Причастия несовершенного вида

И никаких дизайнов/архитектуры,

Только юрфак, и попробуй не доучиться!

Мальчик растет адвокатом, живет в столице,

Долго и счастливо здравствует, пряча зубы.

Не вспоминает дату, когда он умер.

4

Время /ходить по трупам/ мечтать о бо́льшем.

Вечный закон вещей /бренных душ/ банален:

Выключил ламповый свет всемогущей дланью?

Свято уверовал в высшую цель и пользу? —

Нет никаких гарантий, что ты не Альма.

Трудно быть богом в клетке рожденных ползать.

Причастие

Твоя футболка сухая и пахнет смертью.

Ложусь поперек живота и лакаю печень.

Вчера мы сидели у кладбища на Просвете —

детишки, сердобольные мамаши, объедки, мелочь,

березы, голуби, утро летнее.

И никто даже близко не подходил к черте.

А теперь

ты лежишь, как кот на раскатанном перекрестке

в пыли Коменды:

вроде мертвый и плоский,

а вроде —

никто не заметил

мяса из-под колес.

Твоя печень мягкая, теплая и сырая;

человеческий сок по зубам на траву стекает;

и я отчетливо не понимаю, кто же из нас издох.

Теплотрасса отличный дом:

Зимой можно согреться тем же теплом,

Что зажиточные горожане;

Престарелая ива за гаражами

Делится с нами постельным бельем.

Последним листом.

Постелим и пьем.

Тетя Зина приносит в жестянке корм

И ворчит, что воняет бомжами.

Если кто-то еще сюда заползает,

Мы не деремся. Нам веселее втроем.

Чувствую, как растворяется жалкое «мы» на кончике языка,

и снова не знаю, кто из нас жив,

и с какой стороны черта.

Ива кивает в такт

отрубленными руками.

Твой желудок упругий, пустой и жесткий;

зубы вязнут в нем, будто в смоле.

В детстве жевали битум

В гулком московском дворе,

раскаленном как домна.

У меня не было дома.

Тебя батя бил.

Пил.

Говорил: тупая псина, недоносок, дебил.

Пух залетал за ворот, ты чесал мне за у́хом, трепал бока,

я смеялся до колик, умолял, чтобы ты перестал.

В том дворе было столько любви,

что я предварительно умер.

Твое сердце ничем не лучше желудка —

пустое и жесткое.

Может, чуть более влажное.

Однажды в Самаре подра́лись из-за бродячей суки:

вдоль реки пробегала собачья свадьба,

и нам обоим захотелось участвовать.

Невеста была рыжая и облезлая,

с боками нежными,

с ржавой железной лентой

на шейных проплешинах —

карело-финская лайка.

Женихи сплелись в кровожадный клубок

не на жизнь, а на смерть,

катались по детской площадке,

парализовали движение,

бросались на женщин, лаяли,

разорвали дворничихе тулуп.

Невеста дала метису овчарки.

Тебе дали пятнадцать суток.

Меня усыпили в муниципальной ветеринарке

по рекомендации муниципального ветеринара,

потому что чиновники врут —

никто никого не возвращает обратно

в прежнюю среду обитания.

Твои легкие вкусные – мягкие и податливые,

нежные, как бока той суки.

Зарываюсь в них ртом, будто в брюхо забытой матери,

что кормила меня молоком.

Интересно, сколько нас было в помете?

И сколько живет до сих пор?