Исчезнувшие

Из дневника Нади Рыбальченко

10 марта 2019. «Голубева даже на 8 марта не пришла. Гордею нахамила по телефону, а он её поздравить хотел. Сказал, что она неблагодарная свинья. А больше она телефон никому не давала. Обиделась, наверное, что мы смеялись. А как не смеяться, если с ней вечно что-нибудь случается? Однажды миску в котелок с супом уронила и полезла доставать, и если бы Лось её не остановил, руку бы сунула в кипяток, обожгла. А осенью штаны распорола о сук сверху донизу, и всю дорогу ругалась, шёпотом. Такими словами! Меня бы дома убили бы.

А ещё она свалилась в речку, мы её переходили по бобровой плотине, никто не упал, а Лера упала, барахтается и орёт. А чего орать, там мелко. Дно глинистое, вытащили её всю в грязи. И стояли из-за неё, полчаса отмывалась, а водичка-то октябрьская. На привале уселась чуть не в костёр, сушиться. Гордей её трогать запретил, мы обед сами готовили, без неё.

Она такая зараза, а в группе без неё как-то не так. Никогда бы не подумала, что мне будет её не хватать. А ещё к нам трое новеньких пришли, Лёша с Мариной и Костя, их Лось привёл. И с Гордеем из-за них поссорился. Лось поступил неспортивно, увёл половину группы, и Васька с ними ушёл. А мы втроём остались. Вот тебе и праздник. Я подарки домой еле дотащила».

Часть 17

Виталий Герт

В тот первый лыжный поход, когда они заблудились в метели, и Лера сломала лыжу, потеряла дужку крепления, а потом потеряла сознание от страха, Виталик в неё влюбился. Невзирая на её издевательский тон (это способ обратить на себя внимание), обвинения во лжи (она просто завидует ему, сама не знает ничего, а Виталя знает о-оочень много, с Виталей не пропадёшь) и гневные взгляды (похоже, она к нему неравнодушна).

Группа, замёрзшая и ослепшая от метели, отогревалась в мунтяновской избушке, а они с Лерой сидели на брёвнах у сарая, соприкасаясь плечами, и Виталик ей рассказывал о Чегетских опасных трассах и о том, какие бывают лыжи: Backcountry с металлическим кантом – для экстремальной езды, рэйсинг для скоростного спуска и слалома, фрирайд для катания по неподготовленным трассам и по целику.

Лера его не перебивала, не обвиняла во вранье, и даже попросила рассказать, как он спасал людей в горах и за что получил орден. И он рассказал, и орден обещал показать, ей одной, потому что в историю с орденом никто не верил, а Лера верила.

После посиделок у сарая Виталик продолжал её молча любить, хотя она не позволяла. Но не насмехалась, не фыркала и смотрела по-другому. Или ему так казалось. Ей бы очень пошла его фамилия: Валерия Герт. Валерия и Виталий Герты, звучит представительно.

Виталику стукнуло сорок пять, но детски-незамутнённый взгляд и мальчишеские выходки надёжно скрывали возраст. Виталика терпели, хотя иногда он начинал нести бред – о личном знакомстве с Григоровичем, которому Виталик «помогал», об ордене, который ему вручил президент, со словами «носи, Виталик, ты заслужил». Ордена никто не видел, но спорить с Виталиком не хотелось: он обижался, махал рукой: «Не верите…Что я его, в поход надену? Кто в поход с орденами ходит?».

С этим нельзя было не согласиться: в турпоходы в орденах ходить не принято. Орденоносец уходил от костра метров на двадцать и сидел там один, вздыхая и мучаясь оттого, что ему не верят. Приходилось его успокаивать и уговаривать вернуться к костру. Повздыхав, Виталик начинал рассказывать о своём знакомстве с Юрием Любимовым и как он помогал наводить порядок в театре на Таганке.

– Я не хотел, там такие артисты, без меня справятся, а Любимов меня за плечо так берёт (Виталик показал, как) и говорит «Виталя, ты просто обязан помочь, без тебя тут такое начнётся…»

– Виталя, он же умер, Любимов. Четыре года назад. И сейчас ему бы было сто два года. А театром на Таганке с 2011 года руководил Валерий Золотухин, а с марта 2014 года Ирина Апексимова – не выдержала Надя, и из-за неё никто не узнал, что же такое начнётся в «Таганке» без Виталика.

– Ну да, да, умер. Но он мне говорил… И Золотухин говорил.

– А Апексимова тебе ничего не говорила? Она же там теперь директор.

– Иришка-то? Ну как же! Вчера звонила, приглашала на спектакль, а я ей говорю: «Извини, Иришка, у меня поход, я руководителю обещал, а если Виталик обещал, Виталик сделает». Она расстроилась, конечно. Она меня всё время приглашает, на все спектакли…

– Кто расстроился, Апексимова? Виталик, там же ремонт, на Таганке…

В группе удивлялись Надиной осведомлённости о перипетиях театрального мира. Вранью Виталика не удивлялся никто. И никто так и не узнал, что орден «За личное мужество» у него всё-таки был, за спасение людей в горах с риском для собственной жизни.

Он был спасателем на Чегете, горнолыжном курорте в Приэльбрусье, с длинной и относительно крутой трассой, одной из сложнейших горнолыжных трасс мира. Безграничные возможности для фрирайда и бэккантри, нетронутая целина, сверхсложные комбинированные варианты, трассы через сосновый лес, перепад высот катания – тысяча сто сорок метров, снег с ноября по июнь и чёрные трассы.

Маркировка горнолыжных трасс четырёхцветная: простые трассы зелёные, следующие по сложности – синие, красные имеют ещё более возросшую крутизну, характеризуются отсутствием пологих участков и предназначены для опытных катальщиков, умеющих гасить скорость на выполаживаниях. Спуски по прямой здесь приведут к нежелательным последствиям. Следующий класс трасс – чёрные – для экспертов. На эти трассы ратраки не выпускают, и на них можно встретить всё что угодно, от крутых жёстких досок с буграми до целинного крутого снега, а в некоторых местах катание уже переходит в прыгание.

Виталик когда-то катался, имел второй разряд по горным лыжам, а спасателем он стал случайно, когда один ретивый папаша решил спуститься с двенадцатилетней дочкой по чёрной трассе, должна же она преодолеть свой страх, шесть лет катается и до сих пор боится, и в горы каждый раз едет со слезами. В ребёнке надо воспитывать самоуважение, вот спустится с ним, и ей будет за что себя уважать. Он научил её всему, она умеет.

В том, что отец и девочка остались живы, «виноват» Виталик, любитель экстремальных чёрных трасс, который нашёл их – почти замёрзших. О том, как он тащил на себе орущую от боли девчонку с открытым переломом ноги и волочил на волокуше её потерявшего сознание отца, Виталик старался не вспоминать. Как и о том, что придя в себя, горе-родитель спросил не о дочке, а… о лыжах, которые Виталик оставил на трассе, спасатели заберут.

Потом было ещё несколько случаев, о которых не получалось забыть, и медаль «За спасение погибавших», первая государственная награда за мужество и самоотверженность. Орден «За мужество» он получил после схода лавины, когда просидел трое суток под двухметровым слоем твёрдого снега, с людьми, которые бы не выжили, если бы не Виталик с его железной уверенностью, что их непременно найдут. Он подарил им эту уверенность, и баллон с кислородом отдал: им нужнее. Он отвечал за жизни этих шестерых, среди которых два подростка, им ещё жить, а Виталик… какой он к чертям спасатель, если будет спасать себя?

Он делал всё, что мог: шутил, смеялся, вспоминал походные истории, кормил мальчишек шоколадом (всегда имел при себе плитку), успокаивал тех, кто отчаялся… К исходу третьего дня в спасение верили все, кроме Виталика. Их нашли, откопали, всех шестерых, живых и здоровых. А Виталик… От недостатка ли кислорода, или от безнадёжности ситуации, Виталик замкнулся в своём мире, откуда так и не смог вернуться. Рассказывал бесконечные истории, в которые искренне верил, и радовался чужому вниманию. И пусть это был мир его фантазии, но это был его мир, в котором из столкновения с реальностью он всегда выходил победителем. Мир возвращал самоуважение, дарил ощущение самодостаточности и тормозил внутренний конфликт с самим собой.

Не бывает бывших спасателей, как не бывает бывших спортсменов и бывших артистов. Виталик продолжал спасать – то Григоровича, то театр на Таганке, то лыжников на Чегете…

Вот и Леру поехал спасать.

Он видел, какими глазами смотрел на неё Иван, и она на него смотрела. Видел, как они договаривались о чем-то. Наверняка о встрече. Лерку он успел изучить, она этого Ивана не упустит.

Номер телефона Виталик выпросил у Гордеева.

– Не жмись, Гордей, дай Леркин телефон.

– Я его стёр.

– Гордей, я же знаю, что не стёр. Я же тебя знаю. Я с ней поговорю, уломаю, я умею уговаривать. Может, и придёт.

– Как придёт, так и уйдёт. Она больше не член группы. Потому что всему есть предел. Слышал бы ты, как она со мной разговаривала! Я поздравить её хотел, с восьмым марта, а она…

– Не в настроении была, я понял. Дай телефон, Гордей.

По голубевскому телефону ему ответила Марита. Сказала, что Лера была у них вчера и уехала, а телефон оставила. Иван её на станцию проводил и на поезд посадил, а телефон – приедет, отдадим.

Гордеев сказал, что она болеет. Если Лера забыла телефон у Мунтяну, откуда он узнал, что – болеет? Может, позвонила с другого телефона? А симку почему не заблокировала? Когда теряют телефон, то всегда блокируют симкарту, а деньги переводят на новую. Что-то не давало Виталику покоя. Он промучился всю субботу, а в воскресенье поехал к Мунтяну.

– Ты в поход? А покушать почему не взял? – Мать пощупала рюкзак, который всегда был набитым до отказа, а сегодня «худой». Она следила за Виталиком, который в свои сорок пять был в сущности ребёнком. И до сих пор проклинала тех, кто был с ним под той лавиной. Они остались жить, с ними всё в порядке, а её единственный сын стал вот таким. Без мамы и поесть забудет, и пенсию забудет получить, и шарф зимой не наденет.

– Виталя, шарф надень! Я термос тебе положила, ты забыл.

Мать потихоньку сунула в рюкзак свитер, запасную пару носок и пакет с бутербродами. Всегда брал, а сегодня не взял ничего, что с ним такое?

Она не знала, что никакого похода в воскресенье нет, поход был восьмого марта, в пятницу. Весь следующий день Виталик не находил себе места, а Ирина Анатольевна переживала за сына. И теперь тихо радовалась: на лыжах пробежится, развеется.

Выйдя из дома, Виталик направился к ближайшему супермаркету. Затарится деликатесами, не с бутербродами же в гости ехать. И Марите коробку конфет купить. А телефон он заберёт, может, Лера на него позвонит.

Часть 18

Вкусовая гамма

У всех праздники, а у них с Иваном работы невпроворот. Марита спешно крутила фарш: на следующей неделе обещали оттепель, а холодильника у них нет. Жалко будет, если столько мяса пропадёт. Иван молодец, порубил меленько, мелкие косточки вынул, всё же чему-то научился на бойне. И вторую мясорубку притащил, на двух-то оно скорей получается. Марита начиняла кишки фаршем, мурлыча полюбившуюся ей «Рамамбу в осеннем парке». В «Мясном дворике» его берут, сколько ни принесёшь, и просят ещё. Фаршик – пальчики оближешь! Свежий, ароматный, благоухающий майораном и гвоздичным перцем. И деньги за него дают хорошие. Но за колбасу больше дают.

Иван на работу не вышел, взял выходной, по причине той же оттепели, и теперь крутился волчком: начинял кишки фаршем, насыпал в коптильню ольховую щепу, сверху клал вишнёвые веточки, которых много наломал на пустующих дачах. То-то хозяева удивятся, подумают, зайцы объели. «Свинина» хорошо получается на ольхе с вишней.

Незабываемую вкусовую гамму дают фруктовые деревья и кустарники: красная смородина, малина, крыжовник. На дачах полно, бери не хочу, возить, правда, далеко, и только в сильный снегопад: иначе след к лагерю приведёт. Иван и бочку железную там нашёл, и книжку – «Коптильня своими руками», из которой узнал, что грушевая щепа придаёт мясу красноватый цвет, а дубовая – специфический вкус. И заломил за «товар» немыслимую цену. Хозяйка ресторанчика поохала, поахала и согласилась.

Брат и сестра Берёза встали рано, когда ещё не рассвело, и к полудню устали так, что «Рамамба» уже не пелась, работали, что называется, на автопилоте. И тут заявился Виталик, принесли его черти. Были у них позавчера туристы эти, через день опять в поход пошли, и опять к ним. Не накатались.

Лерин смартфон Марита отдала:

– Убирай скореича, с глаз долой. Иван никому отдавать не велел, только хозяйке. А она хворает, вчера позвонила, сказала. Ты уж сам ей отвези телефон-то…

Подарку обрадовалась, кликнула Ивана:

– Вань, посмотри, кто к нам приехал-то! Посмотри, чего привёз-то! Конфет шоколадных!

Посидели с гостем за столом, отведали московских деликатесов, распили бутылочку «Беленькой». Виталик пригубил только, нельзя ему, но Иван возмутился: «За Марютку мою не хочешь пить?» Виталик выпил сколько налито, Иван его похвалил, налил ещё. И встретил твёрдый взгляд: «Нельзя мне пить, я на таблетках. Спина. Анальгетики пью, без них ни пешком, ни на лыжах…»

С водкой от Виталика отстали. Он взялся было рассказывать о своей дружбе с Григоровичем, и далее по нарастающей, с Гордеевым, Фадеечевым, Филиным и Вазиевым – и получил, что называется в лоб:

– С каким ещё филином?

– Сергей Филин, руководитель молодёжной балетной труппы Большого театра.

Виталик улыбнулся победительно. На лицах слушателей отразилось недоумение. При слове «труппы» брат и сестра Мунтяну переглянулись, как показалось Виталику, непонимающе. Ну да, ну да… Что с них взять, беженцы, в лесу живут, балет не смотрят, а он перед ними хвост распушил…

Принесла нелёгкая гостя, и мелет что-то непонятное про трупы в Большом театре. А нам работать надо, и ждать нельзя, синоптики оттепель обещают, думала Марита. Улучив момент, вопросительно посмотрела на брата, но тот покачал головой: «Нет».

До Виталика дошло наконец, что его не слушают, и он замолчал. Иван выскользнул за дверь, Марита встала, начала убирать со стола, и как-то так вышло, что гость попрощался с хозяевами и в три минуты оказался на крыльце.

И ему бы уйти, отпустили ведь. А Виталику приспичило отлить, у крыльца было неловко, и он пошёл за сарай, и увидел… Лерины лыжи. Точно её. Вот и картинка прилеплена, пудель. Лера вечно собак на лыжи лепила…

– Ну да, Леркины, – подтвердил Иван, и Виталика резануло это «Леркины». – Свои оставила, на моих уехала.

Виталик ему не поверил. Если Лерины лыжи здесь, то должна быть и сама Лера. Приехала к Ивану и не захотела видеть Виталика, за стол даже не села.

– Голубева! Я знаю, что ты здесь, я лыжи твои нашёл, – заорал Виталик на весь лес. Иван тронул его за плечо:

– Не ори, не услышит. Хочешь, покажу, где она? Пойдём. – Зачем-то снял с гвоздя висевшую на нём стальную тонкую цепь, сунул в карман телогрейки, зашагал по дороге к каменному корпусу. Виталик семенил за ним, соображая, как вести себя с Лерой и что говорить. Может, просто поздороваться и уехать?

Из рассказов словоохотливого Виталика Иван знал, что тот не общается с бывшей женой пятнадцать лет и живёт в Москве с матерью, которая его очень любит. Значит, будет искать. Чтобы «облегчить» поиски, Иван отвёз Виталин сотовый на станцию и, дождавшись проходящего грузового состава, очень удачно забросил его в полувагон с лесом. Сотовый провалился между брёвен и сослужил брату и сестре Берёзам хорошую службу.

Ирина Анатольевна

Мать Виталика забила тревогу вечером. Позвонила Гордееву, но они с Сидоровной уехали ещё в субботу – к Тониным родным в Ярославль, и телефон не отвечал.

Зато Лось обретался в пределах досягаемости, у своей школьной подруги, сорокалетней Ирочки Риваненко, и здорово набрался. Ирине Анатольевне Герт стало плохо, когда она услышала, что никакого похода в воскресенье не было и что Виталик, наверное, у кого-то завис. Она испугалась и возмутилась одновременно:

– То есть, как это не было? Как это завис? Виталя не мог… не может!

– Вы так уверены, что не может? С головой у него проблемы, а с остальным полный порядок, мужик как мужик, пока рот не откроет, – вещал пьяный Лось. – Иришка, подь сюда. Похомячить тебя хочу.

Последние слова относились, разумеется, к Ирочке, но Ирина Анатольевна не могла этого знать, обозвала Лосева хамом и бросила трубку. Лосев, конечно, скотина, хоть и мастер спорта, а Виталя действительно мог к кому-то поехать… Нет, это абсурд. Виталя прекрасный сын и прекрасный человек, но… ему уже сорок пять, пятнадцать лет назад, когда случилась беда, от него ушла жена, не захотела жить с таким, и с тех пор ни одна женщина… нет, это абсурд, он не мог ни к кому поехать!

Лось перезвонил через два часа. Извинился и, услышав истеричное «Виталички до сих пор нет», уверил Ирину Анатольевну, что не случилось ничего страшного, сегодня в Плане заявлены четыре похода, а Виталик сидит где-нибудь за городом на платформе, вместе с остальными, сеть не ловится, а электрички отменены. Так иногда бывает, ничего страшного. Или заночевал у кого-то живущего поблизости. Звонить в турклуб не надо, там никого нет.

Дима продиктовал Ирине Анатольевне маршруты: три лыжных оздоровительных, на пятнадцать – двадцать километров, один лыжный тренировочный, на тридцать шесть. Дал телефоны руководителей: Резникова, Орехова, Вильданова и Горелова.

– В тренировочный он точно не пойдёт, там маршрут дальний, не осилит, так что Горелову вы не звоните.

– Почему же не осилит? – с ходу возразила Ирина Анатольевна. – Это вы не осилите, а Виталик бывший спасатель, у него ноги железные, он гирю поднимает каждое утро, и с гантелями занимается.

Про гирю Лось пропустил мимо ушей, извинился ещё раз и вежливо попрощался.

Горелову Ирина Анатольевна позвонила первому. Лось тактично умолчал о том, что Горелов выгнал Виталика из своей группы – за его россказни и за газету «Оракул», которую Виталик вознамерился читать на привале вслух. Группа у Горелова серьёзная, без дураков, а Виталик не вписался в поворот. Горелов на него не орал (у них такое не практикуется), он просто сказал, чтобы Виталик больше к нему не приходил. Виталик и не ходил. Так зачем звонить? Но Ирина Анатольевна позвонила и выслушала лаконичный ответ: «Ничем не могу помочь, в моей группе вашего сына нет и не будет».

К Резникову в это воскресенье пришли двадцать человек, к Вильданову больше тридцати, всех не упомнишь. Но Ирина Анатольевна так не считала: «Вы же руководитель, вы всех обязаны помнить!»

Откуда же ей знать, что – не обязаны, что группа составляется спонтанно, кто пришёл на вокзал, те и группа. Сегодня пришли одни, завтра придут другие. Ирина Анатольевна чуть не плача описала Виталины лыжи, и куртку, и шапку, и рюкзак, но не услышала ничего утешительного.

Оставался ещё Орехов, маршрут Хорлово – Рудниковская, от Москвы километров сто, не меньше, потому и телефон не отвечает. Дозвониться Орехову не получилось, значит, группа ещё в пути, в Москву не вернулись. Ирина Анатольевна почти успокоилась. А утром ей повезло: Орехов вспомнил какого-то Виталия, который «мировой мужик, альпинист, и рассказывал интересно». Ещё он вспомнил, что когда группа возвращалась на станцию, рудниковские остались у костра, может, и Виталий с ними.

Ирина Анатольевна поблагодарила, ещё раз извинилась за звонок, ещё раз безуспешно попыталась связаться с Виталиком. Телефон молчал.

В группе у Орехова любили выпить и, покатавшись часа два, разжигали костёр и «отдыхали» до сумерек. Виталий с ними действительно был, и действительно альпинист, но – не Виталик Герт. Рудниковские действительно остались у костра, домой не торопились, им до посёлка полчаса ходьбы. А «мировой мужик» вместе со всеми сел в электричку и уехал в Москву.

Ирина Анатольевна ждала сына до вечера, потом сварила литр кофе и просидела всю ночь с телефоном в руках. Утром снова звонила Орехову, потом звонила в турклуб, потом поехала в Рудниковское отделение внутренних дел и написала заявление о пропаже человека. Заявление у неё приняли и объяснили, что лучше подать его в ОВД по месту жительства. Что она и сделала. Виталия, который альпинист, полиция нашла в тот же день (Николай Орехов добросовестно обзвонил своих туристов, и раздобыл телефон альпиниста), но это оказался не тот Виталик, который был нужен. А тот, который нужен, был неизвестно где, и не факт, что в Рудниковской.

Ирина Анатольевна и сама понимала, что её Виталя не пошёл бы к Орехову: на лыжах он катался только с анальгетиками, пить ему нельзя, а у Орехова, как ей растолковали в турклубе, с этим делом без напряга.

Заявление из Рудниковского РОВД она забрала. Дома у Гертов состоялся военный совет в лице Гордеева, Лося и Васьки-гитлера. Ирина Анатольевна всё время плакала и мало понимала, о чём с ней говорят. Васька костерил себя, что оставил Надю в праздничный поход одну, больше никогда не оставит. Лось вообще не понимал, куда мог исчезнуть Виталик. У Гордеева были кое-какие соображения, но озвучивать их при Ирине Анатольевне он не стал.