Черный Тамбовский Волк. Полусказка

© Илья Тамигин, 2022

ISBN 978-5-0056-7279-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Илья Тамигин

 
Встаёт заря во мгле холодной,
На нивах шум работ умолк.
С своей волчихою голодной
Выходит на охоту волк.
А. С. Пушкин. «Евгений Онегин»
 
 
Волк – санитар леса!
Плакат на стене женской консультации
 

Чёрный Тамбовский Волк

Посвящается единственной и неповторимой

подруге всей моей жизни: жене Наташе

От Автора

Все события, механизмы, географические названия, имена начальников и руководителей, пароли и явки, названия кулинарных произведений и животных, а также синий цвет вымышлены. Настоящие в этом произведении только жизнь, смерть и любовь.

Тем не менее, Автор слыхал кое-что о кое-ком кое-где, что очень может быть правдой. Если кто-нибудь отыщет сходство кого-либо с кем попало в этом произведении, то пусть радуется, что ему повезло!

Пролог

В давние-давние времена, при царе Алексее Михайловиче Тишайшем, жил на Тамбовщине, в вотчине боярина Голенищева, в селе Ловчиха мужик. Пришёл в деревню и остался жить. А откуда пришёл – никто не знал. Назвался Демьяном. Странный был мужик, нелюдимый, без креста на груди и в церковь никогда не ходил. Однако справный оказался хозяин и зажиточный: лето за зиму, оброс он хозяйством не хуже других. Дом срубил, скотиной обзавёлся. Землю, однако, не пахал. Плотничал да столярничал, хорошо зарабатывал. А ещё охотился удачно: то лося возьмёт, то кабана. Сам не сидел без мяса и односельчанам продавал. Удивлялись люди: как Демьян на охоту ходит без собаки? С псом-то, куда, как способнее! Но не было у него в хозяйстве ни собаки, ни кошки.

И жила в том же селе молодая вдова Дарья. Красавица писаная! Ликом бела, да лепа, станом стройна, да дородна, косы золотые до самых пяток. Очи синие-синие, как васильки во ржи! Летошний год ейный муж-кузнец килу нажил, помучился с неделю, да и отдал Богу душу. А одной жить худо, да трудно, тем более в двадцать-то лет.

Увидал Демьян Дарью, когда она из церквы шла. Снял шапку, поклонился: разреши, говорит, красавица, тебя до дому проводить? Глянула на него Дарья: с лица пригляден, борода да волосы кудрявые. Не кривой, не хромой, не рябой – всё при нём! Что ж, говорит, проводите! Так и пошло: сперва встречались они, а потом и сошлись. Дело-то молодое! Переехала Дарья на его жилплощадь, и стали Демьян и красавица кузнечиха жить вместе, как муж и жена, но без венца. Осуждали её бабы за это, но недолго.

Пошла однажды Дарья за грибами-ягодами в лес. А по лесу тому ехал боярский сын, Аристарх Голенищев. Увидал красавицу и давай к ней приступать: будь, говорит, моею прямо сейчас! Озолочу! В шелках-бархатах ходить будешь, заморские помидоры каждый день кушать будешь, да пряниками заедать! Спать будешь на перине пуховой, шелковой простынкой застеленной! Что и говорить, богатые посулы. Только Дарья так отвечала: я мужняя жена! И ничего этого мне не надобно. Попытался тогда Аристарх её снасильничать. Да вырвалась Дарья, и в болото убежала. А боярин в болото лезть не стал, побоялся сапожки запачкать али, вообще, утопнуть. Ничего, кричит, я тебя всё равно достану! Не сейчас, так позже! Не мытьём, так катаньем!

Пришла Дарья домой и всё мужу-то и рассказала. Как сманивал её Аристарх богатыми посулами, как снасильничать пытался, как грозился, что всё равно своего добьётся. А Демьян и говорит: не печалься, Дарьюшка, а ложись спать. Утро вечера мудренее. Остынет боярин за ночь. Слыхано ли дело: жену от мужа насильно взять? Царь-батюшка его за это по головке не погладит!

Ан, не остыл боярский сын! Ещё пуще распалился за ночь, красы Дарьины вспоминая. На другой день приехал с тремя оружными холопами. Выходи, кричит, Дарья Власьевна, поедем в мой терем! Трижды взывал, да не вышла баба. А, как четвёртый раз крикнул, отворилась дверь избы, и выскочил волк чёрный! Прыгнул, да Аристарху кадык и вырвал. Холопы с перепугу кто куда разбежались. Пошла по деревне нехорошая молва, что Демьян оборотень, волколак. Боярин Леонтий Голенищев розыск учинил. В смысле, послал ярыг своих разобраться. Схватили они Демьяна и, как тогда принято с колдунами было, в бане сожгли. А Дарью не тронули. Родила она в положенный срок мальчонку. Крестили младеня по отцу, Демьяном, но прозвище прилипло «Чёрный».

Часть первая: Отрок

Глава первая

– Ой-ёй! А-а-а-а!!!

– Ну, что ты орёшь, как будто тебя режут? У тебя ж весь пар в свисток уходит! Захлопни рот и тужься! Тужься, тебе говорят! Ходи на низ! Во-от, вот… Теперь потужься от себя, без схватки… Есть! Вылез!

Худенькая женщина в изнеможении прикрыла глаза. Живот, только что бывший огромным и тяжёлым, опал и внутри ощущалась пустота и лёгкость.

– Кто… у меня?

– Мальчишка! – довольным голосом сообщила немолодая акушерка Васильевна, – Складный такой… щас, форсунки прочищу…

Муж её служил машинистом на паровозе, поэтому она частенько употребляла железнодорожные термины в своей речи.

Акушерка отсосала из носа слизь резиновой грушей и безжалостно шлёпнула новорожденного по попе. Раз, другой… Раздался негодующий вопль.

– Завёлся! Во, смотри!

Васильевна, ловко держа младенца пузиком на ладони и придерживая другой рукой за попку, поднесла его к лицу матери. Та поправила очки, всмотрелась:

– Ой! Лысый совсем! И лиловый какой-то!

– Ну, а ты как хотела? Знамо дело, лиловый да лысый. Они все так, поначалу!

Женщина хотела что-то сказать, но тут родилось детское место, и она промолчала. Васильевна тем временем взвесила и измерила мальчишку, щедро натёрла растительным маслом и запеленала. Малыш лежал на пеленальном столе в дальнем углу родильного зала, крепко зажмурив глаза и забавно чмокая губами.

– Три кило ровно! – одобрительно хмыкнула акушерка, – Сорок восемь сантиметров. Нормальный парень, любительский.

Она села за стол и принялась записывать всё вышепроизошедшее в историю родов.

Вошла старенькая санитарка тётя Мотя.

– Ну, что, касатка, справилась? А уж вопила-то! Кого родила-то?

– Мальчика…

Тётя Мотя сделала несколько шагов к пеленальному столу, чтоб посмотреть на новую жизнь, чудесным образом появившуюся в мире, но вдруг замерла, как на стену налетела. Вместо лица младенца она увидела… щенячью мордочку! Это длилось какой-нибудь миг, а затем что-то колыхнулось в воздухе и… видение исчезло! Тряхнув головой, санитарка всмотрелась: младенец, как младенец, как все младенцы. Нос пуговкой, реденькие бровки. Лопоухий!

«Привидится же такое!» – с досадой подумала тётя Мотя, а вслух заругалась и перекрестилась.

Календарь утверждал, что на дворе 28 августа 1966 года. Матч за третье место чемпионата мира Португалия-СССР был в разгаре. Отец мальчика с друзьями смотрел телевизор в Красном Уголке воинской части и волновался о прорвавшемся по краю к вражеским воротам Малафееве.

– Ну! Ну!!! Пинай, наконец, мячик! … Го-о-о-ол!

Телефонный звонок вырвал его из сладких грёз о победе наших.

– Алё! Да, Чёрный слушает. … Откуда, откуда? … Кого-кого? … Ага…

Он торопливо повесил трубку: Эйсебио опасно приближался к воротам!

– Чего звонили-то, Коля? – поинтересовался старлей Самойлов, когда наши отбили атаку.

– А, с роддома. Сказали, сын родился, – отмахнулся папаша, вновь влипая взглядом в экран.

Молоденькая лаборантка Таня озадаченно уставилась на стеклянную планшетку: определить группу крови новорожденного Чёрного не удалось! То-есть, ни с одной известной группой результат не совпадал! И формула крови была странная…

– Амалия Аркадьевна! – позвала она заведующую лабораторией, сидевшую за соседним столом, – Посмотрите, пожалуйста, а то я ничего не понимаю!

Завлабораторией подошла, поправила очки, всмотрелась:

– Странно… Никогда такого не видела. Это называется «химера», Танюша.

– Так, какую группу писать-то?

Заведующая задумалась.

– Переделать придётся. Вдруг ошибка?

Переделали. Получилось то же самое.

– Пиши: группа крови – Х.

Роды у гражданки Чёрной прошли без осложнений, поэтому её с сыночком выписали домой на пятый день. Папка, капитан-вэдэвэшник Чёрный, отпросившись со службы, встретил их как положено, с букетиком тюльпанов и на машине. И стали они жить-поживать…

Итак, семья: Чёрный Николай Александрович, Чёрная Алла Семёновна, в девичестве Куля, Чёрный Роман Николаевич.

Алла закончила консерваторию и преподавала фортепьяно в единственной музыкальной школе Моршанска. Моршанск, если кто не знает, находится в Тамбовской области. Райцентр.

Ромка рос, как все ребятишки, особых хлопот родителям не доставляя. Ну, вопил по ночам, пачкал пелёнки, пи́сался отцу на китель, срыгивал с пережору. Так это ж нормально! Что примечательно: никогда не болел. Ни тебе насморка или, там, поноса. Внешность его была, однако, несколько необычная: жёлто-зеленоватые глаза и лопоухие, слегка заострённые уши без мочек. Когда подрос и стал ходить в детский садик, дети его за это дразнили «Ушастиком», но после нескольких драк перестали.

Вот и в школу пошёл, достигнув семилетнего возраста. На втором родительском собрании учительница Изольда Марковна (педагогический стаж двадцать три года!) похвалила Рому, сказав, что усидчив и внимателен, но слишком азартен на уроках физкультуры, пытается победить соперников во что бы то ни стало, будь то игра в футбол или бег наперегонки.

– Даже может толкнуть или ударить! Вы с ним поговорите, пожалуйста, Николай Александрович!

– Поговорю, обязательно поговорю, Изольда Марковна! – пообещал папа Чёрный, к тому времени уже дослужившийся до майора.

В глубине души он был доволен, что сын проявляет мощную волю к победе.

Рома уже в первом классе научился бегло читать, а к своему восьмому дню рождения читал с удовольствием про себя. Любимые книги были о животных: Виталий Бианки, Сетон-Томпсон. Алла раздобыла для него Джека Лондона, и парня было невозможно оторвать от «Белого Клыка», «Зова Предков» и «Джерри Островитянина». По вечерам книгу приходилось отнимать со скандалом. Роман пытался хитрить, читать с фонариком под одеялом, но, увы! Родители беспощадно пресекали эти поползновения. Отбирали и фонарик, и книгу под смехотворным предлогом, что зрение испортится.

– Будешь носить очки, как мама, и в армию тебя не возьмут! – пугал мальчишку отец.

– Ну, очки, ну, и что? А без армии я обойдусь как-нибудь!

Отец-майор встревожился:

– Как это, без армии обойдёшься? Ты же мужчина! Твой долг такой: Родину защищать!

– Ну, хорошо, – нехотя согласился отпрыск, – Не буду с фонариком читать.

– Дай честное слово, что не будешь! – встряла мать.

– Не дам, – вдруг очень твёрдо и очень по-взрослому отрезал Роман.

– Это почему? – изумилась Алла.

– Повод пустяковый. Честное слово можно давать лишь в исключительных случаях, важных, потому, что его надо соблюдать изо всех сил.

«А, ведь, он прав!» – подумал отец с уважением.

Роман ушёл в свою комнату. Подумаешь, фонарик! Он и без него в темноте видит отлично! Света из окна достаточно, чтобы буквы разбирать, особенно, если Луна на небе.

Если с учёбой и чтением всё было хорошо, то музыку Чёрный-младший не переносил совершенно. Ни по радио, ни, тем более, мамину игру на пианино. Сразу возникало беспокойство и сумбур в мыслях, а если он был вынужден слушать дольше нескольких минут, то хотелось прямо-таки завыть! Поэтому, когда к матери приходили ученики, Рома уходил из дому. Или гулять, или к товарищу Серёге, играть в шашки и солдатики. Ещё он часто ходил в отцовскую воинскую часть. Ему там нравилось: офицеры и прапорщики учили разным приёмам рукопашной, давали подержать и даже почистить автомат. Ещё бы: сын комбата! Однажды, на занятиях новобранцев, прапорщик Приходько подозвал Рому:

– Ну-ка, покажи им разборку-сборку автомата на скорость!

И десятилетний мальчик показал! Десять секунд! С завязанными глазами! Бойцы уважительно загудели.

Так и шло время. Учился, читал книги, занимался спортом (гимнастикой), дружил, ссорился и мирился. А в неполные тринадцать лет с ним впервые случилось ЭТО.

Начиналось половое созревание: робкие утренние эрекции, аморфные, без конкретики, эротические сны, жёсткие волоски на лобке.

Стоял жаркий июль. Родители ушли в гости, и мальчик на целый вечер оказался предоставленным самому себе. Темнело. Выйдя на балкон, Роман посмотрел на вечернее небо: звёзды уже заняли свои места в строю созвездий, а, вот, Луны не было. Воздух был чист и прозрачен, пахло цветами и остывающим под окном мотоциклом соседа Петьки. Вернувшись в комнату, Роман решил раздеться, чтобы хорошенько рассмотреть свою фигуру в мамином трельяже. Он занимался культуризмом уже три месяца, мечтая о бицепсах величиной с дыню, и кубиках на животе. Сняв с себя всё, подошёл к зеркалу, повертелся, принимая героические позы. Зеркало отразило пацана среднего роста, скорее, худощавого, чем упитанного. Писюн вроде подрос… Нет, результатов от гантелей пока не видно… Вдруг захотелось… непонятно чего… увидеть себя, но по другому… Что-то внутри него зашевелилось, просясь наружу. Хруп! О, ужас! По телу прошла горячая волна, зрение на миг помутилось, а в следующий момент он потерял равновесие и упал на вытянутые руки. Нет, не на руки! На лапы! Толстые собачьи лапы с когтями! Резко обострилось обоняние. Все запахи квартиры хлынули в нос, но, как ни странно, не смешались, а ощущались каждый отдельно: мамины духи, все три флакончика, стоявшие на трюмо, не перебивали запахи отцовской портупеи и сапог в прихожей. Из кухни несло подгоревшим жиром из духовки, в которой вчера жарилась курица. Роман попытался встать на ноги. Это не удалось, пришлось опираться на трюмо руками… нет, передними лапами. Из зеркала на парня смотрел пёс! Нет, не пёс, а волк! Подросток, да. Но шкура была чёрная, как смоль.

То, что он видит именно волка, а не собаку, Роман понял совершенно отчётливо: чай, книг немало прочитал, Брэма в том числе, и в зоопарке был совсем недавно. Правда, о чёрных волках он не слышал.

Отражение послушно открыло пасть, продемонстрировав здоровенные зубы. Третий верхний слева был немного кривой, как и у Романа-человека. На лестнице послышался шум: сосед задел за перила чем-то железным. Уши волка сторожко шевельнулись. Опустившись на пол, Роман задумчиво прошёлся по комнате.

«Хвост, надо же!»

Он попробовал им повилять. Удалось! Но, как его применить в жизни? Непонятно…

Зрение тоже изменилось. Он видел вдаль как бы не так отчётливо, и цвета были тусклее, но зато периферическое зрение расширилось необычайно, лишь слегка повернув голову, возможно было видеть собственный хвост.

«Это будет моя тайна!» – твёрдо решил Роман, – «Об этом никому рассказывать нельзя. Даже Серёге, тем более маме с папой».

Зажмурив глаза, представил себя снова человеком. Получилось! Открыв глаза, увидел себя стоящим на четвереньках. Встал, снова посмотрелся в зеркало. Вроде, всё как было. Повернулся: хвост исчез! А ну-ка, ещё разок! Бац! Волк! Р-раз! Человек! Вот это да! Кинув взгляд на настенные часы, быстренько оделся: скоро должны были вернуться родители. Улёгся с книжкой Джека Лондона на диване, но приключения Смока и Белью не лезли в голову.

«Надо будет в лесу попробовать превратиться… побегать и вообще!»

Родители появились через четверть часа. Довольные, весёлые. От отца, прошедшего близко от дивана, сильно пахло водкой.

– Сын! Ты что тут делал? – раздался его голос немного погодя, – Чем пол поцарапал?

Роман встал с дивана, всмотрелся: на полу, и впрямь, виднелось несколько царапин. Так, слабеньких, даже краску не повредило.

– Это не я, – полусоврал он, ибо царапины были от когтей другого «Я», волка.

Отец, по службе десантник, а в свободное время – охотник, пригляделся получше:

– Ты, что, собаку приводил? Собачьи когти!

– Ну, как бы… – уклончиво промямлил Роман.

– Кормил, что ли?

– Нет.

Николай Александрович вздохнул:

– Не можем мы собаку завести, сынок. Мать их терпеть не может, да и я тоже… не люблю.

– Да я и не прошу!

– Ну, вот и ладно.

Отец сделал вид, что хочет дать сыну подзатыльник. Угрожающий жест, усугублённый запахом водки, подействовал на Романа неожиданным образом: ощерившись, он клацнул зубами, едва не укусив опускающуюся руку. Только воспитанная годами тренировок реакция спасла старшего Чёрного от членовредительства, несмотря на то, что был он выпивши.

– Ты что, сынок? – ошарашено вскрикнул он.

Роман уже опомнился. Виновато опустив глаза, пробормотал:

– Прости, батя. Сам не знаю, как это получилось…

Соскочил с дивана и пошёл в ванную чистить зубы. Пора было ложиться спать. Отец задумчиво посмотрел ему вслед.

Зубы Роман чистил долго, сравнивая их с волчьими, и пришёл к выводу, что они раза в три меньше.

На другой день поехал на велике в лес. От дома было близко, всего два километра. Лес был ненастоящий, скорее, лесопарк. Полно тропинок, да и трава сильно истоптана. Там и сям на полянах кострища, мусор, битые бутылки. Людей, впрочем, было мало: вторник – день будний. Детей не было вовсе: мелкота сюда не ходила, а ребята постарше, вроде Ромы, всё лето предпочитали проводить на речке. Настоящий лес, где можно было собирать грибы, ягоды и орехи, находился километров за десять, но ехать туда было лениво. Да и нетерпение одолевало!

Найдя подходящее укромное место, Роман спрятал в кустах велосипед и одежду. Зажмурился, вызывая в себе образ волка… Ничего! Попробовал ещё раз. Опять безуспешно! Что-то шевельнулось на другом краю поляны. Парень оглянулся туда… Есть! Он стоял на четырёх лапах и отчётливо чуял запах белки! Не раздумывая, бросился туда. При виде его белка стремительно взвилась на сосну и сердито зацокала оттуда.

«Самец!» – понял преобразившийся Роман, потянув воздух влажным кожаным носом, – «Как будет белка мужского рода? Белк?»

Стало смешно. Прислушавшись и принюхавшись, убедился, что посторонних вокруг нет. Вот и хорошо! Можно исследовать способности нового организма без помехи! Прежде всего, не спеша обошёл поляну. Запахи, запашочки, запашищи… Ой, чем это воняет? О, пузырёк из-под ацетона! А вот и интересное: дохлая ворона! Запах от неё крепкий, но не противный. Мелькнула мысль поваляться на ней, чтобы отбить свой собственный запах. Сдержался, конечно. Зачем?

«Чем бы ещё заняться?»

Он лёг в траву. Хотелось побегать, но это претило: волк бегает, догоняя добычу или скрываясь от охотников. А бегать просто так, для физкультуры, новое тело возражало! Оно, вообще-то, подчинялось безукоризненно, но определённо влияло на ход мыслей, и само собой виляло, например, хвостом, и двигало ушами.

Роман хихикнул, и тело отозвалось вилянием хвоста.

«Нет, надо же! Он мои переживания отражает!»

Мальчик-волк лежал неподвижно, втягивая носом запахи. Каждая травинка, каждый цветок пахли отдельно и по-своему, не смешиваясь. Запахи были ближние и дальние, слабые и сильные, и этот поток всё время изменялся от ветра. Прямо, симфония какая-то! Ветер, кстати, был слабый, северо-восточный.

От восторга и уймы новых впечатлений-ощущений пересохло во рту, и Роман пошёл на запах воды, доносившийся из-за берёзовой рощицы. Вот и лужа! Большая, метра три в диаметре и глубиной в полметра. Вода с виду чистая, прозрачная. Роман с сомнением остановился, ибо пить из лужи было как-то стрёмно. Но вспомнил рассказы вояк о курсе выживания: воду можно пить любую! Ну, кроме очень грязной или отравленной химией. Принюхался: нет, никакой химии. Значит, можно пить, тем более, волку. Вода оказалась вкусная. Напившись, он увидел на другом берегу толстенькую лягушку. Скорее из озорства, чем движимый голодом, он прыгнул. Лягушка и охнуть не успела, как мощные челюсти сомкнулись на её голове. Проглотив трепещущее тельце, Роман облизнулся от удовольствия и поразился, насколько длинный у него язык! Чуть ли не до бровей достаёт!

До ноздрей донёсся запах собаки, недавно вымытой с шампунем, и человека, старика с папиросой. Они проходили метрах в семидесяти, и видеть Романа не могли. Судя по суетливым прыжкам собаки и бестолковому гавканью, это была комнатная мелкая сучка из декоративных. Роман замер, припав к земле, не желая, чтобы его обнаружили. Но пара приближалась. Ветер дул с их стороны, и собачка не могла почуять «Властелина Чащи», как мысленно называл себя Роман. Но, когда расстояние сократилось до десяти метров, стало ясно, что встречи не избежать. Роман встал и громко зарычал, восхитившись, как здорово это у него получилось. Собачка, оказавшаяся болонкой, выпучила глаза, описалась, и с пронзительным истерическим визгом кинулась к хозяину. Тот, увидав кошмарное чудовище, сделался серым с лица, подхватил своё домашнее животное на руки и прыгающими губами крикнул:

– А ну, пошёл отсюдова, волчара! Кыш! Кыш!

Болонка в панике карабкалась ему на голову. Роман, довольный произведенным эффектом, счёл за благо убраться восвояси. Не спеша повернулся и потрусил к спрятанному велосипеду.

Превращение в человека прошло легко. Одевшись, парень сел на своего железного коня производства Харьковского велозавода и покатил домой. Первый опыт прошёл удачно! Он теперь знал возможности своего нового тела. В следующий раз он поедет в дальний лес и попробует поохотиться…

Отставной бухгалтер хлебозавода, в смысле, пенсионер Перунов, наевшись валидолу, вернулся домой с болонкой Нюсей на руках. Та нипочём не желала идти сама. Во дворе его окликнули товарищи по борьбе за звание чемпиона по игре в домино, такие же пенсионеры:

– Михалыч! Иди к нам! Пивка глотни!

Подойдя к столу, Перунов тяжело опустился на лавочку. Нюся неохотно слезла на землю, но прижалась к ноге хозяина, всё ещё подрагивая от переживаний.

– Ты чего такой? – озабоченно спросил бывший слесарь Семён, мешая костяшки, – Прямо, лица на тебе нет!

– Ой, что было, мужики! – потряс головой Пётр Михайлович, беря со стола чью-то откупоренную и уже наполовину пустую бутылку «Жигулёвского» пива, – Прямо жуть!

Он присосался к бутылке. Острый кадык ритмично задвигался в такт глоткам. Товарищи напряжённо созерцали, поняв, что сейчас последует необычная история.

– Пошли мы, значит, с Нюсей гулять. Погода прекрасная, я и решил в лес сходить, чтоб подольше. И Нюсеньке полезно, а то она в последнее время что-то поправляться начала.

Он прервался, чтобы закурить. Пыхнув беломориной, продолжил:

– Идём, значит, вокруг красота и благолепие, полная гармония стихий. Я Нюсю с поводка спустил, она бегает, веселится. И вдруг! Из кустов волк! Как прыгнет! Как зарычит! Нюсенька меня пыталась защитить, да где там! Она ж ему на один зуб! Я её на руки подхватил и шумлю, значит: кыш, проклятый, кыш! А у самого поджилки трясутся… и чуть в портки не напустил. А волчара этот забздел с нами связываться! Ну, как же, нас двое, а он один! И убежал…

Папироса догорела до картона, и Перунов прикурил новую.

– Не поверите, валидола три штуки иссосал, пока в себя пришёл!

– Ёпэрэсэтэ! – воскликнул Семён, восхищённо качая головой, – Здорово ты его, Михалыч! Тебе бы укротителем в цирк!

– А волк… какой он был-то? – спросил Иван, бывший водитель автобуса.

Герой дня задумался.

– А, знаете, мужики, необычный был зверь! Чёрный, как головёшка!

Подумав ещё немного, добавил:

– И молодой! Не матёрый, значит.

Все оживлённо заспорили о странном чёрном волке, о волках вообще, о том, что в округе их с самой войны не видали. Турнир по домино был забыт. Семён сходил домой и принёс поллитровку, стакан и четвертинку чёрного с салом и луком. Все трое выпили по сто шестьдесят семь граммов, хотя, обычно, по будням воздерживались от беленькой. Но повод был особый: не каждый день человек одерживает победу над диким зверем! Моральную победу, да!

Вернувшись домой и затащив велосипед на балкон, Роман долго пережёвывал свои приключения. Как он лягуху-то поймал! С одного прыжка! Вот, только, не понял, вкусная она была, или нет. Вспомнив болонку, попытался рыкнуть, но из горла раздался невнятный хрип. Да-а, волк – это тебе не кто-нибудь!

«Завтра же поеду в дальний лес! На целый день! Поохочусь, а, может, опять кого-нибудь напугаю!»

Вечер провёл валяясь на диване и смотря телевизор. Показывали сериал «Майор Вихрь», целых две серии подряд. Родители появились только к ужину.

– Как день прошёл, сынок? – поинтересовался отец, переобувшись в домашние тапочки.

– Нормально, батя. Съездил в лес, погулял от души. Там так пахнет замечательно!

– В какой лес? В наш, ближний? – встревожено отозвался отец, – А с кем? С Серёжей?

Роман пожал плечами:

– Не, я сам по себе.

– Ой, смотри, сынок, – вмешалась мать, – В нашем-то лесу нынче волка видели! Человек с собачкой гулял, а тут из кустов волк! Чёрный, страшенный! Но собачка храбрая оказалась, кинулась на него с лаем, да и дядечка тоже…

– Кинулся?! На волка? – обомлел сын.

– Нет, руками отмахался и криком напугал. Волк и убежал! Трусливый оказался. Так что, не ходи туда. Мало ли что!

– Да, мам, конечно, мам.