Стоишь на драконовой лапе босыми ногами, одной рукой обняв шершавый ствол. Грубая чешуя царапает внутренний сгиб локтя, но тебе нет до этого дела – всё внимание направлено на спускающееся вниз привязанное к прыгалке пластмассовое ведёрко в вишнёвой шапке с лихо торчащим пёрышком – листочком. И чем оно ближе к притоптанному травяному ковру и дальше от твоей руки, тем более осязаема та вожделенная цель, ради которой и затевалось восхождение в Зелёное Царство Доброго Дракона.

А после, быстро слезая вниз, видишь ближайшее будущее – уплывающие под шагами ступеньки рассохшейся деревянной лестницы и открывающуюся дверцу чердака, хранящего для меня самую большую пустую бутылку от какого-нибудь взрослого противного напитка. В нетерпении спрыгиваю с дерева и, подхватив накренившееся ведёрко за привязанную вместо ручки проволоку, несусь к Большому Гусю, всегда радостно играющему со мной струями ледяной воды, лишь только поприветствуешь его нажатием на темное от времени металлическое крыло. Дядя Ваня и отец называли его «колонкой», но это название (я точно знаю, потому что Большой Гусь сказал мне об этом) было не очень подходящим и не отражало наличия той живительной энергии, которой обладал один из моих дядьваниных друзей. Радостная заждавшаяся струя ударяет в землю, но я подставляю под нее ладошки и напор смягчается, уходя в сторону наполненной вишней посудины. Это ничего – что я сразу же становлюсь промокшим почти до нитки, это такая игра, от которой становится свежо и весело всем участвующим в ней – и мне, и Гусю, и начавшим плясать под пенящимися струями ягодам, и даже двум мухам, почуявшим сладость. Листочек падает, подхватывается ручьём и кораблик с бесстрашными моряками на борту устремляется в дальнее плавание за приключениями, о которых никто не расскажет и не напишет книг. И я им немного завидую, пока еще совсем не понимая, что все приключения, и книги, и персонажи появляются тогда, когда я сам этого захочу. Стоит только представить бушующий черный океан, рвущиеся в клочья штормовым вихрем полотнища туч и парус, удаляющийся в горизонт навстречу опасностям.

И вот – таинство начинается. В чисто вымытую песком пузатую бутылку одна за одной скатываются бардовые мокрые шарики ягод, толкая друг друга и заполняя пространство стекла. Смотрю на них – они как будто вибрируют в ожидании, поблескивая в ответ падающему на них солнечному лучу. В горлышко опускается веточка, надавливаю и она ломаными пиками давит вишню, которая ничуть не возражает и лопается, и растекается всем своим нутром и соками, окрашивая пространство бутылки в цвет драконьей крови. В жидкости этой собрано всё, что было увидено, осознано, пощупано и чем согрето – сила старого дерева, прозрачного утра, солнца, воды и земли. Через несколько минут бутылка наполняется волшебным зельем, ради которого и затевались все поездки и походы в это райское место, навсегда оставшееся в памяти в аутентичных цветах, запахах и формах. К нему добавляются несколько столовых ложек сахара из красной в белый крупный горох сахарницы, при всыпании которого в горлышко он, по обыкновению, бежит мимо, руки и бутылка становятся неприятно липкими. Палочка вращается, образуя багровую воронку с пеной, сахар растворяется и напиток с незамысловатым названием «вишнёвка» из самой классной шпанки, собранной мною в жизни, готов.

Спустя годы и на протяжении всех этих лет воспоминания детства очень ярко и чётко всплывали из глубин памяти как некий добрый советский фильм про мальчишку, беззаботно проводившего летние каникулы в компании сказочных друзей. И когда приходило понимание очень взрослых, но не всегда осязаемых мысленно многими, вещей о токсичности накопленного опыта, которому придают гипертрофированно большую значимость и ценность, уверенно ставя обладание им как главную заслугу и приобретение жизни. И когда переживание каких-то событий, радостей, печалей, горя, счастья и других простых или кажущимися невероятно сложными человеческих вещей происходило так сказать онлайн, без записи и дальнейшего анализа, проходя сквозь твою ставшую вдруг очень реальной пустоту существования. И когда ясно видел и ощущал наполняемость и одновременную с ней опустошаемость всего себя энергией мира, дышащего и вибрирующего этими событиями, явлениями и существами, переставая быть чем-то отделенным от этого единственно возможного дыхания. Окна глаз открывались и становилось совершенно очевидным то, что на удивление не замечалось никогда ранее – прожить и испытать наслаждение от возможности чувствовать, от реальности БЫТЬ есть только один вариант – пить вишнёвый сок жадными глотками, сливаясь с его терпким вкусом, проникающим в тебя, чтобы наполнить твои вены и артерии, сок, лишенный возможности высохнуть и испариться из оставленных в бутылке ягод столь драгоценных и ненужных знаний, приобретений и жизненной мудрости.

__________________________________________

…Прохождение жизни через игольное ушко условностей и принятых добровольно не всегда понятных и приятных правил и исключений из них, сопровождалось формированием мужчин-верблюдов в своеобразный архив, где они подвергались классификации на категории, подкатегории, виды, подвиды и породы. Основные пласты сильной (в последнее время борющейся за звания «лучшей» и «прекрасной») половины человечества разделялись на:

1) Псевдосамцы. Компенсируют отсутствие внутренний силы, стержня внешними атрибутами в виде гипертрофированной мускулатуры, большими неповоротливыми автомобилями, внушающими скорее страх, нежели обладающие маневренностью и удобством управления, крупными аксессуарами и наигранной грубостью в общении, которую они же часто путают с брутальностью и полагают неким магнитом для дам особого склада, характеризуемыми как "слаба на передок", хотя как раз передок у них обладает неистощимой мощью и выносливостью, а слабость кроется гораздо выше и вбок. Со временем Тарзаны коек, Кинг Конги своих дворов и Ван Даммы местных "качалок" попадают в расставленные какой-нибудь тихой неяркой особой с большими выразительными глазами сети и подвергаются обработке, схожей с проточкой металлической болванки, зажатой в губки токарного станка, сбрасывая с себя стружку быстро дряхлеющих бицепсов, обрастая жирком и теряя всякое управление своим существованием. Ответственность за качество его перекладывается на ставшими необычайно крепкими и выносливыми плечи жены. Жизнь, которая, казалось бы, удалась, напоминает теперь тихо булькающий, без особого вкуса и запаха, кисель в маленькой облупленной кастрюльке, неприметностью своей как нельзя лучше подходящей для его приготовления. Блюдо с сомнительной способностью приносить гастрономическое и кулинарное удовольствие, но очень предсказуемое в сфере растекания по стаканам и благотворного влияния на работу желудочно-кишечного тракта. Женщина, почувствовавшая бытовую, а, следовательно, и любую другую власть над мужем быстро теряет интерес не только как к собеседнику, но и как к удовлетворителю природных нужд, начиная относится к нему как к болонке, которую время от времени нужно водить к грумеру на стрижку, кормить и выгуливать, получая взамен возможность гладить свежеостриженную сытую голову, положенную на колени и наслаждение сомнительным счастьем быть как все нормальные люди. Секс с представителем этой категории в связи с утратой к нему интереса становится схожим с мастурбацией огурцом, разогретом в микроволновке в режиме medium на одной минуте, где всю страсть и библиотеку ощущений приходиться воображать и пролистывать в сжатые сроки, понимая, что огурец быстро остывает. Можно считать удачей, если позапозавчерашний мачо приносит в дом деньги, называемые "более-менее приличной зарплатой". Под крышей одного дома, из которого разлетелись дети, остаются два одиноких человека, создающих свои индивидуальные миры и всё более раздражаясь друг на друга под покровом страха признания бессмысленности и зависимости подобного сожительства.