уйдёт душа.
 

22 декабря 1988

 
Нам нечего будет сказать ожидавшему нас на дороге,
Мы тихо пройдём, мы ему не посмотрим в глаза.
И наши минуты молчанья печальны и строги,
И истины наши опять в похоронные дроги
Проводит Харон, беспардонно друг с другом cвязав.
 
 
Болотистый берег. Прощанье. И лодка уходит.
Туманы над Летой – и наш близорукий прищур.
Но снова фальшивый рожок на дорогу выводит,
И снова затопчут одетого не по погоде,
И выпустят своры на след из промозглых конур.
 
 
Опять мы идём по дороге, устало сбивая
Поломанным древком росу с пожелтевших кустов.
С отчётливой скукой мы истинам новым внимаем,
Но взгляд у подручных Харона всегда узнаваем,
И царство Аида не знает обратных мостов.
 

2 октября 1988

 
Мы ненависть познали как урок
Внезапного вниманья к нашим судьбам.
Примеры предыстории не впрок,
Как видно, оказались нашим судьям.
 
 
И снова возбуждаема толпа
Забытым было криком – «Враг народа!»
Она кричит, но, в сущности, – нема,
Она буравит взглядом – и слепа,
В почёте также глухарей порода.
 
 
Со стенкой стенку сталкивать рабов —
Спокон веков забава господина.
Иметь избыток развитых мозгов
Роскошно слишком для простолюдина.
 
 
И головы летели под откос
С отнюдь не молчаливого согласья
Толпы рабов, четырежды рабов,
Которых жадно волновал вопрос,
Кого ещё им растерзать на части.
 
 
Рабы – в священном страхе и в пыли,
А кровь – уже не в силах испаряться.
О люди, люди, как же вы могли,
Трусливо, подло, – как же вы смогли
От данной вам свободы отказаться?!
 

Сентябрь 1988

 
Когда-нибудь родятся те,
Кому не будет страшно слово.
Его напишут и споют
Не нам и не о нас.
 
 
Когда-нибудь вернутся те,
Кому отпущено немного.
Их Млечный, невозвратный путь
Свернёт на этот раз.
 
 
Тем, кто ушёл недосказав —
Пребудет музыка нетленна.
Свиданье кончено – рассвет
Без трёх минут.
 
 
Из наших мимолётных прав
Одно лишь неприкосновенно —
О памяти не говорят,
Её поют…
 

12 июня 1989

 
Закончено. Всё просто и убого.
И десять точек – словно десять звёзд.
Два отражения – и плачет строго
Оплывший воск.
 
 
Два отражения, туман дыханья лёгок,
И в тех глазах – вопрос на мой ответ.
Во всех пучинах и у всех порогов —
Лишь лунный свет…
 
 
Лишь лунный свет… И солнцу на потребу
Не оторвусь от выцветших страниц.
Мне не поднять своей улыбки небу —
Там слишком мало незнакомых лиц.
 

11 января 1989

 
Когда дано не будет слову
Стать оправданием всему,
Ни от кого я не приму
В алмазном инее подкову.
 
 
Ни на одном из трёх углов
В июльском пыльном переулке
Я не роняла свёрток гулкий
В хитросплетение дворов.
 
 
Не мне вернут, не мне протянут
Стальную шпагу в глушь болот,
И чёрный плащ в толпе обманет —
Не мне мелькнёт!
 
 
Не мне лететь, в крови умытой,
Над запрокинутой Москвой.
Ах, Маргарита, Маргарита,
Закат какой!
 

11 декабря 1988

 
Последний день как первый – синь и пуст,
Лишь золотое небо – грань событий.
И некому сказать: «Повремените,
Не кончен спуск…»
 
 
Далёких звёзд, что нас ведут, не счесть,
Божественно немых и безучастных,
Но первый час луны кроваво-красной
У ночи есть.
 
 
Последний взгляд покинутому городу
Благословлен немыслимой луной…
И остроухий пёс поднимет морду
И уведёт хозяина в покой…
 

7 апреля 1989

 
Не оставляйте непрочитанных страниц
В тех письмах, что сжигаете под вечер.
Неверье в смерть, пожалуй, много легче
Неверья в жизнь.
 
 
Бессвязный сон, бессмысленный сюжет,
Всё больше пауз, песни всё короче,
Неверье в счастье да простится проще
Неверья в свет.
 
 
В те ночи, когда жгут свои слова,
Становятся не старше, а старее.
Но до финала – глубже и сильнее —
Ещё глава.
 
 
В ней будет боль, власть темноты и страх,
Безумье сатанинского обмана
И тяжесть воскрешённого романа
В твоих руках…
 

14 апреля 1989

 
А когда-то будет поздно.
А тогда – всего лишь свечка
Гасла. Боже, как серьёзно
Наступал тогдашний вечер!
 
 
И сияло счастьем лето
И казалось – бесконечным,
И творилось чудо это —
День, помноженный на вечность.
 
 
А когда иссякнет манна,
И предаст меня Иуда,
Вот тогда я встречу странный
День, помноженный на чудо.
 
 
И когда затихнут споры
О бесчестии и хлебе,
Выпью чашу, выйду в город —
И исчезну в синем небе…
 

10 июля 1991

 
Я – ослепший ребёнок
В разрушенной церкви дорожной,
Перепутанным временем
Пойманный, как янтарём.
Неопознанный мир,
Потерявшийся первый прохожий,
3аблудившийся солнечный день
Под осенним дождём.
 
 
Я стою на пороге
Последнего летнего года,
Обращаясь к зиме,
Словно к тайной служанке своей.
Завтра – снег, завтра я
Поступлю в услужение к ней
И уже никогда не узнаю,
Что значит свобода.
 
 
А пока – непреложное право
Рожденья земного —
Я с собой забираю всё небо
В вечерний полёт.
И скажите тому,
Кто за мною под вечер придёт,
Что до ночи заложник
Отпущен под честное слово.
 
 
«Я не вижу причин для отказа, —
Посланник сказал. —
Пусть себе, до захода
Осталось не так уж и много».
…До последнего летнего мига
Прозревшим глазам
Будет чудиться в звёздной пыли
Золотая дорога…
 

Июнь 1990

 
Мне будет голос дан, хоть он и не обещан.
На перекрёстках – в полночь или в полдень,
Где шум толпы и гарь, где мало песен —
Мне будет голос дан.
 
 
Мне будет голос дан, когда не будет права
На одиночество в безумии познанья,
В начале и в конце повествованья —
Мне будет голос дан.
 
 
Мне будет голос дан, когда, закрыв кредит,
И мы положим руку на гаданье.
На неосуществимом расстоянье
Свеча горит за те из наших звёзд,
Что гаснут раньше сроков в нашем небе.
Мы много плачем о насущном хлебе,
Но мало знаем о природе слёз.
 
 
Мне будет голос дан – и головокруженье
Шампанским – в гранях смысла по ночам.
Не торопись в рассвет и пробужденье,
Свеча горит – хоть на одно мгновенье —
Мне будет голос дан!
 

11 марта 1989

 
Не стрела – а заноза,
И не боль – просто зуд.
Уберите угрозы,
Замолчите про суд.
 
 
Этот брошенный город
Обойти б стороной,
Да молитвы и голод
За высокой стеной.
 
 
Расписные ворота —
Под прибитым щитом
Не сыскать позолоты —
Где уж золоту-то!
 
 
Показалось – и правда —
Здесь давно тишина.
Просто в сердце неладно,
Да и память больна.
 
 
Да, непросто вернуться
И не проще – уйти,
А наутро проснуться
В параллельном пути!
 
 
Я уйду, не судите:
– Сдуру, мол, сгоряча —
Вон алтарь, поглядите —
Там погасла свеча.
 
 
Вон окно, убедитесь —
В нём упала звезда.
Пахнет пеплом. Молитесь,
Чтоб не рваться сюда!
 

19 января 1989

 
Лети, душа, ночным пожаром
Тебе горит ещё маяк.
Забудь, что был в преданье старом
3аклятья знак.
 
 
О, как же весело и жутко
Идти по звёздам, зная твердь,
У пропасти помедлить чутко —
И замереть…
 
 
Итак, полёт! И это небо —
Насмешкой тонкий звон в стекле,
И тихий вздох того, кто не дал
Полёта мне.
 

8 февраля 1989

 
Наши свечи прозрачного воска,
Наши тени – горчащего дыма,
Наши звёзды горели неброско,
Но сгорали так невыносимо…
 
 
Наши руки тянулись в дали,
Слепо резались о запреты.
Сквозь кровавый огонь в бокале
Воск и память провозглашали
Независимость нашей жертвы.
 
 
Но на самом излёте ночи,
За мгновенье до смуты утра
Мы неверье своё порочим
Жаждой чуда.
 
 
И песок от просторной Леты
Отсчитает мгновенья встречи.
Сны о звёздах, сгоревших где-то,
Быстротечны.
 
 
Будет жертвенной струйка дыма
Над тяжёлыми каплями воска.
Наша память невозбранима,
Тише, время! Да будем даримы
Мы рассветного сна отголоском…
 

14 марта 1989

 
Новоявленные англичане,
Одного с нами роду и племени,
Не прощаясь идут, не прощаясь,
Потому, что уходят от времени.
 
 
Ночь объявлена ночью бездымных огней —
Больше пепла!
Кто тут станет решать, что нужней и важней
Всё по ветру!
 
 
Жгут картины и песни, и наших отцов —
Ночь без веры!
Дым в развалинах слеп. Но какие в лицо
Дуют ветры!
 
 
Продолжения ждут ночи длинных ножей
В наших детях…
Мы без прошлого шли – мы вернулись уже
В ночи эти…
 
 
Как прекрасно, родившись в июле,
Проклинать «эту лютую стужу».
Мы не знали её – и не нужно!
Мы зато её перечеркнули.
 
 
Мы заставим покаяться грешников,
Мы других посечём всенародно.
Мы седеем с великой поспешностью,
Благо пепел в продаже свободно.
 
 
Мы идём по прекрасному саду
(Правда, кто-то сказал – по пустыне).
И теперь мы поём только «правду»,
Ту, что правдой считается ныне.
 
 
Оболваненное поколение
Посреди покаяния пошлого
В безвременье идёт, в безвременье…
Потому, что родилось без прошлого,
Потому, что уходит без прошлого.
 

13 мая 1989

 
Мы знали страх и стыд в чумном пиру,
Но чтили небо за кристальность утра.
У горизонта было изумрудно,
А стало пепельно, когда сожгли траву.
 
 
Закрой глаза. Я чту обман за мягкость истин.
Мы будем жить. Огонь бушует рядом.
Свой приговор выносит мир идеалистам.
Но что-то с нами было сном, а стало – адом…
 
 
Где уходили – там бросали дом,
Где каждый метр кромешным льдом облеплен,
И ждали света в вечной тьме потом,
Так и не зная, что давно ослепли.
 
 
Одной вселенной мало всем твоим скитальцам!
Твоя любовь, земля, предавших топит болью.
Бог с ними на чужих ветрах, но только
Ослепших глаз не заменить ослепшим пальцам.
 
 
Где оставались – там теряли путь
К прекрасной сказке – старой и достойной,
И каждый бредил личной колокольней,
Предоставляя остальным тонуть.
 
 
Нет возвращенья – сожжены мосты
Для тех, кто вырос на скрещеньи лжи и правды.
Но изумрудные нам снятся травы
По пепельным провалам пустоты…
 

26 мая 1989

 
Запомни встречающих нас у пустых берегов.
Здесь дали нам право забыть переплытые реки.
Нам вслед догорело фамильное золото века,
И новое время чужих не признало богов.
 
 
Наш снег был для многих лишь иней, несущий прохладу,
Мы – дети озёр и не знали порогов крутых,
Но, как испокон, мы своих почитали святых,
Познавших всего лишь бездарную копию ада.
 
 
А то, что мы знали, храня золотые дары
Прошедшего века, – ложилось на ноты негласно
И создало нас в несогласии с веком опасном,
Признавших условия, но не реальность игры.
 
 
Пора подведенья итогов подходит не к нам,
Но – сумерки века – и наши туманы всё гуще.
В местах, где нас нету – по-прежнему чуточку лучше,
Но мы почему-то по-прежнему здесь, а не там.
 
 
Вечернее солнце… Кому-то – недлящийся путь,
Кому-то – подсчёты оставшихся строк небогатых.
Дай, Боже, нам силу – принять неизбежность заката,
Дай, Боже, нам слабость – стремиться с дороги свернуть.
 

5 июля 1989

 
Мы торопимся жить,
мы торопимся быть и остаться,
Память прошлого чтит
имена непрошедших минут.
Ах, на скольких фронтах
нам придётся ещё расстараться,
Понимая, что вслед нам,
наверно, уже не придут.
Мы приходим под шум
ослепительно-бешеных молний,
А уйдём в тишину
рассекаемых надвое ив.
И забывших о нас станет больше,
чем тех, кто нас вспомнит,
И когда-то соврут,
всех подробностей не сохранив.
Покривят зеркала —
не душой, но поверхностью гладкой,
Отражения нас
прочно стёрты глазами других.
Замутившийся было родник
снова в полном порядке —
Только не узнаём
мы себя в очертаньях чужих.
И тогда нас, покрытых
сияющей краской забвенья,
Притворившихся точкой
в конце малозначащих строк,
Возвратят навсегда
из постылого оцепененья
Семь изысканных нот
и немного хромающий слог.
Мы торопимся жить
и сказать, что ещё не успели,
И торопим полёт,
доводя до абсурда маршрут.
Позабудутся те,
кто надменно нас знать не хотели,
И тогда нас споют.
Вот тогда нас, наверно, споют!
 

12 июля 1989

 
Вы не напишете – все те, кто пишут строчки,
Пребудут в категории чужих,
Талантливо, изысканно немых
Во всех словах, включая сонный росчерк.
 
 
Вы не приснитесь, как другие, вскользь —
До ощущенья яви и обмана,
Вы – не-герой не моего романа,
Так повелось.
 
 
Не спелось, не сложилось, обломалось,
Распалось, растворилось на лету
И кончилось, хотя не начиналось.
Вы мне напишете. Но я-то не прочту.
 

10 июля 1989

 
Уходят просто – в одноактных строках,
Недопоняв всего, что можно не понять,
Беспомощно, наивно и жестоко —
Ах, если б знать…
 
 
Остановить… Но поздно. Или рано.
А вовремя – нигде и никогда.
Не вспомнить снов. В полях цветут дурманы.
В руках – вода.
 
 
И что сквозь пальцы, что по воле зноя,
Не хватит капли – так уж испокон.
А привкус пепла – дело наживное —
Уйдёт и он.
 
 
Клин клином – невеликая наука.
Чем выше пламя – тем слабей закон.
А привкус памяти – досадливая штука —
Уйдёт и он.
 
 
Кострищ дурацких высока зарница,
Бледнеет небо. Пламя лижет рай…
Не пролетай над нами, Феникс-птица,
Не пролетай!
 

27 июля 1989

 
В какой земле очнёшься одиноко,
На золото меняя лунный свет?
Последняя сестра зеленоока,
Но ты уже не различаешь цвет.
 
 
Любовь продажна. Здесь не рабский рынок,
А безразлично-подлая игра.
Проигранный тобою поединок
Ещё ведёт последняя сестра.
 
 
В каких веках тебя оставит вера,
Не выдержав дикарского костра?
В расчётливых руках миссионера —
С тобою лишь последняя сестра.
 
 
В каких ночах ты будешь у бессониц
Молить о милосердном забытьи?
Последняя сестра с небесных звонниц
Благословляет помыслы твои.
 
 
С какой границы ты уйдёшь до срока
За много тысяч лун до Судных Дней!
Последняя сестра зеленоока
Для тех, кто вечно следовал за ней…
 

21 сентября 1989

 
Сорок одна свеча в несуществующем храме.
На мозаичный пол падает белый свет.
И никого вокруг не обвинят в обмане
Все, кто молились здесь прошлые десять лет.
 
 
Всякому – свой Господь. И по нему моленье.
Всякому – свой огонь – душу сжигать, скорбя.
Каждому – голос свой в тихом церковном пенье.
Разве не всё равно, слышит ли Он тебя?
 
 
Сорок одна весна в полузадушенном мире.
Белый кошмар страниц, где не бывать стихам.
Адский огонь не-сна в тихой ночной квартире,
Небо – и путь наверх, в несуществующий храм.
 
 
Каждому – свой закон, правда – в своём творенье,
Воля – в своих шагах в горный обвал бытия.
Несуществующий храм. Сорок одно мгновенье…
Разве не всё равно, слышит ли Он тебя?
 

9 сентября 1989

 
Всё сводится к последнему лицу
Среди толпы, обременённой смыслом.
В финале будут заняты артисты,
А ты лишь подвёдешь рассказ к концу.
 
 
Я знаю, это будет через год.
Да как не знать – стабильность безысходна.
Моя душа ещё во сне свободна…
Но это вряд ли что-нибудь спасёт.
 
 
Не доверять Создателю потом —
Ещё не значит – ни во что не верить,
Но ни одной бессмысленной потери
Не оправдать. Ни адом, ни крестом.
 
 
И всё же так: когда не будет нас
В очередном витке серебряной спирали,
Да будут те, кто нас не забывали,
Даруя или сохраняя шанс.
 
 
Во славу тех, чьи свечи загорались
В церквях вечерних улиц и квартир, —
Мы никогда не покидали мир,
Мы только на минуту отлучались.
 
 
* * *
Путь – отъезжающим, а нам —
Шаг на перрон.
У неизбежных зимних гамм
Один закон.
Ты слышишь? – Новый голос твой —
Пять первых нот…
Но над пронзённой тишиной
Застыл аккорд.
 
 
В который раз простит земля
Недолгий век
И Земляничные Поля
Укроет в снег.
В конце не будет ничего —
Ты и не ждёшь.
Тебе откроется окно —
И ты уйдёшь.
И кто-то примет твой полёт
И цвет лица,
И убеждение твоё —
Что нет конца.
За ночью будет только свет
И ветер с крыш…
И неоконченный сюжет
Ты завершишь.
 

16 декабря 1989

 
За то, что веришь ты в счастливые концы,
Тебе пытать несчастья полной мерой.
Но да спасёт тебя святая вера
За то, что веришь ты в счастливые концы.
 
 
За то, что ты не запираешь дверь,
Тебе воздастся ложью и наветом.
Дай Бог тебе поменьше знать об этом
За то, что ты не запираешь дверь.
 
 
За силуэт на диске золотом
Ты продаёшь жемчужные ворота.
Счастливый путь! И не твоя забота
Всё то, что скажут о тебе потом.
 
 
За первые секунды бытия
И за его последние мгновенья,
За глупости, за позднее прозренье,
За возвращенье на круги своя,
 
 
За то, что далеко ещё до тьмы,
До неподвижности, до власти снега,
За счастье задыхаться, глядя в небо,
За право слепнуть от голубизны,
 
 
За воду через выжженный песок,
За мост над бездной, дно в водовороте,
За смелый ход, за лишний час в цейтноте,
За силы на ещё один бросок,
 
 
За страх полёта и за сам полёт,
За пепелящий смерч преодоленья,
За правильность внезапного решенья,
За каждый новый предстоящий год,
 
 
За всё, что ночь отнимет у тебя,
Не обвинить судьбу в максимализме…
Но, Боже мой, как мало этой жизни
За всё, что ночь отнимет у тебя…
 

22 октября 1989

 
Забудь меня, но не суди напрасно.
Я всё равно уйду, чего ж жалеть?
Всё, что хочу я, видно, так прекрасно,
Что даже не положено хотеть.
 
 
Мой тайный смысл ни разу здравым не был.
И тем честней и чище был вдвойне.
Но я из тех, что, раз глотнувши неба,
Не могут больше не летать во сне.
 
 
Мы не виновны в том, что не простили,
Что и поныне помним всех иуд.
Как страшно то, что подрезают крылья.
Куда страшней, когда их с корнем рвут.
 

16 декабря 1989

 
Молчанье безнадёжно и старо.
И тяжело, как золотые слитки,
Для тех, кто не привык бывать в убытке,
Фальшивое надёжней серебро.
 
 
Молчанье – гордость, слабость, выход, крах,
Попытка к бегству —
и попытка к чуду.
Последний шанс остановить Иуду,
Последний довод и последний страх.
 
 
И первый день, не прожитый тобой
В кругу надёжной спутницы печали.
В конце концов – все ставят на любовь.
Я ставлю на молчанье.
 
 
Один мой путь уходит в никуда,
Другой мой путь выходит ниоткуда.
Я что-то обязательно забуду
Или не так запомню – и тогда,
 
 
Застигнута молчанием врасплох,
Я больше от себя не убегаю.
Я так живу, как я с собой играю.
И оставляю небу свой залог.
 

3 мая 1990

 
Истина, ложь —
Беги от бумаги,
К листьям в овраге,
К пьяной отваге,
К зеркалу в саже,
К «бог-с-ним-что-скажут».
Сердце в беде. Маюсь.
 
 
* * *
Слово и ноты —
Вперёд, как придётся,
Завтра прочтётся или споётся,
Злобно порвётся,
Тушью зальётся,
Безоговорочно перечеркнётся…
 
 
* * *
Нам восходить – падать,
Трогать рукой небо,
Нам хохотать – плакать
Или просить хлеба,
Или мешать с тушью кровь…
Ступни в воде. Каюсь…
 
 
* * *
Больно…
Что-то сказать пытаюсь,
Но не скажу больше,
Тоньше, лезвие, тоньше…
Падая, загораюсь —
Тренье о небо сильнее
Силы удара о землю…
 
 
* * *
Нехитрое дело – пепел,
Немного сложнее – пламя.
Играем двумя руками,
Передвигаем пешки.
Вечер – и смысла нет.
Завтра вставать чуть свет
И убирать головешки…
 
 
* * *
Белое-белое небо нотной бумаги.
Белые призраки стен и обрыв потолка.
Я закрываю глаза и набираюсь отваги,
И утверждаю теперь уже наверняка:
Этот рассудок мой не затуманить болью,
Пеплом пустых страниц не обесцветить мир,
Не ограничить сон утилитарной ролью,
Небо не заключить в тесные рамы квартир.
Где-нибудь есть зенит и на хрустальном своде,
И на церковной стене – солнцем нагретый край.
Мечущиеся в ночи – в краткий момент свободы
Не обретают покой, но познают рай!
 

9 марта 1990

 
Пройтись по суете и самому
Достигнуть наконец пределов знанья —
Достойнейшая цель существованья,
Но только мне, пожалуй, ни к чему.
 
 
За ветреность посчитанный отказ,
Прошу понять, был выше всяких правил.
Он лишь одну химеру обезглавил —
А крылья дал не одному из нас!
 

Лето 1990

 
Тебя и только лишь тебя
Не ниспошлёт судьба в награду.
Уже потерянная власть
Низводит всех богов земных.
Невыносимо долог срок
Для покаяний и обрядов.
Невыносимо краток миг
Осуществления любви…
 

Июнь 1990

 
Только не мимо,
Только не вскользь,
И не в сердцах рукой.
Может, кому-то и быть поврозь —
Только не нам с тобой!
Жизнь не ускорить
И не продлить,
Не обмануть конвой.
Может, кому-то поврозь не быть,
Только не нам с тобой…
 

Август 1990

 
Осколки зеркала страшны
Лишь дуракам – в них солнца больше.
Слой серебра на чаше тоньше —
Его разносят по рукам.
И каждый новый твой глоток
Тебя не делает богаче.
Чем выше храм – тем больше плача
И горя по его углам…
 

Июнь 1990

 
Пока я не приведена к концу
Всего, чему назначено не сбыться,
Пока ещё читаю по лицу
Теперь давно исчезнувшего принца,
Пока стою на ненадёжном льду,
Наигранно-спокойно улыбаясь,
Пока ещё лечу, пока иду,
Пока ползу, за выступы цепляясь,
Пока ещё разыгранный сюжет
С успехом собирает четверть зала,
Пока ещё я вижу свет
В конце туннеля – не на дне бокала,
Пока ещё – в траве или в снегу —
Я у костра любого отогреюсь,
Пока не проводить ещё могу
Границы между «верю» и «надеюсь»,
Всё, что должно, – произойдёт сейчас,
Столетьем раньше и столетьем позже.
И, если Ты не существуешь, Боже,
В последний раз
Я обернусь открыто на восток
И отыщу глазами синий лотос…
Пока ещё не воцарился логос —
Единственное наше божество…
 

5 апреля 1990

 
Пространство воли, замкнутое в круг
Пространства – воли.
Не помышляй теперь о лучшей доле
Для этих рук.
 
 
Они тебе даны затем, чтоб сжать
Свои крыла в горсти деревенелой,
Чтобы молить о чуде ночью белой
И – не роптать.
 
 
Они даны тебе, чтоб целовать
Сухие листья и больные травы,
И – так уж сотворил тебя лукавый —
Чтобы летать!
 

27 мая 1991

 
До неба далеко – до счастья звонко
Упасть.
За что, о Боже, на ребёнка
Напасть?
 
 
Верни блаженного – Вселенной,
Слепого – тьме,
Верни покой благословенный
Себе и мне.
 
 
Не путай правды и напраслин —
Я не сильна.
Существование – не праздник
И не вина.
 
 
Так изменилась суть блаженства
За суетой.
Ты тщетно ищешь совершенства,
Усталый мой.
 
 
Пока хоть что-то остаётся
В календарях,
Ты дай мне жить, пока поётся,
Пока заря…
 
 
И из всего, что мне зачтётся
У Царских врат,
Когда дорога пресечётся
Назад,
 
 
Как дорого ни обойдётся —
Ничто не зря!
Ты дай мне петь, пока поётся,
Пока заря.
 
 
Зачем Тебе мои обеты?
Ты видишь сам —
Свой мир, затихший перед Светом,
Я не предам.
 
 
И не приду в Твои часовни
И в тишину.
Твой голос, неизменно ровный,
Я не приму.
 
 
Я не нарушу Твой порядок.
Но голос мой
Предстанет в мир Твоих загадок —
Ещё одной.
 

Осень 1990

 
Не подъемли ресниц от книги,
Не криви окаянный рот.
Всё страшнее твои вериги,
Тяжелее из года в год.
 
 
И не жалоби своры спящих,
И не спрашивай, где предел.
Но воистину – да обрящет
Только тот, кто искать посмел…
 

9 октября 1991

 
Погадай на гуще мрака,
Отодвинь свечу.
Пусть не воет вслед собака —
Я уже лечу,
 
 
Разрываю, разрываю
Свой небесный круг,
И уж если умираю,
То легко и вдруг,
 
 
Оставляя ложь и славу,
Боль и благодать
Всем, кто потеряет право
Жить и не страдать.
 

Август 1990

 
Затем ли мы приходим, чтоб забыть,
Уйти – и не вернуться?
Затем ли мы воспрянем, чтоб почить,
Заснуть – и не проснуться?
 
 
Затем ли в этом мире нет иной
Дороги, кроме вечной укоризны,
Чтоб в Судный День воскликнуть: – Боже мой!
Нет ничего на свете лучше жизни!
 

18 мая 1991

 
Спите, мои стихи,
Рядом со мной, во мне,
В небе и на земле —
Спите, мои стихи.
 
 
Тонет январь во мгле,
Будут года глухи.
В небе и на земле —
Спите, мои стихи.
 
 
Дело опять к войне,
Злые слова – лихи.
В небе и на земле —
Спите, мои стихи.
 
 
Спите, покуда снег
Всё обелит, чтоб впредь
На алтаре – вовек
Было чему гореть.
 
 
Только тогда, легки,
Сбросьте оковы лет.
В Небе и на Земле —
Пойте, мои стихи!
 
 
Пойте, мои стихи!
Время остыть золе.
В Небе и на Земле!
В Небе и на Земле!
 

26 октября 1990

 
Тише, голос, громче, звук
Неопознанной свирели,
В небесах недоглядели,
В преисподней сбыли с рук.
 
 
Между небом и землёй
Затеряться – непрестижно,
Размышленье неподвижно,
Как судьба над головой.
 
 
Будь то меч или звезда,
По рожденью или славе, —
Камень судят по оправе —
По ошибке – вот беда.
 
 
Перевёртыша в толпе
Не затопчут только чудом,
Всё равно потом забудут,
Как неравного себе.
 
 
Он останется лежать
В придорожной мягкой пыли,
Тот, кого теперь забыли,
Не посмевший выбирать.
 

Лето 1990

Э.М.

 

 

 
Я в Ваших руках – как ожившее пламя,
Как новые силы, как поздние всходы.
Мы раньше встречались – не здесь и не с Вами.
Я призрак свободы.
 
 
За вечер до ночи, за ночь до рассвета
Мы кружимся в вальсе – по разные годы.
Я Вами любима на многие лета —
Как призрак свободы.
 
 
Когда-нибудь нас разведут километры,
Законы людей и законы природы.
И в Ваших руках два обратных билета —
Лишь призрак свободы!
 

6 декабря 1990

 
Никому, никому, никому
Не нужна и не-интересна,
Не подруга – и не жена,
Просто – песня.
 
 
Прохожу, прохожу, прохожу
Мимо сада и мимо хлеба,
Ничего за душой не держу —
Кроме неба!
 
 
Не оправдываюсь, не виню —
Не в обиде. И не в ответе!
Только ветер под стать огню,
Только ветер!
 

14 января 1991

М.Цветаевой

 
Чей-то сон привиделся и сбылся,
Прежде чем ослепла под звездой.
Никому другому не случился —
Мне, исчезнувшая, голос твой!
 
 
Как рука, рождённая высоко,
Никогда не спавшая в гробу,
Опрокинутое небо окон —
К тяжело наморщенному лбу…
 

14 января 1991

Ю.Л.

 
Мой таинственный друг, доколь
Не исчерпана эта драма,
В золочёных садах Приама
С нами радоваться изволь.
 
 
Видишь, радость моя, как встарь
Всё – не ново, но всё – не схема,
В опалённых садах Эдема
Воцарись, невенчанный царь!
 
 
Переполнена солнцем горсть,
Зачерпнувшая от покоя,
Виноградной увит лозою,
Отдыхай, мой чудесный гость.
 
 
Жизнь, не прожитая на треть,
Тяготит ещё слишком мало.
От свинцовой тоски бокала
Не тебе и не мне умереть…
 
 
Завершается трудный путь,
Все по кругу, мой друг, по кругу,
Дай же мне поскорее руку,
Постарайся теперь уснуть.
 
 
Непосильная твоя кладь
Непосильнее станет скоро.
От пожара и от позора
Не тебе и не мне страдать.
 
 
Не тебе и не мне, не – мне —
Перекличка под звуки утра.
Как все дети, легко и мудро
Улыбаешься ты во сне
 
 
И от пропасти в двух шагах —
Боже мой, ещё рано! Рано! —
В опустелом саду Гефсимана,
На моих занемевших руках…
 

10 июля 1991

 
По рукам да по ногам – связана,
Мужа грозного раба – разума,
Вниз по склону, по песку – разом и
Камнем, канувшим ко дну, —
Спать…
 
 
Сколько по разрыв-траве хожено,
Горе горькое, полынь – слаще, нет!
Сколько о крапиву рук сожжено,
Вниз по склону да в дурман —
Спать…
 
 
Не докличешься теперь – рано ли,
Не докличешься, поди, – поздно ли,
Не найти, не воскресить – раненых,
Не собрать, не помирить – розненных.
 

18 января 1991

 
Как на воду сто венков спущено,
Не богатого ищу – сущего,
Не учёного ищу – умного,
Не заводского гудка – струнного
Перебора – тихий звук, белый холм,
Да венок, да огонёк над венком
На Купалу в ночь…
Третьи сутки – дождь,
Третий год уж, как
Эхо – смолкнуло.
Ой, да куплен дом,
Да высок крыльцом,
Да широка дверь —
Не отомкнута…
 

25 марта 1991

 
А ты и не знаешь, что я молюсь
Весною, пробравшись в сад,
А ты и не знаешь, как я боюсь,
Что ты будешь мне не рад.
 
 
А ты и не вспомнишь, как я пою,
В небесный вступая храм.
И ты и не вздрогнешь, когда в бою
Поможешь моим врагам.
 
 
А ты и не знаешь, что на беду
Несу для тебя цветы.
И ты не узнаешь, что я уйду,
Когда возвратишься ты…
 

12 марта 1991

Тёте Марине

 
1
Раздай всё добро людям,
Тебе ещё вдосталь будет
Золота да бликов
В городе невеликом,
В городе-на-воде
Золота – как нигде!
 
 
В небе – во весь размах
Золото в куполах,
В колоколах, в ветрах
В поле,
С горки на горку – ах! —
Золото в двух шагах —
В воле!
 
 
Допьяна, досыта —
Светлые россыпи!
 
 
2
Сухонское серебро,
Звонкое, как хрусталь!
Да воспарит светло
Гордая твоя стать.
 
 
Звёздная твоя ночь,
Чистая твоя трель.
Сухонское серебро,
Лучшее на Земле!
 

23 июля 1991

 
Я сегодня больна стихами.
Слышу я, как вокруг стихают
Звуки музыки и голоса,
И пылит мне в лицо дорога,
И в руках у весёлого Бога
Полыхающие небеса!
 
 
Знаю я, что болезнь смертельна,
Мне прописан режим постельный,
И не встать мне уже, не встать,
Не вернуться к исходной теме,
И небесную душу в теле
Приземлённом – не удержать!
 
 
Но в бреду, за чертой, на грани,
На великом огне познанья
Наведённые сжечь мосты,
Чтобы, выбрав зерно от плевел,
Не винить этот горький пепел,
Что ладони мои пусты…
 

Июль 1991

 
Кто нашёптывает мне в тиши:
«Ты пиши, пока живёшь, пиши!»
Кто подсказывает мне слова,
Убеждает: «Ты права. Во всём права».
Кто даёт мне силы и права,
Отнимает мой ночной покой,
Кто сияет в небе надо мной,
Управляется с моей судьбой?
Страшно мне одной в лесной глуши.
Друг, поговори теперь со мной!
Отвечает голос неземной:
«Ты пиши. Пока живёшь – пиши!»
 

10 июля 1991

 
Берегите меня, берегите!
Как подарок меня храните,
От соблазнов и от событий
На знакомый придя порог.
 
 
Не корысти, а чуда ради
Нету окон в высокой ограде.
От серебряной нити до пряди
Лишь один
телефонный
звонок.
 

6 октября 1991

 
Впустую жизнь моя идёт. Впустую.
Пустынный берег мой уходит от меня.
И я молчу давно. И я не протестую.
Я ничего уже не буду изменять.
 
 
Когда б и дан зарок – не зарекаться,
Не отменить свершившегося сна:
Не изменять себе, не изменяться,
В чужих пирах не пробовать вина.
 
 
Век на реке – теперь застыли льдины.
Как судорогой плача сведен рот!
Вот катится под горку мой родимый
Нежданный, откровеннический год.
 
 
О чём жалеть мне и чего бояться?
Все будем живы, кончится война,
Не изменять себе. Не изменяться,
В чужих пирах не пробовать вина!
 

2 сентября 1991

 
Струны тронь своей гитары —
Не фальшивят ли они?
Мы сегодня слишком стары,
Но ввиду вселенской свары
Мы сегодня не одни.
 
 
Мы статисты в этой драме.
Исповедники дорог.
Но, истерзаны боями,
Мы своё спасаем знамя.
Это значит – с нами Бог!
 

17 октября 1991

 
Белые ночи в Москве!
Белые ночи в Москве!
Что ещё надобно мне —
Белые ночи в Москве!
 
 
Робкий туман по траве —
Как не поверить молве:
Ты ли научишь других – прясть
Тонкие кружева?
Что же ты дремлешь, Москва?
Раззолоти купола – всласть!
 
 
Шорох по сонной воде —
Ночь? День?
Всплеск у прибрежных вериг —
Миг!
 
 
Утру, пришедшему вслед,
Пойте, колокола!
Белые ночи в Москве,
Два белоснежных крыла!
 
 
Вечный проход часовых —
Вспять, вспять.
Шёпотом вдоль мостовых —
Спать…
 

7 июля 1991

 
Вот и стихает боль,
Дремлющая в виске,
Вечер идёт – король,
Странствующий налегке.
 
 
У переплётов книг
Слабый мерцает свет.
Вечер идёт – жених
В первом расцвете лет.
 
 
И из окон квартир,
Не досчитав потерь,
В небо глядится мир —
Радостный белый зверь…
 

20 декабря 1991

Махоше

 
Сюда заказан путь всем кораблям,
От тёплых стран и государств холодных,
Моя Обетованная Земля,
Пристанище гонимых и безродных.
 
 
Пока царит весна в твоих садах,
Благоуханных и благословенных,
Душа – бессмертна и любовь – нетленна
И далеко до Страшного Суда!
 

22 октября 1991

 
Всё это было не со мной:
Блистательно-неровный стол,
Год должен был начаться, но
Всё это было не со мной.
 
 
Я не стояла у стола,
Не отражалась в серебре,
Ведь я исчезла в декабре
И не стояла у стола.
 
 
Потом был ветер и февраль,
И заметённое окно,
И надо мной звенел хрусталь,
И было мне немного жаль,
А впрочем – было всё равно.
 
 
Ведь Вы не предали меня,
А просто позабыли звать.
И я могла не отвечать,
И в ночь не зажигать огня,
 
 
Не вздрагивать на скрип дверей,
Не ожидать вестей с гонцом…
В великолепном декабре
Все стало – сном…
 

2 декабря 1991

 
Край зеркала, как всякое стекло,
Хранит в себе загадочность обрыва.
Венецианское ещё вскипает диво,
А по осколкам плачут – всё равно.
 
 
Степенно пресекаются пути
У берегов – высоких и пологих.
Но непоколебим закон порогов,
Которые вторично не пройти.
 

20 февраля 1992

Святая Анна

 
Струны вместе не звучат —
Плачут в одиночку.
При полуденных лучах
Родила я дочку.
 
 
В дом Господень отдала,
В светлые хоромы.
Божий Ангел два крыла
Распахнул над домом.
 
 
Божий Ангел встал над ней
В славе или в ссоре.
Где-то свет моих очей
Спит, не зная горя.
 
 
Где-то молится за мать
Ангел мой послушный…
Глухо стану я рыдать
По ночам в подушку…
 
 
Сколько лет уж как в бреду —
По чужим заботам.
Я сама её сведу
К городским воротам.
 
 
Уходи с моей земли,
Утекай сквозь плиты.
Лучше странствовать в пыли,
Чем лежать убитой.
 
 
Уноси своё дитя
От земного люда,
Неизвестно, где сейчас
Родился – Иуда…
 
 
* * *
Что ж, и мне не быть в раю,
Коли так поспорю.
Сколько слёз ни утаю —
Все прольются морем!
 
 
Я Небесному Отцу
Прошепчу моленье,
Руки поднесу к лицу,
Стану на колени.
 
 
Только тот, кто был спасён,
Вспомнит эти руки,
Неизбежный, вещий сон
Материнской муки!
 
 
Вот и выйдет каждый вздох
Ветром в чистом поле.
И меня услышит Бог,
Коли так поспорю!
 

5 декабря 1991

 
Докажи себе раз, докажи себе два,
Столько, сколько доказывать сможешь,
Что зимою по-новой пожухнет трава,
Что природа по-прежнему в чём-то права
И себя ты напрасно тревожишь.
 
 
Закажи себе строчки другого стиха,
Где всё кончится так, как придётся.
В счёт свершённого кем-то когда-то греха
И тебе это тоже зачтётся.
 
 
Не грусти. Не старей. Не разменивай смех
На красивые прописи в книге.
Золотые цепочки бывают у всех,
А чугунные – редки вериги…
 

24 декабря 1991

 
Рождённая Печалью неземной
Смотрение Небесное приемля,
Дитя моё, поговори со мной.
Я никогда не покидала землю,
 
 
Откуда же такая Высота,
Что и за краем неба и у края
Твои глаза, что два моих Креста,
И эта складка скорбная у рта…
Я знаю всё.
Я ничего не знаю…
 

26 января 1993

 
Приглушу задрожавшие струны,
Не нарушу Твой чуткий покой.
Белый полог простёрся над юной,
Над лучистой Твоей головой.
 
 
Солнце падает жадно и косо
Из-за шлюзов задёрнутых штор.
Ты свои золотистые косы
Заплетёшь у Небесных озёр.
 
 
Твой Венец уже дивно исплетен
Из созвездий, доселе немых.
Сохрани Тебя Боже от сплетен,
От немыслимых сплетен земных.
 
 
Осенённая Вышней прохладой,
Душной ночью спокойно вздохнёшь.
Сохрани Тебя Боже от смрада
Мелких податей, рыбы и кож…
 
 
Се Раба и послушная Воле
Господина – чем сердце томить?
Сохрани Тебя Боже от боли,
От которой нельзя сохранить.
 
 
И от всех искусителей ада,
Белоснежный Покров, сохрани!
День Седьмой да повеет прохладой
На припухшие веки Твои…
 
 
Одиночество строя и лада —
Одиночество новой Луны.
Спи, родная. Но только не надо
Видеть страшные, вещие сны…
 

14 марта 1992

 
Замри, Мария! Зеркало не лжёт.
Здесь был чужой – ты различала крылья.
Небесный гость, как скоро он уйдёт!
А ты – одна завоешь от бессилья,
 
 
Тебе одной не станет вера впрок
В холодных сумерках ночного Храма,
Когда под утро ты очнёшься: «Мама!»,
Впервые в жизни забывая: «Бог!»
 

1991

 
О люди, женщины! Прислушайтесь – поёт
Одна из вас. Не правда ли, как странно?
Чужого языка напев гортанный
Кружится мерно ночи напролёт.
 
 
И сотни тысяч лун, внимая Ей,
Земля и Небо слиты воедино,
Пока Она поёт, качая Сына,
Похожего на ваших сыновей.
 

14 ноября 1991

 
За мгновение до срыва —
Тёплый шёлк знакомых слов.
Я Тебя узнала – диво,
Диво ли, что Ты – таков?
 
 
Не коснусь Тебя игриво,
Не нарушу Твой покой…
Я Тебе служила – диво,
Диво ли, что Ты – со мной?
 
 
Тихо шелестит олива,
Ангелы поют с небес…
Я Тебя любила. Диво,
Диво ли, что Ты – воскрес?..
 

25 февраля 1992

 
Глаза откроются в бреду —
На этот раз не будет поздно.
В моих горах такие звёзды
Бывают только раз в году.
 
 
Глаза откроются – Его
Уже встречают на Фаворе.
Вскипает в белой пене моря
Небесной Славы торжество.
 
 
Глаза откроются во тьме —
Его распяли на рассвете.
Доносит оголтелый ветер
Проклятия моей стране.
 
 
Глаза откроются – в крови,
Гонениях, убийствах, смуте,
В одной-единственной минуте,
В одной-единственной Любви,
 
 
В одной-единственной, с Небес
Сияющей на землю брани.
Отвален погребальный камень.
Глаза открыты. Он – воскрес.
 

13 февраля 1992

 
Далеко до урожая,
Вьюга выстудит поля.
Эй, бояре, я – чужая,
Что ж не гоните меня?
 
 
Что ж дубовые ворота
Не запрёте от греха?
Или новая забота
Не печалит вас пока?
 
 
Не пристало вам, бояре,
На юродивых глазеть.
Я ж при новом государе
Буду те же песни петь
 
 
И на паперти под вечер
Вашей мелочью сорить,
И ребёночку при встрече
Божью правду говорить!
 

21 февраля 1992

 
Ничего не возвращается.
Что же ты не рад?
Ты навеки с ним прощаешься,
А ведь он же – брат…
 
 
Ничего не возвращается,
Все плывёт из рук.
Ты его научишь каяться,
А ведь он же – друг.
 
 
С каждым шагом ближе к осени
Тропочка у ног.
Ты его пугаешь проседью,
А ведь он же – волк…
 
 
Он один – ответчик-стрелочник.
Свой средь пустоты…
Ты его продашь по мелочи,
А ведь он же – ты…
 

1 августа 1991

 
Где-то у Неба притихшие трубы
Ждут Окончательных Дней.
Славная горечь сжигает мне губы
Горькой усмешкой своей.
 
 
Смерть кораблю на Эгейском просторе,
Коли певец – не Орфей.
Сгубят сирены, познавшие горечь,
Горькой усмешкой своей.
 
 
Тускло мерцает запретная чаша
Россыпью влажных камней.
Мы возвратимся в отечество наше
С горькой усмешкой своей.
 
 
Небо раскроет нам райские чащи,
Примет, как блудных детей,
Только Ему до конца просиявших
Горькой усмешкой своей.
 

24 марта 1992

 
Мне было странно рвать его в саду,
Но я даю тебе цветок забвенья.
Ты только вздрогнешь от прикосновенья,
И я из памяти твоей уйду.
 
 
Грядёт покой, обещанный двоим,
Но новый свет рождает те же тени.
Ещё со мною ты, мой добрый гений,
И небо перед нами. Но под ним
 
 
Нет города, который полюбил
Мои шаги. Я ухожу изгоем.
Я стар и слаб. И я давно не стою
Прикосновенья осиянных крыл.
 
 
Когда б, о истина, не тяжкий крест – внимать
Тебе твоим свидетелем невольным!..
Я проклял город, где светло и больно,
Но перед ним с колен не в силах встать.
 

10 сентября 1992

 
Ты меня больше не сможешь сломить,
Ты меня больше не сможешь убить.
Вся и надежда – на тонкую нить,
И – никогда никого – не любить!
И – никогда ничего – не забыть,
Всех повстречать, а тебя – проводить,
Всех – накормить, а тебя – опоить,
Мягко стелить – да жестоко будить.
Затемно встать – да по снегу ходить —
Душу студить…
 

25 января 1991

 
Не для жертвоприношения других,
А для жертвоприношения себя
Надеваю жертвенный рубин
И на жертвеннике требую огня,
 
 
Чтобы, царских избежав порфир,
На базарах пел певец слепой,
Чтоб душа, явившись в этот мир,
Навсегда утратила покой!
 

28 июня 1992

 
Не уходя – уйду. Склонённые берёзы
Заплачут надо мной в таинственном саду,
Где на осенний дёрн сухой листвой паду
И мертвенной душе в земном аду
Верну и вдохновение, и слёзы.
 
 
В полночный час к Истоку бытия
Припав незамутнёнными устами,
Я и умру, и оживу – стихами
Над водами Тригорского ручья.
 

18 августа 1992

 
В задумчивость болотистых равнин,
И в откровенье горного обвала
Взойти, чтобы подняться до вершин
Иль пасть до дна, – но это ли не мало,
 
 
Когда ещё один горит закат
В последний раз на этом белом свете,
И каждый час, увы, взрослеют дети,
И каждый день неповторим и свят…
 

1 сентября 1992

 
И тишина звучит, и смолкнувшие струны
Таят в себе нетерпеливый звук,
Когда – рука об руку – в вальсе вдруг
Сойдутся те, что так безумно юны,
 
 
Чей голос свеж, чей камень – сердолик.
А за окном давно уже светает,
И смерти нет, и середина мая,
И небеса, отверстые на миг…
 

30 августа 1992

 
Напиши, напиши за меня,
О нелепая страсть повторенья!
В одичалости коловращенья
Не одна ещё есть полынья.
 
 
Ты счастливее станешь иных,
О догадка, прозрение, немощь,
Горьких губ полудетская нежность,
Отвоёванный вечностью – миг.
 
 
Напиши, напиши, не забудь —
Только небо, под коим не ново
И молчанье – когда бы не слово,
И измена – когда бы не суть.
 

10 сентября 1992

 
Я сказочно богата. Новый сын
Рождён. Восстал от огненной Купели.
Дитя, ты не заплачешь в колыбели
Среди святых младенческих теснин,
 
 
Тебя не ждёт ни меч, ни ремесло —
Димитрием в первопрестольном граде! —
Но ты рождён – безумной боли ради —
Свободный отпрыск несвободных слов.
 

Декабрь 1993

 
Встанем рядом – будем звуки
Пить из призрачной свирели,
Из бокала поднебесья,
Из протянутых ладоней,
Из шиповникова цвета,
Из полыни и дурмана,
Из распахнутого дома
В шелестящий, мокрый сад.
(Тихо скажем: это детство —
Пахнет деревом и солнцем,
Над пружинною кроваткой
Сны беспечные парят…)
Плачет птица. Дремлет сад.
Мы чужие. Словно в омут,
В облетевшую листву.
Не во сне – а наяву
Пахнет осенью и домом.
Постучимся – отворят.
Дети, мы не видим вас,
Вы из будущих столетий,
Мы ослепли в лихолетье,
Мы оглохли в скорбный час.
Как мы пели на заре,
Знает птица, что над домом
Плачет в небе незнакомом
О небесном серебре.
Но когда настанет утро,
Мы поднимем вас с постели,
Наши призрачные руки
Уведут вас до рассвета,
Встанем рядом – будем звуки
Пить из солнечной свирели,
Из немыслимой лазури,
Из шиповникова цвета…
 

28 октября 1992

 
Узколицый сиятельный мальчик,
Не глядящий в долинную пажить,
Небеса – твоя вечная Песня
И твоя золотая Игрушка.
Протяни свои слабые руки
И коснись одинокого Солнца.
Небеса тебе многое скажут,
Только внемлешь ли ты небесам?
 
 
Что ты знаешь о ропоте сильных,
О недобром молчании слабых,
Ты, поправший фиванские камни,
О зажатых в ладонях камнях?
Посмотри, как завистливы боги,
Как туманны далёкие земли.
Ты уходишь, но даль неприступна,
Та, иная, надмирная даль.
 
 
Колыбель освятившая Мудрость,
Точно воды потока земного,
Что питают сухую долину,
Но восходят к сиянью вершин.
Ты уходишь, о ранний избранник,
Не расслышавший Отчего зова,
Золотого сторукого Солнца
Самозваный, непонятый сын…
 

28 октября 1992

 
Опасный мой!.. Ты первое письмо
Порви – и мне пришли его обрывки.
Я закопаю их в своём саду
Под яблоней, к которой каждый день
Слетаются полакомиться птицы,
А после улетают умирать,
Напоенные горькою отравой,
Что равнодушьем люди нарекли.
Пусть не узнаешь ты, как начиналась
И как закончилась пора безумств…
Мне всё равно, опасный, всё равно.
Всё, что лежит меж первым и последним
Письмом. Сожги его, сожги, чужой.
Я пеплом напою источник Мерры,
И горечь отойдёт от губ моих…
И так привычно затоскует сердце,
Помешанное на семи ветрах.
Так было сотни раз. И будет так,
Доколе не устанет мир вертеться
Меж безднами Пространства и Любви
В лучах опустошённого светила.
На две своих руки смотрю бескрыло,
И всё, что будет, знаю наперёд…
И назову я весь волшебный сад
Твоими восковыми именами,
И всё вокруг умрёт. И для меня
Настанет снова первый день творенья
Земли и неба, тверди и стихий,
Всего, что упоительно прекрасно
Отныне и навеки – без тебя!..
 

2 ноября 1992

 
Когда напряг бушующий норд-ост
Тугие паруса над пенным валом,
Афина нам дорогу указала —
Да сбудется! Блажен, чей выбор – прост.
 
 
Блажен, чей путь богиней просвещен!
Воительница грозная – коварно
Ты нас вела к границам мира тварным,
И было нам неведомо ещё,
 
 
Что каждый – свой таинственный венец
В конце пути приемлет неизменно,
Но, беспредельна, ляжет Ойкумена,
Непостижима, как её Творец!
 

18 октября 1993

 
Последний раз причалил здесь корабль
Под чёрными тугими парусами.
Последний раз ты радуешься, царь,
Заветной дани с берегов Эллады.
Всё кончено. Туманный лабиринт
Хранит теперь безумной Пасифаи
Безумное дитя. Как верный знак,
Как тайну некую, как рабский пересуд,
Что беспечальна нитка Ариадны
К ногам героя, что у ног – её…
 

9 октября 1992

 
Чтоб нам с тобой любить друг друга,
Всего и надо что весна.
Чтоб нам с тобой найти друг друга,
К весне ещё нужна —
Война.
 
 
Чтоб было очень одиноко
Тебе и мне на той войне,
Чтобы скучать у тёмных окон
Мне – по тебе,
Тебе – по мне,
 
 
Чтоб я тебя совсем забыла
В чужом приветливом краю.
И чтобы нас с тобой убило.
И чтоб мы встретились —
В раю.
 

17 мая 1993

Н.Т.

 
Бог с тобой, живи как знаешь,
Мне отныне проще петь.
Знаю я – к чему скорбеть,
Коли ты не унываешь,
 
 
Коли ты и весела,
И беспечна, и упряма,
Только вот вдали от храма
Не звонят колокола.
 
 
И дорожки, что ведут
В час сомнений только мимо,
Все одно – неотвратимо
Все – с пригорка, все – под спуд…
 

1 ноября 1992

Е.Ш.

 
О чём ты думаешь, когда вот так
Всегда молчишь и смотришь безучастно?
Твои – и страсть и суета – бесстрастны,
Как кубок яда, дремлющий у рта,
 
 
Как змейка, потаённая в руке,
Покойно ожидающая битвы,
Как песнь безумца, как слова молитвы,
Как тишина на скованной реке…
 

Март 1993

 
Я бегу без друзей и без денег
В отдалённую область Америк,
Где меня ожидает проклятье,
И могила на жёлтом песке,
И истлевшее бальное платье,
И древнейшее в мире занятье,
И постылые сёстры и братья,
И туман на великой реке
Вдалеке от пожаров и смрада,
От безумного вешнего сада,
Где вне времени, смерти и ада
Всё поют и поют соловьи,
Где под сводами неба прохлада,
Колокольная медь листопада,
Где – полынного высмотреть яда
И, припав, умереть —
От любви…
 

Лето 1993

 
Всё проще или всё сложней,
Но так – невольно или вольно,
Вы сделали мне слишком больно,
Чтоб мне не стать ещё нежней.
 
 
Такая боль связала нас,
Что узы разорвать неловко,
И я, подлунная мотовка,
Благословляю ранний час
 
 
И место то, куда бегу,
И всех, кто показал дорогу,
И этот день, что понемногу
Когда-нибудь забыть смогу…
 

7 апреля 1993, Благовещение

 
Увы, бесплодная весна,
Ты отшумела. Отболела.
Крылом безумства не задела,
Не пробудила ото сна.
 
 
Он, точно бес, сидит во мне —
Неведомая, злая сила.
Поэзия – и та бескрыла
И умирает в тишине.
 
 
Ты не спасла её, и дверь
Не распахнула в сад желаний,
Где всё цветёт весною ранней,
Когда-нибудь. Но не теперь.
 

2 июня 1993

 
Мир пуст, как Благовещенская клеть.
Неведомая тайная обуза
Клонит листву. Так отлетает Муза,
Так обрекаются стихи на смерть.
 
 
Так их влечёт неведомо куда —
На эшафот, на плаху, в поднебесье.
И лихолетье, словно лихолесье, —
Без памяти.
Без слова.
Без следа.
 

Лето 1993

 
Я белый цветочек на детской ладони.
В соседнем приходе к вечерней зовут.
Сегодня с тобою на угольном троне
Твоя долгожданная Рут.
 
 
Мой маленький принц, не имеет значенья —
Мои лепестки опадут.
Но только сегодня, в Священный Сочельник,
С тобой долгожданная Рут.
 
 
Взгляни поскорее на звёздное небо:
Там Ангелы Славу поют.
И в тонких ручонках сожми вместо хлеба
Свою долгожданную Рут.
 
 
Ты будешь сегодня на сказочной ёлке,
В гостях у Младенца Христа.
Крепчает мороз. Улыбаются кротко
Покрытые снегом уста.
 
 
И Ангелы Божьи, слетясь к изголовью,
К Престолу Его принесут
Из пальчиков, сжатых последней Любовью,
Его долгожданную Рут.
 

25 февраля 1992

 
Никогда и ничем не нарушу покоя безмерных
Удивительных строк, по которым всё прошлое – вскользь,
И усилий моих, равно малых и неимоверных,
Не заметит никто,
 
 
Не причтёт меня к лику страдальцев, безумных и рьяных,
Растворяющих болью небесные кладези рифм.
И на белых просторах, где все от предчувствия пьяны,
И глядят на Хорив,
 
 
И немыслимых ждут, небывалых, великих мгновений,
И бездонному небу приносят венок за венком,
В час вечерней молитвы на тучном костре всесожжений
Мне – единой – легко…
 

15 июля 1993

 
Тот блажен, кто тобою богат,
Но ослепший – блаженней стократ!
Коктебель (будто колокол взмыл!)
То ли стон, то ли сон в полнолунье,
У последнего проблеска сил —
Половодье мое, полоумье!
Над твоей колыбелью степной,
Киммерийской летейской волной,
Напоившей поля асфоделей,
(Будь им имя – гранат или дрок),
Мир застыл. И на вещий порог,
Словно тени, легли параллели…
 
 
Тот блажен, кто тобою богат,
Но ослепший – блаженней стократ!
 

 
Из всех стихий медлительных и быстрых,
Подвластных человеку и луне,
Мне жаль лишь той воды кристально чистой,
Что в вечность утекла ещё при мне.
 
 
Что не войду в её опал и пламя,
От суеты храня тревожный взор,
Как дважды не становятся врагами
И дважды – не восходят на костёр…
 

Лисья бухта

 
Сердобольный сердолик!
Ты яви свой красный лик
Нам, желанным, нам, незваным,
Нам, явившимся на миг.
 
 
Странен век, и странны мы.
В бесконечном лунном беге
Странны наши обереги,
Как осколки вечной тьмы.
 
 
Но пока ещё язык
Вещих строк подъемлет влажность,
Мы, презрев земную важность,
Узость троп, морей протяжность,
Воспевая непродажность,
Ищем красный сердолик!
 

 
Меня приняв за детскую игру,
Не торжествуй в житейской круговерти.
Мы все на грани бытия и смерти,
Как лёгкие травинки на ветру.
 
 
Всё сбудется – и времена, и дни,
И небо, и земля, и судьбы сущим,
Но горечь, нам святая искони,
Полынью в веке прорастёт грядущем.
 
 
И некто, не родившийся ещё,
Венок сплетя над буйными кудрями,
Заплачет, сам не ведая о чём,
Одним лишь нам знакомыми слезами…
 

М. Волошину

 
Я, которая смотрела
Так на мир неутолённо,
Я, которая беспечно
Всё шутила, как могла,
Захожу с тобой влюблённо
В град задумчивый и вечный,
Берегу с тобою, милый,
Что одна – не берегла.
 
 
Каждый взгляд и каждый шорох,
Каждый вздох и шёпот листный
Тамариска или дрока
И оливы на горе,
И зарницы белый всполох,
И полыни горький ворох,
Небо – в звёздных омофорах,
Землю – в пенном серебре!
 
 
Я с тобой – совсем иная,
Захожу под своды света,
Не бездомная, не злая,
Что хотела – то нашла:
Беспокойный, жаркий пламень —
Полдень сил – и полдень лета,
Высоту! – и под ногами
Море синего стекла.
 
 
Озаренье! Что ни случай —
Всё и так идёт как лучше,
С пальцев брызги – круче, круче! —
Звёзды белого огня!
Этот ток воды певучей —
Тайны молний и излучин —
 
 
Всё во граде, всё во взгляде,
Устремлённом на меня…
 

 
Час пограничности
И неизбежности,
Час органичности,
Молвы и нежности,
Полночный час безумств,
Пустынный час разлук,
Час добрых помыслов,
И покаянных рук,
И покаянных глав,
И окаянных глаз,
Час одиночества
И обладанья час! —
Нахлынет сумраком,
Окрутит мороком,
С пустынной улицы
Вкрадётся ворогом.
Час самых тяжких ран
И самых трудных тем,
Один всего и дан
На каждый Божий день!
 

 
О вечная вторичность! Где предел
Тебе в стихах и в смене впечатлений?
И даже жест, которым на колени
Встаю, – и тот подчас уже несмел!
 
 
О вечная оглядка на иных,
В ком стройность и уверенность осанки…
 
 
О чудный лик бессмертной египтянки
По стенам первозданных мастерских!
Тебя бегут забвение и тлен,
Владычица Полынного острога.
И я перед тобой – встаю с колен
Тем жестом, что дарован мне от Бога!
 

А.И.Цветаевой

 
Я – свидетель. Я случайный страж
Вечного, мгновенного, немого.
Я ему даю и плоть, и слово,
Заклиная прошлого мираж.
 
 
Я бесстрастный подвожу итог
Прожитому, знаемому свыше,
Слышанному! Только камень слышит
Так! – шаги со всех земных дорог.
 
 
Я гора. Я помню все следы.
Я песок, я галька у воды,
Над заливом кружащая птица,
Отраженье вод и облаков,
И в кромешной глубине веков —
Солнцем озарённая страница!
 

На смерть А.И.Цветаевой

 
Та, что ждала, – и в Вечности взрослей,
Та, что пришла, – и в вечности беспечней.
Сестра усталая, прильни к сестре своей!
Рука в руке – ни смерти, ни страстей,
Где на двоих отныне – Бесконечность.
 

август – октябрь 1993

 
Все мы дышим одной полынью —
Горьковато-сладкой тоской.
Наших поприщ обряд недлинный
Совершаем перед зарей.
 
 
И ошибки наши без счёта,
И грехи – суета сует.
Но надмирная эта работа
Для того, чему слова нет,
 
 
Что случилось однажды в тайне
И с тех пор обитает в нас,
Для чего так необычайно
Неподкупен полночный час…
 
 
Все мы дышим одной полынью
И в единый вступаем след…
Что ж дивиться, коль наши гимны
Повторятся – чрез сотни лет!
 

13 сентября 1993

 
Всех нас рассудит – Бог.
Он миру явит – Миг.
И каждый будет – вздох,
И каждый станет – лик.
 
 
И каждый будет – взгляд,
И каждый будет – бунт!
Из тысячи неправд —
Отриновенье пут!
 
 
Живые – в ночь – глаза
В мерцании свечей,
И каждый будет – залп,
И каждый – звон мечей,
 
 
И каждый станет – сон
И мир масличных рощ…
И каждый будет – дом,
В который Ты войдёшь…
 

6 октября 1993

 
Тем, кто родился, и тем, кто грядёт
Завтра – во Имя Твоё,
Боже Правый! – на тысячу вод —
Гвоздия и вороньё.
 
 
Тем, кто в миру не положит душ,
В дольней его пыли,
Боже Правый! На тысячу суш —
Все судии земли.
 
 
Сколько терний в Твоей горсти
Славы венчали лик!
Боже Правый! За них – прости…
И пощади – за них…
 

18 ноября 1993

 
1
Нет сил, нет слов,
Нет муки пуще.
Из бездн и снов
Восстань, Словущий!
 
 
Как Божий храм —
Из силы в силу —
От пут и ран
Восстань, Россия!
 
 
С небес – светла!
(Земное – прочим!)
Колокола
Слышнее к ночи.
 
 
Из серебра
Снега – с полсуши.
Восстань, сестра,
Гряди! Не слушай,
 
 
Что говорят,
(Земное – бренным),
Твой берег – свят,
Гряди, Царевна!
 
 
2
Вечевой взмывает в небо колокол,
Чтоб набатом тишина зашлась.
Оттого ли мне всё время холодно,
Что давно не вижу ваших глаз?
 
 
Древняя печаль моя встревожена,
Взмучена с изложища души.
Вот она, тоска времён по прошлому,
Ностальгия русл и камышин.
 
 
Ярый зной небес разъял полотнища,
Трещины – до самого нутра.
Вот она – бесстыдница, наложница,
За ночь поседевшая сестра…
 
 
Вот она – отвержена, измучена,
Соляным застывшая столбом,
Смотрит, как Господь во имя лучшего
Серный дождь низводит на Содом.
 
 
3
Камень – брошен.
Сказал Господь:
Кто безгрешен —
Пойди и брось.
 
 
Кто ни спрошен —
Ушли, стыдясь.
Камень – брошен.
Рука – нашлась.
 
 
Как он бредил —
Скорей, скорей!
Кровь на детях
Моих детей!
 
 
(Стынет леса
Земная вязь,
Вдоль завеса
Разодралась!)
 
 
…Кто б он ни был,
Прости и нас,
Боже! Ибо
Рука – нашлась…
 
 
4
А дождь все идёт и идёт,
Как будто бы плачет Россия
За всех своих новых сирот.
Без злобы, без гнева, без силы,
 
 
Как плачет усталая мать
Над гробом младенца в соборе,
И новое горе встречать —
Ворота покорно отворит.
 
 
Хлеб-соль да натопленный дом,
Поклонится, косы взметая, —
Да в пояс, да в землю, да лбом!
Дурная!
Блажная!
Святая…
 

16 сентября 1993

 
Мировоззренье – мимо!
В грудь – ощущенья дым!
Души без риз и без грима
Бог раздаёт молодым.
 
 
Страшный подарок приемлем,
Боже, – особую стать:
В очи воюющим землям
Свято и немо взирать!
 
 
Свято и немо – по слову
Кровь всеживую раздав!
Свято и немо – до крова
Гостеприимного – трав!
 
 
Мировоззрение – надо ль?
Прочь – ни кола, ни гроша!
Рвутся над миром – снаряды,
Плачет над миром – душа…
 

 
Мы не первые и не последние —
Всё изучим и всё повторим.
И слепые вожди в передние
Нас выводят опять за горем,
И опять, точно срок не вышел им,
Чёрных воронов стая мечется.
И одна у нас мера – высшая.
За причастие человечеству.
 

В Судетах, на лесной чешской границе, офицер с двадцатью солдатами, оставив солдат в лесу, вышел на дорогу и стал стрелять в подходящих немцев. Конец его неизвестен.

(Из сентябрьских газет 1938 г.)

Понесена

Добрая весть,

Что спасена

Чешская честь!

Значит – страна

Так не сдана,

Значит, война

Всё же была!

М. Цветаева, 1939 г.

 
1
Было – один
Против несметств.
В годы годин —
Попранных детств,
 
 
Согнутых спин,
Выжженных ртов…
Было – один
Против – основ
 
 
Поколебанья,
Окриков «Halt!»
Смертного званья
Чешский солдат.
 
 
Гулко и поздно,
Капли с ветвей
Взглядами – звёзды —
Чешских детей.
 
 
Ах, не блажи,
С прошлым миря!
Предали лжи
Их – и тебя.
 
 
Предали – в молвь,
Продали – в лесть.
Первую кровь —
Горькую честь.
 
 
Не осуди
С белых Судет:
Ты – впереди,
Мы – не вослед…
 
 
2
Шагом, в смертном холоде —
По кровавой Пресне.
О распятом городе
Все мои болезни.
 
 
Проберусь, невидима,
Отдышусь у гроба,
Вот с тобой и свиделись,
Лютая хвороба!
 
 
Царская, заплечная,
Язва скоротечная!
Подлая, повальная
Ненависть подвальная!
 
 
Посмотри, что сделалось!
Погляди, что сталось!
Как на крестном дереве —
Вся твоя усталость,
 
 
Мученик, увенчанный
Проволочным тёрном!..
И мужи, и женщины
Предали покорно.
 
 
И кликуши бились в такт
Бичевым разлётам,
И смертельный выпал плат
Над кровавым потом…
 
 
3
Тени, тени по стенам —
Факелы да цепи.
Голоса без фонограмм,
Как живые – в склепе
 
 
Гулком. Бодрствуйте, пока
Силы есть на малость…
Ветер в небе, облака…
Смертная усталость…
 
 
4
По булыжным площадям
Исповедь – что рана!
Об одном прошу тебя:
Не воскресни. Рано!
 
 
По кровавым площадям
Исповедь позора.
Через три вселенских дня
Не воскресни. Скоро!
 
 
По тревожным площадям
Заповедь – проклятья.
Об одном прошу тебя:
Не сходи с распятья!
 
 
5
Дай нам горечи хлебнуть
До задохновенья.
В твердь разъявшуюся, в грудь —
В ночь поминовенья.
 
 
Дай нам горечи – до дна,
Горечи – как горы!
Чтобы помнить, как луна
Заливала город
 
 
Погребальным серебром.
Горечи – на память!
Чтобы не о стену – лбом:
О булыжник – лбами!
 
 
6
Было – да честь
Сброшена – в грязь!
Выстрелов – шесть.
Бой или – казнь?..
 
 
7
Нет пути
Сердцу – в груди
Ветру – в крыле,
Небо молчит.
Авель убит
В нашей земле…
 
 
Водораздел
Судеб и лиц —
Месть колесниц?
В царской горсти —
Золото льстит,
Золото – мстит…
 
 
Честь – не в чести!
В смертной горсти —
Проще пасти.
Честным – хвала!
В синь – купола!
В сгинь – купола…
 
 
В ночь – без числа —
Ранам – хвала!
Песням – хвала!
Значит, страна
Всё же была.
Всё же – была…
 

Сергею

 
1
Рот смирённым ятаганом
Замолчал.
Плачет пуля по наганам.
Час
Беспросветный бьёт России.
Чад
Мы убийцам не простили,
Брат.
 
 
Душ их, заживо сожжённых,
Глаз,
Точно в омут устремлённых —
В нас,
И того, что без ответа
Боль.
И того, что на рассвете —
Бой…
 
 
2
Целого мира вспять
Шаг, за которым – боль.
Учится быть – рать.
Учится быть – роль.
 
 
Вдоль и поверх лжи —
Учится быть – жизнь!
Вдоль и поверх тьмы —
Учится быть – мы!
 
 
Шаг, за которым бег
Взглядов. Сомкнутых век,
Стиснутых губ – дрожь.
Шаг, за которым – нож
 
 
Тянется – предстать!
Силится – пропеть
Шаг, за которым – сталь.
Шаг, за которым – смерть…
 

 
1
Обесчестили первое имя.
Званье? Нет, мановенье света.
Стали? Нет, оставались другими.
Что? Свободны? – Вот так-то. Вредно!
 
 
Поколенья, прошитые настежь,
Поколенья, убитые на спор,
Стороною – откуда бы нашим? —
Высотою!.. А ныне – скарбом…
 
 
2
Сдвоенные ряды,
Строенные ряды,
 
 
Бегом – с горы-беды
Всё не мозгам труды.
 
 
Месиво белых глин!
Кто для тебя гончар?
Неборождённый клин,
Кто по тебе кричал,
 
 
Кто причитал? – Не мать.
Кто воспевал? – Слепец.
Раненых добивать…
Всё. Временам – конец…
 
 
3
У могилы, врытые по пояс,
Дремлют часовые на снегу.
Выстрелами – нации не сроешь.
Без привычки – кланяться врагу.
 
 
Без привычки. Жар свечной науки —
В очи! В кровоточие нутра!
Пусть познают завтрашние внуки
Явь средневекового костра!
 
 
Жги их, ночь, ещё не знавших вдоха,
Жги до слёз, на совесть и на страх,
Чтобы нас сломавшая эпоха
Не восстала в их грядущих снах!..
 

 
Белы рученьки – повывернуты,
Ясны глазыньки – повыколоты,
Тёмны реченьки – повыслушаны,
Быстры реченьки – повысушены…
 
 
Белым краем – хруст,
Белым полем – вой.
 
 
Куда мчишься, Русь?
Всем царям – юдоль,
 
 
Всем властям – разбой,
Всем цепям – раззор,
Небесам – покой
Да снегам – простор,
 
 
Всему полдню – день,
Всему горлу – трель.
Русь – бела – сирень.
Русь – тиха – постель…
 
 
Краснобаем – хлыст:
Не раздёрнет уст.
На разбойный свист
Что тупишься, Русь?
 
 
Что – очами в пол —
Молчишь – застишься?
О цветной подол —
Раны-язвища.
 
 
Кем настигнута,
Опоганена,
Приворотами
Одурманена?
 
 
Заговорами,
Злыми чарами,
Разворована —
Да без памяти
 
 
(Тёмны оченьки —
В вёрсты шалые)
По обочинам —
Попрошайничать…
 
 
Всего сердца – жаль,
Всего взгляда – стынь…
Русь – светла – печаль,
Русь – горька – полынь!
 
 
Белым полем – куст,
Песнь – поемая,
Куда тщишься, Русь?
 
 
В весь невемую…
 

 
Мышцы сердечной
Явственный всполох —
истина – в спорах!
 
 
Краем скатерным —
Ложки да блюдца —
В истину – льются.
 
 
Лагерным паем —
Гвозди да ящик —
В истину – тащат.
 
 
Полем расстрельным —
Пламя да ветер —
В истину – крестят…
 

 
Как колокола на Руси
Все посброшены.
Как поля на Руси
Все поскошены.
 
 
Как сады на Руси
Все порублены —
До беды на Руси —
Два шага.
 
 
Испокон веков на Руси одно:
Коли время жить – так и пить вино,
Коли время жать – до полнеба сноп.
Коли сад срубать —
Заодно и гроб…
 

 
Я знаю много. Может быть, не так,
Как знать бы повелело вдохновенье.
От осознанья до разоблаченья —
Короткий шаг.
 
 
Он сделан. И, наверно, неспроста
По-прежнему надеются на чудо
Лишь те из нас, что в поисках Христа
Не выбрали себе в вожди – Иуду…
 

 
Распнут на древе. О не пропусти
Моих страданий, медленный гонитель!
Отныне вемо – судьбы всех открытий
В моей горсти.
 
 
Я прореку: столетиям – восход,
Паденье – царствам, пресеченье – негам,
Полёт – стопам и дерзновенье – векам,
И огнь, и лёд,
 
 
Союз державный тверди и ветров
И радость твари о сынах Завета!
И час, когда падёт, пронзённый Светом
Кумир твой, ниспроверженный с шатров!
 

март – ноябрь 1993

 
1
Так – по сомкнувшимся устам —
Молчанье, словно нить.
Отверстая ладонь – пуста,
Не ждать и не просить!
 
 
Так – по опущенным плечам —
Молчанье – словно плеть.
Отверстая гортань – кричать!
Иные скажут – петь…
 
 
2
Зову – покоя не обрящем.
Минутой нам покой зачтён.
Меж будущим и настоящим
Тот белый Полог вознесён,
 
 
Что всех земных предерзновенней,
Тот дар полуночных радений,
Смиренных добровольных мук,
 
 
Тот – день Ему – тысячелетье! —
Преображённое Бессмертье
Двух бренных рук…
 

16 ноября 1993

 
Ты говоришь, что я ещё жива,
Но мы давно пред Богом – равноправны.
Распластанные крылья естества
В сухой траве почти самодержавны,
 
 
И три короны медные блестят,
И жаворонок плещется высоко…
И Бог простит. И только не простят
Те, чья звезда не ведала – востока…
 

1994

 
Так вот как это —
Ходить у бездны!
Попытка света.
Попытка песни.
 
 
Попытка смысла
Взаимосвязей,
Попытка счислить,
Считать с заглазий,
 
 
Так вот что значит —
Парить над бездной!
Сумы – безвестней
И тьмы – беззвездней,
 
 
Вздымая лето
Тысяче-летий!
Так вот как это —
Поэтом – пети!
 

26 октября 1993

 
Услышим ли, как страшное бывает,
Как над свечой молчанье замирает,
О, только лишь безумие не знает
Твой тёмный лик, больная нищета!
Отходит плач, и к горлу подступает
Таинственным покровом немота
Божественная. Свято и бесстрастно
Горячкою обугленного рта
Не молишь о пощаде, но всечасно
Распятая – уж не сойдёшь с креста…
 

30 ноября 1993

М. Волошину

 
Прости мне горестность речей —
Сожжённые не лгут!
Прости, что славы горячей
Оплакивала – труд,
 
 
Что кровь в глазах моих. Красна
Земли процветшей зернь!
Что, вымахом волны со дна,
По всем коленам – чернь!
 
 
Казнящему неведом град
Камней – в живое, в плоть
И в кровь. Ветхозаветный ад —
Слепящая любовь!
 
 
Прости. Не ведаю и днесь
Позора тех седин.
Одна у них отчизна – честь.
И ты поймёшь – с вершин…
 

1 ноября 1993

 
Жду вестей – безвестно канут в Лету,
Вестника – вернётся без ответа,
Царственного гостя – без порфиры,
Тьмы – без света, лирника – без лиры.
 
 
Да не будет голь никем дарима!
Жизнь проходит – мимо… мимо… мимо…
 
 
Ждём-пождём, чего – не знаем сами:
Странника – с пространными речами,
Узника – с тюремными ключами,
Милого – с холодными очами.
 
 
Да не будет страсть никем судима!
Ночь проходит – мимо… мимо… мимо…
 
 
Не дождаться смелому – награды,
Не дождаться белому – осады —
Городу. Превыше всех пророчеств —
Непоколебимость одиночеств.
 
 
Встану, выйду – вот ужо отрада! —
Ничего мне, милые, не надо!
 
 
Да не будет страсть никем дарима.
Да не будет голь никем судима.
Пламенем! – меж дерева и дыма
Все отчётливей ступаю мимо.
 

14 октября 1993

 
Блаженство неизбежности докучной —
Знакомиться! О, несомненно, случай
Нас свёл, чтобы пространнее развесть —
Тебе в одну, а мне – в иную весь,
(Рукам ли, душам не узнать поклажи?)
Тебе в одну, а мне – в другую пажить,
Тебе – в свою, а мне – в свою судьбу,
Тебе – забвенье, мне – ладонь ко лбу,
Горячечному, жгучему до бреда…
Ещё одна смертельная победа!
 

14 октября 1993

 
Так и надо – мне,
Так и надо – Вам:
Ни свечи в окне,
Ни случайных драм,
 
 
Ни сердечных мук,
Ни души – окрест:
Двух усталых рук
Безнадежный жест…
 

30 ноября 1993

 
Мягкий стелется рассвет.
Влажно и привольно.
Из того, чего мне – нет,
Мне всего довольно:
 
 
В боль – забвенья, в ночь – огня,
В бой – стрелы калёной…
Не хватает лишь меня,
Глупой – и влюблённой.
 

Декабрь 1993

 
Я отказалась от тебя.
Таинственно и безучастно
Сияли звёзды. Ежечасно
Судьбу и вымысел дробя,
Минуты отливались в годы,
Эпохи – и на дне морей —
Недвижимы – чернели воды
Минутной слабости моей…
 

15 декабря 1993

О. Александру Меню

 
1
Дух келий и вериг, всесветлых братств оплот,
Проходит твой черёд забвений и проклятий.
Ужели дерзновенность новых братий
Тебя не воспоёт?
 
 
Ужели златокованая весь
Для путника – Отчизны вожделенней?
Ужель не суждено Пророку днесь
Вздымать толпу от алчных поклонений?
 
 
И, гнев смирив, пылающий в очах,
Вдруг ощутить к толпе безумцев жалость
И утверждать в блуждающих сердцах
Незыблемость расколотых скрижалей!
 
 
2
В обличье строгом достославных стен
Туманны отблески древнеющей печали,
Но горечь Соломоновой печати
Не ведает измен.
 
 
И сто веков тому, и днесь, и впредь —
Всё та же мудрость суетного века.
Но так же непреклонно-зрячи веки
И живоносна – смерть
Пророка…
 

17 ноября 1993

 
Стынь-метель по полям-околицам —
Разметалась на весь Союз…
Коли мать о тебе не молится —
Я сама о тебе помолюсь.
 
 
Семя доброе в землю брошено,
На морозные веси – дым.
Коль дитя в лихолетье рождено —
Благодать да пребудет с ним!
 
 
Что века бескрылых расстелятся —
Не узнаешь о том ничего.
Ты рожай себе, дочка, первенца,
А Господь сохранит его.
 
 
Не обману рядиться с правыми —
Сколько жизни ни прекословь,
Над истлевшими в прах державами
Возрождённая спит любовь,
 
 
И зима истлевает кромкою,
Уступая поля траве…
Это ангелов дело звонкое,
Белых ангелов в синеве…
 

10 февраля 1994

 
Всю надежду-то свою изнадеждила,
Всю небесную красу изневестила,
По уму ли провожала, по одежде ли,
Всё одно – не заплелось, расприметилось!
 
 
Ой ты, горюшко моё, да ненаглядное!
По какому же ты ходишь по полюшку?
Не судьба, видать, мне златом да ладаном
Поклониться в ноги светлому горюшку!
 
 
Да только глазыньки мои, да светлы оченьки!
Что ж вы слёзы-то горючие точите?
Что ж вы, ноженьки, в бессонные ноченьки
Всё тропиночки заветные топчете?
 

7 октября 1993

В.О.

 
1
Лилейная, в окошечке резном
Высоко над землёй – на золотом
Столе перстами яблочко катает,
Не думает, и пуще – не гадает,
Рассеянно кормилице внимает
И улыбается – невесть о чём.
О нет, она не вздрогнет, не сморгнёт,
Предстань он вдруг в наряде сребротканом,
Шальной рукой завес не сполохнёт
И не отпрянет с возгласом гортанным —
У омута склонится в час ночной
Плакучей ивой над своей весной.
И там, у края вечно-сонных струй,
Земля сырая примет поцелуй
Надменных уст. И – прочь с колен рывком! —
Ни слова сожаленья о земном!
Ан кровь свое возьмёт – не обессудь!
Что клясться статью, коль известна суть —
И более, и менее, и слишком!
Подвержены мы только передышкам,
Но жаркому огню охолонуть
Не суждено, как не дано уснуть
В сырой земле тому, чей срок не вышел!
 
 
В высоком тереме резные окна – в ряд.
Ах, запотерян мир – за этот взгляд!
 
 
2
Пой, несмышлёная,
Пой, ненаглядная!
У нецелованных —
Молитва ладная,
Молитва спорая,
Слова горячие.
У очарованных —
Глаза незрячие,
Уста сусальные,
Гроба хрустальные.
В гробу – что в омуте,
В дому – что в облаке.
Очнуться – долго ли?
Да всюду – вороги.
Кормилиц – тысячи
Такое слышали!
Дай сроку – примут щит —
Очнётся, выживет!
 
 
3
Кабы не стать,
Кабы не плеть —
Всё бы нам звать,
Всё бы нам петь.
 
 
Прянуть от рос
В сумрачный час!
Кабы не спрос —
Всё бы нам – сказ!
 
 
Вздохом – у трав,
Взглядом – лазурь.
Кабы не нрав —
Всё бы нам – бурь!
 
 
Тяжек нам бред,
Сладок нам сон.
Кабы не свет —
Всё бы нам – стон!
 
 
Всё бы нам – зов
(Небо, отринь!)
Прочь из оков —
В смертную синь!
 

8 октября 1993

 
Чаровницею – были б чары!
Баловницею – были б балы!
Ночь затеплится – чай, устала?
Молодцу-то – что обещала?
 
 
Будто в губы его – да в алы!
(Не видать тебе зорьки-лалу!)
Будто в очи его – да в сини!
(Не слыхать тебе звону-стыни!)
 
 
Чай, года-то твои – бедовы,
Холода-то твои – суровы,
Глянь-кось в зеркальце —
Вот и сказ тебе,
Вот и пляс тебе,
И обнова!
 
 
Запыхалась, краса-забава?
Половодьем тебе не плавать,
Хороводьем тебе не править,
С поперечными не лукавить!
 
 
Не плясать тебе – пировать тебе.
В белом тереме – горевать тебе.
Иль одумалась, крутоброва?
Не писать тебе перва-слова!
 

7 декабря 1993

 
В сущности, совсем простое дело —
Хоронить внезапное тепло.
Доказать, что время не пришло,
И, глядишь, затихло, отболело,
 
 
И уже возвышенный орган
Трезвую справляет панихиду
Трудно умиравшим от обиды
И – легко и радостно – от ран…
 

1992

Э.В.С.

 
Время тихо отмечается
Тополем моим отчаянным,
Не вписавшимся, опальным им —
Сердоликовым, опаловым,
 
 
Над могилами печальными —
Золотыми иван-чаями,
Колокольчиками белыми —
Над святыми колыбелями,
 
 
Над осенними погостами —
Астрами победоносными,
И над гибнущими странами —
Незабудкой да дурманами…
 

8 октября 1993

 
1
Так всё когда-то начиналось:
В пронзительности всех полей
Оплакивать чужую жалость,
Ещё не ведая – своей,
 
 
Но, версты долгие минуя,
Разлука не разводит рук,
И замыкает вещий круг
Одна тоска, признав другую…
 
 
2
Как души по сонмищам звёзд —
С тобою! С тобою! С тобою! —
Нас поезд не временем нёс —
Судьбою! Судьбою! Судьбою!
 
 
Как дети, свирельщики шли,
Печальные песни играя,
И мы улетали с Земли
Для рая! Для рая! Для рая…
 
 
3
Как знает каждый тайну губ,
Как знает каждый тайну – яда,
Так каждый знает тайну вдруг
Метнувшегося – птицей! – взгляда.
 
 
О, верно, так подземный червь
Во прахе ведает дорогу…
Так венценосец знает чернь,
Припавшую к его порогу…
 
 
4
Немного погодя
Мы расстаёмся с Вами,
Все страхи перейдя,
Счастливыми – друзьями.
 
 
Все беды позади,
И руки – отпустили,
На этой вот груди
Вы обо мне – забыли.
 
 
О страх земных примет! —
Всё те ж под небесами.
Вы смотрите в ответ
Нездешними глазами…
 

9 января 1994

 
Тот день, что странно начат,
Закончен как придётся.
Отвергнутая плачет,
Желанная – смеётся.
 
 
Любви зелёный кубик
Под туфелькой дробится…
Отвергнутая любит,
Желанная – боится.
 
 
По яростному всхолмью
Покатит колесница.
(Отвергнутая вспомнит,
Желанная – приснится.)
 
 
И тишину размажет
По лику белой грусти.
Отвергнутая – свяжет.
Желанная – отпустит…
 

13 февраля 1994

 
Чем дивно почитается свобода
В таинственном согласье бытия?
Ты – то, чего не ведала природа
До синих сумерек Шестого Дня.
 
 
Единственная названность и данность
В пределах бессловесности людской.
Одно твоё явленье – безымянность.
Одно твоё отсутствие – покой…
 

23 января 1994

 
И городская келья не отшельна,
И тяжки мне труды.
О, ложь твоя разительно-прицельна —
Недолго до беды!
 
 
Неверная! Когда мои дороги
У перекрёстков обнимают крест,
Мне ведомо: твоё соседство многих
Превыше удивительных соседств!
 
 
Протяжнее медлительные речи —
Заворожённость уз!
Одна и та же лямка давит плечи,
Один и тот же груз!
 
 
Всё делим мы – и терния, и камни —
Изгнанничества вольная тщета! —
Но в вечности я – дерзновенный странник,
А ты – моя дневная маета!
 

11 октября 1993

 
Над пропастью звёзды, что лава
Над снами исчезнувших стран.
О, где бы ты, милый, ни плавал —
Не верь затворённым дверям!
 
 
То время затеплилось к ночи,
То тьма заложила засов.
Я стала взрослее – и проще
Взгляну на отлив парусов,
 
 
И ветер забьётся у двери,
И сердцу шепнёт: «Отвори!..»
Я серой холстине поверю,
Как некогда – цвету зари…
 

10 февраля 1994