Цитаты из книги «Леди Полночь», страница 18
Они шли к лестничной площадке в тишине, которая исчезла, как только в конце лестницы послышался ужасающий крик. Вместе они посмотрели наверх.
- Ты видишь то же, что и я? - спросил Марк.
- Если ты имеешь в виду, что мы видим одно и то же, то, - рискнул предположить Джулиан. - То да, я тоже виду полный холл Чихуа-хуа.
- Это не просто Чихуа-хуа, - заявил Тай, сидящий на главной лестнице, наслаждаясь зрелищем. - Это - много маленьких собак различных пород.
Джулиан приоткрыл дверь. Высокий человек с бледными волосами лениво стоял напротив него, на нем были надеты обтягивающие черные штаны и рубашка, расстегнутая чуть ниже его груди. Клетчатая куртка свисала с его плеч.
- Ты похож на стриптизера, - сказал Джулиан Малкольму Фейду, Верховному Колдуну Лос-Анджелеса.
В голову ему пришло очень яркое воспоминание, хотя он и не мог понять, когда именно это случилось. Он сидел на пляже и зарисовывал садящееся солнце и серфингистов в волнах. Наброски получались схематичными и скорее улавливали движение, чем детали. Тай играл рядом: он слепил из песка целый ряд одинаковых кубиков, каждый из которых как две капли воды был похож на предыдущий.
Джулиан посмотрел на свою неточную работу и на аккуратные ряды Тая и подумал: «Мы оба видим один и тот же мир, но совершенно по-разному. Тай чувствует ту же самую радость созидания. Мы чувствуем одинаково, только формы наших чувств получаются различными».
Порой ей казалось, что она параплан, а Джулиан – пилот: она все время рвалась в небо, а он притягивал ее к земле. Без него она бы давно затерялась среди облаков.
Улыбнувшись, он взглянул на Эмму, и в его улыбке было все: холодная пустота ночного воздуха, резкий ветер в лицо, неровные волны на океане, разорванные в клочья облака. Эта улыбка взывала к дикой, необузданной части Эммы, к той части, которая требовала огня, сражений, крови и мщения.
Если бы Эмма была рядом, думал Джулиан, открывая дверь шире, все было бы гораздо проще. Иначе быть не могло. Когда Эмма была рядом, он словно вдыхал в два раза больше кислорода и обретал второе сердце, которое гоняло по телу в два раза больше крови. Он списывал это на магию связи парабатаев: у них на каждого две души, так что с Эммой он становился в два раза лучше.
Все великие фильмы – о любви. О любви потерянной, обретенной, разрушенной, возвращенной, купленной, проданной, умирающей и рождающейся. Я люблю кино, но теперь таких фильмов уже не снимают.
Эмма однажды представила, как переплетаются их сны, когда они засыпают вместе, делясь частицами своего мира сновидений. Отчасти поэтому Эмме и нравилось, что у нее есть парабатай: ведь парабатаи в некотором смысле никогда не оставались одни. Засыпая и просыпаясь, сражаясь и отдыхая после битвы, ты понимал, что кто-то всегда рядом, что есть человек, который предан твоей жизни, твоим надеждам, твоему счастью, который готов поддержать тебя всегда и везде.
Он занял все поле ее зрения, она не видела больше ничего вокруг. Перед ней был не только тот Джулиан, который здесь и сейчас простирал к ней свои объятия, но и тот Джулиан, что сражался с клинком серафимов в руке, тот Джулиан, что всегда накрывал ее одеялом, тот Джулиан, что стоял напротив нее в Безмолвном Городе и приносил свою клятву парабатая, наблюдая, как вздымаются между ними языки белого и золотого пламени.
Эмма вспомнила слова, которые Джем, в прошлом Безмолвный Брат, помогавший с церемонией парабатаев, сказал о месте Джулиана в ее жизни: он сказал, что в китайском языке, который был для него родным, есть выражение «чжи инь», означающее «тот, кто понимает твою музыку».
Эмма не умела играть ни на одном инструменте, но Джулиан действительно понимал ее музыку. Даже музыку мести.
