Корделаки

– У тебя теперь этих случаев будет – каждый день! Хочешь, хоть поселись в этой комнате. Будь только любезна приходить ночевать в нашу спальню, – и он потерся носом об её ухо.

– В «нашу»? – откинулась баронесса на спину, отдалившись от его лица, чуть скривив губу в ухмылке.

– Ты же теперь моя жена? – строго спросил граф безо всяких шуток.

– А напомните-ка мне, граф, когда это я давала вам на это согласие? При каких обстоятельствах? – она прижала пальцы одной руки ко лбу, как бы припоминая упущенное. – Или вы решили, что у вас теперь есть какие-то права на меня? Я ваша собственность, граф?

Граф спрятал лицо в её волосы и оттуда сдавленно и тихо смеялся.

– Ты неисправима! Сдаюсь! Коленопреклоненно жду вашего решения, дорогая баронесса! Скажи лучше, что ты читала, пока мы снова не поругались? – Она показала ему обложку, лежащей у неё на коленях книги. – «Лучшие зодчие Российской империи», вот уж ни за что бы не угадал, право! Я бы скорей подумал, что ты выбрала какой-нибудь роман.

– Помнишь, на сеансе гадания я упоминала про некий проект, а магистр сказал, что ещё не время затевать его? Но я про свои планы не забыла. Пройдёт год, и будущим летом я намерена приступить к ним, – она кивнула на открытые страницы. – Вот, знакомлюсь с претендентами.

– С претендентами на что, прости? – он закрыл книгу и ещё раз посмотрел на название. – Что за замыслы? Посвятишь меня в них?

Она кивнула.

– Я уже говорила, что не хочу больше жить так бездумно. Мне стало нужно чувствовать себя причастной к чему-нибудь важному и настоящему. Я решила строить больницу, где не только будут оказывать помощь раненым воинам, но смогут облегчить страдания и другим. Например, женщинам. Роженицам в том числе.

– Ты моя умница, – граф поцеловал её в висок. – Это очень благородная затея, и для людей, и для собственной души полезная. Ты позволишь мне помогать тебе в этом?

– Только я ещё не выбрала места и того, кто возглавит строительство, – задумчиво продолжала баронесса, глядя куда-то в пространство перед собой. – И надо получить разрешение от властей.

– Ну, думаю, с этим у вас проблем не будет, баронесса, – металлическим голосом проговорил граф и стал подниматься. – У вас же теперь есть друзья, особо приближённые к…

– Ты зачем так? – Туреева вскочила, встав на цыпочки прямо на кушетке, и оказавшись выше графа, обхватила его за шею руками, почти повисла на нём. – Что ты сейчас подумал? Не смей! Как ты смеешь!

Граф сначала стоял соляным столбом, но, когда она стала целовать его мелкими поцелуями то в виски, то в шею, сгрёб в охапку и на руках унёс обратно в спальню.

Проснувшись в следующий раз, граф открыл глаза мгновенно и руку вытянул сразу, чтобы обнять свою вечно исчезающую подругу. Её не было. Рядом снова было пусто.

– Тьфу ты, чёрт побери! – выругался граф и, выйдя босиком в коридор, звонил в колокольчик до тех пор, пока не показался запыхавшийся камердинер.

– Уехала? – без всяких экивоков спросил граф.

– Так точно, ваше сиятельство! Отбыли-с. Запретили вас будить-с, велели дать отдохнуть, выспаться и иметь совесть.

– Про совесть, интересно, это было сказано вам или мне?

– Не смеем знать, ваше сиятельство!

– Одеваться! Срочно! И позови дворецкого, будь любезен.

Явился дворецкий и застыл у стены, пока граф совершал свой гардероб.

– Милый мой, говорят, вы обладаете знаниями во многих областях меняющегося этикета, так ли это? – спросил его граф.

– Это часть моих обязанностей для полнейшего соблюдения ваших интересов, ваше сиятельство.

– А разбираетесь ли вы в цветах, любезный?

– Срезанных, комнатных или садовых, ваше сиятельство? – с готовностью отвечал исправный слуга. – Для украшения летнего бала были заказаны самые модные сорта, об этом город говорил ещё с неделю, а после все подражали вам, ваше сиятельство. Весь сезон.

– Правда? – граф искренне удивился. – А я и не знал!

– А на ваши именины архиерейскому двору поставили семь корзин живых цветов для украшения молебнов, так об этом даже в газетах упоминали, – скромно потупился дворецкий.

– Да вы чародей, голубчик. Уж, простите, что ценю так мало! – граф закалывал булавкой галстук.

– Мы вам премного благодарны, ваше сиятельство. Ваша слава – наша радость. Чего на сей раз прикажете?

– Какие нынче принято дарить розы? Молодой даме. Со значением, – граф устремил взгляд на дворецкого, тот понимающе кивнул. – Я тоже немного владею темой, но решил посоветоваться. Большие букеты нынче смешны, не так ли? Элегантным считается вручать миниатюрные розочки нежных оттенков, привезенные из Китая? Не так ли?

– Не совсем так, ваше сиятельство, – дворецкий потупил взор. – Это было в минувшие сезоны. С этого лета самым изысканным дамам принято заказывать новые французские сорта, так называемые remontant. Розовые, красные. Особенно хороши белые! Но достать труднее. Величина цветка – один из их отличительных признаков.

– Remontant? – переспросил граф. – «Цветущая вновь», если не ошибаюсь? Что это значит, милейший?

– Это значит, что выведен сорт, отличием которого является то, что он может цвести дважды.

– Дважды? – восторгался граф. – Роза, которая цветет повторно? Боже! Но это же то, что нужно! Срочно. Закажи и пошли в особняк баронессы Туреевой, как только прибудут.

– Сколько прикажете, барин? Снова семь корзин?

– Нет уж! Это тебе не архиерей. Давай, голубчик, двенадцать.

– Прикажете запрягать? Или изволите верхом?

– Запрягать, голубчик. Еду к ювелиру. Надеюсь, скоро и ваша жизнь переменится вместе с моей!

Корделаки вылетел из дома, явственно ощущая за плечами крылья.

– Ну, дай Бог!

– Дай Бог!

Многообещающего возраста дворецкий и пожилой камердинер смотрели вслед своему барину, как родители смотрят на дитя, впервые покидающее свою вотчину.

* * *

Особняк Батурлиных на набережной Мойки сиял огнями. Он помолодел, воспрянул и обновился интерьерами, принимая в свои объятия юную чету после стольких лет забвения и пустоты. Молодой хозяин всё ещё приходил в себя после тяжёлых ранений, но уже мог полусидя на оттоманке^[16] провожать взглядом свою обожаемую Поленьку, которая, пробегая мимо него, каждый раз останавливалась для супружеского поцелуя. Дел у неё сегодня было – не переделаешь! Ждали гостей. Но она каждый раз находила минутку, чтобы нежно коснуться мужа или улыбнуться на бегу его бабушке, сидящей в кресле поодаль.

– А и бледненькая она у тебя, Серёженька, – вздыхала бабушка. – Это всё от того, что без благословения отцовского окрутились. Негоже так.

– Бабуль! – корнет, видимо, уже устал от подобных разговоров, затеваемых не впервые. – Ну, так благословили все давно уже! Папенька с маменькой и письма шлют, и подарки, и этот дом велели отделать. Ты-то сама благословляешь?

– Благословляю, голубчик. Не нарадуюсь на душечку нашу, – Батурлина смотрела вслед только что промелькнувшей невестке. – Я-то всё боялась, как ты от меня в столицы свои сбежал, что напорешься на кого-то типа вон той, рыжей, что с дружком твоим ходит. Тьфу!

– Да чем же баронесса-то вам не угодила? – Сергей Иванович опасался, что бабуленция может выказать своё отношение и при гостях. – Одна из известнейших дам Петербурга!

– Не знаю уж, чем она у вас там известна, а только хитра она! Ох, лиса!

– Да ну вас, бабушка. Всё-то вы по-своему судите, – Сергей Иванович решил перевести тему беседы в иное русло. – А что до бледности Поленьки, так ей ещё недельки две осталось попить настою и всё кончится. Уж тогда! На коньках зимой кататься станем, да на санях. А летом к вам свезу, под Самару! Разрумянится ещё!

– А и свези, голубчик, – бабушка согласно кивала. – Пусть по травке походит да молочка попьёт. Не то, что это ведьмино зелье! И как ты только позволяешь ей!

– Да что вы все заладили – «ведьма», да «ведьма»! – корнет аж привстал, так его задело. – Да моей Поленьки уж на свете не было, кабы не она! Илмэйтар – знахарка, травы знает, настои делает. Она своими отварами синьора Джованни, считай, со смертного одра подняла! И мы ей по гроб жизни благодарны должны быть, что она по тем каплям, что на дне осколков сохранились, смогла состав зелья того повторить! Да научила, как от него отвадить! Пусть, говорит, пару недель по стакану пьёт каждый день, другие две недели – три четверти стакана, потом – полстакана. Так на нет и сойдёт. Во уж немного и осталось!

– Герцог Габриэль Джованни ди Сполетта и мадемуазель де Вилье! – объявил вошедший дворецкий.

– А! Вот и первые гости, просим, просим! – сделал приглашающий жест корнет. – На правах выздоравливающего позволите ли не вставать?

– К чему такие церемонии, Сергей Иванович? – поздоровавшись с хозяином и усадив спутницу, герцог отправился с поклоном целовать руку пожилой мадам Батурлиной, потом уселся сам. – Но я случайно услышал, что тут упоминали мое имя? Чем заслужил?

– Речь шла про нашу целительницу Илмэйтар, – отвечал корнет. – Бабушка не склонна доверять её умениям, а я говорил, что вы являетесь видимым тому доказательством.

– Да! Подтверждаю, сударыня! – герцог встал, чтобы показать Батурлиной возможности своего окрепшего тела. – Заверяю, что и ваш внук через пару недель будет в подобной форме. Серж! Но мы не можем так долго ждать. Свадьба назначена на ближайшую пятницу. Будете ли вы в состоянии посетить нас? Родственники Елизаветы согласились, чтобы церемония была скромной, но уж ближайших-то друзей мы бы хотели видеть на ней непременно!

– И по какому обряду решили сочетаться? – осторожно спросил корнет.

– Пока спорим! – с улыбкой перебила уже готового что-то сказать жениха Елизавета де Вилье. – Вы, быть может, осуждаете нас, сударыня? – спросила она у бабушки корнета. – «Вот и у этих всё не так!», наверно, думаете вы?

– Ах, деточка! – вздохнув, отвечала Батурлина. – А у кого бывает «так»? Думаешь, у всех? Мой любезный, знаешь, как был против, чтобы дочка самого Батурлина шла за какого-то Ваньку Роговского? Э-эээ! Два месяца уговаривали принять! Это он уж после так поднялся, отец-то твой, Серёжа. По дипломатической линии пошёл – так они с Оленькой моей теперь из-за границ и не вылезают. Вон, на свадьбу к сыну и то не вырвались. Дитятко их, почитай, и не видело с тех пор, как отроком бегало. Э-эээх!

«Дитятко», сидевшее напротив и едва оклемавшееся от трёх боевых ранений, прищурив глаз, хитро спросило:

– А что, бабуль, у тебя тоже «не так» было?

– Да знаешь всё сам! Хотя тебе-то знать и вовсе незачем! – махнула на него рукой бабушка и расплылась в улыбке. – Бежала я с моим Батурлиным-то. Да. Прям так, через окошко – и в седло! Ох, да что ж это я вам говорю, старая!

– Граф Корделаки! – дворецкий огласил приход нового гостя.

Вошёл парадно одетый Илья Казимирович и, обойдя всех дам с приветствиями и поздоровавшись с мужчинами, обратился к Роговскому:

– Корнет! Не знаю, можно ли вам уже сообщать подобные волнующие новости, но всё равно. Рано или поздно из газет узнаете. Хотя заранее не знаю, как отнесётесь.

– Чем это ты нас, голубчик, пугать намерился? – строго спросила Батурлина, стремясь оградить внучка от новых потрясений.

– Да, видите ли, милая Зинаида Сергеевна, это касается службы Сергея Ивановича. Весь Петербург нынче шумит. Помните ли, корнет, ваше странное выступление на сеансе магнетизма?

– Сам-то не помню, а господа пересказывали. Экие фантазии приходят под действием флюидов!

– Так вот – полк ваш расформирован. Пока вы были в разрешённом отпуске, там произошли события, которые предвидеть мало кто мог^[17]. Семёновского полка нынче не существует.

– Да как же так! Помилуйте, граф. Уж не шутите ли вы? – корнет даже привстал.

– Никак нет. Сами всё прознаете, вам ведь теперь предписание о переводе к другому месту должно поступить, как поправитесь.

– Куда ж теперь, Серёженька? – бабушка приняла всё близко к сердцу. – Разреши, пусть папенька похлопочет, чтобы обратно ко мне, в Самару? И дружки там все знакомые, и начальники. А, мил друг?

– Не разрешаю! – корнет на минуту задумался, потом поднял глаза на Корделаки. – Никто за меня хлопотать не станет! Я сам свою судьбу строить намерен. Я вот с графа пример возьму, да, раз уж так вышло, сразу в отставку подам. Поленька только рада будет. Можно же послужить Отечеству и на мирской ниве, как думаете, господа?

– Поступайте лучше в Акдемию, корнет, – граф, раз к нему апеллировали, позволил себе посоветовать младшему товарищу. – Думаю, всяческая поддержка в этом вам будет оказана именно в связи с личными заслугами, а не просто по родовому праву. России нужны благородные офицеры!

– Баронесса Туреева! – доложил дворецкий.

– Как, вы одна? – Корделаки поднялся ей навстречу. – А где же наш главный гость?

– Здравствуйте, господа! Приветствую вас, Корделаки, – она протянула ему руку. – А почему вы меня связываете с его приездом, граф?

– Ну, я думал… – смешался Илья Казимирович. – Вы не отвечали на мои послания.

– Нет-нет, я не вхожу в число приближённых и стану смиренно ожидать его прибытия вместе со всеми вами. Точно ли это должно произойти сегодня?

– А что, Серёженька? – спросила у корнета бабушка. – Разве ещё кого ждем? Ты говорил, будут только близкие, всё-таки первый прием в этом доме, да и ты ещё слабенький совсем.

– Ждём, бабуля, одного князя! – корнет захотел сесть поудобнее, и тут же из соседней залы впорхнула его жена и стала помогать. – А вот и Поленька моя, поздоровайтесь, господа. Теперь, как только князь явится – все за стол!

– Князь? – Батурлина смотрела на внука. – Это что ж за птица?

– Да вот такой князь. Может быть, от самого государя нам весточку привезёт.

– Ой, батюшки! Так может, я к себе пойду, Серёженька? – забеспокоилась Батурлина. – А то, у нас-то в Самаре всё по-простому, а у вас тут всё по столичному устроено. Вдруг что не так при князе-то вашем?

– Князь Нурчук-хаир! – огласил дворецкий, но в залу вошел не князь, а сначала трое лакеев, каждый из которых нёс по одному большому и длинному бархатному футляру и по одному маленькому. Они расположили их на небольшом столике у стены и удалились. После этого вошёл улыбающийся князь.

– Приветствую вас, дамы и господа! Неимоверно рад видеть вас после серьёзной разлуки. Живыми и почти уже невредимыми.

Тут двери в соседние апартаменты отворились, из них торжественно вышел лакей в парадной ливрее и громко оповестил собравшихся:

– Кушать подано!

* * *

Все – и гости, и хозяева, и слуги – сияли улыбками, и картина образовалась умильная: после обильного обеда общество опять расположилось в гостиной, но уже без помпезной торжественности, а открыто выказывая дружеские близость и симпатию. Одна лишь бабушка вновь стала волноваться по поводу своей возможной неловкости, оттого и уронила на пол платочек, что теребила до этого в руках. Ближе всего оказался к ней князь, он и подал его обратно, тут они с графиней Батурлиной встретились глазами.

– Прошу вас, графиня! – князь наклонил голову.

– Да уж и не знаю, как с тобой и говорить, мил друг! – вглядывалась в лицо нового знакомца бабушка корнета. – Говорят, ты птица высокого полёта, а мы-то хоть и графского роду, а так всё, по-простому. Уж не серчай, коли что не так!

– А вы и со мной по-простому, прошу вас! – Нурчук-хаир совсем беспардонно присел на подлокотник стоявшего рядом с графиней Батурлиной кресла лицом к ней и оттуда улыбался пожилой мадам. – Я бы даже попросил у вас разрешения тоже называть вас бабушкой, если бы вы не выглядели так молодо для такого звания! Как прикажете величать?

– Да ну тебя, вогнал в краску! – тут же расплылась в улыбке Батурлина и махнула на князя платочком. – Зови просто Зинаидой Сергеевной. Так ли, Серёжа? – она настороженно посмотрела на внука, испугавшись, что фамильярничает с высоким гостем, но тот тоже улыбнулся и кивнул одобрительно.

– Я хотел бы выразить вам, Зинаида Сергеевна, свою искреннюю благодарность за воспитание такого великолепного воина, как ваш внук – мужественного и верного сына своей страны! – Нурчук-хаир привстал и произнёс эти слова серьёзно и торжественно. – Мне хотелось бы сойтись с вашей семьёй поближе, это – честь для меня! Не плачьте, не плачьте, сударыня! Ну, простите! Вы вспомнили про ранения Сергея Ивановича? Я вас расстроил?

– Растрогал, голубчик! Благодарю! – бабушка промокнула глаза. – Да будет ужо! Ты бы, мил друг, сказал, что в тех коробочках привёз? А то уж даже я, старая, от любопытства изнываю! – и Батурлина указала на давешние футляры.

– Спасибо, что напомнили! – Нурчук-хаир подошёл к столику с подарками. – Дамы и господа! Приступаю к своим обязанностям высочайшего курьера. Это дары… одного моего хорошего знакомца, который так заинтересовался приключениями вашей Олонецкой кампании, что пожелал наградить её участников памятными подарками. Прошу принять их от его имени, которое здесь не произносится, но, возможно, будет угадано при их получении.

Князь по очереди приоткрыл футляры и, что-то высмотрев, выбрал два из них и направился к чете молодожёнов.

– Прошу принять, госпожа Роговская! Ваши смелость и решимость приводят в восхищение даже бывалых мужчин, – и он передал Полине Андреевне малый футляр, а корнету протянул большой. – И вас, господин корнет, прошу!

Те, переглядываясь и улыбаясь в предвкушении, осторожно стали приподнимать крышки своих даров, как в рождественский вечер дети распечатывают коробки с гостинцами. У корнета оказалась великолепная сабля с вензелем на клинке в виде заглавной литеры «А», с рукояткой, покрытой алмазной гранью и вдобавок украшенной крупным сапфиром. Ножны тоже искрились синими огоньками. У его жены в футляре покоился женский алмазный браслет, на котором полностью повторялся рисунок вензеля в миниатюре, и синели несколько крупных сапфиров. Полина Андреевна ахнула:

– Боже! Какая красота!

– Неужто, сам Император… – начал было корнет, но князь перебил его.

– Один из моих высокопоставленных знакомых, корнет! – он улыбался. – Прошу также принять дары и вас, господин Джованни и мадемуазель де Вилье. Сударыня, именно ваша решимость посетить тот злополучный сеанс гадания и положила начало всей этой истории. Я восхищаюсь вашей преданностью, силой чувств и долготерпением. Желаю вам счастья и наград иного толка за все ваши испытания. Государь… Простите. Мой знакомый надеется, что эти предметы станут одновременно и свадебным подарком! Я не ошибся? Я правильно запомнил, вам идёт лиловый цвет?

– Не ошиблись, князь! – Елизавета де Вилье открыла футляр и обнаружила там подобный первому браслет, но с аметистами. – Прошу вас, будьте нашим гостем на свадьбе. Хотя мы ещё не решили, какова будет церемония, но день уже определён.

– Мой знакомый, зная вашу ситуацию, просил передать вам не совет, но случай из его семейной практики, – князь улыбался, но подбирал слова медленно, стараясь не сказать лишнего. – Его родной брат избрал себе спутницу тоже иной конфессии, так они вышли из положения, совершив в один день две церемонии – утром по православному, а в полдень по католическому обряду. Теперь довольны родственники с обеих сторон.

– Благодарим за совет, – в благодарном поклоне опустил голову господин Джованни. – Мы не преминем им воспользоваться, князь! Но, я не понимаю, чем заслужил этот дар? Мне кажется, что я как раз выполнял роль пассивной жертвы, которую так мужественно спасали эти господа и не менее отважные дамы!

– Как же, герцог! – Нурчук-хаир выказывал свою полную осведомлённость о мельчайших подробностях недавних событий. – А ваш меткий выстрел? Ведь это именно вы сберегли жизнь Полине Андреевне, подоспев так вовремя!

– Ах, не напоминайте мне, прошу вас, об этом постыдном случае, – итальянец помотал головой. – Когда Илмэйтар прибежала за мной в лес, и мы помчались с ней к дому барона, я прихватил заряженный пистолет. Увидев в окне злодея с девушкой, я не имел и секунды на размышления. Но это так не достойно дворянина – стрелять в спину! Даже врагу!

– Ну, так вы и не в спину ему попали, как оказалось, дорогой герцог! – со смехом вступил в беседу корнет. – Вы прострелили ему нечто гораздо ниже, говорят, он до сих пор не может сидеть – только стоять или лежать. Как ни старались наши враги, а им не удалось обезобразить день нашей свадьбы убийством.

– И слава богу! – вздохнула Полина Андреевна. – Пусть их осудят по закону.

– Слишком много чести им в наших упоминаниях, полно! – Нурчук-хаир взял со столика последний оставшийся малый футляр. – Дорогая баронесса! Вы настоящий боец и заслужили этот браслет своей доблестью и выдержкой. Примите, прошу вас! Не ошиблись ли мы с моим знакомым в ваших предпочтениях? – князь откинул крышку футляра и протянул его Туреевой уже открытым.

– Ах, какие изумруды! – баронесса была восхищена. – В сочетании с этими бриллиантами они бесподобны! Благодарю! Но, неужели и про меня ваш… знакомый что-то слышал?

– Да-да! Он знает ваши похождения досконально! И отдаёт должное вашим мужеству, отваге и смекалке, дамы и господа! И это всё благодаря вашим письмам, граф! – поклонился Нурчук-хаир Корделаки. – Мой приятель как-то воскликнул, что автору подобных отчётов недурно было бы заняться литературным трудом. Подумайте об этом, граф! И примите на память.

– Вы читали мои письма госу… Вашему другу, князь?! – опешил Илья Казимирович.

– Каждое из них, граф! – улыбался Нурчук-хаир. – Вслух! И не по одному разу. Ваша дружная компания стала настоящими героями в узком варшавском кругу этой осенью. Так что принимайте дар, но уж не обессудьте – все комплекты делались парами, поэтому на вашей сабле не рубин, а изумруд.

– Я счастлив служить Отечеству и государю на любом поприще! Благодарю за высокую оценку моего скромного вклада! – Илья Казимирович разглядывал вензель и великолепную сталь клинка.

– Надо же! Парами! – баронесса закатила глаза и покачала головой, а Корделаки, умеющий не краснеть, отчего-то опустил голову и посмотрел на неё исподлобья.

– Да! Вот ещё! Чуть не забыл! – Нурчук-хаир достал из бумажника кусочек картона. – Своим восклицанием о парах, вы напомнили мне ещё об одном поручении, баронесса! Оно адресовано лично вам. Вот вам ещё один автограф Его Величества, начертанный при мне собственноручно.

Баронесса прикрыла рот ладошкой.

– Что это, князь? – спросила она, обращаясь взглядом за помощью то к Елизавете де Вилье, то к Полине Роговской.

– Прочтите! – улыбался Нурчук-хаир.

– «Ма-ри-я Ту-ре-е-ва», – почти по слогам прочла баронесса. – О господи! Что это означает?

– Это означает, что император хочет узнать у вас судьбу невесты, чьё имя он выбрал сам, – глаза князя совсем сузились от улыбки. – Впишите на оборот этой карточки имя жениха, как вы это делаете для других. И на первом же рауте сезона! Ну, конечно, если свадьба не состоится ещё раньше!

Баронесса нахмурилась, Корделаки почувствовал, что, несмотря на все усилия воли, уши его всё же запылали, а дамы радостно зааплодировали, улыбаясь такой удачной шутке государя.

* * *

– Позволите вас проводить, сударыня? – церемонно спросил Корделаки у баронессы, когда стало ясно, что вечер близится к завершению.

– Да я, право, не знаю, стоит ли, – тон её был неясен графу. – Думаю, мой кучер найдёт дорогу самостоятельно.

– Позвольте проводить вас хотя бы до кучера, то есть – до кареты, – терпеливо настаивал граф. – Мне нужно поговорить с вами.

– Ах, да! Я всё забываю поблагодарить вас за цветы, граф. Они восхитительны.

– Или вы рассчитывали уйти с кем-то другим? – Корделаки решил выяснить всё для себя окончательно на этот раз. – Тогда не смею мешать вам, сударыня.

– Нет, граф, – баронесса посмотрела на него с укоризной. – Я не умею ничего «рассчитывать». Говорите, что вы там хотели?

– Давайте сначала уйдём отсюда.

Они распрощались со всеми и вышли из зала под многочисленные взгляды и улыбочки, которые явно докучали баронессе, и которые игнорировал граф.

– Обязательно было так демонстративно уходить вместе? – баронесса сейчас откровенно капризничала, как в былые времена, и граф посчитал это добрым знаком. – Вам угодно участвовать в этом, пусть и высочайшем, но сводничестве, граф?

– Кто бы это говорил! – воскликнул граф. – Вы же сами посвящали меня в механизмы ваших «предсказаний». Уж владея такими знаниями, думал я, вы сами защищены от подобного рода манипуляций? Разве не так? Что может помешать проявлению моей свободной воли? Или вашей? Как на мой выбор и решения могут повлиять посторонние улыбки и даже шуточки? Скажите, баронесса?

Она молчала, потупившись, что было совершенно не похоже на её обычное поведение. Подали обе кареты, и теперь они стояли бок о бок посреди двора. Корделаки и Туреева застыли подле, баронесса прижимала к себе коробочку с подарком и графу в глаза не глядела.

– Я бы хотел знать, что произошло со времени нашего последнего свидания, мадам? – граф был исполнен внешнего спокойствия. – И каково ваше решение по поводу моего предложения? Надеюсь, я стою хотя бы ответа? Любого. Вижу, что ваша благосклонность сменилась ныне иным отношением, хотелось бы знать причину этого.

– Вам показалось, граф.

– Показалось что? Что ты увиливаешь от меня?

– Мы снова на «ты», граф? – баронесса приподняла бровки.

– Мария! – Корделаки схватил её за предплечья и не давал отвернуться, хотя это и выглядело довольно грубо. – По-видимому, ты столько времени проводишь в одиночестве, что я не успеваю уследить за теми разговорами, которые ты ведёшь сама с собою! У меня не получается угадывать! Я вижу только два повода к такой перемене. Или это моя вина, и я сделал что-то не так, например, обидел тебя чем-то, не понимая этого. Это причина внутренняя, и находится она между нами. Но тогда мы можем, как двое взрослых людей, хотя бы обсудить создавшееся положение. Или причина иная, внешняя, и тогда ты тоже могла бы прямо сообщить мне о том, что твой интерес теперь сменил объект внимания. Я пойму.

– Не тряси меня. Мне больно, – тихо прошептала Мария и ничего более не сказала, опустив глаза.

Граф махнул рукой слуге, всё это время стоявшему поодаль с сабельным футляром на руках. Тот с облегчением загрузил его в карету графа и кивнул кучеру, который тут же занял своё место.

– Я только хотел сообщить вам, сударыня, что завтра на рассвете я отбываю за пределы нашей родины, – громко сообщил граф Туреевой через весь двор, подойдя к дверце своей кареты. – Мои вещи уже собраны, а подорожные документы доставлены. Прощайте! Можете не посылать за мной! Ближайшие месяцы, а возможно, и годы, я проведу в Италии. Но! Трогай!

Ошарашенная баронесса осталась одна и только моргала вслед уезжающей карете графа.

– Как в Италии? Это я в Италии! – чуть не плача бубнила она себе под нос. – Это мои вещи сложены!

Она направилась к своей карете, и её кучер тоже возник рядом как из-под земли. Слуги давали господам полную возможность выяснять отношения наедине, но из виду их не теряли ни на миг. Он подсадил барыню и направился к козлам.

– Домой? – уже оттуда, обернувшись, крикнул ей кучер.

– К дому графа Корделаки! – услышал он в ответ и отчего-то радостно потёр руки.

* * *

Илья Казимирович успел лишь передать перчатки отворившему ему двери лакею, как во двор влетела карета баронессы. Не дожидаясь, пока к ней подойдут, она сама спорхнула со ступеньки и стремительно направилась к парадному входу. Граф обернулся, как только она вошла в дом.

– Мы не договорили! – за время короткого пути Туреева взвинтила себя ещё больше и напоминала сейчас не лису, как обычно, а разъярённую кошку. – Как вы смеете ехать в Италию, если туда собираюсь я?!

Корделаки рассмеялся этому почти детскому заявлению, а лакей стал краснеть, не успев вовремя убраться восвояси. Видимо, все слуги в доме графа обладали редкостным качеством стыдливости.

– Не смущайся, голубчик, – заметил такую реакцию хозяин. – А лучше привыкай. Возможно, ты видишь перед собой свою будущую хозяйку, и подобный тон станет для всех нас обычной манерой общения. Ступай. Где ещё мне запрещено появляться без согласования с вашими перемещениями, сударыня? Страны? Города? Обозначьте их все заранее, прошу вас! Или нам вдвоём тесно на всей земле?

– Ты не смеешь! – она стала стучать кулачками по его груди. – Почему именно Италия?

– Дорогая Мария Францевна, – граф мягко отстранил её руки. – Я могу объяснить этот мой выбор, но прежде… Вы находитесь у меня в доме, и тут правила устанавливаю я. Поэтому предлагаю вам снять верхнюю одежду, спокойно пройти в гостиную и испить со мною чаю. Там мы продолжим нашу беседу, если, конечно, окажется, что нам есть ещё, что обсуждать.

– Я пройду, но не ранее, чем услышу, как в ваших планах возникла Италия, граф? Я не склонна верить в совпадения. Эту мысль вам навеяли рассказы синьора Джованни?

– Если честно, то до сей поры я не слышал рассказов герцога о его родине. А вдохновил меня вовсе другой человек, – граф принял у неё накидку, и огляделся, ища, куда бы её пристроить, так как слуг уже не было видно нигде рядом.

– И кто же это, если не секрет? – баронесса развязывала ленты капора.

– Дайте слово, что он не пострадает от вашего гнева, – граф развернулся к баронессе, прервав свои манипуляции.

– Вот как! Значит, я его знаю?

– И ещё как близко! – граф жестом пригласил Марию пройти во внутренние покои. – Дело в том, баронесса, что вы были правы, сказав как-то, что вам служат исключительные люди. И вот некто Никодимыч…

– Ах он плут! – она остановилась на месте, как вкопанная и топнула ножкой. – Это он рассказал вам и о моих сборах, и об Италии! И вы – плут! Вы вовсе не собирались никуда уезжать!

Граф пережидал, пока утихнет ураган и долго ничего не отвечал. Потом он тихо, себе под нос сказал:

– Не мог же я дать тебе убежать настолько далеко от меня! – и снова замолчал, а потом поднял глаза на Марию: – Поэтому прямо здесь и сейчас прошу ответить вас, баронесса, какая из двух причин, названных мной чуть ранее, первая или вторая, заставляет вас отдаляться от меня? Ну? Мария, что ты скажешь мне?

– Ты всегда будешь посвящать слуг в наши отношения? – невпопад ответила она.

– Мария, не увиливай вновь! Чего их посвящать, если они видят больше, чем мы сами? – Он ждал: – Причина?

– Ты глупый и жестокий!

– Даже не буду вникать в суть вопроса. Я упрямей тебя. Причина?

– Глупый-глупый! – И она вдруг неожиданно спрятала лицо у него на груди. – Совсем другая причина. Третья.

– Опа! – граф нежно придерживал её.

– Ты никогда не думал, что я просто боюсь? – шептала она.

– Боишься ты?! Чего? Ты! Владелица моднейшего салона, через который проходят сотни людей? Ты, которая владеет душами половины Петербурга? А вторая половина стоит в очереди для того, чтобы поднести их тебе?

– Это всё не то. Не то! – баронесса выскользнула из его объятий. – Ты не понимаешь. Я много лет привыкала жить одна. Я всегда знала, что вот вечером закрою за собой двери, и никто-никто не увидит даже выражения моего лица. А завтра? Завтра я снова наберусь сил и выйду к ним! А теперь… Теперь ты проникаешь в то закрытое, в то – моё. И я боюсь…