Утренние фонари

Лариске стукнуло тридцать пять, Вадику почти сорок. Семьи из них не вышло, хотя разводиться уже не собирались. Просто по бездетности оба они тяготились пустотой, как две прислоненные друг к другу половинки общего, не имеющего единения.

Вадик работал, Лариска тоже. Вадик после работы шел домой, и Лариска шла домой. И все как у всех. Вечером молча ужинали, молча тыкали пальцами в планшеты, молча ложились спать. Нет, они общались, конечно, не значилось между ними ни стены, ни пропасти. Но не соприкасались:

– Ты как?

– Норм. А ты?

– Ок!

Тему работы давно условились не поднимать – все равно не понять ей инструктора, а ему терапевта. А делать вид… С этим сразу как-то не задалось, с первого года. Грохнул как-то Вадик по столу ладонью:

– Так! Буду любить тебя всякой, но никогда не делай вид и не притворяйся! Я это не-на-ви-жу!

Она, конечно, все равно входила в роли по надобности, но не россыпью, как раньше, а скупой щепоткой, в точном соответствии с целесообразностью. Терапевт все-таки.

Лариска знала, что Вадик ее не винит, в конце концов – он притворяться не умел, если б винил, сказал бы. Но сама она себя простить не могла.

Жуткая эта и немая тишина. Такая удобная и комфортная, некоторые завидуют. Нет, правда, придешь с работы, быстрый ужин, смартфон, компьютер, телевизор – и тут она, подарок судьбы – тишина. Здорово. Будь она проклята!

Вечером Лариска случайно коснулась Вадика рукой. Это впрямь случайно вышло. Он еще не спал, руку отдернул. Рефлекторное. А ночью, когда заснул – обнял ее нежно. Подсознательное.

Он, вообще, суровый парень. По крайней мере, раньше был. Бей хоть лопатой в лоб – не вздохнет. Но, когда закончил контракт, Лариске тяжелее было. Правда, только и говорил:

– Мужик на войне – как дома, а дома – как на войне! – и смеялся. Больше про войну никогда и ничего. Где бывал, что делал? Служил.

А она его ждала, ждала, ждала! Ох, ждала она его!

Тогда и в церковь пошла, отводила душу. Помогло. Отвела. Да и он живой вернулся, теперь вот инструктор. Бороду отпустил, брутальный. Ну, да пусть.

А там, где он защищал интересы Отечества, много всего взрывалось, устремлялась в небо земля и взгляды людей, которые не хотели взрываться. И многие там видели Бога, Его хорошо видно с такого ракурса.