Эхо далекой войны

Живут неважно, тыл не обеспечивает даже махоркой. Курили мои папиросы жадно. «Герман» щупал миномётным огнём арт. позицию. Полёт мин напоминал полёт большой птицы. Багровая луна, точно облитая кровью, выползала из-за горизонта.

Возвращался обратно в село К-a. Луна уже разлила своё серебро, и потому опустевшее село казалось ещё более мёртвым и скучным. Нарастала злоба к исконному врагу немцу.

Матушка Русь, Русь святая, когда ж воспрянешь своим духом? Неужто не видишь, у самого сердца топчется ворог?

В телефоне на ст. Кубинка в 3 клм от противника я слышал такой разговор: «Ты понимаешь, начнём в 12 часов, а? Ровно в 12 часов ночи, Раиса Ивановна тоже готова, ты только подсоби нам, понимаешь».

Словоблудие, граничащее с предательством.

5.12

Видел живого и свежезамороженного фрица. Жалкие, не вызывающие сострадания. Одеты по-летнему, с шинелькой эрзац-сукно. В его роте 30 % обмороженных.

Я делаю прогулки по лесу и на всякий случай беру с собой винтовку.

6.12

Капрал Жан Берни из французского легиона перешёл на нашу сторону. Два батальона 4-х ротного состава. В его роте 50 ч[еловек] больных и обмороженных и 30 ч. убитых. Осталось 40 ч., так в каждой роте.

По данным разведки резервы продолжают идти. Когда же будет конец этим резервам?

11.12

Противник пятится, местами отходит почти без боя. Я мало верю тому, чтобы он отдал так добровольно позиции. Немец хитёр и коварен. Москву в лоб не взять. Очень возможно, что отходя, он заманивает. Мы не должны лезть в мешок, надо обеспечить фланги, а кавалерию Доватора в тыл по коммуникациям. Его силы иссякают.

12.12

Ношу гриппозное состояние на ногах. Сплю в унтах и шубе.

17.12

Был в Москве на Казанском вокзале, отдал доктору 16 ап.^[22] письмо и открытку для передачи семье в Куйбышев. Доктору я завидовал. Как хочу видеть своих родных дорогих сердцу.

21.12

Немец отступает. Мы часто будем менять квартиру. Мне даёт знать мой обмен, чёрт его взял бы!^[23]

Ляпин принимает доклад от лётчиков о поисках Доватора.

Я читаю «Десять шутников»^[24] и вспоминаю моих деток. Они перед сном часто декламировали: «Десять негритят купались в море…» Я живо вспоминаю их. Какое это было время! Я хочу дожить до этого счастья.

Завтра меняю кв[арти]ру. Работа моя мне не нравится. Это так, одна тоска. Твоей работы, совершенно не по специальности, абсолютно не видно. Для чего я и мои два товарища сюда призваны с большим окладом и неопределёнными

А.э.^[25] при нашем штабе к сегодняшнему дню имеет один исправный самолёт. Этой а.э. даётся на завтра ответственное задание найти Доватора^[26].

22.12. 20.00

Вчера ночью Доватора убили. Убил немец-автоматчик в момент, когда он вышел на рекогносцировку. Тяжёлая утрата – Доватор, генерал от кавалерии, легендарный (почти) кавалерист, командир кав. корпуса. Его тело вчера ночью привезли к нам.

Когда штаб поднимается на новую квартиру, он мне напоминает балаган. Мы возим с собой железные койки с железной сеткой, матрасы, письменные столы, венские стулья. Всё это громоздко и занимает много места. Освещение штаба, отделов проблема, мука и тоска. Как мы не приспособлены к войне. Каждый отдел занимает машину.

Д. Лазлово в 6 клм. от переднего края обороны немцев.

Наша артиллерия трудится, но сегодня не особенно рьяно. Пулемётный лай ежеминутно, ему вторит эхо и немчура. Где-то за лесом совсем близко рвутся бомбы миномётов немца, он щупает^[27].

23.12. 08.30

Вчера проезжал через т-а-б-е-л-ь большого размера трупов красноармейцев, окостенелых в последних конвульсиях. Им приготовлена большая общая могила, но не хватило времени – идём дальше.

Такую же т-а-б-е-л-ь смотрел немцев, у них тоже не хватило время, тоже идут, но не дальше, а ближе, к своему концу.

Вчера же под сосной стоял немец, застывший, без пилотки, без сапог, рыжий, страшный. Смерть застала его в лесу. Кто-то в назидание поставил его стоймя под сосну – мохнатая, вся в снегу. Эту страшную картину надо бы было в тираже один миллион бросать в Германии как листовку. По дороге много трупов немцев, есть раздавленные, отвратительные.

За лесом сейчас идёт жаркий бой, беспрерывно лают пулемёты, и мелкие и крупные. Трудится артиллерия. Миномёты немцев щупают лес, забрасывая мины и к нам. Они боятся леса.

Вывел на путь-дорогу колонну с продовольствием, идущую к Доватору. Заблудились, карт нет. Конники Доватора ждут продуктов. Кони отощали на сене. Везут боеприпасы, везут водку.

17.30

Крестьяне тащат из ям припрятанное от немцев. Радуются, что надули немчуру. Есть несчастные: у них немцы нашли хлеб, картошку и всё, как саранча, сожрали.

В избе, где разместились мы, – 6 чел., в малюсенькой комнате 6 м² живут две семьи 8 ч., им придётся потесниться «немного», там помещают врача. Все дети, как котята, живут на печке.

26.12

Нач. оперативной] группы тыла ведёт разговор с тылом: «Ну, как у вас лыжи готовы, сколько? 300 пар. Я иду сейчас к хозяину, подождите…»

Идиоты и растяпы.

* * *

На этом кончается 1941 год. Следующая запись – через месяц, в сорок втором. Наступление продолжалось. Времени на дневник не было.

Год 1942-й

21.1.42. Можайск

За этот месяц четыре раза меняли командный] п[ункт] в радиусе 15 клм. Трёпка средств связи. 4-й раз пришли из Никольского в Дорохове. А на носу был Можайск. Я боюсь, что придя в С. пол[ковник] Денисов размотается до последней нитки и мы не сумеем управлять войсками. Радио определённо здесь не в почёте. Связь с дивизией считается только тогда, когда есть связь по телефону. Даже Морзе и СТ-35^[28] признаётся на правах не полноправных. Такое у меня сложилось мнение.

Слышать голос своего командира хорошо, ещё лучше личное общение, но надо исходить из технических возможностей.

Денисов это пожилой полковник, командир с огромным стажем, но его загоняли и даже выгоняли из кабинета… как мальчишку.

Я поставил себе задачу, где только возможно, внушать: радиосвязь в условиях наступления есть основной вид связи, всё остальное прилагательное. Никакая проволока не поспеет за войсками.

4.2.42

Сколько интересных моментов, типов и всё нет времени, чтобы вынуть книжку и занести. Сейчас лечу в свой полк, все на колесах, самолётах.

Анатолий, русский человек, он напоминает мне Дм. Ник.^[29], а Ляпин дрянненький человек.

5.2

Переживаю обиду, я не имею даже время прочесть письмо моего Игорька. Хорошо написала жена: «Люблю это курносое милое лицо с мохнатыми ресницами». Да, да. Я тоскую по тебе, мой милый, драгоценный, ласковый сын. Твои письма для меня огромная радость.

Я скучаю и тоскую по вас.

Работы навалилось столько, что мне кажется, порой я делаюсь пьяным. Но надо бить проклятых, не давать им передоху.

Когда Т. говорит по телефону, то мне его разговор напоминает раздражительного, мало зарабатывающего извозчика. Он так ужасно нукает, это непередаваемое «дааа», точь-в-точь, как извозчик. Вообще у него мало культуры, он сморкается и плюётся на пол.

18.2

К дневнику я потерял вкус. А его надо вернуть. Впрочем я до сего времени в дневник не заносил свои мысли с тем воодушевлением, как то было и есть в письмах. Надо уметь заносить так, как это умел делать Чехов.

У нас в штабе появилась машинистка. Хорошенькая, знающая себе цену, с гонором к низшим, сдержанна к средним и услужлива к сильным. Она машинистка средней руки и плохой делопроизводитель. Полк[овник] Т. взял её к себе делопроизводителем. Когда узнали об этом, то народ стал, не скрывая, высказывать мнения, противоположные всему здравому.

23.2

Приехал из-под Гжатска. По дороге спал. Ком[анди]р полка связи полковник Снегирёв хорошо угостил. По сути дела я у него встретил наш праздник.

23.2.42. 15.25

Среди поля и леса. Рядом деревня. Солнце пробивает свои лучи сквозь облака. Я останавливаю хорошенькую телеграфистку. Я пьян. Я встретил наш праздник, годовщину Красной Армии. Я формирую себе роту связи. Мне нужны специалисты. Гремит артиллерия. Самолёты противника бомбят передний край. Он близко – 7 клм. Я равнодушен к разрывам. Они сотрясают землю и воздух. Мёрзлая земля передаёт разрывы авиабомб, как землетрясение.

Вот так идут в атаку. Что делает вино! Я стою, облокотившись на осину. Хорошенькая телеграфистка очень хочет пойти ко мне работать. Полковник Анисимов смеётся надо мной, обещает дать работников, но обещает дать потому, что крепко встретил праздник. Я хочу его опутать, пока он весёлый. Мне нужны люди, которые умеют работать. Балласт мне не нужен. С ним я натерпелся горюшка.

24.2

Устроились в школе. Из печей вытащили аммонал, порох, патроны. А раньше здесь жил наш (неразб.). Неужели не топили печь? Вот растяпы.

2.3

В Можайске редкие бомбы падают гораздо ближе от нас, нежели там, на передовой. Не выполнив задания под Москвой, они сбрасывают бомбы по Можайску. За ними гоняются наши истребители и почти всегда они слепые, не видят. Сегодня ночью ходил наш ТБ-3^[30], его обстреляли наши зенитчики. Идиоты.

Ночь была тревожная для тех, кто не знал, кого обстреляли.

* * *

«Слепые, не видят» – это потому, что на той, ранней стадии войны наведение самолётов на противника с земли часто было невыполнимо: истребители не были оборудованы радиосвязью. «В отдельных полках, – пишет в своей книге Е. Кояндер, – лишь один-два самолёта были оснащены передатчиками, а остальные, и то далеко не все, приёмниками».

8.3

Что-то не видно ожидаемого результата. Пришли дивизии, авиаполки. Ав. полки громят каждый день. Сидит проклятый, как крыса, как хорь, залез в щели. Гжатска мы ещё не взяли. Под Гжатском мы потеряли много времени, за кот[орое] будем расплачиваться большой кровью. Весна чувствуется каждый день.

* * *

При январском наступлении Красной Армии немцы отошли к линии Юхнов – Ржев – Гжатск. Но Гжатска не взяли потому, что наступающие войска были ослаблены отводом ряда соединений в Резерв Верховного главнокомандования в то время, когда немцы, наоборот, значительно усилили оборону группы армий «Центр».

14.3

Свирепый день вот уже вторые сутки. Леденеет самолёт, сердце и жизнь. Сейчас я в госпитале № 2642, искал и наконец нашёл врача по глазам. Болят давно глаза – последствие полётов без очков.

На окраине Можайска госпиталь и поликлиника. Поликлиника выходная (!). Врач Туроверова женщина 35 лет, красивая, но грустная и запущенная (с юга, как она говорит). Пишет письмо в ожидании, как сделают мне лекарство, ну а я взялся за дневник. За стеной играет патефон, всё русское, советское, родное.

Греет печка, три кровати, тесно, но чисто. Люди в куче. Война теснит и опрощает взаимоотношения. Мне скучно. Я тоскую по дому, семье.

23.3

В первой декаде нами было предпринято наступление на Гжатск. Много артиллерии, по некоторым] сведениям на одном ударном направлении 500 орудий. Много авиации. В частности наш ВВС получил два полнокровных полка. Подбросили стрелковых частей – дивизии. В тылу у прот-ка действовала группа Ефремова в составе 3-х дивизий по 8 тыс. штыков каждая, не меньше. Ещё западнее действовала группа Белова. Где-то там (за Вязьмой) рыскала ДЛК^[31].

Сегодня 23.3. мы стоим на прежнем месте. Наше наступление захлебнулось в собственной крови 19000 чел. потерь.

Нужно отдать справедливость, он хорошо умеет создавать оборону.

Он ахает, но не сдаётся. Наступление вели через лес, где снегу по пояс. Кто взял это направление?

27.3

Группа Ефремова, Белова. Ей возили скудные пайки для артиллерии, автоматов и желудка. Часто возвращаются обратно. Природа против, пурга. Они давно перешли на 200 гр. конины. Хлеб добывают из необмолоченных стогов. Сами обмолачивают, мелют на жерновах и пекут лепёшки. У Ефремова к тому же неск. тысяч раненых – и это в тылу. Он должен выйти, по-моему, на соединение с… Это сделать очень трудно. Немчура понимает наш замысел и стремится противопоставить свою силу^[32].

Все ждут весну. Копятся силы. Будут битвы. Кровопролитные битвы.

1.4. Можайск

Проездом и заездом. Был в нём днём и обратно заезд. Ночью. Страшный город после войны. Луна в зените, разлив свой бледно-серебряный свет, делает город подчёркнуто мёртвым. На площади ещё много разбитых немецких автомашин и танков – кладбище. Тихо. Патрули и часовые почти у каждого дома. Ходить можно, зная пароль. Я тихо еду в автомашине.

8.4.42

К часам 22, когда затихает работа, Иванов заводит патефон. Я сажусь в глубокий диван и весь ухожу в музыку и песни нашей Родины. До чего же хороши наши советские песни! До чего же все они близки сердцу и бесконечно дороги! Всё это было когда-то в прошлом. Мы не ценили всё, что имели. Как часто я ругался с товарищами, не ценили, мало любили, мало дорожили, что завоевали наши отцы, что добыли сами в наши пятилетки. Эх! Сколько бы я дал да и все мы, чтобы вернуть прежнюю жизнь! А будет же это время. Обязательно будет. Проклятый гитлеризм разгромим и начнём опять трудовую жизнь.

15.4

Пять дней назад я увидел жаворонков – предвестники тепла весны полного хода. Пять дней назад поля были в снегу, глубоком снегу. Сегодня снега почти нет, остался в ложбинках и тот тонкого слоя. Бурно бегут ручьи, превращаясь в слияниях в реки. Аэродромы стали не годные. Наши не летают, немчура тоже не летает.

На юге, видимо, наступили жаркие дни. Льётся кровь. Трижды проклятый всем миром маниак Гитлер, видимо, бросил туда немало сил. Он рвётся к нефти. Я не верю в его успех. Вот так же, как не верил во взятие Москвы. Не чуда ждал тогда я, а верил в силу народа. Русского народа. Правда, мы много проиграли – когда 23 года занимались развитием интернационального чувства: родина это вся земля. Я помню, как ругали тех, кто вспоминал историю русского народа. Я сам был бит в 23 и 24 году за разговоры о Суворове, Кутузове, Минине и Пожарском, о Петре Великом и т. д. и т. д. Это же народное, русское, оно так крепко живёт! Мы бы вот теперь, ещё в начале войны больше сделали и тем больше в период наступления. А вот не сделали. Дух-то всё-таки не в том расцвете, как то было у наших стариков. Его надо было беречь и выпестывать, а не прививать абстракцию. Сейчас расплачиваемся кровью.

Я живу в деревне. Вижу и разговариваю с крестьянами. Немец за три м[еся]ца своей оккупации сделал с ними то, что назыв[ает]ся в лучшем случае внушение неуверенности к нам. Есть сопоставление: при немцах мы жили, не выгоняли нас, а вы выгоняете. Это вопрос выселения из некот. изб, где штаб. Они все ненавидят немчуру, но у них всех (женщин) проголодь заняла все другие чувства. Даже обозление – чего встали, гоните дальше…

Весенняя вода смывает в реки трупы и конечности. Наступает страшное время эпидемических болезней.

Ребятишки за рекой стреляют из винтовок грачей. Стаял снег и открыл трофеи. Есть много и нашего. Крестьянка сегодня дала мне подсумок и в нём две обоймы нашего полуавтомата, так необходимые мне. Всё в полнейшей исправности. Шофера вчера притащили запчасти к пикапу. По труднейшей весенней дороге на салазках тащили клм 20. Притащили и шатались от усталости и голода (не обедали). Труд необычайный, старание. Пикап будет в полной исправности.

9.5.42

Хочется крикнуть на всю Русь. Не хочу я в тыл! Хочу остаться на фронте. Это второй случай, 1-й это нач. кафедры оперативного] искусства, прибывший для изучения опыта войны, жил 13 дней со мной в одной комнате. Культурный человек. От него я многое почерпнул. И вот теперь бриг, инженер тоже предлагает: «Там нужны такие командиры». Там – это Свердловск, Чкалов.

Смотрю в окно и мне делается тоскливо и страшно. Оставить всё, что здесь, разделить всё это на 1000-чу и более километров. Родина, матушка Россия! Не иметь непосредственного соприкосновения с битвой с проклятым фашизмом! Не хочу!^[33]

26.5.42. 20.15

На обратном пути из д. Ватулино – с аэродрома, я застрял на лесной дороге. Шофёра Сипат[ова] послал обратно на аэродром в роту связи – за помощью.

Тёплый майский вечер. Кукует далеко-далеко кукушка, чирикают пташки. Жрут комары. Курю, но это не помогает, комары атакуют.

Хочется уйти вглубь леса, но совсем у дороги заложены мины. В начале мая здесь взлетели на воздух связисты. С предосторожностью ушёл в лес. Смотрю за машиной и наслаждаюсь природой.

В таком лесу на дорогу хорошо выходить, «гулять» партизанам.

1.6.42. д. Новинки

24 мая исполнилось два ме[ся]ца, как сидим в этой деревне. При взятии Можайска гнали до Гжатска, имея достаточно пороху, можно было на плечах врага занять и Гжатск. Дойдя клм. 16–18, выдохнулись. За Гж[атском], за Вязьмой образовались районы Советской] Власти. Брошены большие десанты. В брешь прорванного фронта проскочила группа Ефремова, Белова. ДЛК это дивизии и корпуса. Левый и правый фланг Зап. фронта должны были замкнуться где-то в центре. Окружение слоёного пирога не вышло.

Ещё в начале апреля одна наша часть под командованием полковника X подошла к Витебску. Растерялся полковник, забоялся большого города, не вошёл в него. В городе был совсем маленький гарнизон. Немцы воспользовались растерянностью полковника и подтянули силы. Наши отступили клм на 15. Что с ними сейчас?

Реорганизация ВВС армии в ав[иа]дивизии должно принести свою пользу. ВВС армии себя совершенно не оправдали. Использование авиации командирами было неправильно в своём большинстве вплоть до анекдотов. Напр., авиацию требовали и посылали по отдельным объектам: пул. гнездо, церковь, где засели автоматчики. Ко-ры дивизии кричат: «Не могу продвинуться, никак не взять огнём автоматчиков, дайте авиацию!»

Дивные дни стоят. Тёплые. Поля украсились цветами. Поют жаворонки. Речка. Давно нет писем из дому. Забралась тревога, что-то случилось. Эти дни преследует желание побыть дома. Как хорошо там на Волге!

Моя хозяйка, где живу, имеет 5 детей. Некрасивые дети, рыжие, все в веснушках, кошка тоже рыжая и приблудившаяся собака на днях тоже рыжая. Это подчёркивало их «национальность», как в шутку я их называл: национальность у вас рыжая. Собаку они гнали. «Хватит и без неё рыжих; мы рыжие что ли?»

3.6.42. 03.15

Дежурю. Давно рассвет. Всю ночь шёл дождь. Задание на разведку задержится: видимость 4 клм, Н – 600 м-в. Наша авиация превосходит, довлеет, надо бить проклятых на земле.

Жрут комары, в это лето их несметная сила. Напускаем дыма, выкуриваем, сидим и работаем в дыму. Сейчас открыл окно, налетели, как голодная свора собак. Комары – тема разговоров весь день и вечер. В поле нет скота, летят в деревню.

Слышу, пробуют мотор на земле (12 клм), готовятся к полёту.

Германия, несмотря на всю свою организацию по зажиму Европы и выкачке из неё всего необходимого для войны, лопнет, взорвётся, и взрыв будет сильнее, чем в 1917 году. Англии и США этот очевидный взрыв нежелателен крайне. Кто кого обхитрит: мы их или они нас?

Даже когда нет дождя, булькающего каплями с крыш и в лужу, бьющего по крыше, когда солнце, я скучаю по дому – семье. Скучаю сильно.

Надоело сидеть, надо идти на запад. Чего сидим? Видимо, на наш фронт черёд не дошел. А сидим постыдно близко от Москвы, Можайска и в 16 клм от Гжатска.

6.6.42. 21.20

За окном хлещет дождь. Так весь день. Вылететь в полк не удалось. Сижу, пишу грозные, ядовитые распоряжения и больше всего по адресу п/связи^[34] капитана Каурова. Скверно, отвратительно работает. За что хлеб ест и зарплату получает?

Слушаю грамм, запись. Всё как-то по душе. Голод по театру, музыке. В такие минуты ужасно тянет в семью. До чего же скучно без вас, мои драгоценные, любимые, и давно! 10 м-цев войны прошли временами в нечеловеческих трудах и напряжении. 11-й м-ц особого состояния и ожидания. 11-й месяц, теперь уже 12-й м-ц сильнейшей тоски и тяги в семью.

11.6.42. Спас-Загорье

Вчера было совещание у Птицына.

На коротком носу большие дела. Так, взялись за радиоуправление, а надо было ещё в начале марта, когда наметилось это стояние почти позиционной войны. Главный лейтмотив руководителей В А^[35] – это всё есть для того, чтобы обеспечить управление. Это говорили и нач. связи дивизий. А на самом деле далеко не так. Обстановка требует нечеловеческих сил и напряжения, но главное надо иметь под собой базу.

Разве можно гарантировать непрерывность, если резерва нет. А резерва нет на случай выхода из строя единственной рации. А Куцевалов обещал нам не снижение в должности, а только расстрел, если не обеспечим управление. И он это сделает. Правда, он обещал и ордена и героев. Но расстрел он обещал больше, чем награды.

На некоторых лицах я видел печать большой тревоги. Как говорится, подняли дух, не дав материальной базы. Все эти драконовские меры не от хорошей жизни. Операции в Крыму, на юге, где не было управления, были проиграны. Харькове, направление тоже.

Сижу сегодня в 236 ап.^[36]. Регулирую, помогаю, налаживаю.

К[оманди]р роты Кцоев к-p на месте, может работать, но он находится между двух огней. Чьё выполнять распоряжение; все три начальника приказывают каждый своё. Кабеля задействовало в 4 раза меньше, чем то положено по табели. Людей на это количество кабеля надо в 12 раз больше, чем то по штату. Работа внутренней связи едва удовлетворительная. Политрук вспомогательной] роты Соркин – из местечка, всю свою жизнь работал (неразб.) в канцелярии. Военной жизни не знает. Человек сугубо мирный. С бойцами только беседует. Да не только он б-е-с-е-д-у-е-т. Вот уже год как воюем.

23 года беседовали. Продолжаем беседовать.

«Почему вы не выполнили приказания?» Как часто слышишь эту фразу от верха до низа. Одна постановка вопроса уже разрешает приказ не выполнять. Это говорили с мест и начальники] связи дивизий. «Расстрелять!» Это не трудно и очень дешёвая работа. Гораздо труднее организовать управление (связь).

Куцевалов: генерал л-т^[37]1 авиации, рыхлый с очень большим животом. Хмыкает носом наружу. Страдает нелогизмом речи, вообще не умеет говорить. Герой Советского Союза. Молод. Он на меня не произвёл впечатления человека большого ума. Он не оставил после себя глубокого впечатления^[38].

18.6

У Белова дела очень плохи. Получил приказ пробиваться к нам. На помощь брошена авиация. От неё брошено два полка на прикрытие. Белову тяжко.

У Белова мой друг Войт. Выйдет ли живым? Совет [ского] района между В и С не существует. Там сейчас расправа озверелой банды.

* * *

Войска 1-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта П. А. Белова действовали в тылу немцев. Им был дан приказ прорваться на север для соединения с Красной Армией, но сделать это не удалось. Группа генерала Белова осталась в тылу врага.

Друг отца, подполковник Г. И. Войт, вернулся из этой операции летом. В и С, скорее всего, – Вязьма и Смоленск (может быть, Сафоново – на полпути от Вязьмы к Смоленску). Там был партизанский край, куда фашисты двинули карательные отряды.

22.6

Годовщину Отечественной войны я проспал крепким сном. Ничего не слышал. Удивлён самому себе. Сейчас жду У-2, – горько надо вылететь в Спас-Загорье. Опять те же вопросы, что и были. Им конца нет, имея ещё такую бестолочь, как Кауров.

На улице холод, ветер до 10 м/с. У-2, наверно, опять не прилетит что ли? Дождь, грязь. Сижу в землянке, сыро и уютно, как в свинарнике.

Сегодня годовщина Отечественной войны, итоги этой годовщины не высоки по сравнению с тем, что было в замыслах.

Г. И. Войт

По телефону говорил с друзьями из Витебска, они здесь недалеко. С ними Маркова Е. Ф., её мужа убили. Погиб при выполнении боевого задания. У неё ничего не осталось. У неё остались витебские товарищи, к ним и потянуло. Она немедля приехала, получив вызов-предложение из Чкалова…

23.6

Перелетел в Спас-Загорье. Лететь было трудно. Ветер до 10 м/с рвал и стремился бросить о землю. Когда летишь на У-2 близко от фронта да ещё по большой дороге, голова вертится, как на шарикоподшипниках. Встреча с противником совсем не желательна. У-2 беззащитен. Лучший манёвр – это жаться к земле. А сегодня природа отняла и эту защиту.

Страна наша, где была эта двуногая банда, выглядит страшно горько. Я пролетал десятки деревень, сёл и местечек: все они представляют (за исключением единиц) собой руины.

24.6

Я взял курс на север, к дому. Ветра не было, но было много тумана и низкой седой облачности. Была встреча (!) с У-2, к счастью обошлось благополучно, разошлись как в море корабли.

Дома ждала новость. Птицын хочет забрать себе помощником. Это повышение мне нисколько не импонирует, хотя с Птицыным работать не трудно – к тому же он, как мне известно, всегда видит работу своих подчинённых и не забывает их.

Ком[анди]ры говорят о втором фронте. Он горько нужен. Он сохранит кровь всех народов. Он ускорит разгром.

Севастополю тяжело. На харьковском направлении мы отступили.

Нужен второй фронт.

Долго, томительно долго стоим под Гжатском. Всё решается на юге. Англия и США всё говорят, всё занимаются разговорами.

8.7.42

Лето. Настоящее лето. Жарит солнце. Ветерок. Жужжат слепни. Ласточки сверкают своими шёлковыми крылышками. Широкое ржаное поле, тучные своей огородной зеленью усадьбы. Далеко-далеко лес. В низине речка (её сейчас не видно). Но ничто так не напоминает лето, как сенокос. Скошенную траву уже высушили, она собрана в копны. Женщины возят в сараи. П-а-х-н-е-т сеном. Лето. Настоящее лето. До чего же хороша природа! Как чудно проявление её!

Проклятый гитлеризм хочет отнять от нас лето.

Не будет этого! Его успехам курского направления мы противопоставляем нечто другое. Сломим шею. Сломим проклятый хребет. Так будет.

Пишу, стоя у гумна. Стучит мотор рации. Проверяю радистов на квалификацию. Наше направление давно не чувствует войны. Фрицы к нам не летают. На нашем фронте затишье. Дней 5 пробовали прощупать крепость обороны. Оставили на поле боя 2,5 тысячи трупов. Очень хорошо.

Где? Но схватил жестокий насморк (неразб.), глотаю, как лошадь, и днём и ночью.

11.7.42

Успехи врага ставят нас – Родину в грозное положение. Он режет нам артерию, по кот. с Кавказа идёт нефть. Опять нависла угроза над Советским Союзом. Он вырвал инициативу у нас. Воронежское направление и его успехи, по-моему, не без измены. Сегодня, как и позавчера, Информбюро сообщает о сдаче врагу ещё одного города, г. Россошь.

Зимой мы много хвастали, кричали и весной. Нужны какие-то подземные силы, чтобы сломить эту чуму. Мы отступаем. Есть схожесть лета 41 года. Неужели договорённость с Анг[лие]й есть мыльный пузырь?

Я вспоминаю наш «дружественный» договор с Германией. Это была грубейшая ошибка. Мы много дали Германии тогда нефти для Англии. Этого она нам не простит.

Болит сердце за Родину.

На нашем Западном фронте стоим 5-й м-ц (!), ни километра вперёд. Калининский фронт для него опасен, там он активизировался. Калининскому фронту надо помочь нам. Иначе выйдет то же, что с группой Белова, ещё ранее Ефремова. Техники и люда нет, что ли? Вчера был доклад о международном положении, это 3-й доклад. Я видел лица ком[андир]ов: доклад мало убеждал. Народ ждёт дел и фактов, а доказательств в теории достаточно. Пришло время иметь факты.

15.7.42

Идут ожесточённые бои под Воронежем. Лисичанск наши оставили. С югом есть одна ж. д. и Волга. Немец рвётся к Сталинграду. Грозное, опасное положение. Что делали зимой и весной на равнинах Дона? Почивали на лаврах. Сейчас машем кулаками. Страшно за судьбу народов Союза, за Родину, семью. Где наши резервы? Инициатива из рук наших выбита. Враг наступает, мы обороняемся.

Калининский фронт активизировался. Этому фронту надо помочь, иначе и он потерпит поражение, как и группа Белова-Ефремова. Операция 16 и 61 А, где наша ав[иа] дивизия взаимодействовала, не дала хороших результатов. Много крови, огромные средства и продвижение всего на сотни метров (!). Обороне нам надо учиться у врага.

Ожидание газет, Информбюро по радио стало похоже на 41 год. Смотрю на командиров и горько становится.

23.7.42

Я часто любуюсь и наслаждаюсь прелестью ласточки. Они часто сидят на моих проводах, что идут на мою квартиру. Одеяние её просто, но изящно и красиво.

Слушаю грамзапись детского хора. Неотступно рисую свою ласточку Инночку^[39]. Такая же прелесть, как и мои соседи, что вот сейчас сидят на проволоке.

24.7

Столовая. Под окнами и на дворе дети. Много детей! Их гонят, они убегают и опять приходят. Запах кухни тянет к окнам.

Разные дети по-разному просят. Всех не накормишь. Смотрю и вижу в них «работу» проклятого гитлеризма.

25.7

Столовая. Выносят ведро помоев. Мальчик (8 л.) в руках держит букет полевых цветов. Он бежит вместе с другими детьми за женщиной, кот[орая] несёт ведро помоев. Трудно смотреть.

Дети жадно роются в жиже, что-то находят, сбрасывают рукой жижу и кладут в рот кусочек картошки или ещё что-либо.

Отбросы быстро очищены детскими руками, они их отправили в свои пустые желудки.

Мальчик (8 л.) как ни в чём не бывало опять подходит к столовой. Голодными глазами смотрит на нас. Временами он подносит букет полевых цветов к лицу. Букет красивый, нежный. Он напоминает мне широкое поле, резвое детство, ватагу ребят, не знающих, что такое фугаска, граната. Мальчик (8 л.) и букет цветов кажутся мне таким страшным контрастом.

26.7.42. 2030

Аэр[одром] Ватулино. В сосновом лесу. Совещание у нач. штаба проводит подполковник Никитин. Над нами носятся ИЛы. Это «черная смерть», кот[орую] так боятся немцы. Садятся к нам. Мы кое-что делаем. Мы должны облегчить положение юга. Мы это сделаем. Жизнь наполняется максимальным пульсом.

Тихий вечер. Тепло. Природа ласкает. Война требует жёсткости, практичности, силы и беспощадности.

Мы должны дать облегчение югу. Юг это жизнь или смерть.

9.8.42

Я часто бываю на аэродроме 122,32, 236 ап^[40]. Командиры штаба дивизии, начальники] отд[елов] «руководят» личным общением. Все там. Начальник] полит, отдела тоже там, ходит неразлучно с комиссаром дивизии. Комиссар штаба тоже стал бывать почти каждый день. И с-о-б-р-а-л-и-сь все эти начальнички и ходят, как легавые, и мешают работать – все сами дают задания… Не пойму, что же здесь делает Голованов^[41], ему же у нас в штабе делать нечего. Смотрел я его работу. Ей-богу, эту должность надо устранить, ей-богу, этой должности нечего делать.

Выполнив свою работу, я спешу ретироваться. Пребывать дольше стыдно, подменяешь своих подчинённых, мешаешь работать.

Особенно наглядно выглядят бездельники на аэродроме, их меньше заметно у нас в деревне, они сидят по хатам и их вижу во время обеда. Особенно наглядно видна наша организация штаба, организация труда. Здесь начинает бить нас немец. И он бьёт нас, особенно бьёт на юге. Уже армавирское

21.8

Вчера видел над аэродромом воздушный бой. Два ME-109 пришли и стали ждать, когда взлетят наши. Так наз[ываемая] блокировка аэродрома. По всему, то были хорошие, испытанные лётчики. Эта пара ходила кругом, чтобы бить в хвост, надо войти в круг, входя в круг, ты сам подставляешь свой хвост другому. Это и надо противнику. Это понимал и наш лётчик. У них было преимущество в высоте, и это преимущество они не отдавали. Удивительно спокойно ходили над нашим аэродромом.