Конституционализм как правовое основание социальной солидарности. Монография

И. А. Алебастрова
Конституционализм как правовое основание социальной солидарности
Монография

[битая ссылка] ebooks@prospekt.org

Введение

В настоящее время в свет выходит множество научных публикаций о постиндустриальном обществе, о его характеристиках, проблемах и перспективах¹. Между тем его идеологию, которая учитывала бы громадные изменения, происходящие в жизни людей и организации их совместного существования, нельзя считать вполне разработанной². Представляется, что чрезвычайно важным элементом такой идеологии должно стать обоснование необходимости укрепления в обществе солидарности, которая в условиях глобализации и информатизации общества становится насущным императивом. Действительно, в условиях колоссально активизировавшихся миграции и информатизации, присущих глобализирующемуся миру, когда в постоянном контакте находятся люди совершенно разных культурных идентичностей, недостаток солидарности, как никогда ранее, чреват опасными социальными взрывами. Однако в связи с этими же обстоятельствами возможность и даже потребность понять и принять друг друга у людей, по-разному мыслящих и чувствующих, тоже многократно возросли. Поэтому можно утверждать, что современному глобализирующемуся обществу явно не хватает солидарности, в которой оно как никогда нуждается и которая вместе с тем как никогда возможна.

Следует отметить, что солидарность так или иначе всегда была свойственна человеческому обществу. «История цивилизации – это борьба социальных, коллективных инстинктов с эгоистическими человеческими побуждениями»³. Однако в прежних цивилизациях человечества доминировала солидарность людей по какому-либо отдельно взятому признаку их общности (этническому, религиозному, классовому и т. п.), которую выдающийся исследователь проблематики солидарности французский социолог и философ Э. Дюркгейм (1858–1917) назвал солидарностью механической⁴, сочетающейся со значительными элементами враждебности или изоляции по отношению к индивидам и их общностям, имеющим иные идентификационные признаки.

Действительно, одной из фундаментальных идей традиционного общества справедливо принято считать коллективизм, принимавший формы общинности, соборности. Организация жизни людей, выражающая в рамках традиционного общества данный принцип, менялась: это семейная община, род и племя, мини-государства, наиболее яркими примерами которых являются античные государства-полисы, средневековые государства-поместья. Правда, уже на данном этапе появлялись первые предвестники более крупных организаций с централизованной властью: государства-империи (древние Египет – в династический период его развития, Китай, Индия, империя Александра Македонского, Римская, а позже Священная Римская империи). В позднем традиционном обществе возникли крупные государства-нации. При этом все перечисленные сообщества постоянно друг с другом враждовали, борясь за различные ресурсы: землю, труд, капитал, власть, позже также – за торжество той или иной идеологии⁵.

Доминирующей идеей раннеиндустриального общества считается индивидуализм, направленный на обеспечение раскрепощения и самореализации личности (с обслуживающими его ценностями либеральной идеологии)⁶. Представляется, что это верно лишь отчасти. Как доминанта общественного сознания раннеиндустриального общества индивидуализм воспринимается потому, что по сравнению с коллективистским, общинным сознанием традиционного общества само его появление представляло собой яркий, даже кричащий контраст, бросающийся в глаза. На деле же развитие индустриального общества характеризуется не только ростом индивидуализма, но и приращением начал солидарности, причем не только механической, которая доминировала в традиционном обществе, но и того ее типа, который Э. Дюркгейм называл органической солидарностью – солидарностью, базирующейся на признании права на различия, важнейшим основанием которой является уважение каждой личности и осознание принадлежности всех людей к единому роду человеческому⁷. Действительно, усиление механической солидарности проявилось в индустриальном обществе прежде всего в утверждении крупного национального государства в качестве главной формы политической организации, что предполагало высокую степень единения и сплоченности людей вокруг национальных интересов и лидеров. Развитие же органической солидарности стимулировали провозглашенные буржуазными революциями принципы равноправия, свободы личности, демократии и народного суверенитета: они не только обслуживали интересы индивидуализма, но и выражали идеи солидарности различных социальных групп в рамках одного национального государства. Как видно, перечисленные принципы раннеиндустриального общества усиливали солидарность двух видов: механическую – основанную на сходстве (объединение в крупные государства), и органическую – основанную на плюрализме и признании права на различия.

Идеи механической солидарности в рамках индустриального общества прорастали, впрочем, не только как оборотная сторона индивидуализма, существующая в виде национального государства, но и в качестве контртенденций индивидуализму – в виде идеологий и соответствующих им государственных организаций, основанных на приоритете идеи механической солидарности и отрицающих или ограничивающих индивидуализм: социалистические (базирующиеся на идее классовой солидарности), фашистские (олицетворявшие расовую и национальную солидарность), позже – исламистские (основанные на активизации религиозной солидарности в противовес глобализации) и т. п. В то же время в рамках индустриального общества развивалась и органическая солидарность. Ее главным олицетворением явилось социальное государство.

Основной идеей постиндустриального общества, на мой взгляд, должна стать идея органической – общечеловеческой – социальной солидарности, при которой каждый должен стремиться понять и принять других людей и их ценности. Отказ от социальной солидарности – в некоторых случаях, впрочем, совершенно необходимый и неизбежный – должен стать исключением, а не правилом жизни. Только в условиях постиндустриального общества (глобализирующегося и информатизирующегося) это стало и необходимым, и возможным. Необходимым – потому, что с активизацией миграции физически стали жить рядом люди с разными ценностями и менталитетом (их солидарность стала вопросом их выживания, поскольку их тесные контакты без укоренения чувства взаимной солидарности весьма взрывоопасны), а информатизация обусловливает активное виртуальное общение таких людей. Эти же факторы солидарность делают возможной: они активизируют диалог и взаимопроникновение культур, постоянные контакты облегчают и стимулируют взаимопонимание. Поэтому в условиях постиндустриального общества утверждаются новые этические основания бытия – этика ненасилия, доверия и лояльности, а также связанные с ними механизмы самоорганизации и взаимодействия, технологии «мягкой власти» (soft power). Социальная солидарность становится «философским камнем», парадигмой новой эпохи. Ее необходимость уже в 1932 г. подчеркивал великий государственный деятель Франции Ш. де Голль (1890–1870): «Сегодня индивидуализм – это заблуждение. Повсюду видна необходимость объединения. Нет такого предприятия, которое не становилось бы корпорацией. <…> В спорте образуются федерации»⁸. Стимулирующую общечеловеческую солидарность роль современных процессов информатизации и глобализации подчеркивал автор одного из первых трудов, посвященных исследованию информационного общества, японский социолог и футуролог профессор Й. Масуда (1905–1995). Он полагал, что существенная трансформация человеческого сознания и ценностей под влиянием свободного глобального обмена информацией должна иметь результатом «общество согласия»⁹. В современном общественном сознании и поведении, как справедливо подчеркивает профессор В. Е. Чиркин, доминируют, в отличие индивидуалистической идеологии раннеиндустриального общества, социальные мотивы: социальная солидарность, справедливость, социальная функция собственности и т. п.¹⁰

Тем не менее идеология социальной солидарности не является ни структурированной, ни содержательно разработанной, ни проникшей глубоко в сознание общества. Доминирующими идеологиями современности по инерции принято считать консерватизм, либерализм и социализм. Между тем их установки сблизились настолько, что подчас их трудно друг от друга отличить, идеи же социальной солидарности, причем органической, проросли в них во всех. Об этом свидетельствуют, например, востребованность в рамках нового либерализма идей социального обеспечения, резкое снижение популярности революционных методов достижения социальной справедливости, а также отказ от классового подхода в рамках левой социалистической идеологии. С другой стороны, опять же нередко в рамках трех традиционных, а также ряда иных политических идеологий, идее общечеловеческой солидарности противостоят идеи механической солидарности: националистические, классовые, религиозные и т. п.

Разумеется, принцип социальной солидарности не следует абсолютизировать, как, впрочем, и любой принцип, в том числе социальный. Такая абсолютизация таит ряд опасностей самого разнообразного свойства. Это и использование его как предлога для свержения законных правительств, попыток установления мирового господства или господства более сильных государств над более слабыми; и насаждение тоталитарных режимов, прикрывающихся общими интересами; и угрозы выживанию титульных наций развитых государств; и ослабление борьбы с преступностью. Поэтому разработка содержания принципа социальной солидарности, соответствующей идеологии, механизмов реализации данного принципа, его пределов – важнейшая задача всех общественных наук, в том числе правовой, прежде всего – конституционного права.

Представляется, что в конституционном праве начала социальной солидарности присутствовали всегда, т. е. с самого момента его возникновения. Правда, принято считать, что на первом этапе развития мирового конституционализма в нем доминировал индивидуализм. Более того, на основе того непреложного факта, что исходным идейным началом конституционализма является идеология либерализма, может показаться, что конституционное право мало приспособлено для развития начал солидарности в обществе, поскольку либерализм с его лозунгом опоры на собственные силы культивирует индивидуализм и скорее разобщает, а не солидаризирует общество. Но данное мнение представляется ошибочным, на него можно возразить следующее.

Идеи социальной солидарности, хотя это менее очевидно, чем их приращение по мере развития конституционализма в мире, можно обнаружить уже в самых первых конституциях и иных актах конституционной значимости. Действительно, принципы свободы личности, естественного характера прав человека, равноправия, породившие дикий капитализм, вместе с тем означали акт неслыханной до того времени солидарности, прежде всего – с самым угнетенным и вместе с тем самым многочисленным классом позднего традиционного общества – крестьянством. Свобода и равноправие, как справедливо отмечалось в научной литературе, были прежде всего решением крестьянского вопроса¹¹ – точно так же, как социальное государство стало в будущем решением рабочего вопроса¹². Впрочем, и от того, и от другого много выиграли и иные слои населения. Поэтому представляется заблуждением односторонняя оценка принципов свободы личности, незыблемости прав человека и равноправия только как проявлений индивидуализма первых конституций.

Кроме того, в конституциях первой волны присутствовали и иные проявления социальной солидарности: в виде закрепления идей народного суверенитета (например, ст. 7 Конституции Франции 1793 г.) и государственного суверенитета (например, ст. 1 Конституции Франции 1848 г.), предполагающих высокую степень единства и согласия населения конкретной страны, т. е. солидарности ее граждан; возможности изъятия собственности для государственных нужд (поправка V к Конституции США 1787 г., ст. 17 Декларации прав человека и гражданина 1789 г.), что означало установление начал солидарности собственников с согражданами в лице государства как формы их объединения. Наконец, уже на первом этапе развития мирового конституционализма прорастали и идеи социального государства. Это отразилось в фабричном законодательстве Англии, во всех французских конституциях XIX в., в социальном законодательстве О. фон Бисмарка (1815–1898) и т. п. Данные идеи выводились из естественного права человека на достойную жизнь. Так что можно утверждать, что первый этап мирового конституционализма и ранний этап индустриального общества способствовали укоренению идеи достоинства личности, а вместе с ней – идеи социальной солидарности, которая на втором этапе развивается в направлении укоренения идеи социального государства.

Если же попытаться оценить наиболее крупные перемены, произошедшие в социальной действительности за все время существования мирового конституционализма, а также проанализировать их отражение в конституциях, то невозможно не заметить огромного постепенного, но неуклонного приращения идей солидарности в конституциях – причем как юридических, так и фактических. Более того, может даже возникнуть впечатление, что переход от индивидуализма как фундаментального принципа конституций первого, раннеиндустриального, поколения к социальной солидарности как главной идее конституций современной (третьей, постиндустриальной) волны выступает магистральным направлением эволюции мирового конституционализма – прежде всего через социализацию государства.

Второй этап мирового конституционализма характеризуется развитием идеи социальной солидарности преимущественно в рамках теории, законодательства и практики социального государства. Данный период, как и предыдущий, богат парадоксами и противоречиями. Путь утверждения социальной солидарности в форме социального государства (как и правового – на первом этапе) был тернист. Как на первом этапе стремление солидаризировать общество на равноправной демократической основе приводило к войнам, кровавым революциям, диктатурам и к дикому капитализму, так и на втором гипертрофированное стремление солидаризироваться на классовой, расовой или национальной основе опять вызвало те же самые последствия, выразившиеся в установлении социалистической диктатуры, фашизма, развязывании Второй мировой войны.

Ее ужасающие результаты впервые, пожалуй, привели к разработке в рамках общественной науки и практической политологии стратегии органической солидарности – стратегии, направленной на то, чтобы сделать поиски компромиссов и взаимопонимания, толерантность – как внутри стран, так и между ними – стилем жизни. Это положило начало третьему этапу в развитии мирового конституционализма, главной идеей которого выступает интернационализация. Она была усилена глобализацией и информатизацией общества. Интернационализация выражается не только в заимствовании государствами передового конституционно-правового опыта друг друга (что тоже облегчает взаимопонимание). Она проявляется также в признании все большим количеством стран международного права частью внутригосударственного, в миролюбивой внешней политике, активизации наднациональных и международных институтов и т. п.

Сочетание новой тенденции с сохранением социализации и демократизации позволяет говорить об активизации в конституционном праве начал органической социальной солидарности. Принцип солидарности вербально закреплен в ряде конституций (Польша, Португалия, Бразилия, Франция и т. д.), в международном и наднациональном праве. Он проявляется не только в действии названных тенденций развития конституционного права, но и в эволюции всех его крупных институтов на современном этапе (возрастание количества обязанностей, социальных и коллективных прав; сближение политических идеологий различных партий; разработка и внедрение в жизнь концепции «партисипаторной демократии», основанной на вовлечении в принятие управленческих решений всех заинтересованных сторон, их диалоге и сотрудничестве с целью выработки консенсуса, что требует временных затрат, но повышает моральную приемлемость принимаемых решений¹³; изменение стратегии профсоюзов; усиление взаимодействия государства с институтами гражданского общества, активизация некоммерческих организаций, децентрализация территориального устройства и т. д.).

В новых социальных условиях, сочетающих развитие как индивидуалистических начал в смысле утверждения в обществе представлений о безусловной ценности каждой личности (со всеми вытекающими отсюда положительными и отрицательными последствиями), так и органической солидарности, многие принципы и институты конституционного права, разработанные еще в раннеиндустриальном обществе, т. е. на заре конституционализма (неотчуждаемость прав человека, народный и государственный суверенитет, народное представительство, разделение властей, частная собственность), нуждаются в переосмыслении. Сохранятся ли они в новых условиях, и если сохранятся, то в каком направлении эволюционирует их содержание и насколько они совместимы с общесоциальным принципом солидарности, который развивается в направлении всемерной активизации, – поискам ответов на эти вопросы посвящена настоящая работа.

Задача укрепления социальной солидарности чрезвычайно актуальна для современной России, где недостаток солидарности, на мой взгляд, является системной социальной проблемой. С одной стороны, у нас наблюдается явный дефицит простейшей механической солидарности, причем на самых разных уровнях организации нашей жизни: от семейного – с учетом огромного количества распадающихся семей и оставленных родителями детей, до национального – проявляющегося в политической и социальной апатии и отчужденности значительной части населения от социально значимой деятельности по достижению своих собственных интересов, включая деятельность политическую. С другой стороны, нашему обществу очевидно не хватает солидарности, характерной для более высокого уровня общественного и личного развития – солидарности органической: опять же во многих, если не во всех сферах нашей жизни. Речь идет о дефиците солидарности, т. е. доминировании негативного отношения российского населения, по отношению к внешнему миру; о дефиците солидарности в рамках гражданского общества, выражающегося в неразвитости филантропических институтов (благотворительных, волонтерских, просветительских и т. п.); о неприемлемости солидарности в российской политической культуре (компромисс, предполагающий уступки, воспринимается как поражение и проявление слабости власти¹⁴); о пренебрежительном, а то и враждебном отношении к населению со стороны российской политической элиты, что выражается, в частности, в нередких случаях принятия репрессивных законов (об иностранных агентах, об экстремистской деятельности, об оскорблении чувств верующих, об ужесточении законодательства о массовых мероприятиях, об ограничении усыновления иностранцами и т. п.) или законов, неожиданных для населения и непонятных ему с точки зрения их смысла, т. е. принятых не только без сколько-нибудь широкого обсуждения соответствующих инициатив, но и без сколько-нибудь убедительного объяснения населению смысла предпринимаемых новелл (об объединении академий наук, о переименовании милиции в полицию, об упразднении Высшего Арбитражного Суда РФ и т. п.).

Задача настоящей монографии заключается в выявлении и исследовании потенциала конституционного права для обеспечения социальной солидарности, а также обосновании на основе анализа отечественного и зарубежного опыта направлений активизации использования данного потенциала в России.

Глава 1. Социальная солидарность в системе фундаментальных принципов конституционализма

1.1. Социальная солидарность: понятие, виды, значение

На всех этапах существования человечества социальная солидарность выступала важным социально-психологическим фактором его образования, сохранения и развития, продолжая оставаться таковым и в настоящее время. Это естественно: общество сформировалось, существует и эволюционирует прежде всего потому, что люди умеют находить общий язык и договариваться, сотрудничают и помогают друг другу¹⁵.

В литературе предложено множество определений социальной солидарности (от лат. solidus – плотный, твердый). Так, толковый словарь С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой определяет солидарность как деятельное сочувствие каким-нибудь мнениям или действиям, общность интересов, единодушие¹⁶. В толковом словаре крупного и авторитетного французского издательства «Робер» под социальной солидарностью понимается такой тип взаимоотношений между людьми, который является следствием осознания общности их интересов и влечет за собой моральное обязательство не вредить другим и оказывать им помощь¹⁷. Другой словарь французского языка, выпускаемый главным конкурентом «Робера» издательством «Ларусс», трактует социальную солидарность как взаимозависимость между людьми, проистекающую из осознания того факта, что одни люди не могут быть счастливыми, если другие не могут быть такими же¹⁸. В старейшей универсальной английской энциклопедии «Британника» социальная солидарность определяется как единство группы или класса, которое возникает на основе общности интересов, целей и представлений¹⁹. Как видно, несмотря на различия в некоторых нюансах в приведенных определениях много общего. Это прежде всего акцент на единении солидарных людей, основанном на осознании ими своей общности²⁰.

По нашему мнению, социальная солидарность – это образ мыслей, чувств, поведения, выражающих любую форму поддержки одних людей другими: толерантность, согласие, сочувствие, сотрудничество, помощь. Как видно, солидарность – это антипод враждебности, подавления и равнодушия. При этом солидарность – явление весьма многоплановое: существуют различные формы, степени, мотивы и идеологические обоснования солидарности.

Так, формы и степень солидарности включают богатую палитру внутренней и внешней деятельности: от пассивных терпимости к различиям, лояльности, сочувствия, согласия в мнениях, мыслях, целях, установках, осознанного воздержания от причинения вреда до самых активных, таких как совместная деятельность, помощь и даже самопожертвование. Весьма разнообразными могут быть и способы поддержки одних людей другими: материальная, идеологическая, психологическая, организационная, силовая, информационная и т. п. Наоборот, проявлениями отсутствия солидарности следует считать не только разобщенность и равнодушие, но и различного рода конфликты, а также любые формы жестокости, подавления и иного причинения вреда.

Весьма непростым является психологическое и идеологическое обоснование солидарности: ее мотивацию образует сложное переплетение эгоизма и альтруизма, в ее идеологическом основании присутствуют как индивидуализм, так и коллективизм, ее проявлениями выступают как сплоченность единомышленников, так и признание права «быть другим», сосуществующие в рамках солидарного общества в их различном сочетании и соотношении. Отмечая многоаспектность причин, мотивов и целей, побуждающих людей к солидарности, выдающийся русский философ и правовед И. А. Ильин (1883–1954) писал: «Мыслители самых различных эпох отмечали у человека тяготение к совместной жизни. Самые основные влечения и интересы, начиная от первичных инстинктивно-эгоистических побуждений и кончая утонченными духовными запросами, заставляют человека искать постоянного общения с другими людьми. Общежитие необходимо человеку потому, что оно может дать и действительно дает ему элементарную обеспеченность и духовную полноту жизни»²¹.

Представляется, что исторически первым мотивом социальной солидарности был эгоизм. Он всегда присутствует у человека, поскольку направлен на удовлетворение его собственных потребностей, реализацию собственных целей и интересов, во многом помогая каждому конкретному человеку обеспечить самосохранение, саморазвитие и самореализацию, поэтому никогда ни в каком коллективе или сообществе человек не может полностью раствориться, тем более – с этим согласиться и смириться. Эгоизм порождается стремлением человека к личной независимости, желанием и удовольствием сознавать себя человеком, самостоятельным и свободным в своем развитии. Это здоровое начало в человеке, которое в разумном сочетании с признанием за другими права на такую же долю эгоизма не позволяет подавить человека и превратить общество в безликую однородную массу. Парадоксально, но именно эгоизм изначально породил коллективизм в жизни предков человека: они стали объединяться, чтобы выжить перед постоянным натиском различных угроз окружающей природной среды. К таким угрозам различные животные виды приспосабливались неодинаково: некоторые из них научились летать, плавать и дышать под водой, менять цвет кожи, расставаться с частями тела, вырабатывать яд, у некоторых защитными механизмами стали острые зубы и когти и т. п. Предки же человека сделали главную ставку на объединение. Это позволило им не только приспосабливаться к опасностям природы, не только наиболее эффективно ее использовать, но и даже преобразовывать ее в своих интересах в процессе производительной трудовой деятельности. Благодаря такой деятельности, требующей некоторого элемента изобретательности, у предков человека развивалось абстрактное мышление, произошло осознание человеком своего собственного «я», самоопределение, выделение из среды себя как автономной единицы. Это, в свою очередь, не могло не усилить начала индивидуализма, а значит, и эгоизма в обществе. С учетом приведенных обстоятельств следует согласиться с известным историком и политическим деятелем Франции Ф. Гизо (1787–1874), который полагал, что эгоизм и солидарность, их взаимное дополнение и взаимосвязь – главные условия существования цивилизации, которая «существует при двух условиях и характеризуется двумя признаками: развитием общественной деятельности и развитием деятельности личной. <…> Оба эти факта состоят в такой тесной и необходимой связи между собой, что, даже появляясь не одновременно, они не могут быть отделены друг от друга и рано или поздно один из них повлечет за собой другой»²².

Разумеется, зачатки солидарности и коллективизма можно обнаружить у большинства видов животных. Известный русский ученый, революционер, теоретик анархизма князь П. А. Кропоткин (1842–1921) писал о своих многочисленных наблюдениях проявления солидарности среди животных. «Помимо закона Взаимной Борьбы, – утверждал П. А. Кропоткин, – в природе существует еще закон “Взаимной Помощи”, который для успешности борьбы за жизнь, и в особенности для прогрессивной эволюции видов, играет гораздо более важную роль, чем закон Взаимной Борьбы… Едва только мы начинаем изучать животных… как тотчас же мы замечаем, что хотя между различными видами, и в особенности между различными классами животных, ведется в чрезвычайно обширных размерах борьба и истребление, – в то же самое время, в таких же, или даже в еще больших размерах, наблюдается взаимная поддержка, взаимная помощь и взаимная защита среди животных, принадлежащих к одному и тому же виду, или, по крайней мере, к тому же сообществу. Общественность является таким же законом природы, как и взаимная борьба»²³. При этом «привычки взаимной поддержки дают животным лучшую охрану против их врагов, они облегчают им добывание пищи (зимние запасы, переселения, кормление под охраной сторожей и т. п.), увеличивают продолжительность жизни, и, вследствие этого, – облегчают развитие»²⁴.

Однако солидарность животных ограничивается масштабами стаи, в лучшем случае – вида, и имеет поверхностный, обусловленный в основном мотивами удовлетворения физиологических потребностей характер. У людей же объединение происходило параллельно с осуществлением трудовой деятельности и интеллектуальным развитием в процессе реализации такой деятельности. Это обусловило более глубокий, постоянный, активный и всесторонний характер их взаимодействия, объединения и, как следствие, солидарности.

Впоследствии эгоистические соображения как мотивы человеческой солидарности во многом сохранились в рамках возникшей социальной окружающей среды. «Индивиды кооперируются в организации только потому, что им это выгодно», – справедливо полагает известный современный американский философ Ф. Фукуяма²⁵. Люди объединяются с целью ее приспособления к своим интересам и отражения существующей в ней угроз, для повышения эффективности своей деятельности на основе специализации и использования результатов деятельности других людей. Человек, осознав многогранность и даже безграничность своих потребностей, а также то обстоятельство, что он не всесилен и самостоятельно не в состоянии их удовлетворить, стал стремиться использовать других людей в своих целях. Люди постепенно стали осознавать «ту силу, которую они приобретают, практикуя взаимную помощь и поддержку, а также сознавать удовольствия, которые можно найти в общественной жизни, – писал П. А. Кропоткин. – Общество… зиждется вовсе не на любви и даже не на симпатии. Оно зиждется на сознании – хотя бы инстинктивном, – человеческой солидарности, взаимной зависимости людей. Оно зиждется на бессознательном или полуосознанном признании силы, заимствуемой каждым человеком из общей практики взаимопомощи»²⁶.

С одними людьми человек стал для достижения своих собственных интересов объединяться, сотрудничать и обмениваться результатами своих усилий, других – стремиться подчинить: по учению выдающегося немецкого философа, автора идеи социального государства Л. фон Штайна (1815–1890) начало общественной организации кроется в ограниченности сил индивида, в невозможности удовлетворения его потребностей одними личными силами; отсюда стремление подчинить себе других лиц и приспособить их для своих эгоистических целей²⁷.

В свою очередь, люди, являющиеся объектами таких притязаний, тоже стали объединяться – для того, чтобы им противостоять или осуществить встречные притязания. Именно с целью приспособления к окружающей природной и социальной среде, а также ее преобразования в своих интересах появились роды, племена, а затем и государства. Для того чтобы защитить, отстоять свои собственные, конкретные, и непосредственные общие интересы во взаимоотношениях с другими людьми, в рамках защиты от природных и техногенных факторов – с тем, чтобы им эффективнее противостоять – в настоящее время тоже существует множество социальных организаций. Это государства и государствоподобные образования, профессиональные, национальные, религиозные, экологические и т. п. объединения.