Читать книгу: «Спираль эпох. Книга первая. Тяжёлое пробуждение», страница 2

Не ожидая такого вопиющего непрофессионализма от кого-то из торговцев, Джигги не подумал о слизи, что обильно покрывала прилавок, и точно не ожидал, что опорная рука поедет по нему. Крякнув, незадачливый вор грохнулся брюхом на прилавок. «Отмыться от запаха рыбы теперь будет непросто, а другой одёжки-то и нет.» Джигги часто приходили в голову мысли, неуместные у той или иной ситуации. К счастью, они редко давали ему забыть о насущных проблемах. Вот и сейчас вор, не теряя ни секунды, перекатился и грохнулся по другую сторону от прилавка, не ведая, что из неё торчит гвоздик, на который хозяйка прилавка вешает корзинку. Кошель, с таким трудом добытый в таверне, зацепился за торчащую железяку, порвался и в целом сорвался с крючка. Монеты рассыпались по притоптанной земле, и Джигги издал протяжный стон. Схватив несколько ближайших кругляшков вперемешку с уличной грязью, он сунул их в нагрудный карман своего изрядно потрёпанного жилета. В этот момент прилавок развалился надвое, а кончик гигантского меча едва не задел его брюхо. Удар сопровождался смешком настолько зловещим, что Джигги впервые за много лет, а возможно и за всю сознательную жизнь, напрочь забыл про деньги. Выдавив из себя что-то среднее между стоном и хрипом, вор вскочил на начинавшие болеть ноги и вновь пустился наутёк. На руку он приземлился не вполне удачно, и та неприятно ныла. Не решаясь повторять трюк с прилавком, Джигги просто мчался между рядов, преодолев это расстояние быстрее любого из торговцев, что днём удирали здесь от виверны.

Добежав до границы площади в считанные секунды, вор снова углубился в сетку переулков, в тщетной попытке сбросить с хвоста свихнувшуюся северянку, попутно проклиная её, северян в целом и север как направление (интересно, что большую часть времени погони он продвигался именно на север, о чём в этот момент, естественно, не думал).

Всю ночь торговка рыбой очень плохо спала. Любопытно, что причиной её беспокойства были не столько кошмары о пережитой встрече с несуществующими монстрами, сколько неубранный прилавок. Такой вопиющий непрофессионализм она, как носительница исторической для этого рынка профессии, позволить себе просто не могла. А потому, как только стало светать, она поднялась с перины, наспех закуталась в одежду и направилась в сторону рынка. Издалека увидев свой прилавок, разваленный надвое за пару часов до того, она вздохнула, но не удивилась. Нельзя просто так безнаказанно оставить прилавок грязным на ночь, особенно если ты торгуешь рыбой на Рыбном рынке. Боги однозначно давали понять, что это недопустимо. Поровнявшись с досками, что в таком состоянии моментально перешли из категории постылых в категорию родных и любимых, торговка уже не скрывала слёз. Воистину, что имеем не храним. Однако взгляд её привлеки кругляшки, что валялись с той стороны прилавка, где она держала оборону от местных пройдох, котов и прочей нечисти, не желавшей платить полную стоимость за отличную рыбу. Присмотревшись к находке, женщина мгновенно забыла о грусти и без лишних вопросов к мирозданию принялась резво набивать передний карман платья медяками да серебром, которое она отродясь держала в руках второй раз. С деловито-безразличным видом она поднялась с земли, стараясь не сильно звенеть новоприобретённым капиталом и заспешила в сторону дома, не забыв прихватить с собой застрявший на гвоздике кошель как вещественное доказательство. С тех пор её жизнь уже не была прежней и почти никогда не соприкасалась с отвратительным запахом не всегда свежей (вопреки её собственным заверениям) рыбы.

Не осталась прежней и жизнь Джигги, о чём он ещё не догадывался, но совершенно точно чувствовал то потрохами. В попытке сохранить их все внутри, не столкнувшись со стальной оглоблей проклятой мехожопой, он драпал от неё через весь Нижний город, давно потеряв всякое чувство направления. Вор поднажал из последних сил и, забежав по телеге как по трамплину, ловко перемахнул через забор и рванул через чей-то двор к калитке. Он обернулся в ожидании рёва разочарования, но вместо него услышал, как грохается оземь меч по эту сторону забора, а через пару мгновений над иссохшимися досками показалась башка северянки. Он впервые посмотрел ей в глаза с того момента, как оглядывал её в таверне, и не увидел в них ничего хорошего – одну лишь животную ярость и садистский азарт погони. И да, он чертовски хорошо видел в темноте, но сейчас ему это никак не помогало. Джигги рванул к калитке, отодвинул засов и продолжил бежать по улице, которую уже не узнавал. За спиной грохнула дверь, чудом не сорвавшаяся с петель, и трижды проклятая всеми подземными богами северянка тоже вывалилась на улицу. Джигги уже не верил в успех. Вперёд его гнал только страх. Пот заливал глаза, не давая следить за местностью. Поворот, за ним ещё один, затем ещё и ещё. Дырка в заборе, ещё два поворота и… тупик. Глухой двор и каменная стена в три этажа перед ним. Джигги остановился и закричал от досады. Кажется, к поту в глазах примешались слёзы. А может быть это случилось раньше. Ноги горели и отказывались дальше бежать.

– Тысяча тухлых селёдок, да что за жизнь у меня такая! – прокричал Джигги и рухнул на четвереньки. Та, что намеревалась эту жизнь прервать, нагнала его и попыталась радостно рассмеяться, но вместо этого закашлялась.

– Загнал тебя, суку такую! – сквозь сбившееся дыхание произнёс вор. – Устала-таки!

Он пополз на четвереньках к стене. Не потому что мог убежать, а потому что не мог не бежать от смерти. Почва под руками и ногами стала твёрже – видимо, опалубка. Макушка Джигги упёрлась в сырую каменную стену. «Конец пути. Конец глупого, тупого, вонючего, несуразного пути придурка Джигги.» Северянка, понимая, что жертва никуда не денется, позволила ему добраться до стены, попутно восстанавливая дыхание. Он обернулся и увидел её, могучую богиню войны и смерти, нависшую над ним как воплощение неумолимости судьбы. Он видел лишь очертания её тела, глаза его застили слёзы. И надо было ему в такой момент подумать, что с видом снизу она выглядела вполне себе сексуально! «Идиот, вечно ты о чём-то не о том!» Судьба приближалась и занесла своё оружие для последнего удара. Джигги сжал в кулаке какую-то былинку – сил закрыть глаза просто не было. Он издал странный звук – что-то среднее между «Ы» и «И» и готов был напрудить в штаны… а судьба под громкий треск дерева исчезла из виду. За ней последовал и сам Джигги – каким бы компактным не было его тельце, былинка выдержать его веса точно не могла. Сознание вора не выдержало подобных встрясок и погрузилось во тьму, оставив тело падать. Тоже, кстати, во тьму.

3. Почти как в сказке

Утро… а было ли это утро? Сложно сказать, какое стояло время суток, когда единственным источником света в этом аду был масляный фонарь. Но это и не важно, верно? В аду нет времени суток и расписания дня. Только страдания, сменяющие другие страдания, и так на веки вечные.

Это пробуждение не отличалось от десятка предыдущих. Каждый раз ей снились кошмары. А когда она просыпалась, кошмар оставался с ней. Она снова и снова возвращалась памятью в тот день, когда в последний раз просыпалась без страха за собственную жизнь. Каждый раз пересматривая те события у себя в голове, она пыталась представить, что было бы, сложись оно иначе. И каждый раз реальность жестоким пинком возвращала её из мира фантазий к правде.

В тот судьбоносный день Кати проснулась с улыбкой на лице. Ей снилась какая-то ерунда, которую теперь отчаянно хотелось вспомнить, чтобы сохранить в памяти и отогнать кошмары настоящего. Мойра, дочка первой её служанки, не пережившей воспаление лёгких позапрошлой зимой, привычно помогла исполнить все утренние ритуалы и подготовить дочку своего господина к завтраку, как когда-то делала её мать. Собрав с её помощью свои чёрные как уголь волосы в несложную, но элегантную причёску, одевшись в лёгкое платье цвета вереска, Кати поспешила навстречу яркому летнему дню. Солнце заливало разбитый во дворе замка садик, где она предпочитала завтракать в ясную тёплую погоду. Воспоминания о том завтраке отозвались целой тирадой в желудке. Тогда она отказалась от свежеиспечённого яблочного пирога, сейчас готова была съесть его даже с пола.

Закончив трапезу, она планировала отправиться на прогулку в город, но её вызвал отец. Он не присоединился к ней за завтраком, встал довольно рано и не выходил из собственного кабинета. Кати давно не была маленькой девочкой – минувшей весной ей исполнилось 18 лет. Но походы в отцовский кабинет всё ещё вызывали тревогу где-то в глубине души. Ещё бы, ведь первые 12 лет жизни это место было связано в основном с нагоняями, что доставались ей за не самое примерное поведение. Подложить кому-нибудь в кровать иголку или бросить булыжник в котёл с супом, сбежать от всех на приключения в город или даже соседний лес – всё это юная Кати практиковала с завидным постоянством. И никто не смел отвесить ей подзатыльник, а отец никогда не занимался рукоприкладством по отношению к детям. Но в какой-то момент нанял ей гувернанток, что занялись воспитанием молодой проказницы.

Дочка лорда не сильно волновалась по дороге в кабинет в тот день. Ничто не могло испортить ей настроение, когда на улице стояла столь прекрасная погода! Она впорхнула в помещение, словно в танце, двигаясь грациозно и намурликивая какую-то прилипчивую мелодию. Оказавшись перед массивным дубовым столом, за ножками которого с десяток лет назад она могла скрыться полностью (чем пару раз и воспользовалась в сомнительных целях), отвесила сидевшему в здоровенном кресле массивному мужчине изящный реверанс.

Отец на секунду поднял на неё свои тяжёлые серые глаза и, не улыбнувшись, отвёл взгляд. В этот момент Кати поняла, что творится что-то неладное, и лёгкое настроение улетучилось моментально. Лорд Бреннон Гальд, правитель этих земель, с некоторым трудом поднялся из кресла и выпрямился во весь рост. В нём было без малого 2 метра роста, и при всей своей сухости и жилистости он обладал изрядной физической силой, которую познал на себе не один его враг. Кати всегда смотрела на него с обожанием и была твёрдо уверена, что никакая сила в этом мире не способна одолеть этого человека. Что он успешно доказывал на протяжении всей её жизни, ни разу не явив слабину при ней. Даже когда умерла мама… и брат… К её глубокому удивлению, отец заговорил как раз о нём:

– Твой брат не дожил до этого дня, – начал он в несвойственной ему драматичной манере. – Я рассчитывал на него, как на будущего защитника этих земель, когда боги заберут и меня.

От самой мысли о том, что отец мог однажды умереть, грудь Кати сдавила тоска. Защемило в области сердца. Этот разговор ей не нравился:

– Папа, не говори так!

– Не перебивай, дочь! – сказал он резче, чем обычно, но осёкся и сменил тон. – Мы оба знаем, что этим землям нужен защитник. А потому ты выходишь замуж, Кати.

Наверное, никакая другая фраза до сих пор не вызывала в ней столько разнообразных эмоций одновременно. Она разом представила красивую церемонию с платьями, пиром и поцелуями под ветвями священных деревьев, но сразу же и задумалась, а кто же будет её целовать.

– Отец, только не за сына Брока! Мальчишка свинья! Он же пятки свои не сможет защитить, если найдёт их за жиром, не то что наши земли! Отец, умоляю, не…

– Не за него, Кати, – отец оборвал рисковавшую затянуться тираду, и девушка выдохнула. «Ну хоть не этот хряк! Но если не он, то кто?»

Лорд Гальд выдержал паузу и произнёс стальным тоном, не терпящим возражений:

– Кати, скоро ты станешь принцессой.

В сущности, тон, с которым подобную информацию преподносят, не так уж и важен для первой реакции любой девушки. Потому что «ты будешь принцессой» действует не просто как фраза, но скорее как заклинание. В сознании проносятся примерно одни и те же картины – огромный дворец, прекрасный юноша ведёт героиню под венец, просторная, хорошо освещённая зала для танцев, сотни гостей на приёме, где она сияет во всём своём великолепии, притягивая взгляды мужчин и женщин с разных уголков света… Детали могут отличаться, но общая картина будет примерно одинаковой для любой, даже обделённой воображением девушки. А Кати на отсутствие воображения никогда не жаловалась, а потому живо представила всё это великолепие. Однако и умом она тоже не была обделена и на моменте, где её встречает прекрасный принц, задумалась, а кто бы это мог быть. Ведь в непосредственной близости есть лишь одно королевство (в его случае даже ближе, чем Кати и всем её подданным хотелось бы), и в нём есть три принца. Причём двое из них уже были женаты. Продолжив логический ряд, Кати против воли пискнула и зажала рот руками. Кажется, она бы упала, не успей отец вовремя подхватить её за плечи.

– Все договорённости достигнуты. Не позже, чем через месяц, ты станешь женой Эвана Лоди. Младшей принцессой Корланда. Присоединив наши земли к их королевству.

Как ни пыталась Кати вслушиваться в слова отца, у неё не получалось. Перед глазами стоял лишь один образ – чудище в чёрных доспехах, душегуб и маньяк. Чёрный принц. Имя, которым пугали детей (да в общем и взрослых) по всему Валлиону. Палач Броссельхейма, Мясник Суннекса, Принц крестов, Победитель Кри, Избавитель людей, Бич свободных земель… у него было много имён. И за каждым стояло одно и то же – кровь сотен и тысяч убитых им в битвах и после…

– Отец, прошу…

– Не надо просить того, чего я не могу дать! – он вновь говорил громко и резко, быстро отошёл к окну и вытянул руку, показывая куда-то во двор. – Мы с тобой не просто их повелители! Власть не приходит сама по себе, с ней всегда рука об руку ходит ответственность! Ты избегала её все эти годы, но пора тебе принять её! Ты отвечаешь за их жизни, Кати!

Подобная эскапада застала девушку врасплох, и она не могла вымолвить ни слова поперёк, лишь смотрела полными ужаса глазами на бушевавшего отца. А он распалялся, и лицо его приняло неестественный багровый оттенок.

– У нас нет выбора, дочь! Мы много лет не были интересны Корланду, но только потому, что им было некогда! А теперь, когда Принц покончил с мерзкими Кри, куда, как ты думаешь, он обратит свой взор? Мы лежим прямо по соседству с его новой вотчиной. Да Брок бы сейчас руку отдал за то, чтобы у него была дочка. Будь у него такая возможность, он бы собственноручно отрезал достоинство сынуле и представлял бы его как располневшую на пирогах баронессочку! Будем сопротивляться и не сегодня – завтра Чёрный принц сам пожалует в гости. Только тогда не обижайся, все мы повиснем на его треклятых крестах! А тебя для начала пустят по кругу его солдаты!

Отец понял, что погорячился и вздохнул. Какое-то время он остывал, затем со спокойным лицом сел за стол и, не поднимая взгляда от бумаг, произнёс:

– Этот вопрос решён. Утешай себя мыслью, что спасаешь от смерти своих людей. Собирайся в дорогу, дочь.

– Папа…

– Собирайся в дорогу.

Лорд Гальд взял в руки перо, ясно давая понять, что разговор окончен.

С той самой секунды жизнь Кати превратилась в сплошной кошмар. Она не помнила, как собиралась в дорогу. Не помнила, как с ней собирались и фрейлины – её подруги из менее знатных, но всё же уважаемых семейств. Не помнила причитаний Мойры – только то, что одёрнула её со словами «Я делаю это для своего народа.». Но сама Кати не была уверена, что говорит от сердца и верит в эти слова. Да что там – она не могла с точностью сказать, что это были именно её слова. Дни до отъезда проходили в какой-то другой реальности, словно нарисованной углём на дешёвом холсте. Краски выцвели, радость от пробуждений уступила место страху по ночам и нескольким часам беспокойного сна под самое утро. Однажды она попыталась поговорить с отцом, но он не принял её, сославшись на срочные дела с торговцами.

Сам отъезд больше напоминал похороны. Пускай карета была роскошной, но Кати казалось, что она садится прямиком в расписной и шикарный гроб. Провожавшие её молчали, кто-то в задних рядах, подальше от лорда, плакал.

Агри, статный светловолосый парень лет двадцати пяти, сын простого кузнеца, трудом и талантом заслуживший доверие её отца, был назначен главой её личной стражи. Он легко взобрался на коня, проехал рядом со всей колонной, придирчиво оценивая готовность свиты к путешествию, и дал сигнал к началу движения. Дорога в новую жизнь Кати начиналась.

Большую часть пути предстояло ехать по лесу. Дорога была обжитая, но меньше корней и камней на ней оттого не становилось, и карета то и дело прыгала на препятствиях. Мика всё время строила глазки Агри, хотя тот упорно не замечал этих знаков. Кора и Мойра постоянно о чём-то болтали. Они знали друг друга с детства, хоть и происходили из разных сословий, но за годы в замке успели хорошенько спеться. Кати же просто смотрела в окошко и редко реагировала на неловкие попытки подруг завязать разговор. По ходу пути она ни раз задумывалась, как было бы прекрасно, если бы они не смогли доехать до обители её жениха. Вспоминая истории матери Мойры про удалых разбойников, похищающих прекрасных девушек, беспричинно шарящихся по лесам, чтобы потом сделать их частью своей лихой шайки, Кати невольно представляла себе бравых ребят и девушек с раскрашенными лицами, тормозящих их скорбную процессию и храбро отбивающих её у стражников… Теперь, каждый раз возвращаясь к тем своим мыслям, Кати была готова ударить себя, взять за волосы да хорошенько оттаскать, выбранить и надавать пощёчин.

Как говорят, ищущий да обрящет. Ещё говорят, что люди не всегда ведают, чего хотят. Говорят, что люди должны бояться своих желаний. В целом, люди просто много чего говорят. Если хорошенько подумать, на каждую неприятную ситуацию в жизни найдётся поговорка или присказка, как правило, никак не помогающая тем, кто в эту историю угодил. В один из вечеров, аккурат после того, как Агри выслал людей искать место для стоянки, на них напали. Всё началось с криков, потом зазвенела сталь, и в сердце Кати поселилась надежда… которая быстро сменилась ужасом, стоило ей услышать первые вопли раненых. Всё закончилось настолько быстро, что она не успела сообразить, что же ей делать. Их охрану перебили за минуту-другую. Дверь кареты распахнулась, грязные мозолистые руки схватили её за предплечье и грубо выволокли из транспорта. То же случилось и с фрейлинами. Нападавшие не имели ничего общего с образом благородных бандитов, что рисовало её воображение. Угрюмые, жестокие лица, грубое оружие, перепачканное в крови, плохо сидящая на них кожаная броня… Один не в меру ретивый похититель повалил наземь Кору и принялся задирать ей юбки, но в голову ему тут же прилетело страшного вида оружие, похожее на птичий клюв на палке. Череп несостоявшегося насильника лопнул подобно переспелому крыжовнику, и кровь с мозгами забрызгали Кору. К счастью, та потеряла сознание несколько секунд назад. Кати вырвало. Она отвернула взгляд от подруги и наткнулась им на стеклянные глаза одного из стражников, привалившегося к дереву и, очевидно, посвятившего последние мгновения жизни не мыслям о любимой женщине, как это происходило в любимых историях Кати, а попыткам затолкать свой кишечник обратно в брюхо. Девушку снова вырвало, на этот раз к ней присоединилась и Мойра. Лишь Мика неведомым образом стойко держалась, не давая похитителям наслаждения поржать над «раскисшими ледями». Хозяин страшного «клюва» пинком скинул тело убитого им товарища с Коры и громким, низким голосом с заметной хрипотцой пролаял:

– Я сказал вам, собакам, к бабам не лезть! Кто ещё попробует, так быстро не отделается, шваль подзаборная!

По крайней мере, Кати казалось, что именно это он и сказал. Сознание приличной девушки уловило общий смысл слов, а самые яркие эпитеты заменило на менее яркие. «Клюв», как про себя назвала его Кати, выглядел получше остальных. Он единственный из всего этого сброда носил кольчугу и, кажется, единственный знал, как пользоваться мылом. Кати долго гадала, как же эти отбросы могли победить гвардию её отца. Единственный ответ, который она для себя нашла, это «просто числом».

Всех четырёх девушек и раненого Агри взяли под руки и поволокли через лес невесть куда. Переобуться в сапожки им не дали, а каретные тапки не пережили и первой сотни метров. Ноги стирались о камни, кустарник больно царапал лицо и тело, но хуже всего был страх неизвестного и рявкающие команды похитителей, в грубой форме призывавших девушек пошевеливаться. Каждая из них рыдала, даже стойкая Мика, оттого разбирать, куда наступаешь, было сложнее, а руки их держали похитители. Наконец они проломились через чащу до чего-то, что напоминало давно брошенную дорогу. На ней их ждали лошади и телега, оказавшаяся транспортом для девушек и раненого Агри. Тот окончательно ослаб от потери крови, и его бросили в телегу словно мешок с брюквой. Как только отправились в дальнейший путь, Мойра разорвала подол и перевязала страшную рану на плече бывшего командира охраны несостоявшейся принцессы. Охраны, которая сейчас лежала мёртвой в лесу. Кати снова разрыдалась. Её примеру последовали и подруги. Мика держала голову Агри, когда тот начал метаться в бреду. Странно, но когда его лба коснулась Кати, он немного успокоился. На секунду ей показалось, что Мика смотрит на неё с ревностью, но телега резко затормозила, и Кати не успела придать этой ситуации значения. В тот час только начинало светать, а потому девушка не сразу поняла, что видит не плотно стоящие деревья, а частокол. Дорога упиралась в какое-то заброшенное поселение или вроде того. На месте, где предполагались ворота, стояла парочка молодцов ничем особенно не отличавшихся от основной массы их похитителей. Навстречу им выехал высокий широкоплечий мужчина с вытянутым лицом и неестественно длинным носом. Посмотрев на Кати, потом на остальных «пассажиров» их слегка уценённой кареты, он скривил страшно недовольную физиономию, зачем-то накинул на голову капюшон и обратился к Клюву:

– Я, кажется, просил привезти мне одну девушку, а не целый бордель на выбор, – странный голос его был отчётливо слышен даже на расстоянии, хотя казалось, что говорит он тихо. Он не рявкал как другие похитители и даже мог связать больше двух слов в предложении без смысловых ошибок, но из всех, кого она встретила за время похищения, он не понравился ей больше других.

– А как, по-твоему, я должен был определить, которая из них нужная? На ней не написано.

– Можно подумать, ты сумел бы прочитать, будь это так, – «Капюшон» указал кивком в сторону их телеги. – А этого ты тоже прихватил на случай, если я с полом ошибся при описании?

Очевидно, он намекал на Агри.

– Этот ими командовал. Кто знает, может, они не единственные, кто должен был девок охранять. Как придёт в себя, мы его допросим. Убить всегда успеем.

Капюшон лишь фыркнул, в унисон хозяину фыркнул и конь.

– Ладно, тащите их в лагерь и заприте в погребе, как договаривались. Скоро прибудет наша группа, она их заберёт.

Клюв напрягся и, не скрывая недовольства, произнёс:

– Я думал, ваши уже тут. Мы с ними тут как на костре сидим. Не забывай, чьи это владения!

– Я и не забываю! – отрезал Капюшон. – А ты не забывай, кто тебе платит и сколько! Сказано посидеть немного, значит сиди и жди!

Если Клюв и имел дальнейшие аргументы, он предпочёл оставить их при себе и завершить диспут. Телега въехала в «лагерь» и проехала по прямой дороге мимо стройных рядов потрёпанных временем и запустением деревянных бараков. У каких-то обвалилась крыша, у некоторых наблюдалась нехватка стены, отдельные здания полностью рухнули. Но кто бы это место ни строил, он явно очень любил порядок и геометрию. Все бараки имели одинаковую форму и располагались на равном расстоянии друг от друга по обе стороны от центральной дороги, выстраиваясь в прямые линии. Финальной целью этой части путешествия стало здание в самом центре «лагеря»: по сути, тот же барак, но поосновательнее и без явных признаков обветшания. С левого боку от него располагался закрытый деревянными створками спуск под землю. Вероятно, там когда-то был погреб, но теперь его переоборудовали в темницу. Вырубленные в земле ступени спускались на полтора человеческих роста в подземное помещение, половину которого перегораживала импровизированная решётка из прикопанных в землю связанных брёвен. Недостаточно, чтобы удержать отряд целеустремлённых свободолюбивых солдат, но вполне достаточно для четырёх девушек и раненого гвардейца.

Кора, или Коралина Капум, снова плакала. Удивительно, сколько слёз помещается в одного маленького человечка. Она была самой миниатюрной и смуглой из всех четырёх девушек и пела красивее остальных, но сейчас её прекрасный голос выдавал лишь всхлипы. Сама Кати в какой-то момент просто устала рыдать – глаза как будто пересохли, слёзы давались через боль. Мойра, или… Мойра, полнотелая розовощёкая девица, куда-то растеряла обыкновенный огонёк, что придавал шарма её серым глазам, и тупо пялилась в стену, чуть вздрагивая при каждом резком звуке, но не сводя глаз с одного ей известного объекта наблюдения. Мика, или Микелина Авала, светловолосая девица, что в обычной жизни больше всего любила играть недосягаемую барышню родом откуда-то с небесных сфер, баюкала не приходящего в сознание Агри.

Кати не смогла бы с уверенностью сказать, которое по счёту своё пробуждение она наблюдала эту картину. Несколько раз им приносили еду, если так можно назвать ужасно пересоленную тюрю неизвестной природы, вкус и запах которой соревновались в отвратности, не желая уступать друг другу. Девушек караулили три смены. Толстый и Тонкий – первые, кто заступил на «караул», их можно было терпеть, если вести себя тихо. Беззубый и Вонючий – самые ужасные из всех, их смены Кати ждала со страхом. Но их сменяли Старый и Молодой – эта парочка была самой терпимой, и Кати научилась радоваться их появлению. Они вообще не интересовались девушками, если те не делали резких движений, а просто всё время что-то пили и играли в странную игру с кубиками («резались в кости», как пояснила Мойра) на бочке. Для удобства игры они же приносили с собой вторую масляную лампу, и в помещении становилось ещё светлее. Кроме того, они выгодно отличались от остальных тем, что не пялились на девушек, когда те ходили в отхожее место, представлявшее собой прикрытую парой досочек яму в одном из углов их «темницы». Сейчас как раз была их смена, и надо было постараться сделать все дела именно в неё. Кати сама себе не верила, когда думала о таком, но необычные обстоятельства требовали необычных решений.

Девушка вновь было вернулась воспоминаниями в счастливую пору до отъезда, но не успела дойти мыслями и до завтрака, как из пелены сладостных с горчинкой отчаяния грёз её вывел шум наверху. Раньше такого не было, а значит что-то изменилось. Видимо, дружки Капюшона за ними всё-таки приехали. Притупившийся было ужас снова сдавил грудь, и Кати поняла, что вот-вот найдёт в себе силы на новые слёзы. Девушки не сговариваясь собрались вокруг Мики. Интересно, что Кора перестала плакать, но, кажется, от страха она просто забыла, как это делается, потому что дышала она тоже через раз. Их «охранники» тоже услышали шум и даже отвлеклись от игры. Старый кивком головы указал Молодому на закрытые створки. Парень нехотя поднялся с табурета и направился к ступенькам.

Створки распахнулись, когда Молодой был ещё на полпути наверх. Судя по скупому количеству света, пролившегося на их подземную обитель с «верхнего мира», был либо поздний вечер, либо раннее утро. Дальнейшее напоминало какую-то абсурдную постановку бродячего театра. На лестницу влетел Беззубый, почему-то поддерживая собственные штаны и, споткнувшись, полетел перпендикулярно лестнице прямо на пол, сделав не очень изящное и не совсем полное сальто в воздухе. За ним в помещение ворвался лысый бородач в кольчуге и с топором, огрызнулся и нырнул с лестницы туда же, приземлившись Беззубому на грудную клетку и, кажется, проломив её. Голова Вонючего появилась отдельно от тела, однако, в отличие от двух предыдущих «гостей», предпочла воспользоваться преимуществами лестницы и скатилась с неё, задев по дороге ногу Молодого. К его чести, парень не растерялся и продолжил бежать наверх, но чей-то сапог, появившийся из створок, отвесил «охраннику» пинка с такой силой, что Молодой перелетел почти через все ступени и приземлился на голову. Что-то очень противно хрустнуло, и тело парня мешком сползло с оставшейся части лестницы.

– Сынку! – завопил Старый и одним прыжком преодолел расстояние до тела напарника. Осознав, что парень смотрит куда-то наверх стеклянными глазами, старик заревел и бросился на убийцу – длинноволосого солдата с щетиной, державшего в руках меч и щит. Последний он метнул в противника, но тот отбил его древком топора и попытался достать щиколотку врага резким ударом, как будто косил траву. Однако Длинноволосый был готов к такому повороту событий и рыбкой нырнул прямо на противника, увлекая того с собой с лестницы. Парочка долетела до трупа Молодого, и всего через пару мгновений после приземления Длинноволосый невесть откуда взявшимся в его руке ножом вскрыл горло старика. Отец и сын остались лежать друг на друге. Кажется, Мойре снова стало плохо, но Кати не могла оторвать взгляда от ужасного действа, развернувшегося по ту сторону решётки. Лысый наконец-то поднялся и протёр большие пальцы о грязную одежду Беззубого… которого теперь можно было звать ещё и безглазым. Очевидно, это заметила и Кора, потому что она тут же снова вспомнила, как плакать.

Длинноволосый подошёл к Лысому, мельком кинул взгляд на Беззубого, ничуть не поражённый увиденным, и кивком указал подбиравшему топор товарищу на лестницу. Оба вернулись к телам отца и сына, оттащили их с прохода, Длинноволосый подошёл к решётке и осмотрел её с явным неодобрением.

– Кор, пойди пособи, – ровным как водная гладь в безветренную погоду голосом подозвал он напарника.

Выходит, это уже второе её похищение за несколько последних дней. И это тоже никак не похоже на её детские фантазии. У этих двоих лица тоже не были раскрашены. Она в свою очередь не принимала никакого деятельного участия ни в одном из актов наглого воровства. И уж точно она не могла себе представить, что кто-то похитит её у похитителей. «Как принц крадёт возлюбленную у дракона, только дракон без глаз и без зубов.» Эта мысль показалась Кати настолько смешной, что она принялась тихо хихикать. В это время оба мужчины схватились за прутья и дёрнули. Решётка подалась с первого раза, и они с лёгкостью вытащили её нижний конец из плохо прикопанных бороздок, немного попыхтели поворачивая в сторону и в итоге, пусть и неловко, но всё же расположили её так, чтобы девушки могли свободно выйти. Первой сообразила Кора – она выскочила как пчёлкой ужаленная и побежала в сторону лестницы, но на полпути наверх остановилась в нерешительности. За ней двинулась Мойра, медленно, всё ещё смотря куда-то за пределы известного людям пространства. Мика робко выдавила из себя «Помогите поднять», и Лысый взвалил на плечи лихорадочного Агри, кивнул Длинноволосому и понёс горе-гвардейца в сторону лестницы. Оставалась только Кати, но она ничего не могла с собой поделать – смех и не думал останавливаться, и к тому моменту, как Мика начала подниматься вслед за Лысым, Кати уже сидела на сыром «полу» в «пещере дракона» и во весь голос хохотала.