Обыкновенное счастье. Как найти свой источник радости, когда ничего не радует

Неприхотливые против максимизаторов

Если препятствий в лице склонного к негативу мозга и гедонистической беговой дорожки показалось недостаточно, у нас есть еще психологический феномен под названием «максимизация».

Некоторые люди довольны тем, что имеют в жизни. Таких обычно называют «неприхотливыми», тогда как тех, кто постоянно чего-то достигает, называют «максимизаторами». Неприхотливый, возможно, потратит несколько часов на покупку новой кровати, а максимизатор может убить на это несколько дней. Максимизатору необходимо исключить все варианты и найти лучший. Перед приходом гостей неприхотливый наведет порядок на видных местах. Максимизатор же уберет и вычистит все под мебелью и надраит шкафы.

Возьмем Стива Джобса. Классический максимизатор. Его жена Лорен поделилась, что им потребовалось восемь лет обсуждений, чтобы выбрать диван: «Мы потратили кучу времени, спрашивая себя: для чего нужен диван?» Стиральную машину удалось выбрать быстрее. «Мы почти две недели говорили об этом каждый вечер за ужином», – сказал Джобс журналу Wired.

Профессор Пол Долан прекрасно резюмирует это в своей книге «Счастливы когда-нибудь: почему не надо верить мифам об идеальной жизни» (Happy Ever After: escaping the myth of the perfect life). «Максимизация предполагает поиск до тех пор, пока в процессе исключения не будет найден наилучший вариант. Такая отличительная черта впервые была описана Гербертом Саймоном в 1950-х годах, а в последнее время стала популяризироваться Барри Шварцем», – пишет он.

«Максимизатор, бронирующий отпуск, потратит часы – даже дни – на анализ лучших онлайн-предложений в рамках бюджета, – продолжает профессор Долан. – Он взвесит все варианты, принимая во внимание все критические факторы, такие как цена, местоположение, размер комнаты, завтрак, недавние отзывы и так далее, а затем с гордостью объявит: «Я нашел самое выгодное предложение». Неприхотливые нажмут «Забронировать» сразу же, как только найдут подходящий отель в рамках бюджета».

Эммм. Гм. Учитывая, что мне, как известно, приходилось тратить больше шести часов на просмотр веб-сайтов для путешествий, я, без сомнения, максимизатор. Подозреваю, что это заложено в моей ДНК.

Вот почему, хоть мне и не приходит в голову судить друзей по состоянию их плинтусов, я фанатично отношусь к тому, чтобы на моих не было пыли, когда они приходят в гости.

Вот почему я нечасто покупаю одежду: вместо этого я трачу целый день два-три раза в год, обхожу все магазины и осматриваю все, прежде чем сделать выбор. Вот почему я не делаю покупки в мегаполисах, которые слишком огромны. Обычно я езжу в небольшие города или торговые центры, где шопинг мне по силам; я могу их обойти; это 10 км, а не марафон.

Как максимизатор на гедонистической беговой дорожке я прислоняю эту фиговину к самому крутому склону. Я хочу пробежать 5 км без остановки. Затем 10 км. Затем заняться мини-триатлоном. Затем, затем, затем.

Я иду к постоянно меняющейся цели. А кто ее меняет? Я. Никто, кроме меня.

Как общество побуждает нас быть максимизаторами

В обществе косо смотрят на неприхотливых и в замешательстве почесывают подбородок. В то время как максимизаторов легко подрубить «мексиканской волной» утверждения.

В моем окружении не так много неприхотливых, но одна знакомая пара – одни из самых счастливых людей, каких я когда-либо встречала. Они предпочли оставаться парикмахером и строителем, а не стремиться стать хозяйкой салона и прорабом. Они предпочли не жениться, не заводить детей и арендовать, а не покупать.

Общество воздает им должное, постоянно изводя вопросами: какие у них карьерные планы, почему они не женаты, почему у них нет детей, не боятся ли они, что пожалеют о том, что их нет? Они сказали мне, что им очень скучно отвечать: «Мы счастливы иметь то, что у нас есть». Люди понятия не имеют, какого черта с ними делать. Поэтому пытаются вырвать их из пребывания в довольстве и подтолкнуть к беговой дорожке.

Когда я только закончила работу над двумя книгами, которые написала за восемь месяцев, и была похожа на отжатую тряпку, мне чаще всего задавали вопрос: «Так что же дальше? Какая следующая книга?!»

Что? Притормози, дружок. Отдых. Вот что дальше.

Это же чувствует и родитель полугодовалого ребенка, которого все время спрашивают, когда за вторым, и пара, которая отметила два года совместной жизни, а теперь не отвечает на вопросы о помолвке, или человек, который только что купил дом и у него интересуются, собирается ли он его расширять.

В глазах безумной толпы быть удовлетворенным – означает быть довольным нечетким концом леденца на палочке. Быть максимизатором и к чему-то стремиться – означает не походить на тех унылых кретинов, которые довольствуются тем, что имеют. Вы пытаетесь поднять себя за штаны, за что огромное спасибо этому стремительно меняющемуся миру.

Жизнь максимизатора – это бесконечный эскалатор, а не лифт, на котором вы – дзынь! – и приехали на желаемый этаж. Ваш пункт назначения – мигающая, гудящая неоновая вывеска мотеля, которая, кажется, удаляется все дальше, независимо от того, сколько километров вы прошли, словно в ловушке психоделического кошмара.

Но у неприхотливых все получилось. Думая о неприхотливых, я вспоминаю удивительную цитату Саймона Пегга: «Можно жить на скале посреди океана в коротких плавках и с бесконечным запасом бутербродов. Если это делает вас счастливым, значит, вы добились успеха, понимаете?»

Когда мне больше не хотелось существовать

Необычайное – это не наша родина, а земля нашего изгнания. Необычайным является Вавилон. Наша единственная родина в обыденном. Как мы могли так заблуждаться?

Майкл Фоли Принятие обыденного (Embracing the Ordinary)

В 2013 году я достигла точки, где боль моего существования перевешивала страх исчезновения. Я хотела царапать себя, как человек царапает золотистое поле на скретч-карте.

Мое разочарование в жизни начало проявляться рано. Очень рано.

Помню, как в шесть лет целый день сидела у окна в нашей гостиной в Каррикфергусе, подперев лицо ладонями. Зачем? Моя одаренная богатым воображением подруга Джудит сказала, что прислала мне фургон, полный товаров «Мой маленький пони».

Мое лицо, которое изначально светилось (как у игрушки Гло Ворм, которую я тоже жаждала), потемнело, когда стало смеркаться. В конце концов мама спросила, во что я играю. Я рассказала ей, на что она усмехнулась и назвала Джудит «выдумщицей», что бы это ни значило.

Я поднялась в свою комнату, где у меня уже было 17 маленьких пони, и замок, и маленький дракон, и испытала первое в жизни сокрушительное разочарование. Это самый первый раз, который мне припоминается, когда я была по-настоящему недовольна своей судьбой и чувствовала, что хочу больше.

Тенденция продолжилась. В средней школе мы все боготворили девочку по имени Кимберли, потому что у нее были бассейн в саду, идеальная химическая завивка, круглогодичный загар (второй дом в Испании) и все кофточки Benetton, которые можно было купить в магазинах «Мерри Хилл». В моей школе, если у тебя не было свитера Benetton, считай, тебя не существовало. Но моя одежда в основном была с рынка Дадли, далекого от Мекки высокой моды, и на уроках физкультуры я щеголяла в кроссовках «Ник».

Мое десятилетие разочарования

Итак, я устремилась к своему третьему десятку, как сбежавший на волю конь, думая, что это мой шанс подавить нищебродские настроения подросткового возраста.

Но это тоже не оправдало моих ожиданий. На мой взгляд, большая ответственность за это лежит на сериале «Друзья», поскольку отчасти я ожидала, что проведу это десятилетие в сексуальном бирюзово-кирпичном лофте с солидной группой веселых друзей, играя в игры с мячом в парке, позволяя себе бесконечное количество кофе и кексов, пока мы поддерживаем друг друга, взбираясь по карьерной лестнице и справляемся с делами сердечными.

Я ожидала испытаний и невзгод. Чего я не ожидала, так это того, чтобы жить в комнатах меньше, чем гардеробная Кэрри Брэдшоу, в девяти разных квартирах, которые я снимала на третьем десятке (очень много переездов).

В одной из квартир были крысы, которые наверняка смотрели «Побег из Алькатраса». Они буквально зубами проложили себе путь в холодильник, решительно выгрызая крошечное отверстие, чтобы красть нашу ветчину и фрукты. Мы думали, что таскаем еду друг у друга. Но после нескольких неловких разговоров типа «А ты случайно не…» пришли к выводу, что это не так. Истинный виновник был раскрыт однажды ночью, когда мы услышали, как что-то грохнуло в подсобном помещении, и это что-то оказалось пушистым хвостатым пятнадцать сантиметров длиной.

Мы спросили домовладельца, могут ли крысы открывать двери холодильника, потому что пропадает еда, на что он лишь рассмеялся. Но вскоре дал заднюю, когда вытащил холодильник из стены и обнаружил, что кубики сыра и дыня выстроились в аккуратный ряд, словно на идеальном пикнике.

Затем я переехала из Мидлендса в Лондон и ожидала, что получу небесную награду в виде множества самых разных друзей, как, например, Лора Линни после переезда на Барбари-лейн в «Городских историях».

Вместо этого я изо всех сил пыталась найти друзей в безликом мегаполисе, где запрещено смотреть незнакомцам в глаза.

Я не ожидала, что поиски незабываемой ночи приведут к алкогольной зависимости. Если мне было скучно, я не шла домой. Я выпивала еще, пытаясь спасти эту ночь от полного провала. Еще один напиток, бар, танцы. В результате своих выкрутасов я заработала прозвища «Пьянь» и «Плохой Санта». (У меня где-то есть фотография в шляпе Плохого Санты.)

Я не ожидала, что отношения могут длиться дольше трех лет. Не ожидала, что придется работать по субботам помимо своей постоянной работы ассистентом в журнале Cosmopolitan, чтобы платить астрономическую лондонскую аренду.

Мои друзья обручались, даже создавали семьи, и покупали недвижимость благодаря вкладу родителей или горькой радости неожиданного наследства, и по сравнению с ними я чувствовала себя настоящей неудачницей. На мой 27-й день рождения друзья сделали мне праздничную книгу, в которой все что-то написали и нарисовали; мои каракули были сделаны вином и сигаретами. Позже той же ночью я выбила передний зуб после пьяного столкновения с входной дверью.

Мое разочарование в себе проявилось в критике всего, что меня окружало. Я была строга к себе, а значит, и ко всему остальному миру. Если друг говорил: «Этот кофе замечательный», – я вспоминала, что пила кофе и получше. Когда парень приглашал меня на пикник в Сады Кью на день рождения, я позже ныла подругам, что он не взял вино. Мне нужно было прописать щелбан.

Проигрывая воображаемую гонку

Так я провела свои двадцать в постоянном разочаровании, беспокойстве и гневе. Я вступила в свои тридцать в слепой панике из-за жизненных пунктиков, которые мне так и не удалось отметить галочками. Я не могла даже увидеть эти пунктики, не говоря уже о том, чтобы залезть в них и поставить там галочку.

Я думала, что к тридцати годам у меня будет кольцо и ипотека на квартиру с ящиками для цветов; возможно, в моем животе будет развиваться ребенок. Этого не произошло. (Этого до сих пор не произошло.) Мне было стыдно за то, что я не смогла достичь золотой триады «Муж! Дом! Дети!».

К тридцати годам у меня была желанная работа редактора отдела газеты, продававшейся миллионными тиражами, но я ненавидела каждую секунду пребывания там – и менее чем через год потерпела неудачу, ушла и была вынуждена вернуться домой на полгода из-за полного отсутствия сбережений.

Мне казалось, что все впереди меня, хотя это было не так. Как бы ни старалась, я не чувствовала себя удовлетворенной в долгосрочной перспективе, за исключением краткого триумфа из-за повышения по службе, переезда или чего-то еще. Этот скачок всегда был быстрым – прыжок в длину, заканчивающийся для меня поеданием песка. Затем следовал упадок сил и ощущение того же самого, что и до реализации амбиций в прыжках.

В 32 года я провела свой день рождения рыдая, потому что меня только что бросили, и чувствовала себя «старой» (сейчас это кажется смешным, но я правда так себя чувствовала), что «время на исходе» и «я останусь одна».

Парень, с которым я встречалась, даже не был большой любовью: он был лишь очередным чуваком, которого я называла «единственным», чтобы попытаться решить проблему одиночества. Мне казалось, что я застряла внутри гигантских песочных часов и песок из-под моих ног куда-то утекает.

Я даже не знала, что такое гедонистическая беговая дорожка и что она существует у меня в голове, но меня по-прежнему преследовало это безымянное желание. Я начала уставать от свиданий, от выдвижения идей, от откладывания денег на арендную плату, от успешных и провальных попыток сэкономить. Идея отложить 40 тысяч фунтов стерлингов (20-процентный залог, необходимый для покупки средней квартиры в Лондоне в то время) казалась совершенно абсурдной, так зачем вообще откладывать 400 фунтов?

Я все чаще предпочитала сходить с беговой дорожки и сидеть рядом с ней, курить и топить вино, чтобы приглушить отчаяние, расцветавшее, как синяк.

В результате мои сверстники продвигались все дальше и дальше, и я чувствовала себя все более и более безнадежной каждый раз, когда размышляла, где нахожусь и как быстро мне придется бежать, чтобы наверстать упущенное. У меня была тоска по гедонистической беговой дорожке, но не было названия для этого.

Тогда я не знала, что многие из моих друзей были необычными, а я была очень обычной. Я не знала, что большинство людей не вступали в брак в возрасте от двадцати до тридцати лет; не знала, что большинство моих сверстников тоже жили в съемных квартирах.

Просто так случилось, что я подружилась с перфекционистами. И я решила сосредоточить всю свою энергию на том, чтобы преследовать их, а не наблюдать за бегущими рядом со мной.

Что-то внутри меня начинает тикать

Суицидальные мысли представляются как погружение в неизведанные глубины, как побег от преследующего черного пса или как падение в пустые промежутки между словами.

Для меня это было больше похоже на создание бомбы. Ее основа – ожидание необычного.

Так вышло, что с годами я собирала все больше и больше деталей для создания бомбы. (Слишком много пить – есть. Выбирать мужчин, которым на меня плевать, – есть. Позволять деньгам прожечь дыру в кармане – есть. Пренебрегать рабочими контактами – есть.)

Как только оказалось достаточно деталей, устройство само собой собралось воедино, как связка магнитов, и начало тикать.

Я даже мысленно написала записку, которую собиралась прикрепить на дверь, чтобы мой сожитель не зашел и не нашел меня. «Извини, я больше не могу жить в своей шкуре. Пожалуйста, не заходи в комнату. Вместо этого вызови «Скорую помощь».

И однажды в три часа ночи я залезла в ванну с кухонным ножом, безутешная, и хотела что-то с собой сделать. Я пролежала там час, пока вода не остыла, а кожа не покрылась мурашками. В тот час я существовала между двумя мирами, не желая жить, но не имея возможности сделать то, что было нужно для смерти.

Оглядываясь назад, можно сказать, что та ночь была генеральной репетицией. Я не прикрепила записку на дверь, поэтому теперь знаю, что мое суицидальное мышление было именно таким. Идеей. Мое устройство продолжало тикать и еще не дошло до обратного отсчета.

Думаю, это был пробный заход, чтобы проверить, смогу ли я использовать нож, но я не смогла. Оказывается, даже при моем желании прервать свое существование я по-прежнему оставалась слабачкой, когда дело касалось боли.

На следующий день я начала гуглить «Безболезненные способы самоубийства», надеясь найти ответ, где не будет крови, агонии или припадков. Вместо инструкций я нашла предостерегающий сайт, лишь маскирующийся под эти инструкции.

Он разбудил меня, сказав через заглавные буквы (письменный вариант крика), что «БЕЗБОЛЕЗНЕННОГО ПУТИ НЕТ» и «ВЫ ПРИЧИНИТЕ СВОИМ БЛИЗКИМ ОГРОМНУЮ БОЛЬ, ЕСЛИ СДЕЛАЕТЕ ЭТО». Меня словно ударили в нос.

Но, честно говоря, следующая фраза: «Кроме того, у вас, скорее всего, не получится, и вы проведете остаток жизни в агонии, став бременем для семьи, которой придется кормить вас с ложки и вытирать вам зад» – стала более веской причиной.

Я была убеждена, что близкие все равно презирают меня, несмотря на множество доказательств обратного, поэтому в единственном обнадеживающем будущем, которое я могла предвидеть, они устраивали мне сенсационные похороны, вероятно, под музыку Джеффа Бакли и Fleetwood Mac, а затем возвращались к новой и лучшей жизни без меня.

Но мои идеи так и не воплотились в жизнь, потому что я хотела избежать боли. Нажать кнопку и заставить себя – вжух! – исчезнуть. Я не хотела еще больше боли перед небытием. Или перспективы потенциальной неудачи («Я даже не могу совершить самоубийство»), паралича и опекунов (которыми, несомненно, будут мои родные), ненавидящих меня еще сильнее, чем сейчас (по крайней мере, я так думала).

Можно сказать, что этот сайт спас мне жизнь. На следующий день я позвонила отцу и попросила о помощи. Я оценила все варианты боли – самоубийство, дальнейший алкоголизм и депрессия или отказ от алкоголя и поиск выхода из депрессии – и решила, что изменение – лучший вариант.

Тони Роббинс не входит в мой список избранных гуру, но он попал в самую точку, когда сказал: «Перемены случаются, когда боль от того, что ты остаешься прежним, сильнее, чем боль перемен».

Я принялась разбирать бомбу внутри себя, которая отсчитывала время до моей безвременной кончины.

«Так уж устроена жизнь, что ничего в ней заранее не предскажешь».

Шарлотта Бронте

Я определяю точную благодарность

Я оказалась в ванной с ножом по нескольким причинам. Я стала жертвой зависимостей – и любовной, и алкогольной, – с которыми меня связал Стокгольмский синдром. А еще во всех моих мыслях сквозило «бедная я» (налейте мне еще). Я застряла в роли жертвы.

Я подогнала себя под стереотип обманутой женщины. В свои тридцать я не могла смириться с собственной обычной внешностью, застопорившейся карьерой, заурядным существованием арендатора, финансовым положением на грани овердрафта.

Я находилась в состоянии постоянного достижения. Лучше – больше – быстрее – где мое? Чего я совершенно не понимала, так это то, что будущее счастье не лежало на полке вне моей досягаемости. Оно уже было повсюду вокруг меня, погребенное в обычных повседневных переживаниях, которые я считала пустой тратой времени, пока не обновилась; зоной ожидания, пока не заключила настоящую сделку, получив все, что, как мне казалось, хотела.

Итак, как же я прошла путь от разочарованной девчонки через недовольного задрота до абсолютного нытика, а потом возродилась очарованной? (Вижу, как вы закатили глаза.)

Я увидела сообщение на страничке в Facebook для недавно протрезвевших, которое призывало собрать Группу благодарности, основанную на интуитивном ощущении, что «благодарному сердцу не требуется возлияний».

Это сообщение меня притянуло, но в то же время мое британство попыталось меня оттащить. Но я была достаточно отчаянной, чтобы сдержать свой рефлекторный возглас «банально!» и попробовать.

Почему литература о благодарности никуда не годится

Большинство статей о благодарности оставляют меня равнодушной, несмотря на то что сама благодарность очень сильна. После прочтения у меня складывается ощущение, что я должна вышить крестиком на подушке «Спасибо, господь» или причитать «Я недостойна этой жертвы» перед корзинкой с хлебом.

Вот несколько строк из литературы, посвященной благодарности, а также мои эмоции от их прочтения (источники и авторы намеренно скрыты).

 Не будьте избирательными. Цените все.

Хм, правда? Прям все? А потом они посоветуют мне «осознанно помыться», наслаждаясь ощущением теплой воды на руках и скольжения мыла по пальцам – о, как мне повезло!

Нет, спасибо. Я благодарна не за это. Ценить все – это лицемерие.

 Вам может не нравиться ваша работа, но она хотя бы у вас есть.

Это правда, но сам тон меня раздражает.

Ладно, значит, если вы можете позволить себе купить эту книгу, то у вас есть образование и вы живете в таком месте, где ваша семья вряд ли погибнет от повстанцев с пулеметами, и у вас есть крыша над головой, и вам не нужно воровать еду, чтобы поесть. Все это, бесспорно, верно.

Но, поскольку мы окружены людьми, находящимися в таком же удачном положении, очень легко думать лишь о проблемах, значимых для нашего общества. Я знаю. Я это делала. Я это делаю.

Все это очень похоже на «Подслушано в «Вейтроуз» и на образ мыслей «моя десятая пара туфель слишком тесная, мой новый iPhone слишком большой, моя теплая квартира слишком мала, восход солнца слишком яркий».

Это по-человечески, это естественно, и мы все делаем это не потому, что мы избалованные засранцы, а из-за гедонистической адаптации.

Брюзжащие возгласы «разве это проблема?» вызывают в памяти фразу «дети голодают в…». Да, голодают, и мы, черт возьми, не должны забывать об этом, и должны быть в курсе, и жертвовать деньги, и помогать по мере возможностей, но это не значит, что людям в развитых странах запрещено испытывать негативные эмоции.

Удачливые в великом замысле и в то же время несчастные – две вещи, которые часто сосуществуют. Им дозволено сосуществовать.

 Практиковать благодарность – означает обращать внимание на то, за что мы благодарны.

Да что вы говорите. Но как? КАК? Это слишком расплывчато. Бе…