Кошки-мышки

Натка утвердительно кивнула.

– Ты думаешь, у нас всё время так студёно? Э! вот и нет. И у нас в Белозимье оттепель происходит. Недолго совсем, но дружно. Снег притает, уплотнится, на саночках с ветерком можно кататься. А на крыше сосульки повиснут, как кинжалы острые и блестящие. Мальчонки мои ими драться любили, как на шпагах. Позволял эти вольности, но строго требовал опалить остриё, чтобы не поранились. Всё равно поцарапаются и бегут к мамке, к Сударушке моей, лечиться. Уже третьи сосульки как проводили её в вечность. – он опустил глаза и морщинки на лице сложились в горестный барельеф тоски и печали.

Помолчали, только чайник вдруг засопел-запел на печке.

– О чем это я говорил-то? А, – сосульки. Это означает, что новый год наступил. Так и живем – от сосулек до сосулек. Всем землям даем команду новый год начинать. Тут и в Первоцветье, это земли Ранней Весны, половодье да ключи с новой силой разливаются, бьют-веселятся. Да цветочки новые выглядывают на проталинках. А в Полноцветье, это земли Весны Бушующей, что творится! Мне не описать. Ага, киваешь, видела, – засмеялся он. – Так и дальше идет новый год по всем землям.

– Вот и праздник новогодний скоро. Ты думаешь: зачем к нам лесовички приезжают? За снегом? Бывает и так, за льдом приходят. А самое главное – за новогодним праздником. У нас сияние одно чего стоит! Во всё небо сполохи, да разноцветные картинки так и побегут. Только диву даёшься. Моя Сударушка любила смотреть. Может только это ее и примиряло с Белозимьем. Она ведь из самого Жарколетья родом. Здесь на празднике и познакомились. И осталась тут жить. А праздник у нас – и песни, и пляски, и музыка. Молодежь так и хороводится. На саночках любила прокатиться. Прижмется ко мне и смеется и боится одновременно, видно, дух захватывало.

Он приосанился, плечи развернулись, и глаза зажглись озорным блеском. Сейчас в пляс пойдет. Натка вдруг догадалась, почему Сударушка не смогла уехать в свое Жарколетье. Куда ей бежать от такого огня.

– Да видно не климат ей тут. Праздники-то быстро закончатся. Это общее для всех земель время стремительных перемен. А за ним долго у каждого свое время плетётся. Каждый своим временем наслаждается, свои плоды собирает. У нас вьюга клубится, клубится да ярится мороз. Она всё приделает и сядет вышивать или рисовать, или вязать что-то теплое из одежды. В окно смотрит и вздыхает. По своей жаркой земле скучает. Мальчишкам все уши прожужжала: Жарколетье да Жарколетье. Возила сыновей в эти края побывать. У нас двое их. Я редко ездил с ними, не по мне эта погода. А они пристрастились, да и живут теперь там. Сюда и носа не кажут.

– А может на праздники приедут? – подала голос Натка.

– Да вот, беспокоюсь о них. Не приедут – сам схожу. Как мальчишки-то наши подросли, Сударушка совсем заскучала. Я даже ходил в Первоцветье, цветочков живых ей приносил. Да, редко это бывало. Пень – он и есть пень. – печально проговорил Лесовичок.

– Она как радовалась, – его морщинки расплылись в улыбке, – возьмет и не знает, куда поставить цветы, и нюхает и рисует. Потом вышивать начнет. Вышивала душевно, очень красиво. Мою рубаху праздничную петухами разукрасила. Вот на праздник надевать буду.

Чайник прервал его воспоминания, он свистел и парил, как огнедышащий дракон.

– Сейчас напою тебя, голубушка, чаем с мятой и чабрецом.

Он повернулся к пузатому красавцу столовому комоду и снял с открытой полки два бокала, расписанных нежными подснежниками на голубом фоне. По тому, как бережно он поставил бокалы на стол, Ната поняла, что это – работа его Сударушки. Заварник оказался расписан маками и тоже был торжественно выставлен на стол. Он приподнял крышку и влил кипяток. Так знакомо запахло любимыми травами Наты. Она полной грудью вдохнула этот аромат и оказалась… дома.

Она сидела на краю ямки для куста сирени, свесив ноги, и чувствовала, как кто-то тычет ее прутиком в плечо. Ната обернулась. Сосед стоял около калитки:

– Ты что, мать? Всё у тебя в порядке? Иду в магазин, она сидит и на приветствие не отвечает. Обратно иду – все так и сидит. И калитку заперла, не достать.

– Ой, да задремала я малость. Сон такой странный привиделся, – Натка несколько раз провела рукой по глазам, массируя лоб.

–Про сон – это к моей жене, а мне еще червей копать. Дети на рыбалку собрались, – ответил он, удаляясь к своей калитке.

– Ой, полив пошел, – встрепенулась она.

Натка пересадила куст и начала полив. Вечером, захватив заварник, она отправилась к подруге-соседке попить чайку с печеньем и поговорить о том о сём.

А я не могу не вернуться в известную нам избушку. Лесовичок накрыл чайник крышкой и раскрыл было рот, чтобы поведать гостье еще что-то важное о своем крае, но поднял глаза: за столом никого не было. Только орешек лежал на том месте, где она сидела.

– Видимо, подобрала в Предзимье, – печально подумал он, – Да только людям ничего взять отсюда нельзя, мы для них – МИР ВПЕЧАТЛЕНИЙ.

Он медленно опустился на табуретку, сложил на коленях вдруг отяжелевшие кисти рук.

– Никогда не знаешь, когда человек к тебе пожалует и когда уйдет. Да и не знаешь, что еще за человек попался. А эта – своя, совсем своя, – слабая улыбка, прощальная, мягко засветилась на его лице. Брови вздрогнули и насупились, курносый нос картошкой, казалось, потянул голову вниз, он пробурчал что-то в седые короткие усики и задремал.

Попискивание и звук от посрёбывания когтистой лапкой по стеклу вывели его из дрёмы.

– Ах, гулёна! Добралась-таки домой! Небось, потеплело уже, – вскрикнул он и открыл форточку, впустив летучую мышь, которая стала к нему ластиться.

– Вот и хорошо, вот и ладненько, – проговорил он, прижимая к себе холодное тельце зверёныша.

– Что молчишь-то? А! Охрипла с морозца. Сейчас лечиться будем, – подытожил он, доставая из комода графинчик с лечебной настойкой, – сейчас всё пройдет. Ещё попоем.

Волк и пастух (искусство компромисса, притча)

Бежал Волк по степи и поймал пастушью собаку. Собака испугалась очень. «Не дрожи, – прорычал Волк, – не съем. Надоело мне питаться от случая к случаю. Тебя хозяин за что кормит?». Собака отвечает: «Я стадо в кучку собираю и стерегу от врагов». «Передай хозяину, что теперь стадо сторожить буду я», – сказал Волк и щелкнул зубами.

Собака моментально убежала и передала Пастуху все, как есть. Пастух ответил: «Пусть сначала Волк докажет, что, когда он придет стадо сторожить, то не перережет весь мой скот». Вернулась собака к Волку с ответом от Пастуха. Обозлился Волк – не привык он выть по нотам и жить по чужим правилам. Очень захотелось ему съесть Собаку, но сдержался, вспомнив вовремя про голод.

Побежал Волк к Лисе: «Кумушка Лисонька, пораскинь своими быстрыми мозгами, что мне Пастуху ответить?». Говорит Лиса: «Передай так – пусть сначала Пастух докажет, что, когда ты придешь к нему с благими намерениями, он не убьёт тебя из чувства страха или ради твоей теплой шкуры».

Побежала Собака и передала Пастуху ответ Волка. Оценил Пастух равнозначность отповеди и говорит: «Сделаем так: Волк год не подходит к моему стаду, а в конце года я ему за воздержание отпущу одну-двух овец из моего стада».

Передала Собака Волку слова Пастуха. Ушел Волк из тех мест, стал охотиться в других краях.

Подходит год с того момента. Стал Пастух всё чаще ругать своих собак. Да и понять его можно: разленились пастушьи псы, спят целыми днями, лень им не то, что подняться и пробежаться за отбившимся животным, но и пасть открыть, чтобы гавкнуть. Только, когда пастух замахнется плетью, поднимаются и стадо собирают. Еще стал пастух замечать, что болеют овцы. Сначала одна ослабела, потом другие стали от нее заражаться. Урон стаду болезнь нанесла. Пастух подумал: «Мудра Природа – нет худа без добра».

Пришел Волк и стал выть. Да так сильно и страшно – кровь в жилах стынет. Псы по конурам забились и носа не кажут. Коровы доиться перестали. Пастух достал охотничье ружье. А Волк взял двух овец из ослабевших, утащил в логово. Не взял лишнего. Отложил Пастух ружьишко.

Мудра Природа – так и живут они невдалеке друг от друга. И вместе страшно и порознь нехорошо. Пока Волк лишнего не берет, Пастух ружье не заряжает. Только пока. Если овладеет Волком жестокая хищность, – достанет его пастушья пуля. Так они понимают и уважают мудрость Природы.

Моё! или Хата с краю (притча)

В небольшом поселке на центральной улице жили два брата. Их дома стояли напротив, через дорогу. Дети выросли и уехали устраивать судьбу в большие города. Со временем и дома стали понемногу приходить в негодность, и их хозяева – стареть.

Братья то и дело жаловались друг другу: то у одного рамы рассохлись и их опять надо ремонтировать, а то у другого ступеньки крыльца подгнили, вот-вот провалятся. Они сочувственно качали головами, и в ответ каждый делился своими собственными проблемами. Начинать большой ремонт не хватало сил, да и одному несподручно. Соседи советовали им ремонтировать сначала один дом, а потом другой. Братья отвечали так. Если мы починим его дом, а он после заболеет и не сможет мне помочь, то я и останусь в старом доме? А другой говорил: «Если мы отремонтируем мой дом, а его не сможем, то что же – он придёт жить в мой дом?!» Вот и получалось, что у каждого хата с краю, хоть и живут они бок о бок.

Время шло, и шло оно не на пользу ни домам, ни их хозяевам. Братья понимали это. Они пришли к одному рассудительному человеку, который слыл в поселке за мирового судью. Ходили к нему люди за советом по склочным делам и застарелым ссорам.

Этот человек выслушал братьев и сказал им:

– Прежде, чем вы узнаете мое решение, дайте слово, что строго выполните услышанное здесь.

– А трудно ли будет нам держать слово? – спросили братья.

– Трудно, очень трудно, вас будет ломать и корёжить.

Развернулись братья и, молча, ушли по домам. Неделю они не появлялись на улице, потом вернулись и сказали:

– Говори, Мировой. Мы поняли, что время идет и не дает нам другого выхода. Мы готовы держать слово.

Он отвечал им так:

– Отныне у вас нет своего дома. Ни у тебя, ни у тебя.

Браться ахнули.

– Оба дома – общие, вы только пользуетесь ими раздельно. Отремонтируете один дом – будете в нем жить вместе и не знать горя. Почините два – будете жить в них, как привыкли.

Хмурыми ушли братья от Мирового, исподлобья поглядывая друг на друга. Неделю сиднем сидели они по домам, слушая как скрипят ступеньки гнилого крыльца и воет ветер в рассохшихся рамах. А тут еще дверь входную стало заклинивать, да под крышей мокрое пятно налилось влагой.

Наконец, собрались они в одном доме и принялись вместе ремонтировать другой, что был покрепче. Застучали молотки весело, звонко запела двуручная пила в умелых руках, запахло строительным лесом. Да и сами братья как-то вдруг помолодели и посветлели глазами. Соседи присматривались, а потом и втянулись в работу: кто словом, а кто и делом. Братья отремонтировали дом и переехали в него жить. Взялись за другой. И опять принялись дружно трудиться.

Пришло время, когда встали оба дома друг против друга краше прежнего. Братья созвали детей и рассказали им о себе:

– Раньше, родные братья, мы жили хоть и рядом, но как чужие люди. Потом нам хватило сил понять и изменить это.

И добавили:

– Нельзя определить истину человеческой жизни раз и навсегда, каждому приходится находить ее заново. А вот моральный ключ (код) к ее поиску передать можно. Это мы и хотим сделать своим рассказом. Не забывайте о нем, когда будете отвечать перед сбой и близкими за свои поступки.