Корделаки

– Но где вы его взяли? – удивлённо спросил корнет.

– А там, куда вы его надели, друг мой! – отвечал князь. – Я располагал временем для раздумий и осмотра. По некоторым косвенным сведениям, я понял, что накануне уже предпринимались активные поиски кольца, но успехом они не увенчались. Стало быть, все места, предназначенные для сокрытия такого мелкого предмета, уже обысканы. Ящики сто раз выдвинуты, вазы перевёрнуты, шкатулки вытрясены, ковры подняты и так далее. Но также я понимал, что, либо кольцо у хозяйки, и тогда только прямой вопрос может решить его судьбу. Либо он достался злоумышленникам. Либо его прихватил случайный человек. Вор среди гостей баронессы? Маловероятно. Скорей – шутник или насмешник. Стало быть, если перстень спрятан в этом доме, то он находится в таком месте, откуда его можно достать быстро и без усилий, дабы шутка удалась. Я отринул нижнюю часть интерьера, уже прочёсанную слугами, и остановился на полосе от высоты груди стоящего человека до его вытянутой вверх руки. И стал досконально осматривать всё в этом пространстве. Вы помните, что спрашивал у вас сегодня корнет про каминную полку, сударыня?

– Шкатулка? Нет! – Туреева припоминала. – Кольцо висело на завитке канделябра?

– Почти. Оно было надето как диадема на лоб одной из каминных статуэток. Что за живописную группу они олицетворяли, баронесса?

– Четыре сезона года.

– Ясно. По всей видимости, новое украшение от корнета получила фигура, символизирующая Осень. Ведь так, корнет?

– Так. Вы – колдун, ваша светлость! – корнет смотрел на князя с восхищением.

– Всё это великолепно, князь, мы восхищены вашими способностями, – баронесса не могла в силу характера благосклонно принять такое вольное обращение с предметами, находящимися в её собственном доме и немного злилась, – но, позволительно ли будет спросить, каким образом вы связаны с Мальтийским Орденом, и кто тот второй зритель, что узнал кольцо? По всей вероятности, последующие события не обошлись без этого узнавания, не так ли?

– Так, баронесса, – князь опустил голову в полупоклоне. – Я надеюсь оправдаться перед вами сейчас, но для этого нам придётся вернуться на некоторое время назад, господа. Для меня важно ваше расположение, более того, мне важно донести до вас всех, какой честью для меня является доверие нашего государя. Почему это стало возможным можно понять, только выслушав мою историю.

– Просим, – Корделаки ответил за всех. – Мы никуда не спешим.

Рассказ князя Нурчук-хаира

– Я – сын того вольного степного народа, который в империи принято называть киргиз-кайсаками, а сами мы между собой испокон звались по именованию тех родов, к которым считали себя принадлежащими, объединённых в три орды – Малую, Среднюю и Большую. Редко, кто использовал общее для кочевых наций наименование «хасак», но пришло время, и оно стало забываться, так как желания и стремления степных народностей, родов, орд менялись и часто расходились в своих интересах. Как ни слаба нынче власть китайского императора, а он до сих пор посылает отряды воинов собирать ясак – дань – с моего народа. Некоторые из наших племён посчитали лучшим для себя принять подданство Китая. Кокандский властитель, ещё более алчный в своих притязаниях, обложил наш народ зякетом – податью, и многие воины ушли под его крыло. Оставшиеся кочевники постоянно отражали набеги то джунгаров, то калмыков, то башкиров…

Но были и такие, кто возжелал жизни спокойной, под покровительством руки сильной и щедрой. Таким прибежищем могла бы стать Российская Империя, и впервые с просьбой о подданстве киргизские ханы обращались ещё к царю Петру Первому, но он участия в проблемах кочевых племён принимать не стал. Но время шло, и менялись отношения. Первой на верность России присягнула Малая орда. Позже Средняя орда сначала установила с Россией торговые отношения, а потом обратилась с просьбой принять и её в российское подданство. Царица Екатерина Вторая эту просьбу удовлетворила, повелев учредить в Оренбурге пограничную экспедицию.

Но грабежи и набеги, междоусобицы и баранты^[9] продолжаются в степи до сих пор. Десятилетия длятся и переговоры между российскими самодержцами и представителями моего народа, что в последнее время осложняется желанием части наших родов признать над собой власть хивинского хана. Но вот в феврале прошлого года в подданство российского императора вступили и киргизы Большой орды, которые устали от вражды и войн и давно желают поменять ружья на аркан и плеть.

Как я и говорил раньше, сам я родился в Петербурге, в степи бываю редко. Русский язык для меня – родной, и, хотя никто из нашей семьи не принимал православия, но я вырос среди людей этой веры. Я продолжаю дело своего отца и надеюсь в самом ближайшем будущем увидеть не только доброе отношение государя ко мне лично, но и видимые результаты нашей переговорной деятельности. Думаю, лучшее их выражение может воплотиться в предоставлении нам сибирских земель, которые хоть и не смогут полностью заменить нам родовые владения, но дадут моим страждущим братьям и сёстрам возможность вести жизнь не только кочевую, но и оседлую. Вот такое долгое предисловие, господа. И хотя эта история никак не связана с предстоящим нам всем поручением, мне хотелось, чтобы вы все полнее представляли мою искреннюю заинтересованность в соблюдении интересов Его Императорского Величества. И как дворянина, и как его доверенного лица, и как подданного Государства Российского.

А доброе расположение нашего государя я приобрёл так. Однажды на охоте я заметил, что Его Величеству невообразимо скучно, так как никакого азарта из подобных забав он извлекать не склонен. Я занял его разговором о соколиной охоте, мы перешли и на другие темы и нашли много общего в суждениях и надеждах на будущее. Сказать «мы сдружились» я не смею, ибо только сам император может жаловать звание друга своему подданному, но мы с симпатией стали относиться друг к другу после того дня и охотно искали общества друг друга. Отбывая в Польшу на длительный срок, Его Императорское Величество почтили меня крайней степенью доверия, открыв некие свои личные склонности, предпочтения и опасения, предоставив мне право представлять во время отсутствия его интересы в Петербурге, как частного лица. Мне собственноручно был предан им на временное хранение медальон бальи Мальтийского Ордена, вот он, взгляните. Кроме того, мы ведём постоянную переписку через дипломатические каналы, отсюда верительные грамоты, предъявленные мною корнету.

* * *

– Позволительно ли нас, лиц частных, посвящать в ваши отношения с государем, князь? – спросил Корделаки. – Мы поверили бы вам и без столь интимных подробностей. Это лишнее, возможно?

– Благодарю за такт, господин граф! – князь обозначил поклон в сторону Корделаки. – Но я не думаю, что в моей прелюдии было что-то лишнее. Я многим кажусь чужестранцем, а мне бы хотелось получить не только ваше повиновение, но и доверие. А всё предъявленное нынче лишь должно служить подспорьем вашей миссии. К ней мы сейчас и перейдём, дамы и господа. Итак, Мальтийский Орден. Несмотря на направленность общих действий по искоренению деятельности тайных обществ на территории Российской Империи, в силу личных обстоятельств Государь испытывает склонность не препятствовать остаткам иоанитов в России. Его отец в своё время дал убежище в России большому числу рыцарей, изгнанных Наполеоном с острова Мальта во время его Египетского похода. В государственных интересах Российской Империи, возможно, были планы присоединить земли Ордена и тем самым расширить владения в Европе. Император Павел Первый принял предложенный ему сан Великого Магистра ордена. Как, может быть, вы слышали, в возникшем тогда Великом Российском православном приорстве было создано около ста государственных командорств, да ещё были и те, кто пожелал учредить командорства личные. Последовало высочайшее разрешение о родовых командорствах. Когда же интересы государства не получили ожидаемых преимуществ от подобного сотрудничества и разошлись с интересами Ордена, то был издан запрет на ношение знаков отличия, а три года назад упразднены наследные командорства. С того дня, дорогая баронесса, имущество вашего дяди наследует Полина Салтыкова как его дочь. Обычное наследство. Но этого, по всей вероятности, никак не может принять и допустить другой ваш дальний родственник – барон Качинский, видимо, рассчитывающий на него в силу своей принадлежности к командорству. Он и есть – второе лицо, опознавшее перстень. Орден долгое уже время существует без Великого Магистра, и в последние месяцы многое говорилось и предпринималось для его избрания. Зная о том, Его Императорское Величество ничем не поощряя данные усилия, всё же предоставил такую возможность госпитальерам, пока Орден не нашёл себе постоянного пристанища в каком-либо ином государстве. Государь попросил нескольких своих приближённых проследить за безопасностью послов и обеспечить им достойный приём в резиденции, которую изберут сами члены Ордена. Одним из претендентов на обустройство посольства стал замок, принадлежащей вашей родственнице. И, хотя он находится от столицы на расстоянии примерно двухсот восьмидесяти вёрст, долгое время был лидером в этом негласном соперничестве, пока не обнаружилось место гораздо более удобное и близкое.

– Памятуя о сеансе магистра и его предсказании позвольте выразить догадку, что удалённость вновь выбранной резиденции не превышает двадцати восьми вёрст от заставы? – спросил Корделаки.

– Так точно, граф! – подтвердил князь. – Именно это обстоятельство вызвало у меня тогда улыбку. Но идём дальше. С сообщением об этих изменениях к вашему родственнику, баронесса, был послан гонец. Это титулованный и занимающий довольно видное положение член Ордена. Его безопасность – и есть ваша забота с этого дня. Доставить господина Джованни живым и желательно здоровым в столицу, вот на что отныне будут направлены все наши совместные усилия. За его дальнейшую судьбу возьмут на себя ответственность другие люди. Что до его преследователей, то решайте их участь на месте. Видимо, рассчитывая на принятие посольства, барон Качинский ожидал неких, возможно даже кем-то обещанных ему преференций. Скорей всего – это должность Казначея при новом Гроссмейстере. Не думаю, что его амбиции простирались настолько, чтобы рассчитывать на само избрание Магистром. Так или иначе, он зашёл слишком далеко! В нашем государстве жизнь человека священна, принадлежи она её поданному или гостю. У вас, корнет, будут полномочия для привлечения местных властей и полиции. Арестуйте барона вместе с подельником и тоже доставьте сюда, как только минует угроза жизни посланца. Теперь нам осталось только изобрести способ, как посетить замок Салтыковой под благовидным предлогом. Задерживать злоумышленника здесь, в Петербурге, было признано не целесообразным – все доказательства против него находятся в Олонецкой губернии. Это и сам раненый, и изъятые у него драгоценности, награды и медальон – его вы узнаете по сходству с предъявленным мной сегодня.

– Злоумышленник? Да я убью его прямо на месте! – вскричал корнет.

– Запрещаю! – не терпящим возражений тоном провозгласил князь. – Он подлежит суду. Мало того, вы сейчас поклянётесь мне, корнет, что до окончания вашей миссии, вы не позволите своим чувствам руководить вами и не вызовете на дуэль ни одного человека. Обещайте! Вы теперь исполняете службу и себе не принадлежите.

– Обещаю, – сквозь зубы произнёс молодой человек.

– Почему бы не послать отряд и не разгромить это осиное гнездо на месте? – спросил у князя Корделаки.

– Государь не желает привлекать внимание к этому и так неблаговидному происшествию. Поэтому решено было действовать частным порядком.

– Вы даёте такие подробные инструкции, ваша светлость, – корнет тоже позволил себе вставить реплику, – как будто, мы должны заучить всё это наизусть. Не проще ли будет корректировать наши действия по мере необходимости?

– Вы, как никогда, правы, корнет! – князь даже вздохнул. – Но дело в том, что меня с вами не будет, я не смогу сопровождать вашу маленькую экспедицию. Через несколько дней я отбываю в Польшу по высочайшему повелению. Вы едете втроём!

Все переглянулись, и в наступившей тишине отчётливо прозвучал звонок колокольчика входной двери, особенно пронзительный в такой поздний час.

– Кто бы это мог быть? – спросила баронесса сразу у всех и ни у кого конкретно и стала ждать доклада слуг. Вошёл Гаврила Никодимович с пакетом и цветами.

– Барыня, посыльный к вам! – и он протянул ей и то, и другое.

– Благодарю, ступай, – баронесса отдала букет подоспевшей горничной, а конверт тут же распечатала и посмотрела вниз листка. – Господа, вы не поверите! Это от барона Качинского.

– Читайте, читайте! Не томите! – корнет уже полностью загорелся возложенными на него обязанностями и самой этой таинственной историей.

Баронесса вопросительно посмотрела на Нурчук-хаира, тот кивнул.

– Его рука, – отметила баронесса. – Вот что здесь: «Сударыня! Обстоятельства принуждают меня к скорому отъезду. Когда вы будете читать это письмо, мы с Полиной Андреевной, по всей вероятности, уже покинем пределы губернии. Вы столько раз напоминали ей о своем родстве и предлагали услуги, что мы посчитали возможным…» Ну, надо же – «мы»! – возмутилась баронесса прочитанным. – «Будьте любезны принять на себя заботы о получении пошитого ей приданого и его доставке ко дню свадьбы. Он теперь определён нами точно, венчание состоится третьего октября. Вы приглашены. Можете избрать себе провожатого на ваш вкус. Заранее благодарен за хлопоты. Барон А. Т. Качинский. P. S. По просьбе Полины Андреевны посылаю вам цветы в знак её благодарности». От неё самой – ни строчки!

– Значит, он снова применил к ней силу, хотя пока лишь силу попечительской воли, – констатировал Нурчук-хаир уже знакомый с историей этого «опекунства». – Хорошо! Будем использовать оружие противника против него самого. Барон явно вынудил Полину Андреевну назначить точное число, чтобы у невесты не было больше никаких возможностей увильнуть от обещания.

– Невеста? Силой? – корнет узнавал обо всём этом впервые. – Это та девочка, что была на сеансе гадания? Баронесса, что же вы молчите? И тот ужасный старик, ваш родственник? О, боже! Зачем я дал вам слово о дуэлях, князь!

– Кстати о родстве, – не отвечая корнету, посмотрел на баронессу князь. – Как вы считаете, кто из вас двоих ближе Полине Андреевне? Вы или барон?

– Не поняла вашего вопроса, князь. Мы все состоим в каком-то двоюродном или троюродном родстве, но кто кому кем доводится – доподлинно не скажу, надо поднимать документы.

– Спрошу жёстче. В случае её внезапной смерти, кто будет наследовать девице Салтыковой?

– О господи! – Мария Францевна рухнула в стоящее позади неё кресло. – Вы думаете, всё зашло настолько далеко?

– Я думаю, что вам нужно беречь себя и относиться к происходящему с полной серьёзностью. Что за знак подала она вам этим букетом?

– Знак? – переспросил Корделаки.

– Да, – баронесса как бы оправдывалась. – Мы с Полиной Андреевной догадывались о возможных сложностях с перепиской и договорились о тайных знаках. Букет состоит из маргариток и лилий. Неотвратимая опасность от свадьбы.

– Вот и повод найден! Небеса благоволят к нам, – Нурчук-хаир, как истинный полководец предрекал сейчас исход битвы. – Собирайтесь в дорогу, господа! У вас есть недели две на обустройство личных дел. И, кстати, о переписке! Я бы хотел попросить кого-то из вас взять на себя ещё и обязанность летописца. Прошу писать мне из поездки в Варшаву пару раз в неделю, не реже, мне хотелось бы следить за происходящим. Как только будет готов гардероб невесты, вы выезжаете. Первыми явитесь вы вдвоём, господин Корделаки, и вы, сударыня. Вы посоветуете Полине Андреевне использовать изменившиеся обстоятельства. Раз барон ужесточил условия, то и она имеет на это право. Пусть она тоже выставит ему свое условие – раз он не желает ждать до конца месяца, то она сдержит свое обещание, но только третьего числа. Если по каким-либо причинам барон не женится на ней до полуночи в им самим назначенный день, она может считать себя свободной ото всех перед ним слов и обещаний. Я беру на себя обязанность сделать так, чтобы пребывание в замке в этот день стало для него невозможным. Вынудите Полину Андреевну произнести новое условие вслух при свидетелях, то есть – при вас! Он вынужден будет его принять. Вы, корнет, прибудете позже оглашённого условия и доставите барону предписание, от которого он вряд ли сумеет отказаться. Действуем согласованно, господа! Да поможет нам Бог!

* * *

Выезжая из Петербурга тёплым сентябрьским днём, небольшая кавалькада, состоящая из одной дорожной кареты и двух сопровождавших её вооруженных всадников, покидала городские улицы, наполненные мягким светом последних дней бабьего лета. Солнце пронизывало насквозь золотые листья кленовых лап, а за пределами города освещало пышные разноцветные шапки деревьев, сливающиеся на горизонте в сплошные ковры, покрывающие склоны холмов и равнины вдоль всего пути. Осень смешала все попавшие ей в руки краски и напоследок пестрела зелёным, жёлтым, багровым, рыжим и ярко-красным перед тем, как свести картину в монохромный чёрно-белый пейзаж зимы.

Времени у путешественников в запасе было достаточно, поэтому продвигались не спеша, останавливаясь на ночлег в местах живописных и удобных для проживания, а в путь отправлялись снова лишь при ясной погоде, позволяя себе дождливые дни пережидать под надёжной крышей. Но вот они миновали Лодейное Поле, и сразу стало заметно, как далеко они углубились на север страны. Зябкий воздух стал прозрачней, ночью заморозки сковывали редкие лужи и по утрам на них можно было колоть каблучком тонкий лёд. Баронесса не отказывала себе в этом детском удовольствии и наблюдала, как изо рта стали вырываться при дыхании клубочки пара.

Подъезжая к последнему городку, за которым начинались непролазные леса, путешественники застали момент, когда пошёл первый в этом году снег. В этом местечке ещё бок о бок проживали люди, горело множество огней, днём было шумно от детской беготни и можно было верить, что оно и везде так. А дальше подступало только лесное безлюдье, редкие хутора, болота, да дорога, ведущая к дому барона и озеру. Корнета решено было оставить здесь. Граф с баронессой всё чаще молчали, как бы уже вслушиваясь в тишину лесной дороги. Огромные белые хлопья устилали им путь.

– Помните, Серж? – лишь усаживаясь в карету спросила баронесса. – Условный знак – мой зелёный шарф, вывешенный за окно. Это значит, что барон согласен с условием, и вы можете въезжать.

– Да, да, мы же всё обговорили, – тоже от чего-то притихший корнет услужливо подтыкал плед, которым были укрыты колени Туреевой. – Вы не замёрзнете, сударыня? Мне бы только узнать, в каком доме вы заночуете.

– Ну, уж постарайтесь, голубчик, – она отняла его руку и тихо пожала. – Всё, прощайте. Сама я сделаю всё возможное, чтобы ночевать вместе с Полиной Андреевной, в замке. Где разместят графа – неизвестно. Вы только не лезьте на рожон, корнет. Не забывайте – вас послали с донесением именно к барону и ни к кому больше! Не выдайте нас. Трогай!

Они ехали до самых сумерек, и вот лес стал редеть, и справа от дороги выросла тёмная каменная громада, увенчанная островерхой крышей со шпилем. В воротах стояли двое стражников-слуг, в полумраке похожих друг на друга как две капли воды. Заслышав колокольчики, они отворили ворота, пропуская всадника и карету. Из дома с фонарём вышел их третий «брат-близнец», подав баронессе руку, помог ей сойти, и тут же увёл упряжку куда-то за угол.

– Постойте, голубчик! – крикнула Туреева ему в спину. – Я собираюсь ехать дальше!

Но в ответ прозвучало лишь молчание, и тьма сомкнулась, растворив в себе и слугу, и лошадь, и карету, и звук колокольчиков. Корделаки спешился и подошёл к баронессе, не выпуская из рук уздечки. На крыльце, освещённые со спины светом из распахнутых дверей, нарисовались два мужских силуэта – один длинный и вытянутый, другой округлый и приземистый.

– Это вы, баронесса? – спросил голосом барона Качинского высокий силуэт. – Приветствую вас. Да и кому бы ещё заглянуть в нашу чащобу. Знакомьтесь – доктор медицинских наук, профессор химии Адам Пендоцкий. Представьте вашего спутника, мадам.

– Граф Корделаки, – Илья Казимирович представился сам, щёлкнув каблуками по-военному.

Их приняли достаточно радушно, усадили ужинать, и баронесса еле уговорила барона отвезти её прямо сегодня в замок, указывая ему на неудобство положения. Трое холостых мужчин под одной крышей с незамужней дамой – это mauvais ton^[10]. Тот вынужден был согласиться. Какова была радость Полины Андреевны, мы и предать не можем. Дамы проговорили всю ночь напролёт, лишь под утро немного поспав. Каких сил стоило баронессе убедить свою родственницу открыто восстать против опекуна, тоже тема отдельного рассказа. К позднему завтраку в замок прибыли все трое мужчин и представление началось.

– Господин барон, – поглядывая на свою гостью и ища у той поддержки, несмело начала Полина Андреевна. – Мы вчера, конечно, не успели распаковать весь привезённый баронессой гардероб, но те несколько платьев, что я примерила… Вы напрасно увезли меня так поспешно из Петербурга! Без достаточного количества примерок всё сидит не так, как следует. Все-все вещи надобно подгонять по фигуре. Боюсь, что к третьему числу мы не успеем.

– Не говорите ерунды, милочка! – отмахнулся барон. – Это всё ваши женские штучки, попрошу меня в них не вмешивать. День переносить не станем, уже вызван священник. Он прибудет накануне венчания и не более, чем на два дня, у него всё расписано на месяц вперёд. По вашему желанию церемония пройдёт в часовне замка, а не у меня дома. Но это последняя уступка с моей стороны. Так что вам придётся поторопиться, только и всего. Займитесь подвенечным нарядом, остальное подождёт!

– Вы не очень-то похожи на влюбленных накануне свадьбы, – не смогла удержаться от замечания баронесса.

– Не суйтесь со своим уставом в чужой монастырь, милая моя! – отрезал барон. – Тем более – в чужую семью.

Корделаки, который никому никаких обещаний не давал, отбросил вилку и уже готов был объявить хамящему барону вызов, но тут на его руку легла ладонь баронессы, и от растерянности он промолчал. Пендоцкий всё это время жевал крылышко куропатки, как бы, вовсе не вслушиваясь в разговор. Вышколенные лица слуг были непроницаемы.

– Вы непозволительно грубы с моей гостьей и сестрой! – распаляясь от злости, Салтыкова набиралась сил. – Вы вечно выставляете условия, а потом сами не соблюдаете их! Почему именно это число? Что изменится назавтра после него? Вы ведёте себя, как упрямый и жестокий ребёнок. Это мальчишество настаивать так беспричинно, когда можно сделать так, как удобней всем!

– Мне нет дела до всех! – завёлся и барон, встретив такое сопротивление. – Не вашего ума дело! Четвёртого будет поздно! Я сказал третьего, значит – третьего! И не выводите меня из себя, милочка! Не забывайте – вы дали слово! – и он швырнул накрахмаленную салфетку на скатерть.

– Отлично! – швырнула и свою салфетку его невеста. – Так дайте слово и вы, сударь! Я устала от ваших капризов и условий. Третьего, так третьего! Но ни днём позже, раз это для вас недопустимо.

– Ха-ха! – барон даже не нашёлся, как отреагировать на такую непокорность. – Да, я вижу, приезд гостей внушает вам определённое бесстрашие, моя дорогая!

– А чего мне бояться в собственном доме? – парировала Салтыкова, уже теряя свой запал.

Качинский посмотрел на Пендоцкого, тот не отрывался от тарелки. Тогда взгляд барона стал искать поддержки у графа.

– Будьте последовательны, барон, – спокойно отвечал тот. – Дайте слово, тем более, что для вас это ничего не меняет. Я наслышан, что барышни перед таким событием впадают в нервозность. Успокойте свою невесту, будьте великодушны!

Пендоцкий усмехнулся этому последнему слову, а барон ответил Полине Андреевне:

– Извольте, обещаю!

– С этой минуты я считаю себя обязанной вам по третье число, до полуночи! – твёрдо отвечала она. – После я снова полностью буду располагать собой. Так?

– Так, так, успокойтесь, милая, – покладисто отвечал, видимо, упоённый своим великодушием жених. – Что-то вы сегодня действительно возбуждены. Она пьёт микстуру, доктор?

– Конечно, не волнуйтесь, я слежу, – оторвался от еды Пендоцкий.

– Ну, голубушка, – успокоенный барон снова обращался к своей наречённой свысока. – Чем бы нам развлечь гостей, не всё же ваши рюши подшивать? Ха-ха! Может быть, охота, господа? Я велю поднять зверя. Кабаны у нас не водятся, граф. В болото за птицей не пойдёшь, с нами барышни. На белку рано. Лиса да заяц. Что прикажете? Или на удачу?

– Мы, с вашего разрешения, покинем вас, господа? – встала из-за стола Мария Францевна. – Я похищаю у вас невесту, барон. У нас действительно остаётся совсем немного времени.

* * *

Оставшись наедине с баронессой, Полина Андреевна совсем сникла, как будто всех её сил только и хватило на выпад за столом.

– Вот, я всё сделала, как вы велели.

– Ну, и молодец, и забудьте об этом, давайте веселиться, – Мария пыталась казаться беззаботной. – Скажите, что надевают в эту пору на охоту? Я боюсь, моих нарядов, взятых с собой, недостаточно. Я не думала, что тут будет снег.

– Это снег не настоящий, – отвечала Салтыкова. – Он сойдёт полностью, может быть, даже сегодня к вечеру. Так что завтра повезёт либо охотникам, либо лисе. Зайцу повезти не может в принципе.

– Что вы имеете в виду? – спросила городская жительница Туреева.

– Заяц-беляк только начал менять шкурку на зиму, и он будет наполовину виден, что на голой земле, что на снегу. Вот я и говорю, что для него всё предопределено в любом случае.

– Но это безбожно! – возмутилась баронесса. – Значит, на зайцев надо запретить охотиться в эту пору! И покуда они полностью не полиняют, и покуда снег не ляжет. Должны же быть какие-то правила?!

– Вы хотите установить правила для тех, кто подстреливает в лесу людей? – невесело усмехнулась Полина Андреевна.

– Да-да… Расскажите мне про гонца подробнее, – попросила Туреева. – Вечером вы только сообщили мне, что он идёт на поправку.

– Он вовсе здоров на вид и ходит в лес разминаться, – Салтыкова посмотрела в узкую бойницу замка на мост и на лес за ним. – А я каждый раз боюсь, что он может нарваться либо на доктора в наше отсутствие, либо на них обоих вместе. По просьбе господина Джованни, я принесла ему из замка ружьё и пистолет, и он понемногу охотится, уходя довольно далеко отсюда. Я прислушивалась, но выстрелов не слышно, слава богу! Илмэйтар довольна своим постояльцем и не гонит его. Но сам он рвётся отсюда со страшной силой, и удерживать его становится всё трудней с каждым днём. Думаю, будь у него лошадь, он давно бы ускакал прочь.

– Мне отвели комнату, в которой вовсе нет окон, видимо, она находится в самой башне, – задумчиво проговорила баронесса. – Скажите, а это окно видно снаружи?

– Да, оно же обзорное, – отвечала хозяйка. – Если из него виден мост, значит и его видно с подъездной дороги. А на что вам?

– Посмотрите минутку, чтобы нас никто не застал! И дайте знак, если кто-то появится в галерее, – попросила её Мария Францевна и, легко взобравшись на кучу чугунных ядер, видимо, оставшихся здесь с незапамятных времён, сняла с шеи и привязала к решётке бойницы свой длинный шёлковый шарф. Он зелёным штандартом тут же затрепетал на ветру.

– Что это значит? – заворожённо наблюдала за её действиями Салтыкова.

– Это значит, что мы спасём вас, дорогая! И вас, и гонца. Это – знак! – и Мария хитро улыбнулась. – Тайный язык есть не только между нами.

Но прошёл час, потом другой, а ничего не происходило. Мужчины уже стали собираться в обратный путь, договорившись встретиться назавтра верховыми на опушке. И тут наконец раздался топот копыт по въездному мосту. Явился корнет.

– Спрашивают ваше благородие, – доложил барону лакей. – Говорят с донесением. Лично. Передать не пожелали-с.

– Ну, проси! – барон переглянулся с Пендоцким.

Вошёл корнет, доложил по форме и передал запечатанный сургучом пакет барону.

– Господин барон! – солдафонским тоном рапортовал корнет. – Желал доставить без промедлений, оттого явился сюда. У вас дома мне назвали этот адрес.

«Так вот где болтался корнет два часа! – подумала баронесса. – Слава богу, хватило ума вернуться и заехать в дом барона, слуги же точно потом передадут – спрашивал кто хозяина или нет. Однако! Взрослеет мальчик!» Корнета никуда не отпустили на ночь глядя и взяли с собой, мужская часть компании удалилась к барону. Дамы снова остались наедине.

– Ах, это с этим молодым человеком у вас тайный язык? – с грустной улыбкой спросила Полина Андреевна. – А я запомнила его. Я видела, какими глазами смотрел он на вас там, у вас дома. Какая вы счастливая, Мария! У вас с ним роман? Ах, как я завидую, честно! Мне кажется, для меня чувство любви закрыто навсегда. Этот год убил во мне всё живое. Иногда мне кажется, что мне просто нечем чувствовать.

– Да что вы такое говорите! – возмутилась Туреева. – Вы просто никого не видите в своей глуши кроме этих двух тюфяков, набитых соломой! А с корнетом у нас нет никакого романа! Вам показалось!

– Держите свои тайны при себе, милая моя! Я не посмею снимать с них покров, раз вы не хотите, – Полина Андреевна уткнулась подбородком баронессе в плечо. – Все крепко держат свои сердечные тайны при себе. Знаете, у нашего раненого гонца тоже есть подобная тайна, я догадалась. Но он так тщательно хранит её, что у меня не хватило смелости спросить взаимно ли его чувство. Но он так вздыхает порой! Ах, как мне хочется хотя бы поговорить о любви. Как это бывает у других? А этого молодого человека я почему-то часто вспоминала. У него такие грустные глаза. Но не буду, не буду. Он – ваш, и я не смею…

– Да думайте о корнете, сколько хотите! – баронесса от досады прикусила губу. – Ну как вам доказать, что он вовсе не «мой»?

– Счастливица, – прошептала так и не переубеждённая Салтыкова.

– Тьфу ты! – в сердцах вырвалось у Туреевой. – Давайте спать, милая, а то завтра рано вставать.

* * *

А в доме барона разыгралась такая сцена. После ужина с достаточным количеством горячительного, хозяин проследовал к себе в кабинет и вскрыл доставленное посланцем письмо. Он, конечно, сразу, ещё в замке у Салтыковой, признал корнета и оставил его у себя, относясь довольно пренебрежительно, как ко всем из окружения баронессы, но всё же, не желая с ней ссориться сейчас, когда она была у него в гостях. Но после прочтения послания он рассвирепел и бросился с расспросами обратно в трапезную, где остальные гости ещё продолжали пир.