Красная Книга

Глава 10
Темница – Легендарное Колдовство

Ингвар принял из рук Тульпы крупный бараний рог.

– На вот, выпей, – сказала она. – Сейчас станет легче.

Рог был залит сургучом и воском, но Тульпа уже распечатала его. Внутри бултыхалось тёплое молоко. Действие зелья было мгновенным. Боль и тревога ушли. Приятная слабость дремоты наполнила тело и мысли. Странные ощущения заинтересовали Ингвара.

Но сама способность интересоваться чем-либо тоже покинула его, смытая тёплым молоком.

С отсутствующим видом он смотрел, как Тульпа вынула бархатную секцию с трубкой и кисетом. У шкатулки обнаружилось двойное дно.

«Тут, похоже, у всего есть двойное дно», – с грустью подумал Ингвар.

– Что это значит, что тебя здесь нет? – спросил он.

– А то и значит, мой прекрасный колдун, что я – это ты. И не плоть от плоти. О нет, папочка. Я – это ты. Слепок твоих мыслей, твоего духа. Я твоя тульпа. Снаряд, который ты пустил сквозь сотню лет, чтобы я пришла сюда, сейчас, открыть тебе, кто ты есть, помочь в кромешной тьме и одиночестве.

В её глазах стояли злые слёзы.

– И так как я твой слепок, то и слепилась по образу и подобию. Вся моя вторая сигнальная система – это такой вот словесный вихрь, густо пересыпанный ругательствами и присказками. Ты знаешь, где я видала твоё вычурное эпистолярное колдовство? Я тебе скажу где! В твоём долбаном сундуке синонимов того места, где я вижу тебя и твою клятскую любовь к пышным словесам. Тебя, твои древние свитки, твои медовые речи, твой серебряный язык, твоё золотое перо, твою изумрудную скрижаль, твою алмазную пудру!

Она заставила себя успокоиться. Вытерла щёки.

– Теперь по поводу искалеченной руки. Я – твоя мысль. Галлюцинация, фактически. Я ничего не смогу вылечить. А вот ты сможешь. Но для колдовства тебе нужен оргон. У тебя его мало. Поэтому я буду использовать свой. Проблема в том, что тогда я быстро сгорю.

– Я не колдун, – твёрдо сказал сказочник. – Я – сказочник.

Уголёк неслышно мяукнул из угла камеры.

Она, словно бы не услышав его, продолжала:

– Особенно непросто это будет из-за моей манеры речи. Знаешь, на что это похоже? Я тебе скажу, на что это похоже! Это как если бы я находилась на корабле и должна была подать знак другому кораблю. Там ведь ветер, не докричишься особо. И я бы могла это сделать с помощью небольших флажков, которые крепятся к верёвке между мачтами. Некоторые флажки – это целое слово или понятие. Вроде как «на борту все заболели». Или «нужна вода». Ну, чтобы не ковыряться по букве, надевая на верёвку «Т» – «О» – «Н» – «Е» – «М», когда корабль тонет, а сразу вздёрнуть нужный флажок «тонем». Удобно, да? Только в распоряжении матросов маленькие флажки, вот такие. – Тульпа показала жестами, какими, по её мнению, флажками орудуют матросы. – Вот как обычные люди общаются. Их флажки легко снимать и надевать на верёвку, которую вздёргиваешь на мачту. А в моём распоряжении нет маленьких флажков. Нет… О нет, клять… В моём распоряжении огромные сложные и хитро сформулированные конструкции. Это не флажки! Это знамёна из тяжеленного бархата с рюшками, оборками, вышивкой, гербами, бубенчиками…

Она отодвинулась, чтобы посмотреть в глаза пленнику.

– Пахтать их в жопу! Да это, клять, просто гобелены, а не словесные конструкции. Ну почему ты не можешь как люди разговаривать, а? Просто, нормально, как все…

– Я постараюсь быть… проще. Тульпа, послушай меня. Не знаю, кто ты. Но я совершенно точно не колдун, – твёрдо сказал колдун. – Думаю, тут какая-то ошибка.

– Ты реально отбитый? – изменилась в лице Тульпа.

– Я не…

– Просто подумай: как я могла явиться кому-то другому? Меня, кроме тебя, вообще никто не видит! Я же твоя Тульпа. Это всё равно что глитчу сказать, что он ошибся адресом. Или сну. Мол, ты чего мне снишься, вон снись жене, на соседней подушке.

– Допустим, ты явилась по адресу. Но ты же видишь, что я никакой не колдун.

– Вижу. Вижу, что колдуна тут сейчас нет. Это может означать только одно.

– Именно!

– Нет, не это! А то, что тот колдун так хорошо спрятался, что его и не видно. Я же тебе всё объяснила уже! Поскольку я точно знаю, что ты колдун, и само моё существование объясняется только тем, что ты колдун, было б странно, если бы ты от меня – мысли колдуна – добился признания, что подумавшего эту мысль колдуна не существует.

– Нет, Тульпа, послушай…

– Я сейчас тебе коротенько изложу основы. Поэтому ты уж постарайся расчехлить свои знаменитые на весь мир мозги и всё-таки понять меня. Ты, когда хочешь, прямо на лету схватываешь. Ладно?

– Ладно.

– Видишь ли, наш мир – это большая книга. И Лоа пишут туда историю, а люди пишут свои маленькие истории. И оргон – это вроде чернил. Вот представь, что ты пишешь книжку! Если у тебя много чернил, то не факт, что ты много напишешь. И не факт, что напишешь интересно. Но у тебя хотя бы есть шанс. Поэтому, если хочешь писать в этой большой книге, обязательно нужно накопить оргон. Это личная сила. Значимость для мира. Интерес для духов. Они сами будут подсовывать тебе чернила и вынуждать писать. Конечно, если твоя история им интересна. И ты увидишь, как быстро заканчиваются оргон, удача, кураж и сама жизнь, когда ты никому не интересен.

– А я интересен?

– Любой, про кого есть книга, достаточно интересен.

– Замкнутый круг какой-то.

– Мактуб, брат, – в своей особенной манере согласилась Тульпа.

– Но на самом деле я помню, что такое оргон. Я многое помню. Просто всё как будто перемешалось. Как будто посмотрел дюжину интересных кино подряд. После каждого пил с комедиантами. Играл с ними, поднимался на сцену, и так двое суток, и теперь я не понимаю, в каком кино было то, а в каком сё. Кто автор и кто я. Да, кто я?

– Ну… Как по мне, так странно совершенно не это. А то, что у тебя когда-то было по-другому. – Тульпа шмыгнула носом. – Ты только что описал нормальное состояние для смертных.

– Ох уж это высокомерие бессмертных.

– Я не бессмертная. Меня просто нет. Это тоже ощущение так себе. Не фонтан.

– Правда? – встрепенулся Ингвар. Он вдруг понял, что до этого как должное воспринимал помощь этой женщины, её советы, её злую бодрость.

– Дурачок, что ли? Нет, конечно. Мне глубоко до задницы. Это так. – Тульпа покрутила в воздухе рукой, подбирая формулировку. – Предусмотренный эмоциональный контакт. Типа, мы на одной волне, бро. Я понимаю, как тебе тяжко, бро. Можешь мне доверять, бро. Вот эта вся лабудистика.

– Нда, ясненько, – смутился Ингвар. – Прямо почувствовал сейчас эту общую волну. Прямо окатило. А как меня зовут, кстати? Я – Великан Ингвар Нинсон. Но помню…

И тут Тульпа прыгнула на него. Так быстро, что врезалась ему в живот. Испуганный Уголёк зашипел. Женщина зажала Великану рот. Одной рукой его рот, а другой свой собственный. Потом приблизила лицо близко-близко, так, что тыльные стороны её ладоней соприкоснулись. Зашептала.

Ингвар почувствовал на лице её дыхание.

Вкус и запах чужого воздуха. И тела.

Под цветочным запахом или чаем наподобие каркаде, которым было сбрызнуто платье, ощущалось ещё много других запахов. Прелая листва. Дорожная пыль. Конская грива. Выделанная кожа. Весенний снег.

Нинсон различал духи. Но Тульпа не душилась. Так пахла сама её кожа, оттого что она долгое время пользовалась каким-то одним ароматом. Запах был необычным, неброским, узнаваемым. Дорогим. Определённо очень дорогим. Напоминавшим… напоминавшим…

…нет, ускользнуло.

Тем более что сильнее всего пахло платьем как таковым. Тканью. Приятным, но старым запахом долго неношенной вещи. И ещё какими-то травками, он не помнил названия, но точно знал, что их кладут в сундуки с одеждой, от моли и крыс.

А ещё она пахла потом молодой женщины. Этот аромат был скрыт, завёрнут в пыльный запах ткани, заретуширован запахом духов. Но Ингвар хорошо чувствовал его. При иных обстоятельствах он будоражил бы.

Она убрала руку.

– Извини, я прослушал.

Тульпа всё ещё стояла к нему вплотную, их лица почти соприкасались, поэтому для вопроса ей было достаточно поднять брови.

– Я… уплыл немного. Повтори, пожалуйста.

Тульпа помотала головой, то ли сокрушенно, то ли восхищенно:

– Ты реально всё прослушал? Я просила, чтобы ты не говорил никому своего колдовского имени. А особенно секретного имени, полученного при переходе. Ты – Ингвар Нинсон. И довольно этого. Запомни! Запомнил?

– Запомнил.

Он и был Ингвар Нинсон.

Так что сложностей тут не предвиделось.

Тульпа отскочила от смутившегося колдуна. Закатила глаза.

– Извини. Но ты мне нравишься, – ухмыльнулся Нинсон.

– Серьёзно? То, что я тебе выдала, должно было притупить боль. И остановить кровь. А не разогнать её. Больно хорошо ты себя чувствуешь.

Тульпа отёрла тряпкой следы желчи и крови, в которых выпачкалась после прикосновения к бороде Великана.

– Больно мужественно, – ещё раз прокомментировала Тульпа.

– Ключевое слово «больно», – проворчал он, плотнее запахиваясь в попону. – Ты мой глитч. Но при этом материальный. Я могу тебя потрогать, а твои зелья на меня действуют. Может быть, штаны мне сотворишь?

– Для почитателя Девятого Лоа ты посредственно формулируешь мысли, скажу я тебе. Даже для бывшего. Надеюсь, это просто действие побоев, и оно пройдёт. Но пока ты жалок с этими просьбами. То тебя полечить, то тебе объяснить, то найти тебе штанишки. Ингвар, если дело так и дальше пойдёт, то тебе не будут сопереживать читатели. Соберись уже!

– Читатели? Ты имеешь в виду Лоа? Тех, кто читает мою книгу? Мактуб?

– Мактуб, брат! – обрадовалась Тульпа. – Кто же ещё! Похоже, не все мозги тебе там отколотили.

– Нет, серьёзно. По поводу того, что ты, ну… ненастоящая. Я могу тебе всё что угодно приказать? Всё-всё?

– Ну… До какой-то степени.

– Поясни.

– Наверное, можно это объяснить в двух словах. Но я уже говорила, откуда у меня эта патологическая тяга к многословным и образным примерам. Так что потерпи. Если положить на землю доску шириной в две твоих стопы, то ты по ней пройдёшь без каких-либо проблем. Так?

– Так, – подтвердил Ингвар.

– А если мы ту же доску поднимем на высоту десяти метров?

– Тоже пройду. Но будет сложнее.

– Правильно. Хотя вся разница, пока ты не упал, будет в голове.

– Ну, на самом деле, там же всякая вибрация добавится, ветер…

– Хватит умничать.

– Просто приведи пример получше.

– Когда в тебя целится из лука стрелок. Больше шансов уклониться от стрелы, если у тебя будет холодная голова. Но разве ты можешь приказать себе не бояться? Не дрожать, не потеть?

– Я понял. Мы управляем своими мыслями не полностью. Понял.

– Или, учитывая контекст, ты спрашивал меня о том, можешь ли приказать мне отсосать у тебя?

Ингвар спрятал эмоции за одной из масок, коих предостаточно в наборе профессионального рассказчика. Хотя сейчас, после всех этих микстур, не очень хорошо владел собой.

– Нет, ну нет, ну что ты, нет, ну…

– Вообще удивительно, что ты не принялся пробовать, как только я за собой дверь в камеру закрыла. Похоже, всё-таки сказочника ты из себя сделал посдержаннее, чем был колдуном.

– А как на меня тогда действуют твои снадобья? – Ингвар поспешил перейти к другому вопросу.

– Ну, смотря какое… Тебе про каждое, что ли, рассказать?

– Нет, я имею в виду, как они могут на меня влиять? Если они не настоящие, а придуманные. Это же мои глитчи, получается.

– А, в этом смысле. Ну, точно так же, как всю твою придуманную ненастоящую жизнь на тебя влияло что-то другое придуманное и ненастоящее. Ночной кошмар, например. Тебе снится, что ты сорвался с обрыва. Просыпаешься. Вскакиваешь. Подушка в поту. Обрыв – ненастоящий, просто мысль, так? А страх – настоящий. Пот – настоящий. Тут так же. Колбы выдуманные. Реакции – реальные.

– А тебе снятся сны?

– Ты ещё спроси про овец.

– Ладно, а кроме страха у тебя есть какие-нибудь примеры?

– Кроме страха есть только любовь, Ингвар. Ты же знаешь…Хочешь пример с любовью?

– Нет, – решительно остановил её Нинсон, но про себя подумал, что хочет.

– Ладно, ладно. Не буду бередить твои душевные раны. Вот тебе пример без страха и с любовью, но понятный такому жирдяю. Ты почувствовал запах жареного мяса, шипящего жирка, резкий сочный хруст разрезаемой луковицы, чмоканье разламываемого солёного огурца, стук проломленной о краешек сковородки яичной скорлупы.

Ингвар сглотнул.

– И захотел есть, – улыбнулась Тульпа, видя эффект, произведённый её словами.

– Ну… Тут совсем другое. Запах-то на меня повлиял настоящий.

– Какой ещё запах? Ты что, сумасшедший? Ты же только что в книжке об этом прочёл! Чёрные буквы на светлом фоне. Откуда слюни? Ну, или точнее, услышал голос. В голосе, который тебе рассказал про аромат свежезаваренного чая, про тонкий молочный запах ломтика сыра поверх пышного ломтя хлеба, какой в этом голосе был запах?

– Ну… Я просто так живо представил. Ты хорошо описала.

– Дело не в том, как живо я описала. А в том, как живо ты представил. Твоего представления хватило на то, чтобы у тебя во рту появилась самая настоящая слюна.

Ингвар кивнул.

– Вот, считай, что мои зелья – это такое же представление. Я как бы даю тебе знак. Представь, что у тебя кровь по жилам бежит быстрее. И она бежит. Или представь, что зелье унимает боль. И боль унимается. Хотя тут не было свежезаваренного чая. Только слова о нём. А запах ты почувствовал. Колдовство?

– Мактуб, сестра.

Она улыбнулась. Похоже, ей нравилось, когда её передразнивают, ничуть не меньше, чем нравилось передразнивать самой.

– Хочешь ещё пример?

Ингвар кивнул.

– Писательство. Человек пишет слова на бумаге. Через сто лет их читает другой человек. Другого возраста. Другого пола. И плачет. Потому что тот, первый, передал ему не буквы, а грусть. Или улыбается. Потому что он ему не шутку передал сквозь время и расстояние. А радость.

– Колдовство так же работает?

– Молодец! Ты всё правильно понял, Великан!

Сейд, руны – грамота.

Оргон, колдовская сила – чернила.

Танджоны, где он содержится – разноцветные чернильницы.

Колдовские техники – навыки письма, скоропись, чистописание.

Гальдр – наука и искусство, правописание и словообразование.

Необходимые пассы и ритуалы – выведение букв на чистом листе Мактуба…

Глава 11
Лалангамена – Паучья Перчатка

Ингвар шёл за Эшером.

– Я хотел бы поговорить о своём имуществе. Для начала… Например, о штанах.

Эшер ничего не ответил.

– Я хочу пить. Я хотел бы попросить… Можно мне хотя бы воды?

Никакого ответа. Может, он тугоухий, этот старичок-сенешаль?

– Я хочу…

Ингвар разозлился. Предполагалось же, что он тут главный.

– Можно мне воды?! Или немного эля? Сенешаль? Эшер!

Старик показал, что услышал, но только махнул рукой, мол, поторапливайся.

– Стоп, – Ингвар упрямо остановился. – Эшер! Мне нужна большая кружка приличного эля. Самого лучшего. «Мохнатого шмеля»! И штаны!

Это возымело действие. Сенешаль остановился. Медленно повернулся на месте. Внимательно и долго посмотрел на Великана и прошипел:

– Кружку «Мохнатого шмеля»? Может быть, сразу две? А знаете что, может быть, сразу «Трёхгорного пряного эля»? М? С корицей, имбирём и мускатным орехом? Нет? Может быть, ещё льда? Может быть, ещё что-нибудь? А то моя пивоварня тут, в сраной глуши, уже застоялась без дела-то!

Ингвар решил сразу же поставить наглеца на место:

– Так, сбавь-ка обороты, любезный…

Сенешаль вскинул руку и сжал переносицу, скривившись, будто от сильной боли.

– Ах, простите меня, милорд. Я не хотел. Мы все слишком тут переволновались за вас. Ещё минуту терпения, милорд.

Эшер легко коснулся руки Нинсона и повторил:

– Ещё всего одну минутку терпения, милорд. Идёмте.

Ингвар посмотрел на красные отметины, оставшиеся на переносице старика. На его утомленное лицо и трогательно приглаженные волосы, на дрожащие от усталости руки.

– Ладно. Забыли.

– Идёмте.

На полянке, куда они вышли, было почти темно. Большой круг белел кольцом просыпанной соли. Внутри круг поменьше, из дюжины воткнутых в землю факелов. В центре совсем маленький круг из растущих грибов.

Ингвар не сомневался, что ему во внутренний.

«Жопу в мишень!» – как говорила Тульпа. Где-то она теперь?

Спутница воспоминаний.

Менее реальная, чем призрак фамильяра.

– Стойте, милорд, – тихо, но беспрекословно остановил Эшер. – Вход не здесь.

Он показал, что в одном месте соляная линия разомкнута.

Зайдя за Нинсоном, досыпал соли, запечатывая круг.

Великан исходил потом, будто сидел в парной.

– Мне нужно попить.

– Да, милорд, вижу, вас немного лихорадит. Мы найдём воду и лекарство после очистительного обряда. У меня с собой только забродивший морс, пока выпейте его. Конечно, это вам не «Мохнатый шмель». И не «Трёхгорный эль». Вот, держите!

Ингвар откупорил заткнутую кукурузным початком тыкву-горлянку на добрых два литра и стал пить маленькими глотками.

Несмотря на то, что Эшер назвал это пахнущее болотом пойло морсом, вкус его ничуть не напоминал ягодный. Скорее, травяной декокт, отдающий то ли полынью, то ли спорыньёй.

– Спасибо. Странный какой-то морс. Как будто из травы выжат, а не из ягод.

– Это вы просто устали, милорд. Теперь факелы, милорд. Нужно зажечь их, милорд. Вы помните руну? Кано. Двадцать первая руна Одиннадцатого Лоа.

Ингвар протянул руку. Ничего не произошло.

К горлу подкатил тянущий комок. У Нинсона появилось желание рассказать этому понимающему мудрому дядьке об ужасной путанице. Но на этот раз такое желание вызвало лютое отторжение.

– Ну-ну, милорд. Эмоции – это нормально. Я понимаю. Соберите разум, тело и дух под своим началом и давайте уже. Определите себя действием.

Ингвар отчеканил:

– Кано. Двадцать первая руна. Одиннадцатый Лоа.

– И как же она выглядит?

– Так! – Ингвар рассёк воздух косым зигзагом.

– И что же она делает?

– Нагревает. Чем сильнее колдун, тем сильнее нагреется предмет. Сильный колдун может так нагреть, что предмет загорится. Чем легче ему загореться в природе, тем легче пройдёт колдовство. Металл невозможно нагреть, это ясно. А воду можно сделать тёплой. А если у колдуна достанет оргона долго её нагревать, то можно и вскипятить. А сухая берёзовая стружка может даже загореться, коли оргона будет много.

– Ну-ну. Мы же не на занятии, – остановил зазубренный ответ Эшер, но по его голосу было слышно, что он рад аккуратности, с которой Нинсон усвоил знания.

– Но это же только теория. Эшер, ты в жизни, в самом деле, видывал кого-нибудь, кто сможет вскипятить кружку воды? Это же какие танджоны нужны.

– Несколько таких колдунов я смогу назвать. И один из них вы.

Теперь придётся пробовать.

Ингвар снова стоял на перепутье.

Путь профана был ясен – жаловаться.

Или на необходимость заняться ранами.

Или на невозможность сосредоточиться из-за холода.

Или из-за жара – последствия босоногой прогулки с горы.

Или из-за искорёженного плеча, сбитых ног, любых других царапин.

Путь мастера был столь же ясен, но совершенно непривычен…

Протянуть руки, бросить руну, зажечь огонь.

Отсюда, из ведьмовского круга, Ингвар ясно увидел, как часто выбирал путь профана. Путём мастера он тоже хаживал. И нередко. Но не выбирал его самостоятельно. Всегда его туда вовлекали обстоятельства. Последнее время туда едва не силой заталкивала Тульпа.

– Я попробую.

Эшер скривился при этих словах, но ничего не сказал.

Ингвар вспомнил, как во время занятий в убежище Тульпа так же – причём прямо вот точно так же – кривилась при этих словах. Терпеливо и настойчиво объясняла, что одно дело попробовать, а другое – сделать.

Тот, кто хочет сделать – делает.

Тот, кто хочет попробовать – пробует.

Это разные действия. С разными результатами.

А жизнь колдуна – это слова, написанные в Мактубе.

И нужно с умом подбирать выражения и строить фразы.

Слова слабы. Как говорится, что вырублено топором, того не перечеркнёшь пером. Но кроме них и вовсе ничего нет. Вот и приходится опираться на их чернильную эфемерность. Вначале надеяться, что слова будут верными. Потом уповать, что их прочтут.

– Я не буду пробовать, – поправил себя Ингвар. – Я сделаю.

– Проговаривайте вслух, пожалуйста, – попросил Эшер.

– Встать удобно. Ток оргона не пережат. Ноги с корнями. Колени твёрдые. Бёдра свободные. Поясница скруглена. Позвоночник расправлен. Грудь открыта. Плечи пустые. Локти тяжёлые. Шея… с шеей сложности всё время были. Забыл. Голова – чаша.

– Пропустили сердце. Сердце?

– Сердце – сияющий амулет! Шея – жезл! Шея – жезл, вспомнил.

– И энергия собирается…

– Да-да, продолжаю. И энергия собирается ножом из оргона. Тонкий луч направляется на фокус заклинания. Я представляю веве. Руна Кано – пламя. Лоа Одиннадцатый. Сурт. Его веве – две параллельные черты.

– Да. Руки вытягивайте вперёд. Ладони параллельно. Между ними внутренним взором рисуйте Кано. И теперь осторожно в этот тоннель давайте оргон. Осторожно, но напористо. Как паучок прядёт ниточку.

Степень концентрации требовала от Ингвара перестать метаться мыслью и отдать всего себя руне. Но даже того крохотного кусочка внимания, что оставался для внешнего мира, было достаточно, чтобы заметить вспышку чёрного дыма в руках Эшера.

Уголька сдуло порывом колдовского ветра. Факел вспыхнул.

Сразу же занялась сухая стружка, обёрнутая в пропитанную горючей мазью тряпицу. Колдовство любит основательную подготовку.

Ингвар вкладывался по-настоящему, черпал тот оргон, что был, но кроме пустого стремления, кроме искреннего желания, ничего не смог выдать. И отлично это знал. Колдун он или нет, но кое-что видел. Ошибиться было невозможно.

Эшер, однако, делал вид, что ни при чём. Он вытер мокрый лоб и заложил за спину трясущиеся руки. Ещё бы. Колдовство, без пассов, без галдежа, такое скрытное и быстрое – это должно быть на грани возможностей даже очень и очень хорошего колдуна. Галдят и шевелят руками даже мастера колдовства. Даже гранд-Мастера, чего уж там.

Подмастерья часто представляют, как пройдут все испытания, создадут свой выпускной шедевр и примутся расхаживать в шапочке, где на чёрном бархате будет на весь мир лучиться вышитая золотом буква «М». Буква в цвете Третьего Лоа, золотого Мастера Луга, покровителя каменщиков и изобретателей, особенно ярко сияла на фоне чёрного забвения Шахор, на фоне мимолётности прогоревшего костра жизни.

Настоящее мастерство могло побороть бессмысленность чёрных зеркал и не сгореть от собственного жара. По крайней мере официально этот символ трактовался именно так.

Но на деле мастера редко носят свои шапочки.

Эшер был не просто скромен, не просто не носил никаких знаков и отличий – он скрывал инсигнии. Наверняка там, на тыльной стороне ладони, спрятанный под паучьей перчаткой, застыл колдовской стигм. Ингвар понимал, что нужно подыграть. Знал, что это важно.

Буквально жизненно важно.

Он кивнул сам себе и испросил удачи для притворства.

«Двадцать-двадцать-двадцать!»

Уголёк уже собрался воедино из разорванных дымных клочьев и теперь обиженным котом намывался недалеко от Нинсона.

– Вот. Готово. Поджёг.

– Поздравляю, милорд! Проходите в следующий круг.