Ответ г. Градовскому на его разбор «Записки» К. С. Аксакова

Кстати. У нас в России, как известно, это последнее выражение, то есть «правовой порядок», также в большом ходу. Но ведь «правовой порядок» бывает разный; ведь «правовой порядок» вовсе не означает порядка, всенепременно воплощающего высшую правду, так что восхвалять «правовой порядок вообще» – или не имеет смысла, или имеет смысл вышеуказанный, то есть стремление заменить все Божие – Кесаревым, всякую идею безусловной правды и нравственности – юридическою внешнею, форменного оценкою, – так чтоб нравственным было только то, что законно, и безнравственным лишь то, что осуждается внешним законом… «Правовой порядок!» Но ведь французский террор с его кровавой оргией и всеми способами истребления был самый что ни на есть законный и правовой и должен быть признан таковым с точки зрения не «моралистов», а «скромных юристов». Все ведь делалось по решению законного большинства в конвенте, а конвент состоял из легальных, вполне легальных, представителей французского народа, которые совершали расправу якобы от его имени и в силу ими же легально провозглашенного принципа народного верховенства! Сегодня узаконяется небытие Бога и провозглашается поклонение разуму: хотя десятки миллионов народа непричастны такому решению и отвергают его всем сердцем и всею душой, но сотня лишних голосов в конвенте обязывает их принять таковое решение за законное и вдобавок за свое собственное… И делать нечего: это ведь и есть «правовой порядок»!.. У нас часто толкуют о «гарантиях» и усматривают их именно в западноевропейском «правовом порядке». Но если сей последний служит основанием гарантии, то чем же гарантируется самый «правовой порядок», или иначе: чем же гарантируется гарантия? Одним из догматов теории о гарантиях, например, состоит, как известно, несменяемость судей как условие их независимости. Но вот Гамбетта намеревается – самым «правовым порядком», то есть, подобрав себе лишний десяток голосов для составления большинства, посягнуть на этот заветный принцип и пообчистить магистратуру, потому что она оказывается слишком независимою от администрации и часто оправдывает тех, кого правительство хотело бы обвинить. Так как во Франции следует всегда допускать возможность политической перемены, то таким образом устанавливается «правовой» прецедент и для будущих правительств: подбирать угодный для себя состав магистратуры! Мы, само собою разумеется, не против правового порядка вообще, то есть не против юридических норм и форм, но не следует питать к ним никакого суеверия, придавать им какое-то самостоятельное преувеличенное значение или вводить их в те области, где им не место. Когда нам твердят о «правовом порядке», мы прежде всего хотим знать: какой именно!