Последние часы. Книга III. Терновая цепь

4. Небесный дух

 
О, да! Пока я пил во сне,
И плоть моя пила.
Но я ее не замечал,
Так легок стал я вдруг,
Как будто умер я во сне,
И был небесный дух^[15].
 

Сэмюэл Тейлор Кольридж, «Поэма о старом моряке»

Малкольм едва мог усидеть за столом десять минут, необходимых для того, чтобы поужинать. Еще раньше он нетерпеливо поморщился, когда через несколько часов после их разговора Люси напомнила ему, что им нужно поесть. Она подозревала, что чародею уже много лет не приходилось принимать гостей. Возможно, он редко давал себе труд накрывать на стол и есть полноценный обед или ужин. Может быть, Малкольм просто создавал себе какую-нибудь пищу в тот момент, когда ощущал голод, вне зависимости от места, где находился.

Чародей недовольно ворчал, но, в конце концов, на столе появились тарелки с едой. Он объяснил, что это простые, традиционные блюда корнуоллских рыбаков: сардины, небольшие рыбки, поджаренные в очаге над огнем, краюхи хлеба с коркой, о которую можно было сломать зубы, круглый мягкий сыр, кувшин сидра. Люси набросилась на еду, как будто не ела неделю – и вдруг поняла, что так оно и было на самом деле.

Джесс настороженно рассматривал сардин, а сардины, в свою очередь, рассматривали его белыми безжизненными глазами, но через какое-то время он смирился с положением вещей и съел несколько штук. Люси с интересом наблюдала за тем, как ест Джесс, и почти забыла о том, что голодна. Конечно, он должен был чем-то питаться, пока она спала, но этот процесс до сих пор явно не утратил для него новизны. Каждый раз, откусив кусочек хлеба или сыра, он закрывал глаза; он даже облизал с пальцев расплескавшийся сидр с таким выражением лица, при виде которого у Люси все сжалось внутри.

В середине ужина ей вдруг пришло в голову спросить у Малкольма, откуда конкретно взялась еда. Они с Джессом недовольно переглянулись, услышав о том, что чародей украл сардины, сыр и хлеб у семьи рыбаков, собиравшихся садиться за стол.

– Они подумают, что это проделки пикси, – добавил тот, очевидно, имея в виду каких-то озорных местных фэйри.

Люси испытывала угрызения совести по поводу кражи, но потом решила, что объедки возвращать неудобно, и постаралась не думать об этом.

Когда тарелки опустели, Малкольм вскочил из-за стола и направился к дверям. Он обернулся лишь затем, чтобы сказать, что они могут вскипятить чайник, если нужно, а потом буквально выбежал из дома и захлопнул за собой дверь.

– Интересно, куда это он все время ходит? – произнес Джесс и откусил небольшой кусочек пирога с патокой. – Знаешь, его почти никогда не бывало дома, пока ты лежала без сознания.

– Не знаю, куда именно он уходит, – ответила Люси. – Но знаю, что он пытается разузнать больше о том, что произошло с Аннабель Блэкторн.

– Ах, эта его единственная любовь, та, которая умерла? – сказал Джесс и улыбнулся, видя удивление девушки. – Малкольм рассказал мне о ней немного. Они любили друг друга в юности, но ее семье это не нравилось, а потом она трагически погибла, и он даже не знает, где ее похоронили.

Люси кивнула.

– Малкольм всегда считал, что она стала Железной Сестрой, но оказалось, что это была ложь. Ее родственники просто не хотели, чтобы он продолжал искать ее.

– Об этом он мне не рассказывал. Но сказал, что мне не следует беспокоиться, потому что те Блэкторны, которые дурно обошлись с ним, приходились мне очень дальними родственниками.

– О! Вот как. И что же ты ответил?

Он лукаво взглянул на нее.

– Ответил, что даже если я и ответственен за безобразное поведение дальних родственников, то у меня есть куда более серьезные проблемы дома.

Напоминание о Татьяне заставило Люси вздрогнуть. Джесс немедленно встревожился.

– Может быть, перейдем в гостиную? Там огонь в камине горит.

Люси показалось, что это неплохая мысль. Перед ужином она прихватила из своей комнаты тетрадь и ручку – подумала, что можно попытаться написать что-нибудь вечером.

В гостиной Джесс нашел шаль для Люси, потом опустился на колени у камина, чтобы разворошить кочергой тлеющие угли. Девушка вдруг обнаружила, что ей совсем не хочется писать, и вместо этого она, свернувшись на кушетке, наблюдала за Джессом. Люси размышляла о том, перестанет ли реальность существования этого нового Джесса когда-нибудь казаться ей чудом. Его лицо раскраснелось от жара; он закатал рукава до локтей, и когда он двигался, мышцы ходили у него под кожей.

Он поднялся и обернулся к ней. Люси беззвучно ахнула. Его лицо было прекрасно – она давно знала это, разумеется, знала, это было то же самое лицо, что и в момент их первой встречи – но раньше оно было словно размытым, выцветшим, далеким. Теперь же в его глазах пылал огонь, и Джесс как будто светился изнутри. Его волосы, кожа были настоящими, материальными, их можно было потрогать. Под глазами Люси заметила голубые круги – неужели он плохо спит? Должно быть, сон для него – тоже нечто странное; ведь прошло уже столько времени с тех пор, как он в последний раз спал.

– Джесс, – негромко заговорила она. – Что-то не так?

Уголок его рта слегка приподнялся.

– Ты так хорошо знаешь меня.

– Не настолько хорошо, – возразила она. – Я вижу, тебя что-то беспокоит, но не могу понять, что именно.

Он помолчал мгновение, потом произнес таким тоном, словно бросался очертя голову навстречу неизвестности:

– Дело в моих Метках.

– В твоих… Метках?

Он показал ей руки. Люси уже достаточно согрелась, она отбросила шаль и подошла ближе. До этого момента она не обращала особенного внимания на его Метки, поскольку их носили почти все, кого она знала. На тыльной стороне правой кисти Джесса она заметила бледный шрам от неудавшейся руны Ясновидения, а на внутренней стороне левой руки, ниже локтя – руну Ангельской силы. Она знала, что у него имеется еще четыре руны: руна Силы на груди, руны Быстроты и Точности на левом плече и еще новая руна Ясновидения на тыльной стороне левой кисти.

– Это не мои, – объяснил он, глядя на руны Ясновидения и энкели. – Они принадлежат умершим – тем, кого Велиал убил моими руками. С самого детства мне хотелось иметь руны, и вот теперь я получил их – я ношу на теле напоминание об этих смертях.

– Джесс. Это не твоя вина. Хватит себя упрекать. – Она взяла обеими руками его голову и заставила взглянуть ей в глаза. – Выслушай меня. Я могу только предполагать, как ужасно все это было для тебя. Но ты не мог контролировать свое тело, не мог помешать Велиалу. И… и я уверена, когда мы вернемся в Лондон, эти Метки можно будет снять, тебе нанесут новые, те, которые будут принадлежать тебе, которые ты сам выберешь. – Их лица разделяло несколько дюймов. – Я знаю, каково это – получить от Велиала то, о чем ты не просил, то, что тебе вовсе не нужно.

– Люси… это совсем другое…

– Вовсе нет, – прошептала она. – Ты и я, мы в этом похожи. И я надеюсь только на то, что смогу до конца жизни быть такой же смелой, каким был ты все это время, держаться так же мужественно, как ты…

Он поцеловал ее. Люси негромко ахнула, прежде чем их губы соприкоснулись, ее руки скользнули вниз, обхватили его за плечи. Они целовались прежде, на Сумеречном базаре. Но между этими двумя поцелуями была огромная разница – как будто кто-то до сих пор словами описывал ей какой-нибудь цвет, и вот, наконец, она увидела его собственными глазами.

Джесс гладил ее волосы, запуская пальцы в густые локоны; Люси чувствовала, что происходит с его телом, когда он обнимал ее, как напрягаются мышцы, ощущала жар, исходивший от него. Она позволила ему целовать себя страстно, так, как он желал, впадая в какое-то безумие, исступление, не веря в то, что способна вести себя подобным образом. Люси ощущала вкус его губ, вкус сидра и меда, его руки спускались ниже, гладили ее спину, остановились на талии. Девушка слышала бешеный стук собственного сердца, когда он снова прижал ее к себе, слышала низкий стон, вырвавшийся у него из груди. Дрожа, он шептал ей, что она живая, прекрасная, совершенная, повторял ее имя: «Люси, Люси».

У девушки закружилась голова, и ей показалось, что она падает. Проваливается во тьму, как в тех зловещих снах, которые она видела совсем недавно в маленькой спальне. Почти такое же ощущение Люси испытала, когда вернула его из страны мертвых – как будто она теряла себя, собственную душу, теряла все, что связывало ее с реальным миром.

– О… – Она слегка отшатнулась, заморгала, не понимая, где находится. Встретила взгляд его зеленых глаз, потемневших от желания. – Проклятье, – выговорила она.

Его щеки горели, волосы были взлохмачены.

– С тобой все в порядке?

– У меня просто голова закружилась – наверное, я еще слаба и не пришла в себя после болезни, – грустно произнесла она. – Очень обидно, потому что это было прекрасно – целоваться с тобой.

Джесс резко втянул воздух сквозь зубы. У него был растерянный вид, как будто его только что разбудили.

– Не говори таких вещей, не то мне захочется поцеловать тебя снова. Но, наверное, мне не следует этого делать, если ты… еще слаба.

– Может быть, ты просто поцелуешь меня в шею? – предложила она, глядя на него из-под полуопущенных ресниц.

– Люси. – Он судорожно вздохнул, коснулся губами ее щеки и отступил. – Должен тебе сказать, – пробормотал он, – что после этого мне трудно будет остановиться. А это значит, что мне лучше взять кочергу и заняться камином, как подобает благовоспитанному джентльмену.

– А если я попытаюсь снова тебя поцеловать, ты стукнешь меня кочергой? – улыбнулась она.

– Отнюдь. Я опять же поступлю как джентльмен и стукну кочергой себя, а когда вернется Малкольм, ты можешь объяснить эту кровавую сцену, как тебе будет угодно.

– Не думаю, что Малкольм задержится здесь надолго, – вздохнула Люси, глядя, как искры пляшут за решеткой, подобно алым и золотым пылинкам. – Рано или поздно ему придется вернуться в Лондон. Не забывай, он же Верховный Маг.

– Люси, – мягко произнес Джесс и взглянул на огонь. Оранжевые язычки отражались в его зеленых глазах. – Каковы наши планы на будущее? Нам тоже придется возвращаться в реальный мир.

Люси подумала.

– Если Малкольм нас выгонит отсюда, можно будет выйти на большую дорогу и стать грабителями. Разумеется, мы будем грабить только злых людей и отнимать неправедно нажитое добро.

Джесс невесело улыбнулся.

– К несчастью, ходят слухи, что для грабителей с большой дороги настали тяжелые времена из-за растущей популярности автомобилей.

– Значит, поступим в цирк, – предложила Люси.

– Мне жаль, но я боюсь клоунов и полосатых занавесей.

– Тогда сядем на какой-нибудь пароход, идущий в Европу, – сказала Люси, которую внезапно вдохновила эта мысль, – и станем бродячими музыкантами на континенте.

– У меня нет слуха, – возразил Джесс. – Люси…

– А что ты думаешь? Как нам следует поступить?

Он сделал глубокий вдох.

– Я думаю, что тебе следует вернуться в Лондон без меня.

Люси сделала шаг назад.

– Нет. Ни за что. Я…

– У тебя есть семья, Люси. Твои родные любят тебя. Они никогда не примут меня – было бы безумием надеяться на это. Но даже если они уступят тебе… – Он раздраженно тряхнул головой. – Даже если они согласятся, как они объяснят Анклаву мое появление? У них будут неприятности. Я не хочу отнимать их у тебя. Ты должна вернуться к ним. Скажи им то, что считаешь нужным, сочини какую-нибудь историю, все что угодно. Я буду держаться от тебя подальше, чтобы тебя не судили, не заключили в тюрьму за то, что ты сделала.

– За то, что я сделала? – шепотом повторила она.

Разумеется, Люси думала о том, в какой ужас придут ее друзья и родные, когда узнают о ее могуществе. Когда узнают о том, что она не только видит призраков, но и способна их контролировать. О том, что она приказала Джессу вернуться обратно, вернуться из теней, из того «промежуточного места», где он томился по воле Татьяны. О том, что буквально перетащила его через порог, отделяющий жизнь от смерти, вырвала его из мрака, привела в мир живых, полный света и красок. Потому что хотела этого слишком сильно.

Она боялась того, что подумают в лондонском Анклаве; но ей не приходило в голову, что Джесс тоже этого боится.

Люси натянуто произнесла:

– Я вернула тебя сюда. Я несу за тебя ответственность. Ты не можешь просто остаться здесь и… стать рыбаком в корнуоллской деревне, отказаться от встречи с Грейс! Не только у меня есть семья.

– Я думал об этом, и, конечно, я намерен увидеться с Грейс. Сначала я напишу ей, как только смогу сделать это, не выдав себя. Я поговорил с Малкольмом. Он считает, что для меня лучше всего будет переместиться с помощью Портала в какой-нибудь далекий Институт, поступить на службу в качестве простого Сумеречного охотника там, где никто не знает меня в лицо, где не слышали о моей семье.

Люси хотела что-то сказать, но слова замерли у нее на языке. Она не догадывалась о том, что Малкольм и Джесс говорили о его дальнейших планах и о ней, пока она спала. Девушке это не очень понравилось.

– Джесс, это просто смешно. Я не хочу, чтобы ты вел такую жизнь… жизнь изгнанника.

– Но это все-таки жизнь, – произнес он. – Которой я обязан тебе.

Она покачала головой.

– Я вернула тебя из мира мертвых не для того, чтобы…

«Чтобы ты ушел от меня», – едва не сказала она, но оборвала себя на полуслове. Со стороны парадной двери донесся какой-то шум. Они с Джессом в страхе переглянулись.

– Кто бы это мог быть? – прошептала она.

– Не волнуйся, нам ничто не угрожает. Наверное, кто-то из деревни ищет Малкольма. Я открою.

Но прежде, чем выйти из гостиной, он прихватил с собой кочергу. Люси поспешила за ним, размышляя о том, по какой причине Блэкторнам так нравилось использовать каминные принадлежности в качестве оружия.

Она успела подойти к двери раньше него и загородила его собой – инстинкт всегда приказывал защищать Джесса, даже если он не нуждался в защите. Девушка знаком велела ему отойти и распахнула дверь. Со смесью ужаса и облегчения Люси смотрела на троих мужчин, стоявших у порога, одетых в зимние пальто и раскрасневшихся от холода и долгого подъема на холм.

Ее брат. Ее отец. И Магнус Бейн.

Корделии снилось, что она стоит на бескрайней шахматной доске, протянувшейся во все стороны до самого горизонта под таким же бескрайним ночным небом. Звезды поблескивали на черном фоне, как россыпь бриллиантов. Вдруг она увидела отца, который, пошатываясь, брел ей навстречу. Его изорванное пальто было покрыто кровавыми пятнами. Он упал на колени, и она бросилась к нему, но, как бы быстро она ни бежала, расстояние между ними не сокращалось. Их по-прежнему разделяли черные и белые клетки, по которым расплывалась багровая лужа.

– Bâbâ! Bâbâ! – закричала она. – Папа, не умирай, прошу тебя!

Видение растаяло, и Корделия очутилась в гостиной дома на Керзон-стрит. Огонь, пылавший в камине, освещал шахматную доску, за которой они с Джеймсом так часто сидели по вечерам. Сам Джеймс стоял у камина, положив руку на мраморную полку. Он обернулся и взглянул на нее глазами цвета расплавленного золота. Его волосы блестели в свете канделябров. Он был так прекрасен, что у нее защемило сердце.

В золотых глазах она не заметила даже искры узнавания.

– Кто вы? – спросил он. – Где Грейс?

Корделия проснулась оттого, что ей нечем было дышать, спутанные простыни не давали ей пошевелиться. Она высвободилась, отшвырнула подушку. Ее едва не стошнило. Она тосковала по матери, по Алистеру, по Люси. Корделия спрятала лицо в ладонях, дрожа всем телом.

Дверь распахнулась, и на кровать упал прямоугольник света. В дверях, завязывая халат, стоял взъерошенный Мэтью.

– Я слышал крики, – встревоженно произнес он. – Что случилось?

Девушка испустила долгий вздох, отняла руки от лица и подняла голову.

– Ничего, – пробормотала она. – Просто сон. Мне снилось, что… что отец звал меня. Просил его спасти.

Он сел на постель рядом с ней, и матрац прогнулся под его весом. От него уютно пахло мылом и одеколоном. Мэтью взял ее за руку и держал, пока сердцебиение не унялось.

– Мы с тобой похожи, – произнес он. – Мы оба страдаем от незаживающих душевных ран. Я знаю, ты винишь себя в том, что произошло с Лилит, с Джеймсом, но ты неправа. Мы вместе излечимся и найдем покой. Здесь, в Париже, мы сумеем справиться с болью.

Он не выпускал ее руку до тех пор, пока она не уснула.

Джеймс сам не знал, какого поведения ждал от Люси при встрече, но тем не менее его потряс страх, промелькнувший в ее взгляде.

Она отпрянула, едва не наткнувшись на юношу, стоявшего позади – Джесс Блэкторн, это был Джесс Блэкторн, – и выставила перед собой руки, словно желая их прогнать. Прогнать Джеймса и своего отца.

– О, чтоб мне провалиться, – пробормотал Магнус.

Это выражение показалось Джеймсу слишком мягким. Он очень устал. Несколько бессонных ночей, полных кошмаров, путешествие в неудобном экипаже, исповедь Магнусу и отцу, долгий путь на пронизывающем ветру по скользкой каменной тропе к вершине утеса, на котором стоял дом Малкольма Фейда, совершенно лишили его сил. И все же при виде Люси – встревоженной, испуганной – инстинкт, который приказывал ему защищать и оберегать младшую сестру, взял верх.

– Люс, – произнес он, переступая через порог. – Все хорошо…

Люси бросила на него благодарный взгляд, потом вздрогнула – это Уилл, вытащив из ножен клинок, бросился к Джессу Блэкторну и схватил его за ворот рубахи. Голубые глаза свирепо сверкнули. Сжимая в руке кинжал, Уилл с силой толкнул Джесса к стене.

– Злой дух, – прорычал он. – Что ты сделал с моей дочерью, как ты заставил ее вернуть тебя в мир? Где Малкольм Фейд?

– Папа… постой, не надо… – Люси хотела подойти к отцу, но Джеймс поймал ее руку. Он редко видел отца в гневе, но тот обладал взрывным темпераментом, причем опасность, угрожавшая семье, приводила отца в ярость мгновенно.

– Tad, – настойчиво произнес Джеймс. Он называл Уилла валлийским словом, означавшим «отец», только когда хотел привлечь его внимание. – Подожди.

– Да, прошу тебя, подожди, – вмешалась Люси. – Прости, что я уехала, никому не сказав, но ты не понимаешь…

– Я понимаю, что это было трупом, в который вселился Велиал, – рявкнул Уилл, держа клинок у горла Джесса.

Тот не пошевелился; он не двигался с того момента, как Уилл схватил его, не произнес ни слова. Он был очень бледен (еще бы ему не быть бледным, подумал Джеймс), но его зеленые глаза горели. Руки безвольно висели вдоль тела, словно он всем своим видом давал понять, что не представляет угрозы.

– Я понимаю, что у моей дочери доброе сердце, и она думает, что может спасти всех бездомных котят и птенцов, выпавших из гнезда. И еще я понимаю, что мертвые не могут воскреснуть, а если такое происходит, живым приходится платить за это высокую цену.

Джеймс, Люси и Магнус заговорили одновременно. Уилл что-то сердито рявкнул, но Джеймс не разобрал его слов. У Магнуса был вид человека, доведенного до белого каления. Он щелкнул пальцами, на пол посыпались синие искры, и в доме неожиданно стало очень тихо. И не только в доме – даже ветер, завывавший над утесами, подчинился чарам Магнуса и умолк.

– Довольно, – отрезал маг. Он стоял в дверном проеме; шляпа слегка съехала ему на лоб, и вся его фигура представляла собой воплощение безмятежного спокойствия. – Если мы собираемся обсуждать некромантию, или возможность некромантии, напомню, что это моя специальность, но никоим образом не ваша. – Он пристально смотрел на Джесса, и взгляд его зелено-золотых глаз выражал глубокую задумчивость. – Он может говорить?

Джесс приподнял брови.

– Ах да, и верно, – вздохнул Магнус и снова щелкнул пальцами. – Заклинание Молчания больше не действует. Говорите.

– Я говорю, – бесстрастно произнес Джесс, – когда мне есть что сказать.

– Интересно, – буркнул Магнус. – А кровь у него идет?

– О, нет, – воскликнула Люси. – Не нужно поощрять моего отца. Папа, не вздумай…

– Люси, – перебил ее Джесс. – Все хорошо.

Он поднял руку – ту, на которой чернела украденная руна Ясновидения. Повернул ее ладонью вверх и прижал к острию кинжала Уилла.

Ярко-красная кровь выступила вокруг лезвия, потекла по запястью и впиталась в манжету белой рубашки.

Магнус прищурился.

– А это еще интереснее. Ну хорошо, мне надоело мерзнуть в дверях. У Малкольма должно быть нечто вроде гостиной; он любит житейский комфорт. Люси, отведите нас туда.

Когда они собрались в небольшой зале – к удивлению Джеймса, комната оказалась уютной и обставленной со вкусом, – Уилл и Джеймс расположились на диване. Люси осталась стоять и наблюдала за тем, как Магнус, усадив Джесса перед камином, проводил нечто вроде полного магического обследования.

– Что вы ищете? – спросил Джесс. Джеймсу показалось, что он нервничает.

Магнус на миг встретился с ним взглядом, и на кончиках его пальцев заплясали синие искорки. Некоторые запутались в волосах Джесса, черных и блестящих, как надкрылья жука-скарабея.

– Смерть, – ответил чародей.

Джесс был мрачен, но безропотно терпел. Джеймс подумал, что бедняга, конечно, должен был научиться терпению за свою полную несчастий жизнь – и кстати, можно ли это назвать жизнью? Когда-то он жил, верно; но во что он превратился после смерти? В какой-то дух, «жизнь по смерти», чудовище из поэмы Кольриджа?^[16]

– Он не мертв, – возмутилась Люси. – И никогда не был мертв. Дайте мне объяснить.

Голос у нее был усталый – Джеймс вспомнил, что тоже чувствовал неимоверную усталость, когда делился со взрослыми своими секретами в придорожной гостинице. Скольких неприятностей и хлопот можно было бы избежать, если бы они все с самого начала доверились друг другу, подумал он.

– Люс, – мягко произнес Джеймс. Она выглядит изможденной, думал он, девочка повзрослела с того дня, когда он видел ее в последний раз – и в то же время казалась совсем юной. – Расскажи нам.

О многом из того, что рассказала Люси, Джеймс догадывался, по крайней мере, в общих чертах. Сначала она изложила историю Джесса, описала то, что сотворили с ним Велиал и его собственная мать. Джеймсу было кое-что известно: например, он знал, что Велиал воспользовался услугами продажного мага Эммануила Гаста, и тот поместил в тело новорожденного Джесса частицу демонической сущности. Когда настало время наносить первые Метки, эта сущность «убила» Джесса, и Татьяна превратила умирающего сына в живого мертвеца: по ночам он был призраком, а днем лежал в гробу. Знал, что она сохранила его последний вздох в золотом медальоне, который теперь носила на шее Люси, в надежде когда-нибудь с помощью этого медальона вернуть Джесса к жизни.

Рассказала она и о том, как Джесс пожертвовал своим шансом на возвращение ради того, чтобы спасти его, Джеймса.

– Спасти? – Уилл наклонился вперед. Он хмурился, но это был признак глубокой задумчивости, а не гнева. – Но как?..

– Это правда, – подтвердил Джеймс. – Я его видел.

Над ним склонился юноша с темными волосами и глазами цвета листьев боярышника; силуэт юноши постепенно расплывался, подобно облаку, которое разгоняет ветер.

– Ты сказал: «Кто ты?», – напомнил Джесс.

Магнус закончил свой осмотр. Джесс стоял, опираясь на каминную полку; у него был такой вид, словно история Люси, произнесенная вслух, – которая, конечно, была и его историей, – тоже высасывала из него энергию.

– Но… я не мог тебе ответить.

– Я помню, – сказал Джеймс. – Спасибо тебе. За то, что ты спас мне жизнь. Прежде у меня не было возможности поблагодарить тебя.

Магнус кашлянул.

– Пока достаточно сентиментальных речей, – объявил он, явно желая предупредить Уилла, который, похоже, собирался вскочить с дивана и заключить Джесса в объятия, как родного сына. – Мы более или менее хорошо представляем, что произошло с Джессом. Но вот чего мы не понимаем, дорогая Люси, так это того, как вы вернули его из состояния, в котором он находился. Однако, боюсь, мы обязаны спросить.

– Сейчас? – сказал Джеймс. – Уже поздно, она, должно быть, устала…

– Ничего страшного, Джейми, – перебила Люси. – Я хочу рассказать об этом.

И они узнали о том, как она обнаружила свою власть над мертвыми. Это была не просто способность видеть призраков, когда они желали оставаться невидимыми – таким даром были наделены и Джеймс с отцом. Люси могла повелевать духами. История сестры напомнила Джеймсу знакомство с его собственными скрытыми силами и те смешанные ощущения, которые принесло ему это открытие. Смесь стыда и чувства всемогущества.

Ему хотелось встать, обнять сестру. Особенно в те минуты, когда она говорила о ночи на берегу Темзы, о том, как она вызвала целую армию утопленников и приказала им вытащить Корделию из воды. Ему хотелось сказать, как многое для него значит спасение Корделии; хотелось рассказать о смертельном страхе, который охватывал его при мысли, что он может потерять жену. Но он молчал. Люси до сих пор считала, что он влюблен в Грейс, и Джеймс понимал, что после таких речей она сочтет его ужасным лицемером.

– Должен сказать, меня задело то обстоятельство, – заметил Магнус, – что за советом относительно Джесса вы отправились не ко мне, а к Малкольму Фейду. Обычно именно я являюсь тем магом, которого Сумеречные охотники отрывают от дел в первую очередь, и я считаю это доброй традицией.

– Вы находились в Спиральном Лабиринте, – напомнила ему Люси. – И… у нас были кое-какие причины для того, чтобы обратиться к Малкольму, но сейчас это не имеет значения.

Джеймс, который за последнее время поднаторел в искусстве рассказывать о себе только то, без чего нельзя обойтись в данный момент, заподозрил, что эти причины все же имеют значение, и немалое. Но оставил свои мысли при себе.

– Малкольм объяснил нам… то есть мне, что Джесс, если можно так выразиться, застрял на пороге между жизнью и смертью. Поэтому ты и не мог видеть его, как видишь обычных призраков. – Это она произнесла, глядя на Уилла. – Понимаете, он ведь не был мертв в полном смысле слова. То, что я совершила, возвращая его к живым, не было некромантией. Я просто… – Она помолчала, сплела перед собой пальцы. – Я приказала ему жить. У меня ничего не вышло бы, если бы он действительно был мертв, но, поскольку я только объединила живую душу и живое тело, разделенные черной магией… у меня все получилось.

Уилл убрал со лба прядь черных волос, в которых серебрилась седина.

– Что вы думаете, Магнус?

Магнус взглянул на Джесса, который по-прежнему стоял с напряженным видом, облокотившись о каминную полку, и вздохнул.

– Я обнаружил на Джессе несколько пятен энергии смерти. – Прежде чем кто-либо успел его перебить, он поднял палец. – Но они расположены только возле рун, которые Велиал поместил на его тело.

Выходит, Джеймс рассказал Уиллу и Магнусу всю правду о том, что Велиал сделал с Джессом, подумала Люси. У самого Джесса был такой вид, будто его мутило.

Магнус добавил:

– Во всех прочих отношениях, насколько я могу судить, перед нами здоровое, живое человеческое существо. Я видел, что получается, когда возвращают к жизни мертвых. Это… не такой случай.

Джеймс вмешался:

– Я был рядом и видел, как Люси приказала Джессу изгнать из своего тела Велиала. И он сделал это. Нелегко сражаться с Принцем Ада за свою душу. Для того чтобы выиграть эту битву… – Он встретился взглядом с Джессом. – Для этого нужна смелость, но не только. Это доступно лишь добрым, хорошим людям. Люси верит ему; я считаю, что мы тоже должны ему поверить.

Ему показалось, что напряжение начало покидать юношу, как будто ослабли невидимые цепи, сковавшие его тело. Он тоже взглянул на Уилла – они все смотрели на Уилла, и во взгляде Люси читалась отчаянная надежда.

Уилл поднялся на ноги, пересек комнату и остановился перед Джессом. Юноша не дрогнул, но было видно, что он взволнован. Он стоял неподвижно, приготовившись к обороне, смотрел Уиллу прямо в лицо и ждал, пока тот сделает первый шаг.

– Ты спас жизнь Джеймсу, – заговорил Уилл. – Моя дочь доверяет тебе. Для меня этого достаточно. – Он протянул Джессу руку. – Прошу прощения за то, что усомнился в тебе, сын мой.

Когда Джесс услышал последние два слова, в его глазах что-то сверкнуло – как будто солнце выглянуло из-за туч. Джеймс вдруг вспомнил, что он никогда не видел отца. У него была лишь Татьяна; вторым, так сказать, взрослым в его жизни был Велиал.

Уиллу, видимо, пришла в голову та же мысль.

– Знаешь, ты действительно копия своего отца, – заметил он. – Вы и Руперт – одно лицо. Жаль, что ты не знал его. Уверен, он гордился бы тобой.

Джесс как будто бы стал выше на несколько дюймов. Люси лучезарно улыбалась. «Ах, вот оно что, – подумал Джеймс. – Это не просто детское увлечение. Она по-настоящему влюблена в Джесса Блэкторна. Как же я не догадался о том, что происходит?»

С другой стороны, он сам хранил от сестры тайну своей любви. Даже слишком надежно. Он вспомнил о Мэтью, который находился в Париже с Корделией. Мысль причинила физическую боль, и ему стало трудно дышать.

– Итак, – воскликнул Уилл и с решительным видом хлопнул Джесса по плечу. – Мы можем без конца повторять одно и то же и винить во всем Татьяну, и, поверьте мне, я считаю, что она виновата, но это не поможет нам решить стоящую перед нами проблему. Кажется, нам следует позаботиться о тебе, юный Джесс. Что же нам с тобой теперь делать?

Люси нахмурилась.

– А почему мы просто не можем вернуться домой и обратиться к Конклаву? Объяснить, что произошло? Они уже знают, что Татьяна водилась с демонами. Они не осудят Джесса за то, что с ним сделали.

Магнус закатил глаза.

– Нет. Совершенно неудачная идея. Категорическое «нет».

Люси сердито уставилась на него.

Чародей пожал плечами.

– Люси, у вас слишком доброе сердце. – Она показала ему язык, и он улыбнулся. – Но для нас сейчас весьма опасно оповещать всех членов Конклава о происшедшем. Безусловно, найдутся люди, которые поверят нашей истории, но половина Конклава, если не большая часть, назовет ее ложью.

– Магнус прав, – кивнул Уилл. – К сожалению. Здесь имеется один нюанс. Джесса не воскресили из мертвых, и прежде всего потому, что он не умирал. И все же Велиал вселялся в его тело. И, вселившись в тело Джесса, демон…

Свет в глазах Джесса погас.

– Я совершал ужасные вещи, – прошептал он. – Они скажут: «Ну что ж, если он был жив, значит, он несет ответственность за убийства; если он был мертв, значит, это некромантия». – Он бросил быстрый взгляд на Люси. – Я говорил тебе, что не могу вернуться в Лондон, – продолжал он. – Моя история слишком запутана, а люди не хотят слушать запутанные истории. Им нужны простые вещи: чтобы действующие лица были либо добрыми, либо злыми и чтобы хорошие герои никогда не совершали ошибок, а злые не раскаивались в содеянном.

– Тебе не в чем раскаиваться, – сказал Джеймс. – Если и есть человек, который знает, что такое постоянное присутствие Велиала рядом, так это я.