Рарок и Леса

Глава 51. Больше полувека назад. Соратники по оружию

Если кто-то думает, что разницы между разбойниками не бывает, то этот кто-то глубоко ошибается. Разбойники были, есть и будут разными и начинается это деление на своих разбойников и чужих.

Свои разбойники, как правило, это бывшие честные подданные, которые по той или иной причине встали на путь преступлений. Они находятся на земле, которую считают домом, и которую, несмотря ни на что, продолжают любить и оберегать. По-своему любить и по-своему оберегать, конечно же.

У многих из таких "лихих людей" остаются в городах и сёлах семьи, близкие и дальние родственники или просто знакомые. Как-то неудобно при таком раскладе быть совершенно беспринципным и безжалостным грабителем и убийцей, хотя, конечно, всякое случается. Но всё же чаще даже злодеяния, содеянные своими и чужими бандитами совсем не так сложно различить по почерку, по стилю, по степени злобы и жестокости, с которой они были сделаны.

То, что вытворяла эта банда, выходило за рамки здравого смысла. Если можно с грехом пополам понять ограбление небогатых ферм, (еда, одежда, железки какие-нибудь), и даже убийство всех до единого их обитателей, (не оставлять же свидетелей), то как объяснить уничтожение всех подчистую домашних животных? К чему это трудоёмкое и бесполезное действо, учитывая, что те, кто проделал такую работу, похоже, не собирались забирать тушки убитых животных в качестве провианта?

Жуткое зловоние окружало разорённые хозяйства, и по этому признаку люди понимали – здесь орудовали те самые убийцы.

Когда подобных случаев было всего два, люди недалёкие заподозрили во всём банду Золаса. Бандиты, дескать, всегда бандиты, чего же от них ещё ждать, как не зверских убийств? Но Лоргин был не из тех правителей, кто прислушивается к мнению дураков. Однако чтобы вынести суждение о чём-либо, надо увидеть это что-то своими глазами. Король распорядился – если случится ещё такое преступление, ничего не трогать, сообщить немедленно и ждать его личного прибытия.

Вонь, окружавшая ферму, заставляла шарахаться лошадей, а собак-ищеек прижимать уши и скулить с подвывом, прячась за ноги хозяев. Люди едва выдерживали этот ад, пытались ослабить всепроникающий сладковато-густой, тошнотворный смрад, закрывая нос и рот шарфами, полами плащей, вообще, любыми тряпками.

Только трое из присутствующих вели себя так, словно никакой вони и в помине не было. И эти трое направлялись к воротам.

Впереди шёл странного вида старик, одетый в чёрно-зелёный килт, чоботы с гетрами, просторную рубаху с широкими рукавами и кожаный жилет с нашитыми бронзовыми бляхами, потемневшими от времени. Из-под низкой расшитой шапочки без полей с коротким султанчиком из перьев, торчащим сбоку, выбивались длинные седые космы, ниспадающие ниже плеч. Ещё у старика имелись густые и тоже длинные усы, напоминавшие моржовые бивни, но подбородок при этом изобилии растительности был гладко выбрит.

Сам по себе этот дед был высоким, прямым и жилистым. Сквозь распахнутый на груди ворот можно было видеть мощные мышцы отнюдь не ослабшие от прожитых лет. Взгляд старика из-под пушистых бровей тоже говорил, что ему ещё далеко до дряхлости.

Вооружение этого почтенного головореза составляли горский палаш с проволочной гардой-корзинкой, северный боевой топор с королевским гербом и кинжал-дирк такой длины и ширины, что в умелых руках мог послужить мечом.

Сопровождали старика две женщины с головы до ног одетые в облегающие серебряные кольчуги, но без плащей и шлемов, имевшие на головах, только стальные налобные обручи не способные ни от чего защитить, но придерживавшие волосы.

Они обе были похожи на грациозных хищниц – диких пантер, одинаково высокие и стройные, обе гибкие и сильные, что чувствовалось в каждом движении. Но даже при первом взгляде бросалась в глаза их существенная разница в возрасте – лет двадцать или больше.

Та, что постарше держала наготове лук с наложенной стрелой. Её глаза сузились до размера щёлочек и словно прокалывали все подозрительные места голубыми иглами зрачков. Остриженные по плечи, такие же седые, как у старика, волосы придавали ей строгий неприступный вид, словно она всем своим видом хотела сказать – не шути со мной!

Её молодая напарница была обладательницей великолепной гривы каштановых волос, ниспадающих ниже лопаток. На вид этой совсем ещё юной девушке было лет восемнадцать – девятнадцать. Сосредоточенное выражение её лица то и дело сменялось мечтательным.

Старик время от времени хитренько поглядывал на неё. "Да, Мара, может быть ты и железная девочка, но сердце у тебя живое – человеческое!" Даже если б он не знал всего, что делается в Гвардии – его большой семье, по одним только этим лучистым глазам было понятно – у девчонки появился милый друг.

Ну, что ж, она сама себе голова, да и парнишка вроде бы хороший – немного туповат, но для младшего офицера его ума хватает, а ещё, он отличный боец, честный и преданный. Любовь, когда она взаимна, полезна для здоровья и делает людей только сильнее. Ну, конечно, она, (любовь то есть), может вывести девчонку из строя месяцев этак на девять, а то и побольше, но что с того? Дело житейское! Дети это главное достояние королевства, а дети таких людей, как Маранта и этот её парень – настоящая драгоценность! Но это дело будущего, а сейчас…

Сейчас они в настоящем аду устроенном человеческими руками, если только можно назвать эти руки человеческими. Это значит, что необходимо девчонку встряхнуть, а то вон, как размечталась!

– Мара, что там справа за дверью? – спросил старик, слегка кивнув на полуоткрытую дверь сарая.

– Это туша свиньи, отец, – ответила девушка, мгновенно подобравшись, как пантера, почуявшая опасность. – Похоже, её повесили на дверь, но зачем?

– Никогда не видел свинью с человеческими руками, – сказал старик, вынимая свой топор из петли на поясе.

– Рука детская, – констатировала Ханна, обладавшая здесь самым острым зрением. – Торчит прямо из брюха свиньи.

– Проверим. К бою!

Видимой опасности не было, но они удвоили внимание. Маранта, державшая руку на рукояти длинной кавалерийской сабли, совсем вытащила её из ножен и взяла слегка на отлёт, чтобы иметь возможность отмахнуть в любую сторону. На её левой руке появился небольшой продолговатый щит, чуть шире наруча, который не стеснял движения левой руки, и сам мог послужить неплохим оружием.

Детская ручка и впрямь торчала из живота свиньи, подвешенной за одно копыто на двери сарая. Свиные потроха были извлечены, а на их место кто-то поместил тело ребёнка. Рука торчала, потому что грубый, редкий шов прорвался, так-как свиная туша уже активно разлагалась и плоть стала рыхлой.

Король взмахнул топором, и тело ребёнка вывалилось наружу. Маранта всё же успела его подхватить и, не обращая внимание на тошнотворную слизь и червей, густо облепивших крохотное тельце, опустила трупик на землю. Мальчик полутора лет. На нём не видно было ни царапины, возможно даже он был ещё жив,       когда его зашивали в утробу животного.

Маранта быстро взглянула в лицо короля. Губы Лоргина побелели, рот стал похож на рубленую рану, глаза превратились в кусочки льда. Кому-то не поздоровится!

Внутри сарая не было ничего примечательного, но с другой стороны к стене были гвоздями прибиты полтора десятка кроликов, которых вытащили из расположенных тут же клеток. После истории с ребёнком, ни они, ни цыплята живьём насаженные на зубья культиватора, не произвели большого впечатления, но главное ждало исследователей впереди.

Вонь, доносившаяся из коровника и овечьего закута, говорила сама за себя о том, что за участь постигла обитателей этих построек. Поэтому их более детальный осмотр решили отложить, и сразу направились в хозяйский дом.

Это было светлое, добротное строение, возведённое умелыми руками для счастливой мирной жизни. Вот именно, что мирной…

Лоргин почувствовал укол совести. Вытравив железной рукой мародёров со своей территории, укрепив границы и создав отличную армию, он дал своим подданным иллюзию защищённости. Кого им было бояться? Золаса?

Король готов был побиться об заклад чем угодно, что Золас недавно сидел вон на той веранде и попивал с хозяином вино, шутил с хозяйкой, облизывался на старшую хозяйскую дочку или молоденькую служанку, но чтобы обидеть кого-нибудь из них не то что делом, но даже словом… Исключено! Он, Лоргин, уверен в этом, и он найдёт тому доказательства. Поэтому он здесь, чтобы во всём самому разобраться.

Дверь в дом была сорвана с петель. По ней ударили пару раз топором, а потом поддели ломом, найденным неподалёку в открытом сарае, и сняли одним движением. Это было не сложно – дверь была не из крепких, но если бы налётчикам противостояла даже настоящая дверь, а не эта ширма, то они легко проникли бы в дом через широкие окна, устроенные без ставень.

Да-а, хозяева при строительстве этого дома проявили непростительную беспечность! Дом, (а тот дом, который стоит отдельно от других домов, где-то в глуши), всегда должен быть крепостью, хотя бы потому, что внутри него находится самое дорогое, что есть у человека – семья, ради которой он живёт и трудится, ради которой, вообще, существует на этом свете и частью которой является сам.

И нечего при этом слушать мнение дураков, что, дескать, не существует крепости, которую нельзя взять и не существует замков, которых нельзя открыть. Пусть сначала враг попробует это сделать, глядишь – сломает зубы о твою твердыню! А если нет, то скормишь задаром всё, что тебе дорого, тому, кто первым не постесняется взять то, что не имеет должной охраны.

Увы, хозяин этого дома не понимал простых доступных истин. На что он надеялся? На авось? На мощь своих мускулов? На то, что грабители не посмеют посягнуть на него из страха перед королём и его полицией, войском и Гвардией? По-видимому, его труп они найдут в доме первым.

Так и есть! Вот он в прихожей. В груди арбалетный болт, в голове тот самый топор, которым рубили дверь. Застрелили в упор и добили одним ударом уже лежащего. Нда. В правой руке крепкая, окованная железом дубинка – превосходное оружие для рукопашной, которым он так и не сумел воспользоваться.

Лоргин со своими телохранительницами был готов увидеть все ужасы, которые ожидали их в разорённом жилище. Маленькая комната. Понятно, детская. На окровавленной кровати два тела – девочки семи-восьми лет. Их изнасиловали, прежде чем задушить.

Далее – столовая. На обеденном столе растерзанное тело дородной, но не старой ещё женщины, конечно же, матери семейства. Её тоже изнасиловали, а потом проткнули всеми ножами и вилками, которые нашлись на смежной со столовой кухне.

На кухне ещё одно тело. Судя по сохранившимся рукам, эта женщина была пожилой. По рукам приходилось судить, потому что лица у неё не было совсем – по нему так старательно били кочергой, что оно превратилось в сплошное кровавое месиво. Наверное, это была бабушка – мать хозяина или хозяйки, какая теперь разница?

Лоргин понимал, что кульминация ждёт их впереди. В гостиной, в плетёных креслах сидят две девушки, судя по одежде – служанки. Свои головы в чепчиках они держат в руках, чинно сложенных на коленях. Их посадили туда уже после смерти и не поленились придать трупам соответствующие позы.

На пороге двери ведущей в кладовку старик, видимо тоже слуга. Его убили без изысков – ножом в спину. Наверняка в хозяйственных постройках и на заднем дворе найдутся ещё слуги и работники – ферма на сей раз богатая. Так, где же финальный аккорд?

Конечно же, в зале – большой центральной круглой комнате, где трапезничают только по праздникам, а ещё, собираются на семейный совет. Именно там они нашли это, то, что должно было объяснить всё разом.

Сооружение представляло собой деревянный крест, наспех сколоченный из досок, найденных в хозяйственной части фермы. Длинная часть этого креста стояла вертикально, прислоненная к стене. Перекладина была внизу и почти упиралась в пол. К кресту вниз головой было прибито нагое тело девушки, точнее ещё девочки лет пятнадцати. Никаких повреждений, кроме пробитых гвоздями рук и ног на теле несчастной видно не было. Она умерла от кровоизлияния в мозг, простояв много часов на голове, так-как кровотечение из ран на руках и ногах было не столь уж обильным.

Впрочем, была на её теле ещё одна струйка крови – из промежности. Её тоже изнасиловали, а сделали это уже на кресте, когда он ещё лежал горизонтально. Прежде чем прибить ноги. А вот, когда дело было сделано, крест подняли и прислонили к стене. С живой ещё, но обезумевшей от боли и ужаса девочкой…

Последним штрихом картины был "алтарь", сооруженный наспех из небольшого сундучка или ящика на который бросили чёрную тряпку. На этом возвышении можно было разглядеть шесть огарков от свечей, среди которых лежал… чёрный котёнок с перерезанным горлом. Стоял "алтарь" в шаге от головы, распятой девочки.

Лоргин, не дрогнувший, но суровый, как гранитная скала покрытая снегом, подошёл вплотную, и некоторое время рассматривал символы, нарисованные сажей на груди и животе распятой.

– Это дело рук адептов культа Рогатого, – промолвил он, наконец. – Золас не причём, вопрос о нём в отношении этого дела закрыт и вскоре об этом будет объявлено официально.

– Ты уверен, Лори? – спросила Ханна, которая, единственная имела право так называть короля.

– Золас тайный инциат, как и я, – ответил Лоргин. – Наше учение прямо противоположно тому, что ты видишь вокруг, и мы находимся в многовековом противостоянии со сторонниками Рогатого.

– Я не об этом. Золаса я никогда не подозревала. Ты уверен, что это сделали "рогачи"? О них давно не было ни слуху, ни духу.

– Это их знаки, – ответил король. – И это их способ жертвоприношений. Впрочем, может быть мы имеем дело с подражателями, ведь официальная церковь Рогатого, я слышал, смягчила ритуалы ещё до Великой катастрофы. Но ведь остались многочисленные секты. В любом случае мы их выследим и схватим. Зигмунд уже должен был послать по их следу опытных следопытов.

– Надо сообщить ему насчёт Золаса, он пере…

– Отец!!!

Это выкрикнула Маранта, бесцеремонно оттолкнув короля и бросив всё своё тело в едином секущем ударе! Монстр, возникший, словно из ниоткуда, за спиной Лоргина, распался на две части, рассечённый от плеча до паха. От сабли воительницы его не спас даже прочный панцирь из хитиновой чешуи и длинные жёсткие шипы, покрывающие ключицы. Но это было только начало!

Комната мгновенно наполнилась тварями, которые посрамили бы своим разнообразием самый подробный каталог, созданный учёными Университета Торгового города. Ханна успела сделать два выстрела и тоже схватилась за меч. Маранта самозабвенно рассекала своим клинком уродливые морды, отделяла от туловищей конечности, вспарывала животы. А Лоргин…

– К спине! – скомандовал не такой уж старый король, ритмично взмахивая топором, от чего в массе лезущих отовсюду монстров образовалась просека. – Не давайте им вцепиться в меня сзади! Будем прорубаться к выходу.

И они прорубились во двор, где их ждало зрелище настоящей битвы! Ферма сейчас напоминала растревоженный муравейник, в котором шёл бой между хозяевами и озверевшими чужаками. Гвардейцы, не дожидаясь команды, бросились на выручку своему королю. Егеря тоже не остались в стороне и сейчас вместе со своими собаками вовсю дрались с чудовищами.

Сражение сразу приобрело вид резни, распавшись на отдельные группы. Люди бросались на монстров по трое-пятеро на одного, как охотничьи псы на медведей, пренебрегая жуткими шипами и когтями, которые были пострашнее мечей. Навстречу королю шёл клин из девяти воинов с широкими мечами, в доспехах тяжёлой пехоты. Во главе этого клина уверенно шагал высокий светловолосый красавец, весь – выпирающие из под панциря мускулы! Он словно косец взмахивал здоровенной шипастой булавой, буквально сметая со своего пути монстров.

Через пару минут толпа смертоносных уродов, запрудивших двор была расколота, и монстряков оттеснили к хозяйственным постройкам и огородам, где закипели жаркие короткие схватки.

– Ты как, отец? – без предисловий спросил белобрысый воин, отсалютовав королю окровавленной булавой.

– Молодчина, Дик! – ответил король, с удовольствием глядя на слаженную работу ударного отряда пехоты. – Узнаю западную манеру драться – расколоть и добить. Ты и твоя краля по разу спасли сегодня мою монаршую шкуру. Ладно, челомкаться будете потом, а сейчас скажи, где Зигмунд?

– Командор преследует предполагаемого противника! – отрапортовал Дик, стрельнув, однако глазами в сторону Маранты, которая улыбнулась ему в ответ. – Следопыты сообщили о нахождении крупного лагеря видимо тех, кто орудовал на этой ферме. Следы ведут туда и обратно…

– На коней! – взревел король, обращаясь к свите. – Дик, ты тут за главного. Всё зачистить, и постарайтесь выяснить, откуда на этот раз пришли монстры.

Они летели через чащу, рискуя переломать ноги лошадям и самим быть сбитыми на землю низко нависающими ветками. Тем не менее, Лоргин и Ханна ухитрялись переговариваться.

– Лор, что происходит? – спросила лучница на полном скаку. – Откуда здесь монстры? Ни с одной заставы не было сообщения уже давно.

– Не знаю! – ответил король с ноткой раздражения. – Уже много лет пытаюсь понять, но не могу! То, что произошло на этой ферме, сделали не монстры. Чудовища всегда появляются там, где зло уже свершилось. Они словно осуществляют возмездие, но при этом бьют и правых, и виноватых, как будто рану прижигают. Правым даже больше достаётся, ведь те, кто действительно виноват, как правило, успевают уйти.

Маранта слушала этот разговор вполуха. Правые, виноватые… какая разница? Сейчас её заданием была безопасность короля. Так велела Наставница. Это было странно, ведь именно по приказу Лоргина их школа "Сумеречных бойцов" была разгромлена. При этом погибло множество преподавателей и учеников, но и стражников они забрали с собой немало!

История её жизни, которую она поведала Лоргину, была, конечно, полуправдой. И трактир в Портовом городе, и старый Муин, (она знала, что он в родстве с королём), имели место быть, но это была лишь часть её недолгой, но наполненной испытаниями жизни. Её память начиналась с огненного кошмара в родном городе, о котором она больше ничего не помнила. Дальше был сиротский приют, а потом школа абсолютных убийц называвших себя "Сумеречными бойцами" или "Сумеречными клинками".

После того, как эту школу, бывшую для Маранты домом и смыслом жизни, уничтожили, Наставница с наиболее способными учениками переселилась в Портовый город, где они обосновались в трактире Муина. Маранта прожила там всего год, но вовсе не училась фехтованию у местных учителей, которых сама могла бы поучить многому. Разве что освоила горскую манеру боя, которую показал им Муин. Освоила специально, чтобы понравиться королю. Наставница хотела, чтобы Маранта стала тенью Лоргина и оберегала его от клинка и стрелы настолько, насколько это может сделать лучший из её воспитанников. При этом ей предписывалось вести жизнь обычного человека и снимались все запреты и ограничения, которые обычно накладывали на себя "сумеречники", чтобы ничто мирское не отвлекало их от служения.

Срок её службы был определён весьма туманно – пока Лоргин правит. Это означало пожизненно, по крайней мере, пожизненно для короля, который был более чем втрое старше Маранты.

Как ни странно, она этого старика успела не просто зауважать, (Лоргин был великим воином, слава о котором гремела повсюду, а враги не смели сунуться туда, куда простиралась его власть), она его полюбила, как иногда начинаешь любить почтенного дальнего родственника, которого волею судьбы вдруг узнаёшь поближе.

Лоргин действительно заботился о своём народе, а не видел в нём только источник для роскошеств. Король был личностью эксцентричною – он мог довольствоваться малым, если надо было, ел грубую пищу и носил простую одежду, (как сейчас, например), мог спать на голой земле и рубиться, как простой ратник – без устали и пренебрегая опасностью. Тем не менее, его двор считался самым шикарным из известных в обозримом мире.

Перед иностранными послами Лоргин появлялся в изысканных одеждах и демонстрировал манеры прирождённого аристократа, так что слухи о его простом происхождении подвергались сомнению. Родились даже легенды о некоем принце, который в силу обстоятельств вынужден был жить долгое время среди народа. Маранта знала, что для тренировки этих манер король держит специальных учителей, что великосветские приёмы для него что-то вроде малоприятной, но неизбежной процедуры назначенной врачом хроническому больному.

Душой Лоргин был со своей Гвардией, которую создавал, собирая не лучших из лучших головорезов, а приглашал людей талантливых и одарённых, не только телом, но душой и разумом. Большинство из них что-то умели ещё до вступления в кадеты, но настоящую выучку проходили здесь под бдительным оком самого короля, который не гнушался преподать пару уроков новобранцам.

Потому-то он и звал их своими детьми, а они его отцом, что удивляло многих, как в самом королевстве, так и за его пределами. Когда они собирались что-то отпраздновать в казармах или в столичном кабаке вместе с королём, (а такое случалось весьма часто), то шутка по поводу трёхсот бастардов Лоргина была самой популярной. А вот насчёт настоящих бастардов неженатого короля Маранта не слышала ничего, несмотря на его славу большого любителя женщин. Впрочем, какое её дело? Её забота – безопасность короля, когда она рядом.

Наставница, с которой Маранта до сих пор поддерживала связь, сказала, что она должна вести себя естественно и не беспокоиться о том, чтобы быть при короле постоянно, потому что в Гвардию будут внедрены ещё "Сумеречные бойцы", которых она пока не знает. Юная воительница так и не поняла, зачем нужно им – тайным телохранителям короля не знать друг друга, но зато теперь у неё появилось время на личную жизнь. И, как следствие, появился Дик.

Маранта, несмотря на всю драматическую напряжённость бешеной скачки по лесу, улыбнулась при воспоминании о светловолосом гиганте. Она ведь была ничего так себе, высокой девушкой. Не дылдой, конечно, но ростом повыше многих. Однако рядом с Диком чувствовала себя малышкой. (А приятное чувство оказывается!)

Он происходил из какого-то народа, живущего западнее Торгового города, и был сущим медведем. То есть он был могуч и грозен в бою, а дома казался мягким и добрым, немного неуклюжим, но очень милым тугодумом.

Маранта не совсем понимала, что же их свело, но им было хорошо вместе, они отлично ладили и совсем не ссорились. Он был её первым мужчиной, который к счастью оказался ласковым, нежным и заботливым любовником, не требующим от неопытной девушки того, что приходит к женщине с годами практики, а иногда и требует специального обучения.

Маранта не ожидала, что мир плотской любви может быть так разнообразен и замечателен! Не знала она до этого и какую гамму чувств может вызвать близость с мужчиной.

Они не сходились только в одном – Дик был полон радужных надежд на будущее, он хотел завести свой дом, хотел детей, хотел большую семью. Не то чтобы Маранта была против, но это шло вразрез с её заданием, да и служба в Гвардии, только начавшаяся, нравилась её с каждым днём всё больше и больше. Поэтому на все прожекты своего любовника она отвечала мягкой улыбкой, не опровергая, но и не обнадёживая, а сама, тем временем, завела небольшую бутылочку со снадобьем, которое не вредит здоровью, но исключает появление неожиданного и нежелательного потомства.

Увесистая еловая лапа хлестнула её по лицу, словно отвесила оплеуху. Спасибо, что глаза остались целы! Сколько же им ещё так скакать? Маранта пожалела, что у неё нет старинного прозрачного щита, какие ещё попадаются иногда в оружейных лавках. Правда эти лёгкие щиты скверно держат удар заточенной сталью, и если лопаются, то уже ни на что не годятся, но зато таким можно полностью закрыться от противника или, как сейчас от веток, не теряя при этом возможности смотреть вперёд.

В чаще перед ними забрезжил просвет. Поляна? Нет, целая просека! И на этой просеке уютно расположился палаточный лагерь в центре, которого развевалось их гвардейское знамя! (Что за?..)

У въезда в лагерь, как и положено, стояли двое часовых с копьями и сержант, который застыл, приветственно подняв руку. Между палатками виднелись меховые шапки егерей, а чуть в стороне мирно паслись лошади. (Всё равно что-то не так!) Странно было то, что у лагеря не было внешних укреплений, даже самых простеньких – гребёнки из кольев, предотвращающей внезапный конный налёт. Да и вообще, откуда взялся этот лагерь?

– Отец! Назад!!! Это ловушка!

Маранта бросила лишь один взгляд в ту сторону, откуда раздался этот голос и волосы встали у неё дыбом – она увидела окровавленного Зигмунда, тело которого прямо сквозь доспехи было прибито к столетнему дубу арбалетными болтами! Ханна тоже взглянула туда разок и тут же выстрелила. Какая-то, почти невидимая на фоне коры, тварь с длинным ножом свалилась с её стрелой в гортани, так и не успев перерезать рыцарю горло.

Маранта приготовилась было к повороту, но король и не думал слушать своего распятого командора Гвардии. Лоргин наоборот пришпорил коня и ринулся на лагерь, на полном скаку выхватывая свой длиннющий горский палаш. Обе воительницы и ещё пять гвардейцев, скакавших за ними, последовали за королём, обнажая оружие.

Насколько Лоргин оказался прав, стало ясно, когда за их спинами, неведомо откуда упала прочная, широкая сеть, натянутая между деревьями. Послушай они предостережение Зигмунда, думавшего, что основная ловушка в лагере – угодили бы сейчас в эту сеть и превратились бы в самую лёгкую мишень для слабейшего из противников.

Лоргин летел, как ураган, но его палаш лежал поперёк седла, в то время как группа воинов, стоявших на краю лагеря, стремительно приближалась. Маранта занесла саблю для удара… но не опустила её. Она поняла, в чём дело – это не были бандиты, переодетые в форму гвардейцев, это были сами гвардейцы… мёртвые, привязанные к рамам из жердей, чтобы сохранять вертикальное положение. Похоже, весь лагерь был фальшивкой. Или нет?

Мимо промелькнуло ещё несколько фигур гвардейцев и егерей. Всё, то же самое – мертвецы, привязанные к кольям. Но что же в палатках? Вылетев на середину лагеря, где было свободное пространство, король осадил коня, который загарцевал, недовольный, что его остановили посреди такого замечательного галопа!

Вокруг никого не было видно, похоже, лагерь был действительно пуст. Один из гвардейцев спешился, рванул полог ближайшей палатки и… поплатился жизнью – раздался сухой щелчок и воин упал навзничь с арбалетным болтом в груди. Ханна вскинула, было, лук – стрелять в ответ, но тут же опустила его. Стрелять было не в кого – в палатке, на высокой дубовой колоде был закреплён примитивный охотничий самострел из тех, которые браконьеры ставят на кабана или медведя.

Другой гвардеец решил поступить умнее – он взял одну из пик, что стояли меж палаток в пирамидах и поддел полог другой палатки наконечником. От взрыва, ахнувшего по ушам словно кувалдой, кони шарахнулись, едва не сбросив всадников. Жеребец короля налетел на палатку и запутался в ней, то взлетая на дыбы, то лягаясь. Маранта, сообразив, что сейчас может случиться что-то ужасное, пришпорила своего пегого и схватила королевского коня под уздцы, заставив его таким образом скакать рядом с собой.

Им всем повезло – и лошадям, и людям – только лишь копыта жеребца Лоргина вырвались из брезентовых пут, остатки смятой палатки вспыхнули и исчезли в красно-чёрном огненном шаре.

– Сжечь тут всё! – проревел король, пожав в качестве благодарности запястье Маранты. – Ты и ты пойдите и снимите командора с дерева. Вы двое – проверьте тут по опушкам, нет ли ещё чего необычного. Девочки, за мной!

Отдав такие распоряжения, король снова пришпорил коня и поскакал к противоположному концу псевдо лагеря, где снова начинался лес. Маранте всё это не нравилось. Теперь они неслись навстречу неведомому врагу, который уничтожил отряд гвардейцев и егерей, возглавляемый самим Зигмундом. Что они могут сделать втроём?

Нет, она беспокоилась не за себя. Вот уже десять лет в ней воспитывали устойчивое презрение к смерти, благодаря которому она вообще не испытывала страх в бою. Но что будет с Лоргиным, если они с Ханной погибнут? Это было самое страшное – не выполнить задание. Для "Сумеречных бойцов" это было страшнее соображений о потерянной чести, не говоря уже о самосохранении, задвинутом куда-то на задний план сознания.

Лесная чаща, видевшаяся издалека густой, здесь оказалась пересечена дорогой. Многочисленные следы конских копыт и повозок свидетельствовали о том, что весьма большое количество народа прошло недавно этим путём. Да, скоро они догонят эту банду размером с небольшую армию и тогда…

Хвост обоза они нагнали раньше, чем рассчитывали. За небольшим изгибом дороги вдруг показались всадники, которые остановились, чтобы посмотреть на приближающуюся со стороны оставленного лагеря троицу.

– Наёмники? – с удивлением произнесла Ханна и тут же выстрелила, потому что один из всадников вскинул в их сторону взведённый арбалет.

Не успел воин, закованный в чёрную броню наёмников опрокинуться на землю со стрелой в правой глазнице, остальные развернули коней и дали дёру! Их преследователи удвоили темп скачки, хоть, как минимум, двое из них сомневались в том, стоит ли догонять превосходящего числом противника, скачущего к тому же на свежих лошадях.

Но вот, пятеро из производившего ретираду отряда, решили, что грудью встретить врага разумнее, чем подставлять тыл под удары длинного горского палаша зажатого в руке такого бойца, как Лоргин. На счастье преследователей у них не было копий, и сеча завязалась на мечах.

Сабля Маранты заплясала, выписывая сложные узоры, словно образовавшие паутинный кокон вокруг воительницы. Ей достались сразу два противника справа от короля. С первых ударов стало ясно – её противники действительно наёмники: опытные, опасные рубаки, но не фехтовальщики. По крайней мере первый.

В такие моменты Маранта всегда чувствовала умиротворение, как будто это была не драка ни на жизнь, а на смерть, а игра кошки с мышью.

Та-ак! Значит чуть поправим этот неуклюжий замах и вот уже крайне удивлённый головорез провалился в ударе и подставил затылок. Лёгкое движение сабли и одной дурной головой у мужика стало меньше!

Другой, кажется, пытается изобразить фехтовальные движения и финты? А ведь он действительно неплохой фехтовальщик, но только не для "Сумеречного клинка"! Подыграем ему! Чуть отступим, сделаем испуганное лицо, ага – купился! Рожа радостная, рука высоко вздёрнута вверх для нанесения "решающего" удара. Ну, так получи ребром щита в зубы! Что, не вкусно! Вкусно было насиловать детей на ферме, а здесь сплошные специи и всё острые. Кстати, вот тебе самая острая в пах! Сдохни евнухом, подонок.