Охота на тень

8

Тем вечером Бритт-Мари заработалась допоздна. К тому времени как она наконец покинула участок, маленькие невинные облачка на горизонте успели превратиться в тёмную клубящуюся стену, которая с тревожной скоростью надвигалась на Эстертуну. Туча, увлекаемая порывами ветра, который нес с собой пыль и сор, накрыла крышу кинотеатра. Ветер стал трепать зелёную неоновую вывеску универмага «Темпо». Когда Бритт-Мари в темноте подходила к парку, уже начали падать первые маленькие хлесткие капли дождя. Похожие на мелкую металлическую стружку, они взвесью стояли в воздухе, сглаживая видимые контуры огромного котлована, которому вскоре суждено было вырасти в многоуровневый гараж.

Однако Бритт-Мари словно не замечала непогоды. Даже не почувствовала, как порыв ветра задрал ей юбку, обнажив крепкие бёдра.

Она не могла отделаться от мыслей о распятой женщине.

Если бы только Бритт-Мари смогла помочь ей, если бы Бритт-Мари смогла помочь хоть одной такой же несчастной жертве, вот тогда её жизненный выбор был бы полностью оправдан, как и выбор Элси. Тогда и гибель Элси, и вся бесполезная бумажная работа, и все колкости Фагерберга были бы не напрасны. Тогда Бритт-Мари ничего не имела бы против того, чтобы после полного рабочего дня заниматься ещё и домом.

Тогда Бритт-Мари было бы по силам всё, и даже немного больше.

Но как найти преступника в отсутствие свидетелей и улик? И каким образом она, Бритт-Мари, которой доверяли лишь перекладывание бумажек, могла бы помочь Ивонн Биллинг, распятой женщине?

Отпирая входную дверь, она вдруг вспомнила слова Фагерберга:

– Супруг жертвы, некий Карл Карлссон, был осуждён за убийство, так что совпадения с нашим сегодняшним случаем должны быть чистой случайностью.

Уверенность в его взгляде подтверждала сказанное. А если уж Фагерберг, всю свою жизнь прослуживший в полиции, уверен в том, что преступник был схвачен, значит, так оно и было.

– Ау! – воскликнула Бритт-Мари, войдя в прихожую.

Не дождавшись ответа, она скинула туфли и прошла в гостиную. Там работал новый цветной телевизор, и Бритт-Мари узнала музыкальную тему сериала «Линия Онедина».^[12]

На ковре перед телевизором сладко спал Эрик, засунув в рот большой пальчик. Бьёрн лежал на диване и раскатисто храпел. На столе валялись две смятые банки из-под пива и стояла пустая четвертушка из-под креплёного вина.

Бритт-Мари выключила телевизор ровно в тот момент, когда могучий нос парусника прорезал толщу воды, а капитан поднял к небу свой секстант.

Бритт-Мари ощутила, как в ней поднимается волна гнева. Ей до смерти захотелось ударить Бьёрна по лицу, но она этого не сделала. Вместо этого она аккуратно подняла Эрика с пола и тихонько отнесла в кроватку. Стащила с него штанишки. Проверила подгузник – по крайней мере, он оказался сухим. Пощупала лобик – вдруг температура? И наконец прикрыла сына собственноручно сшитым лоскутным одеяльцем. Потом сгребла пивные банки, окурки и пустую бутылку в кучу, вытерла старый тиковый столик посудной тряпкой – той самой, серый оттенок которой напоминал ей о слезящихся глазах инспектора Кроока – и распахнула балконную дверь, чтобы поскорее выветрить застоявшийся дух табачного дыма и спирта.

Напоследок она подошла к Бьёрну, с большим трудом придала ему полусидячее положение и взвалила его руку себе на плечи.

– Вставай, – коротко сказала она. – Тебе лучше пойти лечь в кровать.

Бьёрн зачмокал губами и замотал головой.

– Они себе не представляют… – невнятно пробубнил он. – Я вообще-то могу с закрытыми глазами отличить G325 от Y37.

– О чём ты?

Она рывком поставила Бьёрна на ноги. Чтобы удержать его, Бритт-Мари приходилось напрягать каждый мускул в теле.

– G325, – бормотал он, делая неловкие, вихляющие шаги.

– Не понимаю.

– Стеклоочиститель. Дворник. С продолговатым рычагом. Я… Я… могу разобрать машину и собрать её заново с закрытыми глазами. И… Но… Всё, что они могут – просиживать там свои жирные задницы и считать деньги.

Бьёрн затих, но через мгновение пронзительно завопил обиженным голосом:

– Мои деньги! Меня выгнали.

Бритт-Мари замерла. Он что, потерял работу? Как же им теперь быть? Он поэтому два раза за день напился до бесчувствия? Бритт-Мари стала обдумывать, как припереть Бьёрна к стенке, но быстро оставила эту идею – бесполезно было ждать от него осмысленных слов сейчас. Так что она довела Бьёрна до кровати, где с облегчением отпустила. Потом ушла в гостиную, опустилась на диван и стала слушать, как дождь барабанит по подоконнику.

Голова раскалывалась, в глазах щипало, желудок скрутило. У Бритт-Мари с самого утра не было во рту ни крошки, но единственное, что оставалось сейчас, – парализующая усталость. Каждая мышца, каждая клеточка в её теле ныли, и Бритт-Мари ощущала всепоглощающее бессилие. Но за маской вселенской усталости пряталось другое чувство – более сильное, и гораздо более пугающее.

Бритт-Мари обвела комнату взглядом. По полу были разбросаны игрушки, с диванного подлокотника свисала кофточка Эрика.

Ей вспомнились мамины слова.

Счастье так хрупко.

Когда Бритт-Мари была маленькой и они ещё жили в Эншеде, в доме по соседству с ними жила одна семья. Это был белый деревянный дом с зелёными наличниками и тёмно-голубым фундаментом. Как была их фамилия? Лундин? Кажется, да.

У Лундинов было двое детей – Фредрик, ровесник Бритт-Мари, который в детстве переболел полиомиелитом и мог передвигаться только в инвалидной коляске, и ещё Франс, младшенький, который страдал от тяжёлых приступов астмы, и к тому же был немного не от мира сего, как говорил папа.

Папа ещё говорил, что ему жаль Лундинов – такое несчастье, когда сразу двое детей больны.

Но вот однажды ранним мартовским утром в начале пятидесятых всех разбудила пожарная сирена. Сцена, которая предстала их глазам, заставила всех изменить свои взгляды на истинное горе.

Дом Лундинов горел ярким пламенем, и к рассвету от него остались лишь несколько обугленных брёвен да голубой фундамент.

В пожаре погибла вся семья.

«Да, счастье и вправду хрупко», – согласилась Бритт-Мари, и в ней вновь поднялась волна злобы. За несчастья и болезни человек не в ответе, но как можно допиться до того, чтобы потерять работу и рисковать семьёй?

«Нам нужно всё прояснить, – подумала она. – Нужно поговорить друг с другом, откровенно поговорить. Нужно быть честными и ответственными, ради Эрика. Я поговорю с ним завтра, попытаюсь до него достучаться. И ещё нужно спросить его, куда пропали деньги из портмоне, даже если он разозлится».

Но утром Бритт-Мари обнаружила у Бьёрна букмекерские купоны, и поняла, что время задавать вопросы упущено.

Купоны лежали в кармане джинсов Бьёрна. Они обнаружились, когда Бритт-Мари подняла джинсы с пола ванной, где они валялись, сброшенные подобно змеиной шкуре. Бритт-Мари догадалась, что Бьёрн не смог натянуть джинсы обратно, после того как посетил туалет, поэтому просто оставил их лежать на полу. Когда Бритт-Мари подняла их, она услышала, как в кармане что-то шелестит, и инстинктивно запустила туда руку – Бьёрн частенько засовывал банкноты в карман, а Бритт-Мари по незнанию стирала их вместе с джинсами – и вытащила несколько маленьких квитанций.

Ей понадобилось некоторое время, чтобы разобраться, что именно она держала в руках. Конечно же, она слышала о новом тотализаторе – V65, – но Бьёрн ведь обещал никогда больше не играть на скачках! После того случая, когда он проиграл всю свою месячную зарплату. Если бы тогда она не носила под сердцем Эрика, Бритт-Мари, наверное, ушла бы от него.

Смяв купоны в кулаке, Бритт-Мари ворвалась в комнату, где ещё спали Бьёрн с Эриком. Она влепила спящему Бьёрну пощечину такой силы, что его голова мотнулась на подушке в другую сторону.

Он вскочил с кровати.

– Какого чёрта? Ты совсем рехнулась?

– Что это такое?

Не дожидаясь ответа, Бритт-Мари швырнула смятые бумажки Бьёрну в лицо.

Он поглядел на жену непонимающим взглядом, а потом потянулся за одной из скомканных бумажек и развернул её.

– Ты же обещал! – закричала она. – Я знаю, откуда ты взял деньги! Это были деньги на оплату счетов!

Она на мгновение замялась, но потом всё же добавила:

– И на отпуск на Мадейре!

Бритт-Мари подумала об открытке с Мадейры, которая украшала их холодильник. Эту открытку ей подарили в турбюро. Они с Бьёрном обещали друг другу, что обязательно туда поедут, как только смогут себе позволить.

– А теперь тебя ещё и уволили! – не умолкала Бритт-Мари. – Как же мы будем жить?

В следующий миг проснулся Эрик. Он заскулил, плач становился всё громче, и через короткое время он издавал уже настоящий вой.

– Ну вот, ты его разбудила, – констатировал Бьёрн, словно Бритт-Мари сама не заметила.

– Это твоя вина! – набросилась она на мужа. – Всё это – твоя вина.

Бритт-Мари подошла к кроватке и подняла на руки плачущего сынишку. Прижала тёплое тельце к груди и стала его тихонько укачивать.

– Я всё возмещу, – выдохнул Бьёрн со всхлипом. – И не моя вина, что меня выгнали с работы. Это сокращение. Я был согласен даже потерять в зарплате, только бы меня оставили, но они ответили, что это ничего не изменит.

И в этот миг, когда вся семья плакала и кричала, из прихожей донеслось покашливание.

Бритт-Мари обернулась и увидела Май, одетую в летнее платье и кофту. Глаза Май сверкали бесстыдным любопытством из-под седых кудрей. Аромат фиалковых пастилок донесся до спальни.

– Очевидно, я пришла в подходящее время, – сказала она, кивая головой, словно её догадки только что подтвердились.

9

На следующее утро Бритт-Мари в компании Рюбэка отправилась навестить Ивонн Биллинг в Каролинской больнице.

Бритт-Мари не нравились больницы. Больные здесь были ни при чём – ей доставляла дискомфорт мысль о миллиардах бактерий, которые множились и распространялись по длинным коридорам и неуютным палатам.

Кто знает, что там можно подхватить?

Сестра, которая проводила их в палату к Ивонн, положила руку на плечо Бритт-Мари и доверительно сообщила:

– Ей ввели болеутоляющее. И успокоительное, конечно. Она сейчас находится под действием лекарств.

Войдя в палату, где лежала Ивонн, Бритт-Мари ощутила, как сердце часто забилось в груди. Женщина на больничной койке выглядела такой хрупкой, такой пугающе маленькой и измождённой.

На Ивонн была белая больничная сорочка, а голова и руки были перевязаны. Из-под бинтов выбивались пряди русых волос, обрамлявшие разбитое до синевы лицо.

Когда вошедшие представились, Ивонн кивнула, и Бритт-Мари с Рюбэком заняли стулья подле кровати.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Бритт-Мари.

– Нормально, – медленно проговорила Ивонн, хотя было очевидно, что это не так.

Ивонн снова заговорила своим низким тягучим голосом:

– Врачи говорят, что мои руки полностью заживут и я снова смогу двигать пальцами.

– Рада это слышать, – ответила Бритт-Мари. – Как ты считаешь, сейчас ты в состоянии поговорить с нами о случившемся?

Рюбэк достал блокнот. Они заранее договорились, что вести опрос станет Бритт-Мари, а он займется записями.

Ивонн молча кивнула.

– В котором часу ты ушла с работы? – спросила Бритт-Мари, задавая направление разговору.

– Около половины пятого, – механически проговорила Ивонн. – Потом я забрала Даниэля из игровой группы.

– То есть прямо с работы ты отправилась в садик.

Ивонн снова ответила кивком.

– А после того, как ты забрала Даниэля, вы сразу пошли домой?

– Да. Вернее… По пути мы купили еды, в Консуме. Потом мы поужинали, поиграли немного. Я почитала Даниэлю книжку. «Спокойной ночи, Альфонс Оберг», кажется. Даниэль уснул в начале девятого.

– Вы с сыном не заметили ничего необычного по пути домой?

– Необычного?

– Может, какой-то человек шёл следом за вами, или ты обратила внимание на чье-то необычное поведение?

– Нет.

Ивонн прикрыла глаза, и долгое время не издавала ни звука. Бритт-Мари успела подумать, насколько же собранна эта маленькая женщина.

«Наверное, это всё лекарства, которые ей ввели», – решила она. Потому что сама Бритт-Мари не смогла бы рассказать о таком жутком происшествии, не расклеившись и не впадая в истерику.

– А в магазине?

Ивонн медленно покачала перебинтованной головой.

– Нет. Это был самый обычный день.

Она замолчала.

– Мой последний обычный день, – прошептала Ивонн, и Бритт-Мари увидела, как одинокая слеза стекает по её разбитой щеке.

Наступила тишина.

Лицо Ивонн расслабилось, и дыхание стало глубже. Бритт-Мари поначалу решила, что та уснула.

– Но, – внезапно очнулась Ивонн.

– Да?

– Был один человек. Мужчина. Он стоял в парке, когда вечером я выглянула в окно. Прямо перед тем как лечь спать.

– Мужчина? Как он выглядел? – Бритт-Мари заинтересованно подалась вперёд.

– Я не разглядела. Мне кажется, на нём был тёмный плащ. Больше ничего не было видно. Вы же не думаете, что…

Она замолчала на полуслове.

– Как думаешь, ты смогла бы его опознать?

Ивонн медленно покачала головой из стороны в сторону, и по её щекам снова потекли слёзы. Бритт-Мари дотянулась до лежавшего на ночном столике носового платка, и аккуратно промокнула слёзы на распухшем лице Ивонн.

– Спасибо, – шепнула та. – Нет. Я не видела его лица. Это был он?

– Этого нельзя утверждать, – осмотрительно отозвалась Бритт-Мари. – Ты не помнишь, в котором часу его заметила?

– Точно не скажу. Около полуночи.

Бритт-Мари кивнула.

– Хорошо. Очень хорошо. Но что было потом? Когда ты уже легла в постель? Что произошло?

– Он просто появился там. В спальне.

– Можешь вспомнить, что тебя разбудило?

– Мне кажется, я слышала какой-то звук. Не знаю, что это было.

– А время? Ты не заметила, который был час?

– Должно быть, около трёх часов ночи, потому что позже, когда он оставил меня на полу, мне оттуда было видно будильник, и он показывал половину четвёртого.

При мысли о том, как ужасно испугалась Ивонн, когда проснулась и обнаружила в своей спальне незнакомца, по спине Бритт-Мари пробежала ледяная дрожь.

– Отлично, – бодро произнесла она. – Ты умница. Итак, ты проснулась около трёх часов ночи. Что произошло дальше?

Ивонн снова закрыла глаза, словно желая отгородиться от жестокой действительности.

– Он стоял прямо возле кровати и смотрел на меня.

– Как он выглядел?

Лицо Ивонн напряглось.

– Было ничего не разглядеть. На лице или на голове у него было что-то вроде маски. Может быть, чёрный чулок, я не знаю. И одет он был во всё темное. Я даже не рассмотрела, какого цвета у него волосы.

– Отлично, ты запомнила очень многое.

Перебинтованной рукой Ивонн смахнула с лица слёзы.

– Я запомнила его обувь. Грубые ботинки, рабочие. А в руке у него был нож.

Бритт-Мари переглянулась с Рюбэком. В его взгляде читались печаль и гнев.

– Можешь описать нож?

– Просто нож.

– Такой, каким режут хлеб, или нож для мяса? Или такой, каким строгают дерево?

– Нож для мяса, – шепнула Ивонн. – Он был похож на нож для мяса. С длинным и острым лезвием.

– Хорошо, – подбодрила её в очередной раз Бритт-Мари. – А мужчина? Какого примерно роста он был?

– Не знаю. Не высокий и не низкий.

– Среднего роста?

Ивонн почти незаметно кивнула.

– Он что-нибудь говорил?

– Нет. Только глядел. А потом схватил меня и сбросил на пол. Взобрался на меня верхом, и стал бить головой об пол. Я решила, что он хочет меня убить, и не могла понять, за что. Я не знаю никого, кто мог бы так сильно меня ненавидеть. Я никому не делала зла. Я…

Бритт-Мари накрыла руку Ивонн своей ладонью.

– Мы вовсе так не думаем, – сказала она. – Что произошло потом?

– Мне кажется, я закричала, и тогда он наступил ногой мне на горло. Должно быть, я отключилась, потому что следующее, что я помню, – ужасная боль в ладони. И стук. И Даниэля, который стоял рядом и плакал. Я так сильно испугалась, что он причинит вред Даниэлю! Про себя я молилась, чтобы он убил меня, лишь бы не трогал сына. У меня болело горло, я даже закричать уже не могла. Я будто полностью онемела. Потом я снова потеряла сознание. Я очнулась, когда кто-то стал стучать в дверь.

– Тогда он сбежал?

Ивонн кивнула.

– Наверное, испугался. Он скрылся в прихожей. У него что-то было в руках – рюкзак или сумка. Я немного выждала, а потом попыталась встать с пола, только…

Ивонн осеклась, и на её лице появилось задумчивое выражение. Потом её черты исказила гримаса.

– Я догадалась, что он прибил мои руки к полу. Но всё равно не могла ничего понять. Я имею в виду… что за человек на это способен? И зачем это ему?

Бритт-Мари встретилась взглядом с Ивонн, но ответа у неё не было.

«Да, что же это за человек?» – повторяла она про себя, поглаживая пальцем старое помолвочное колечко Элси, которое носила на цепочке вокруг шеи. Бритт-Мари в очередной раз дала себе зарок, что сделает всё, что будет в её силах, чтобы остановить это чудовище, ради Элси и ради Ивонн.

Тем вечером, вернувшись домой, Бритт-Мари обнаружила на своей кухне свекровь. Май деловито нарезала овощи. Эрик на полу возился с кубиками, в квартире пахло моющим средством. На холодильнике висела открытка с Мадейры. Бритт-Мари взглянула на высокие покрытые цветами горы, подножия которых спускались к самому морю, и на бесконечное небо.

Они никогда не смогут туда поехать.

– Я решила сварить овощной суп, так что тебе не придется сегодня готовить, – пояснила Май, одарив невестку одной из своих дежурных улыбок.

– Большое спасибо, не стоило, – ответила Бритт-Мари, испытывая, тем не менее, огромную благодарность. Разговор с Ивонн Биллинг вымотал её, и в одном виске пульсировала боль. Бритт-Мари прикинула, стоит ли комментировать ссору, свидетельницей которой утром стала Май, но пришла к выводу, что у неё на это просто нет сил.

– Тебе нужно поесть, – пробормотала Май, высыпая в кипящий бульон нарезанные кубиками брюкву и пастернак.

– Знаешь что? – неожиданно сказала Бритт-Мари. – Я очень рада, что ты нам помогаешь. Особенно сегодня, потому что на работе у меня выдался ужасный день.

Май посмотрела на неё долгим взглядом, но ничего не сказала. Вместо этого она взяла лук-порей, сделала надрез вдоль стебля и ополоснула его под краном. Потом водрузила его на разделочную доску и принялась рубить.

– На Лонггатан вчера была обнаружена женщина, распятая на полу, – продолжила Бритт-Мари свой рассказ.

Глаза Май расширились, рот приоткрылся.

– Совсем как…?

– Да. Совсем как было у Элси.

– О времена! Он что, вернулся, этот Болотный Убийца?

Бритт-Мари взвешивала, стоит ли делиться подробностями со свекровью, но сочла, что та не представляет угрозы. К тому же, Бритт-Мари хотела сделать над собой усилие и выстроить хоть какие-то взаимоотношения с матерью Бьёрна.

– Я подумала о том же. Но мой шеф, Фагерберг, поднял архивы и выяснил, что тот – убийца из сороковых – попался и сел за решётку.

– Таких совпадений не бывает. У меня есть свояк, который в те годы служил в полиции. Я с ним свяжусь.

– Я ничего не говорила Бьёрну, – помедлив, призналась Бритт-Мари. – Он стал бы переживать из-за меня.

Внимательно глядя на невестку, Май протянула руку за очередной морковкой.

– Наверное, он был бы прав, – сказала она, и принялась отточенными движениями чистить корнеплод.

Бритт-Мари выдавила из себя улыбку.

– Я сама могу о себе позаботиться.

– Я в этом не сомневаюсь, – сухо отозвалась Май, вытирая руку о фартук. – Только подходящая ли это работа для молодой матери? – глухим голосом продолжала она, не отрывая взгляда от моркови. Мышцы её жилистых рук ритмично сокращались под кожей, пока она резала и рубила. Наконец на разделочной доске выросла целая гора оранжевых кругляшей.

– Я люблю свою работу. И нам нужны деньги.

Бритт-Мари протянула руку, чтобы дотронуться до Май, но что-то в последний момент её остановило. Она так и осталась стоять, глядя на худую спину свекрови.

– Май, – наконец заговорила она. – Я знаю, что ты решила бросить работу, когда Бьёрн был малышом, и могу это понять, но сейчас всё иначе.

Май вдруг остановилась и уперлась взглядом в сливное отверстие раковины. Бритт-Мари было ясно, что она, возможно, слишком близко подобралась к самой чувствительной теме. Это в семьё Бьёрна не обсуждалось никогда. «Ужасное лето».

– Решила бросить работу, вот как ты думаешь? – спросила Май.

– Я думала, что…

– У меня не было выбора, девочка моя. Неужели тебе кажется, что мне не хотелось бы иметь работу, куда можно уходить по утрам, а возвращаясь, видеть прибранный дом? Еду, уже стоящую на столе к моему приходу? Кому не захотелось бы пожить так, как живут мужчины? И возможно, мне бы это удалось, если бы не родился Бьёрн и не умер Рагнар, и если бы всё не полетело к чертям собачьим тем ужасным летом.

Она умолкла.

– Прости меня. Я не хотела…

Май промолчала, но Бритт-Мари видела, что она изо всех сил сжала нож в кулаке. Костяшки побелели, рука немного дрожала.

В следующий миг распахнулась входная дверь и раздались шаги. В дверях кухни возникла физиономия Бьёрна.

– Привет!

Он по очереди поглядел на Май и на Бритт-Мари.

Улыбка Бьёрна погасла.

– У нас что-то случилось?