Ребята подобрались в угрозыске моботряда активные, весёлые и достаточно безбашенные. Их ВАЗ 2105 мелькал и в городах, и в отдалённых посёлках, и на узких горных дорогах. Наскакивали лихо на лежбище, захватывали разбойников, угонщиков, пособников террористов. В камуфляже, с автоматами – куда без автомата в горах? И сваливали в темпе вальса.

По большому счёту, именно мобильный отряд вдруг стал единственной реальной силой и нормальной правоохранительной структурой в Республике. Для местного населения и властей он был и костью в горле, и последней надеждой. В нём работали оперативники уголовного розыска, службы по экономическим преступлениям и по борьбе с организованной преступностью. Имелся и ОМОН. Был свой автопарк – бронированные УРАЛы и уазики, бронетранспортёры, легковые машины. Личный состав собирали по всем регионам России, направляли в командировку на полгода, которые казались вечностью. Почему люди обрекали себя на жизнь в вагончиках и палатках, на вечный риск и дикое нервное напряжение? Кого-то гнал дух авантюризма, кто-то ехал за боевыми доплатами, званиями и должностями. Были и залётчики, которых начальники отсылали на исправление и с подспудной мыслью – а если и прибьют, то не жалко. Кого-то просто запихивали насильно. Но практически все командированные очень скоро понимали – есть мы, сплочённая федеральная сила, и есть они, царство террора и феодальных разборок.

Главная силища – это был СОБР. Спецназовцы годами не вылезали из Ингушетии, освоились – у них там появилось хозяйство, обустроенные жилые вагончики. Можно сказать, моботряд стал их малой Родиной. А война – мать родная.

У ФСБ в то время полноценных силовых подразделений в Ингушетии не было. Поэтому все мероприятия – что чекистские, что милицейские, не проходили без участия «тяжёлых» – собровцев.

– Так, – инструктирует оперативник ФСБ приданных ему бойцов милицейского спецназа. – Входим в посёлок после нашей разведки, которая подтвердит, что фигурант на месте. Заскакиваем на территорию домовладения. Упаковываем клиента. И тут же на базу. На все про все у нас четыре минуты. Дальше возможно вооружённое противодействие или массовые беспорядки. Местные быстро сорганизуются.

И вот колонна машин устремляется в горы. Захват проходит без сучка и задоринки. С «грузом» ребята возвращаются из вылазки. «Клиента» – активного участника всех чеченских войн – тут же отправляют за пределы Ингушетии. А к Прокурору Республики заявляется посольство от «обиженного» села.

– Как так? Нашего земляка военные как воры украли. И отдавать не хотят!

Ну и что, что земляк террорист. Он же земляк. Возверните, и всё!

Только прокурор, русский, назначенный Москвой, помочь никак не хочет. Если бы и хотел, что сомнительно, то не мог бы. Клиент давно в лапах специальной бригады Генеральной прокуратуры и меряет шагами камеру в Ставрополье. И раньше чем через полтора десятка лет в родном селе не появится…

Выезды. Перекрытия дорог. Задержания, задержания, задержания. Поскольку у нашей группы ДепУР своих силовых и оперативных возможностей практически нет, то мы фактически работаем вместе с мобильным отрядом – и по мелочёвке, и по крупным делам.

Поднимаю старые отчёты. Хрупкая бумага, пожелтевшая от времени.

«Раскрыто убийство в ст. Плиево Назрановского района, где с тремя огнестрельными ранениями около автомашины УАЗ 969 обнаружен труп гражданина Е., 1959 г.р.

В ходе работы по раскрытию преступления сотрудниками ДепУР осуществлён выезд на место происшествия, опрошены очевидцы, с их слов стреляли из бесшумного оружия из автомашины ВАЗ 2107 белого цвета.

«Получена информация, что убийство совершено на почве кровной мести гражданами У. 1974 г.р., Я. 1977 г.р. и Ю., 1979 г.р. Подозреваемые задержаны…

12.07.2006г. мобильным отрядом МВД РФ в РИ, ДепУР МВД России во взаимодействии с УФСКН России по РИ осуществлено оперативное внедрение, а затем проведена проверочная закупка наркотических веществ в с. Яндаре. В результате задержана организованная преступная группа в составе четырёх человек. Изъято более 300 грамм героина…

Организована отработка двух лиц, совершивших убийство водителя такси…

В городе Назрань задержан разыскиваемый Назрановским ГОВД по ст. 105 УК РФ (убийство) Б., 1969 г.р.»

И так далее, в том же духе…

Краденые автомобили. Ингушетия – это такая чёрная дыра для автотранспорта. Сюда проваливается львиная доля угнанных в России машин. Вся площадка на территории отряда заставлена этими найденными тачками, которые поизымали сотрудники розыска или гаишники.

К нам постоянно со всей России приезжают командированные сотрудники розысков за числящимся в угоне транспортом. Вот, парочка ребят из Красносельского ОВД Москвы – такие хваткие, весёлые, энергичные и воодушевлённые. Селим их в нашей палатке. Они проникаются жизнью моботряда:

– А чего, можно попроситься сюда на полгода. Интересная у вас тут жизнь, оказывается.

– Ещё какая!

Чуть-чуть выпили за встречу. Передали им машину. Довезли до границы с мирными регионами. Распрощались. Обнялись на прощанье, довольные друг другом.

Следующий такой заезд. За недавно изъятой «Шкодой» прибыли двое дегенератов из УВД Центрального округа Москвы. Вид у них испуганный и вместе с тем снисходительно-презрительный. С иголочки одетые, лощённые, они на бойцов моботряда, облачённых в камуфляж, пропылённых и прокопчённых Ингушетией, похожих на горных бандитов, смотрят, как на какое-то опасное быдло. Ну, прям встретились наследные лорды с шахтёрами. Оба этих опера больше похожи на вульгарных московских мажоров. Оно и неудивительно – на работе в ЦАО Москвы обычно окапывались всякие блатные детишки и продувные бестии, знающие, что такое радости жизни.

– Чего мы приехали? – страдает оперативник ЦАО. – Хозяин нам даже денег не дал, чтобы мы его машину вернули!

Начинают ныть, что на «Шкоде» им ехать страшно и опасно, и нельзя ли её вообще не забирать. Когда узнают, что нельзя – впадают в уныние. Но ненадолго. Один из дегенератов, осматривая машину, так незаметненько раскурочивает двигатель и радостно сообщает, что тачка не ездит – сломата! Но ребята из отряда прекрасно знают, что ездила она только что просто отлично. В общем, всё это безобразие всплывает. В итоге наш угрозыск оттаскивает «Шкоду» в автосервис и ремонтирует за свой счёт.

На границе, перед тем как распрощаться, оперативник из моботряда от души засвечивает в рыло главному паскудинику и спрашивает:

– Вопросы есть – за что, почему?

Вопросов нет. Два балбеса садятся и уезжают. А мы идём готовить «благодарственное письмо» на начальника округа об их фокусах. Выкидывать их из конторы надо на улицу, и побыстрее – с такими нам не по пути.

В очередной раз убедился, насколько же разные люди у нас работают. Фанатики своего дела, готовые рисковать, смелые, преданные работе. И такие вот мажоры, думающие только о деньгах и считающие, что их начальство жутко угнетает, заставляя выполнять служебные обязанности…

Утро начинается. Группа уголовного розыска моботряда готовится на выезд. Каждая такая поездка по достопримечательным местам Ингушетии – это шаг в неизвестность с вечным вопросом: а удастся ли вернуться живыми?

К вечеру ребята отработали объект. Неудачно. Опер из Иваново сидит весь какой-то обалдевший и излагает нам сегодняшнюю эпопею:

– Прикинь. Приезжаем за разбойником. А он как горный козёл по склонам ускакал. Мы его преследовать собрались. Тут весь аул вываливает на улицу и на нас буром прёт. Я затвор передёргиваю и ору: «Назад!» А они грабли к автомату моему тянут. Я предупредительные выстрелы даю, а им по хрену. Ручонки свои загребущие ещё ближе протягивают. И я не знаю, что делать. В толпу стрелять? Так вообще врагом народа признают – знаешь же, что у нас все законы под то заточены, чтобы в таких ситуациях ты в любом случае дураком был. В общем, попрыгали мы в машину и дёру. И как теперь эту тварь арестовывать?

Информации для отработки хватает. Розыск получает её и когда работает по конкретным делам, и от доброжелателей. Свою разветвлённую агентурную сеть, создать, конечно, не получается – для этого как чекисты нужно на пару лет сотрудников командировать в эти места. Но на Кавказе агентурная сеть и не всегда нужна. Информация просто разлита в воздухе. В принципе, тут все всё знают. Нужно только найти местного жителя, которому в радость будет утопить своего врага. Много наводок дают местные сотрудники МВД, притом шёпотом – не дай Бог кто узнает, что они информацию слили. Сами они её реализовать не могут – их или убьют, или они для своих же родичей чужими станут, что ещё хуже погибели.

А ещё информацию поставляло специальное ОРБ по Северному Кавказу. Ребята там работали суровые, заточены чисто на борьбу с террором и ваххабитами. Притом так справно работали, что у них кололись все, даже самые стойкие религиозные фанатики. Не буду открывать секреты мастерства, но уверяю – Гестапо просто плачет от зависти в сторонке. И пели им террористы во весь голос. Читал я эти показания – загляденье, все по полочкам разложено, явки, имена, адреса, ностальгические воспоминания о былых подвигах и знакомых полевых командирах. Это очень убедительные доводы нужно приводить, чтобы память так активизировать.

И как-то грешно оперов ОРБ упрекать в излишней жёсткости. Вовремя уничтоженный или посаженный террорист – это спасённые жизни мирных людей. И никак иначе. Поэтому пусть гадов хоть на дыбу подвешивают – плевать. Наша задача, чтобы этих человеконенавистников из бандподполья вообще на этой Земле не было…

– Поехали, – говорит мне начальник розыска отряда. – В адресе террорист прячется.

Приезжаем в пустынный посёлок. Перед нами стандартное просторное ингушское домовладение с высоким забором. Прислушиваемся – то ли есть там кто-то, то ли нет.

СОБР вовсе не спешит с молодецкими криками штурмовать забор и ворота. Спецназовцы решили слегонца отдохнуть. Расселись по краям забора, на колено припали и целятся из автоматов и пулемёта в разные стороны – типа периметр контролируют, чтобы враг с тыла не ударил и не застал врасплох.

Ну, мы с начальником угрозыска со вздохом сигаем через забор, предварительно передёрнув затворы.

Ощущения неповторимые. Сколько участвовал в таких мероприятиях, а все равно холодок по спине ползёт – кажется, что сейчас в твоё совершенно беззащитное для пуль тело шмальнут со всей дури.

На территории раскинулось несколько домиков. Подходим к каждому – ногой вышибаем двери. Главное перед самой дверью не стоять –через деревяшку тебя могут прошить очередью, а кирпич автоматную пулю выдержит.

Прошвырнулись мы по всей усадьбе. Блин, нет никого!

– Предупредили их, что ли! – восклицает с искренней обидой на бандитов и их пособников начальник розыска.

Очень может быть. Информация в Ингушетии утекает стремительно. Потому молчание здесь золото.

Но во всём есть плюсы. Пусть и проехались без результата, зато живы. А удаётся это далеко не всем.

Война – это опасная мужская работа. И без потерь она не бывает. А у этого состава моботряда боевых потерь, к сожалению, немало.

В самом начале смены собровцы поехали брать засевших в частном доме бандитов. А те врезали по незванным гостям из крупнокалиберного пулемёта. Пули прошили забор, за которым стояли собровцы. Троих убитых.

После этого тот злосчастный дом БТРом раскатали в блин. И бандосов тоже вместе с ними – притом так, что потом с трудом опознали. На совести той группы было несколько десятков терактов, так что сдаваться живыми они не хотели.

А на территории мобильного отряда стоит возведённый за счёт бойцов скромный памятник боевым друзьям, сложившим голову в войне с террором на этой выжженной солнцем, негостеприимной земле…

Мы приехали в моботряд уже ближе к замене личного состава. И видно было, что рисковая жизнь ребят прилично измотала. Последний месяц – он трудный самый. Если сначала ты втягиваешься в войну, то ближе к концу больше всего хочется вернуться.

Мы первым делом тогда наметили планы оперативно-розыскных мероприятий по конкретным делам, выезды и прочее, прочее, прочее. И, помню, один из оперов в голос застонал:

– Слушайте, вы приехали сюда, звезды там, продвижение по службе зарабатывать! А мы тут за полгода такого насмотрелись. Ну, просим вас, не тяните нас в пекло. Мы хотим выжить. Нас дома ждут.

Ну что же, и не упрекнёшь их. И так сделали немало эти ребята, кому в мирное время выписали командировку на непризнанную войну. Последний бой, он трудный самый…

Глава 6

Ингушский ОМОН

Мобильный отряд располагается на территории, принадлежащей ОМОН МВД Ингушетии. По идее, такая территориальная общность должна служить укреплению боевого братства между местными и федеральными силовиками. Только вот получилось все с точностью до наоборот.

– Они предатели. Если ещё не предали, то предадут непременно, – говорил один из наших собровцев.

И, в принципе, его можно понять. Хотя я его точку зрения полностью не разделяю – разные они там.

– С ними мероприятия проводить бесполезно, – продолжил собровец. – Под пули сами не полезут, если сзади заградотряд не поставить. Их даже в оцепление бесполезно назначать. Однажды проводили штурм бандитской усадьбы. Народу у нас хронически не хватало. Внешнее оцепление поставили из местного ОМОНа. Задача им простая и прямолинейная, как шпала – тормозить людей и транспорт, пытающихся прорваться из зоны оцепления. В результате во время штурма из ворот вылетает белая «Волга». Мы её пропускаем без стрельбы, чтобы не задеть друг друга. Знаем, что её дальше тормознут. Время проходит – ни выстрелов, ни шума, тишина. Оказывается, ингушские омоновцы её просто пропустили. Спрашиваем: «Чего не стреляли?» А у них ответ на все такие случаи один: «Вы приехали и уехали. А нам здесь жить». В общем, те ещё помощники…

В принципе, местных можно понять. У них здесь семьи, их род. Нюансы феодальные и первобытнообщинные. В общем, куча моментов, не способствующих служебному рвению.

Интересно другое. Осведомлённые люди утверждали, что до четверти рядового и младшего начальствующего состава Ингушского ОМОНа участвовали в том злосчастном нападении Басаева на Назрань.

Тогда эмиссары Басаева обещали златые горы и подтягивали под это дело всех, до кого дотянутся. В основном, доверчивую молодёжь, мечтавшую повоевать. Более матерые туземцы, знающие, что вся эта борьба с неверными есть сплошное кидалово и развод, и верить никому нельзя, в стройные ряды террористов не спешили. А малолетним дурачкам в кайф – автомат дадут, да ещё долларами заплатят. Лепота!

Правда, с долларами случился облом. Большая часть боевиков вообще ничего не получила. С другими расплатились фальшивыми долларами – чеченцы тут большие доки, у них на территории ещё при Дудаеве типографии работали, рубли и баксы производили в промышленных масштабах.

После этого подлого обмана разборки шли по всему Северному Кавказу, но так никуда и не пришли. Молодёжь осталась без денег и без работы. А куда устроиться, чтобы гарантированная зарплата была, да ещё и пострелять бы дали? В ОМОН, благо, есть, кому словечко замолвить, рекомендации дать. Хотя, конечно, служит там немало честных и отважных людей, настоящих бойцов, которых можно уважать. И им в республике на самом деле живётся и воюется очень непросто, и, главное, конца и края этому не видать.

Понятное дело, часть бывших бандитов общаться со своими единомышленниками не прекращали, даже надев милицейскую форму. Поэтому информация текла к бандформированиям только так. И то, что в палатке мобильного отряда толпа полковников центрального аппарата, которые на УАЗ-969 ездят, тоже, похоже, от них не укрылось.

Однажды захожу в нашу палатку. У нас там постоянно газовая горелка работала – что-то на ней подогревали. Да и ночи иногда холодные были. Смотрю, аккуратненько так газовая трубка вырвана, и газ уже помещение заполняет. Малейшая искра – и взрыв. Чьи очумелые ручонки потрудились? Ну, не наших же оперов. В общем, были у нас подозрения. И, думаю, не беспочвенные.

Вместе с тем шёл и обратный процесс. Некоторые бойцы втихаря сбрасывали информацию на боевиков, в результате проводились операции, и некоторых супостатов удалось прихлопнуть в ходе спецопераций. Вообще, всеобщий бандитизм утомляет даже самих бандитов.

Ингушские омоновцы считали себя крутыми спецназовцами. Куда там супротив них русскому СОБРу! Однажды предложили устроить соревнование по рукопашке – мол, мы круче вас. И всех собров положим. Эх, если бы к амбициям в комплекте прилагались физические возможности.

Выставили ингуши самого здоровенного своего бугая. А командир СОБРа ткнул в первого попавшегося своего подчинённого. Тот вышел на площадку. Размялся лениво. Звучит сигнал к началу боя. Ингуш стал прыгать, изображать боевые стойки. Собровец кивнул и расслабленно снёс противника с одного удара – потом долго откачивали. После этого о рукопашке ингуши больше не заикались. Конфликты с собровцами у них постоянно возникали, однако теперь ингуши делали пальцы веером немножко по-другому:

– Да, знаю, ты спортсмен и меня одной рукой уложишь! Но у нас автоматы есть. А знаешь, как мы стреляем!..

Кто лучше стреляет – в этом чуть-чуть не пришлось убедиться на практике через год. Когда вспыхнул бунт ингушского ОМОНа.

Тогда начальником криминалки в Моботряде стал Юрка – хороший мой товарищ, старший важняк одного из наших отделов, старый матёрый опер. Командир отряда был тоже из нашего Главка. И наворотили они дел немало – вся республика на ушах стояла, так они всю бандатву прессовали.

Слово самому герою этих событий Юрке:

«Утром выхожу из штаба проветриться. У омоновского здания шум, переполох. Подхожу, вижу, что эти добры молодцы метелят ногами какого-то парня – притом так, что бедолаге недолго осталось на этом свете.

Наши собровцы подбежали. Один мне шепчет:

– Я этого парня знаю. Это опер из ФСБ.

Даю команду – фас!

Собровцы беднягу отбивают, утаскивают к нам. На нём места живого нет. А ингуши за стволы хватаются и требуют им их законную добычу вернуть – мол, чтобы как диким волкам дали её доглодать. Чуть ли не пена изо рта идёт – и уже готовы стрелять.

И ни фига атмосфера не разряжается, а только накаляется. Весь ингушский ОМОН уже в ружье поднят. И свои БТРы эти придурки заводят, чтобы показать, значит, русским, кто тут банкует.

Собровцы в долгу не остаются. У них оружия никак не меньше. И они тоже за стволы схватились. Рассредоточиваются. Позиции занимают. Они, кстати, давно проработали тактику действий на такой случай – были уверены, что рано или поздно противостояние случится. Уже появляются в их руках ручные противотанковые гранатомёты и автоматический гранатомёт АГС-17, ингушские БТРы берутся на прицел. В общем, впереди хорошая войнушка.

Между тем выясняется, из-за чего весь кипиш. Оперативники ФСБ проводили спецоперацию на рынке в Карабулаке – он на одной улице с нами. Задерживали террориста. Тот был слишком шустрым, оказал вооружённое сопротивление. В перестрелке его уложили.

И тут налетели ингушские омоновцы – мол, наших убивают. Потом оправдывались, что посчитали чекистов за боевиков. Взяли на мушку оперативников. Оттащили в местный райотдел. А основного решили сами на части порвать и притащили в расположение.

Между тем стороны на позициях. И я понимаю, что один шальной выстрел – и тут будет кровавое месиво. Думаю, наши собровцы их в итоге всех положили бы – выучка и боевая злость своё дело сделали бы. Но чего это будет стоить!

Надо что-то предпринимать. У меня прямая связь с Ханкалой – с командующим группировкой войск на Северном Кавказе. Я до него сразу дозваниваюсь и сообщаю:

– Ингушский ОМОН взбунтовался.

А его это не удивило вообще. Видимо, в душе ждал именно такого развития событий. Он меня спрашивает:

– Полчаса продержитесь?

– Продержимся.

– Ждите подкрепления.

Через полчаса гул моторов. И на территорию входит бронетехника армейского разведывательного батальона. Машины выстраиваются в ряд, башни с пулемётами на ингушей смотрят. На асфальт спрыгивает здоровенный такой легендарный комбат–осетин, что для ингуша уже оскорбление. И кричит:

– А ну ка быстро в расположение, макаки! У меня приказ командующего при неповиновении подавить вас огнём. И я это сделаю!

Тут уж противопоставить бунтовщикам и нечего. Разделает их разведбат в труху и даже не вспотеет. Да ещё и собровцы подсобят. В общем, поорали «революционеры» что-то гордое и независимое и двинули по своим казармам.

А я беру пару бронетранспортёров и еду в местный райотдел – оперативников ФСБ вызволять.

Захожу к начальнику райотдела. Отношения у нас с ним нормальные сложились, до этого дня я считал его человеком разумным. Но сейчас он взведённый, агрессивный.

– Чекисты у тебя? – спрашиваю.

– У меня.

– Отпускай!

– Не отпущу! – срывается он на крик. – Они на рынке при скоплении народа стрельбу устроили! Человека убили! Я их арестовал!

– А ты знаешь, кто в отношении них мероприятия проводит и следствие ведёт? Не тебе их арестовывать!

– Не отпущу!

– А, ну тогда в окошечко посмотри, – указываю я на стоящие около райотдела бронетранспортёры. – Стволы в твою сторону смотрят. Не гарантирую, что через пару минут, если будешь упрямиться, они не разнесут твою халабуду на запчасти.

Ярость и реальная оценка ситуации ещё поборолись в его голове. Потом он махнул рукой:

– Забирай.

А их действительно надо было забирать. Ребята страшно избиты и изувечены – потом двоих комиссовали. Эти тварюги – местные менты – им пальцы на косяк клали и дверью прихлопывали, дробили кости.

В общем, утихомирили ингушский ОМОН. Потом они ко мне посольство присылали – мол, все это была фатальная ошибка. Мы хорошие. Да, где-то виноваты. Давайте жить дружно, по-братски.

Уголовное дело по их подвигам возбуждать не стали. Чекисты сказали:

– Не станем эту тягомотину уголовно-процессуальную устраивать. Мы с ними своими методами посчитаемся.

Посчитались или нет – уже не знаю. У нас как раз срок командировки заканчивался».

По совокупности подвигов Юрке тогда написали представление на госнаграду. Командующий, отлично знавший, как качественно отработал эти шесть месяцев моботряд, говорил:

– Просите, что хотите.

Только награда так и не нашла героя – затерялась в заколдованных лабиринтах кадрового управления МВД. А потом её таким же колдовским финтом получил совсем другой человек – на Северном Кавказе он, правда, не бывал, да и раскрытием преступлений себя как-то не отягощал. Но парень то свой, надёжный, кого ещё наградить, как не его… Но это всё так, внешние атрибуты. А есть ещё внутренний стержень и смелость, которые толкнули Юрку навстречу взбунтовавшейся толпе и благодаря которым он задавил грозящий большой бедой бессмысленный и беспощадный ингушский бунт…

Глава 7

Шарагина контора

МВД Ингушетии работает по особому графику, предельно приближённому к национальной специфике региона. То есть, почти не работает, или работает, по большему счёту, на себя.

Сотрудники появляются на службе утром – с озабоченными лицами и решимостью свернуть горы, обеспечить на вверенной территории законность и порядок. Хватает их на оперативное совещание и ещё час блуждания по коридорам и кабинетам. Потом они отбывают. У них намаз, сиеста, встречи и прочее, прочее, прочее. На службе они появляются вечером – послоняться по кабинетам и взглянуть – а чего, правда, дела накопились? И сделать попытку сбагрить их кому-нибудь, правда, тщетную – ведь остальные такие же.

Мы к такому режиму были несколько непривычны. И бесило то, что никогда не найдёшь нужного человека. А если и найдёшь, он тебе ни шиша не сделает. Весь месяц пытались получить детализацию входящих и исходящих телефонных соединений по делу о каком-то расстреле. Так и не получили. Не то, чтобы им жалко было распечаток. Ну просто не получалось как-то. Ну, сложно всё это.

Нет, конечно, работа в республике идёт. Что-то делается. Дела расследуются. Патрули ходят. Но жарко ведь, лениво, муторно… И страшно…

Разговорился с оперативником в райотделе. Он мне сказал:

– Понимаешь, в Ингушетии жизнь сотрудника не стоит ничего. Тебя в любой момент могут убить. И, скорее всего, преступление не раскроют. Поэтому большинство наших обычно сидит тихо. Так, решаем какие-то вопросы…

И все же работа в МВД считается делом уважаемым. Власть всё же, и поближе к деньгам. К деньгам немаленьким.

Когда были там, нам местные сотрудники нашёптывали клеветнические слухи – мол, министр заплатил за свою должность полтора миллиона долларов. Бардак в конторе он развёл невиданный, и все показатели были на нуле, поэтому его постоянно хотели с должности снять, на что он отвечал:

– Пока полтора миллиона не верну – не уйду!

И не уходил. Правда, через некоторое время всё же его подвинули. В Кресло министра оккупировал бывший начальник МРЭО – это такая контора в ГАИ, которая ставит на учёт автотранспорт. Наши главковские опера из автомобильного отдела утверждали, что основная часть краденых тачек легализуется в Ингушетии. Прибыльное это дело – ставить тачки на учёт. Первое, что сделал новый министр-гаишник – грохнул автомобильное подразделение в уголовном розыске с пафосным обоснованием:

– Нет у нас такой проблемы! Пускай оперативники более важными делами занимаются!

Ну, лично у него может проблемы и не было…

Попасть на работу в милицию – это уже само по себе означает стать важным человеком.

Помню, едем на мероприятие. Какой-то баран на «жигулях» подрезает нашу машину, начинает орать нецензурно. Естественно, на светофоре вытаскиваем его из салона и защёлкиваем наручники. Мы ещё тогда нервные были – расстрелы на дорогах, взрывы. И тут подваливает к нам такой важный гаишник и возмущённо восклицает:

– Э-э, отпусти его!

– Мы его задерживаем!

– Какой задерживаешь! Это мой родственник. Отпусти! Вообще, ты кто такой? – смотрит он на начальника розыска моботряда.

– Подполковник милиции, МВД России.

Тут лейтенант гордо расправляет плечи, надувается весь важно, как выхухоль болотный, и роняет презрительно:

– А я лейтенант милиции!

В его сознании лейтенант в Ингушетии куда круче, чем какой-то там подполковник из Москвы.

Правда, сознание его прояснилось, когда ему понятными словами объяснили, кто он есть по жизни и как его сейчас будут бить. По-моему, пара затрещин ему даже перепало. Надулся он ещё сильнее, но уже настороженно, и отвалил в сторону.

Ингушская ГАИ тогда была, наверное, самым слабым звеном. Это те самые, которые пропускали беспрепятственно машины с боевиками. Это на них при общем терроре в отношении представителей власти на трассах практически не было нападений. Говорили, что у них имелась договорённость с боевиками – никто никому не мешает. И я считаю, из-за них мы так долго не могли найти ту проклятую «белую «девятку» с бандитами.

Кстати, патрульно-постовая служба тоже порой вовсе не спешила проявлять чудеса героизма.

Помню, был в Сунженском районе один совершенно отмороженный молоденький террорист. Начал он свою боевую карьеру с того, что вместе с подельником заложил бомбу в машину замглавы Сунженского района Галины Губиной – единственной русской на такой должности. Та выжила. Душегубов повязали и отправили на суд присяжных.

Суд присяжных на Кавказе – это вообще анекдот. Там вопросы решаются по понятиям и законам гор, а не по какому-то уголовному кодексу. Тот, кто придумал там суды присяжных, был, по-моему, слабоумным или знакомым с Кавказом только по политической карте мира. Но было время, когда такие суды там функционировали, слава те Господи, теперь дела по терроризму они не рассматривают.

Ну и по понятиям присяжные объявили:

– Мальчонка молоденький. Ещё поумнеет. Невиновен.

У нас была кое-какая информация – намекнули нам, что бандподполье собрало двадцать пять тысяч долларов на подкуп присяжных. Потому мальчик и вышел невиновным.

А сам «невиновный» на судебном заседании открыто орал в лицо потерпевшей:

– Я тебя всё равно убью!

Ну и слова его с делом не разошлись. Оказавшись на свободе, отдохнул немного. Потом взял автомат. И на улице расстрелял несчастную женщину.

Самое интересное, расстрел произошёл метрах в ста от расположения ингушского полка патрульно-постовой службы. Оперативники потом рассказывали:

– Эти бездельники как зайцы через забор прыгали, прятались. Перепугались. Хоть бы один попытался задержать убийц, открыть огонь. Трусы настоящие!

Ну да, можно и так сказать. Только опять вспоминаются слова: «жизнь мента не стоит ничего». Застрелишь при задержании такого мальчонку с автоматом, а за него весь ваххабитский джаамат и родственники предъяву кинут – и завтра хлопнут уже тебя. Выросшие в своём узком мирке, местные просто не понимают, что можно жить по другим законам.

Кстати, у их соседей и братьев по крови чеченцев картина противоположная. Там наблюдается гиперактивность силовых ведомств.

Этот малолетний террорист, разделавшись с Губиной, двинул хорониться у своих родных в Сунженском районе Чечни. И при проверке документов там засветился. Когда местные милиционеры попытались задержать его, он открыл по ним огонь и умудрился скрыться.

Звоним в Сунженский РОВД. Просим прислать копии материалов, постановление о возбуждении дела. А главное – протокол осмотра места происшествия, срочно проверить изъятые гильзы по пулегильзотеке – не было ли ещё преступлений с использованием этого же оружия.

В ответ какое-то искреннее недоумение со стороны руководства отдела:

– Какие осмотры? Какое место происшествия? Какое уголовное дело? Зачем мы всякой ерундой будем заниматься? Не беспокойтесь, найдём мы вашего шакала. И убьём!

Вот так всё просто и рационально – найдём и убьём. И самое главное – единственно по-настоящему наглядная и эффективная мера по борьбе с терроризмом в тех диковатых горных местах…

– Я видеозапись видел, – говорит один из руководителей угрозыска Ингушетии. – Слушай, чего они творят!

В одном из поселков Ингушетии гвардейцы Кадырова загнали преследуемых бандитов в частный дом. Оттуда бандюки открыли огонь. Последовал штурм. Кадыровцы захватили пленных, разложили их на земле – прям на улице, и каждому всадили по пуле… Такие вот слухи, сплетни, наговоры. Верить или нет? Ну, каждый решает сам.

Что тут сказать? В Чечне ваххабитам и террористам официально объявили непримиримую войну. И там постоянно проводятся какие-то мероприятия, уничтожения боевиков, задержаний, люди неделями сидят в засадах. В Ингушетии тогда порой предпочитали договариваться или прятать голову в песок. Чечены за это ингушей сильно презирают.

Бесплатный фрагмент закончился. Хотите читать дальше?

Пред.12

Мутное время. Записки советского офицера

С этой книгой читают

Другие книги автора