Печальный Пастатов

4

Так и осень, все вдаль, уходила.

Зима снова, все приходила и приходила.

Снова снега, снова зима,

Поздно – теплу. Холода!

Дядя, Пастатова, понимал:

Что от безумства он так, «сыграл!».

Дядя писал племяннику письма,

Племянник в конверт запечатывал листья

Все для дяди, сыскал идей.

А вспоминая Светлану, сердечко билось сильней.

Как оказалось: Пастатов уехал всего – на два месяца,

Как узнал одни вестницы:

«Здравствуй! Мой дорогой, племянник!

Как поживаешь, Вадик?

Пишу с плохими новостями тебе,

Светлана заболела, ей не по себе.

Все симптомы говорят, это холе…»

Не дочитав, прошипел: – Нет! Нет! Нет!-

Уже через семь часов, ехал в обратную,

Вдаль широкую, даль необъятную…

Приехал к дяде, встретило радостное лицо няни

– Где, дядя!!? Аня! Аня!-

Но та лишь развела руками:

– Не знаю! – выдавила, потопав ногами.

Пастатов сел на повозку, скорей

– Но! Но! – закричал на коней

Как он увидел Мудрецовых усадьбу:

– Боже! Где? Любовь. Дети. Свадьба!

Куда, в один миг, все исчезло?

Ведь виновно не мое заточение в манеже?!

Это наверняка, я виноват!-

Взяв крепче ухват.

Во дворе стоял служивый Кулич,

Весь в шрамах, кстати, на лице в десяток увечий.

Пастатов слетел с повозки, весь в снегу,

Куличу пришлось повозку, догонять на ходу.

Пастатов в дом влетел.

Ох, как он, мужа у Светланы, видеть не хотел.

– Здравствуйте, – сказал он.

– Приветствую, – ответил в унисон

При вида мужа Светланы,

И Дяди своего, и «рухнули ставни»

– Дядюшка, как она?

И где вообще, Света!?-

Дядя обнял Пастатова, поцеловал:

– При таких делах: наша встреча состоялась. Не знал…

Пойдем же, племянник, провожу

Где Светлана. Вроде как предалась сну. –

Тот последовал за ним.

Открыл рот, как только, Светлану увидел Вадим.

В комнате были все Мудрецовы,

Пастатов был словно подкован,

Но бросился, скорей! Светлану обнять,

Мудрецовы ни чего не могут понять…

– Вадим Вадимович..? Вы чего? К чему объятия, эти? -

Мертвое лицо, оказалось у Светы.

– Я…. Хотел бы…. Чтоб нас оставили наедине…

За одним, посмотрю, что за болезнь…. Держите вы в себе.

– Вадим Вадимович, все ушли…

Умирающей даме, все ж, расскажи.

– Боль, боль! Я жил весь год

И все так получилось…. Вот:

Я смог, только так, поговорить

Только так, не более вас любить.

Когда я вас впервые встретил,

Тогда еще было далеко до лета

И приезжал я, во второй раз

Без дяди, увидеть лишь ваших глаз,

Я не хотел искать его здесь…

Ложь была во мне, она во всяком человеке есть,

Я видел ужасный, долгий сон…

– Боже, Вадим. Вы влюблен.

– Все лето вы к нам приезжали,

А я сидел в калитке. – А чего же, вы ждали?

– А ничего я не ждал,

Я просто умирал.

И все хотелось мне, с вами поговорить,

А более того: вас любить…

Но вы женою будете теперь,

И тогда осталось, уйти мне за дверь.

О, боже! Вы бы только знали,

Как мы долго страдали…

– Я…. Я была, влюблена…

Но любовь, все-таки прошла…

Я больше его не люблю,

Но ребенка и фамилию ношу.

– Как ребенка? Не может быть…

– И я поняла, хотелось бы вас любить.

Не целуйте, вы меня.

Все! Все! У меня жизнь прошла.

– Что вы? Что вы, говорите?

О жизни, так бесскорбно, не судите!

Подождите, я вас вылечу! И не смейте!

Думать так, поверите?!

Давно? – набравшись сил: – Такие казусы у вас?

– Давно, Вадим. Прошел не один час.

Неделя, целая прошла.

– Давно, держится любовь у тебя?

– Давно, Вадим. Давно.

– Мы вылечим тебя, все равно.-

Но Пастатову не взять в толк,

У Светланы был большой срок,

В этой стадии, ей не выжить теперь…

И Пастатов уходя за дверь:

– У меня дома, травы лечебные есть

– Не уходите! Останьтесь здесь.

– Нельзя, ни как тянуть резину!

Я вернусь, быстро. Ждите меня до часа пятого, его середины.-

Пастатов ни чего, ни кому не сказал.

– Кулич, коня! – всех сотрясал…

Пастатов ни разу так, на коне не летал:

– Но! Но! – через каждую минуту кричал.

Ехать казалось, долгое время для него:

– Но почему, все так…. За что? –

Приехав, влетел домой,

Набрав сумки: всякой микстуры и травой.

Взобравшись, и поехал назад

По пути встретил его снегопад.

– Она любит меня, а я ее!

Но почему же? Не получается, все равно.-

И снова усадьба показалась вдалеке

– Еду милая! Еду, к тебе! –

Кричал он на весь лес.

И тут снегопад исчез.

Куличу опять пришлось догонять коня,

И за Пастатовым закрывать ворота.

Тот влетел и услышал рев,

И ударила в мозги кровь…

Пастатов наверх поднялся,

Как зашел, в таком положении и остался.

Мертвое тело Светланы лежало

Не шевелясь, тихо молчало,

Глаза открыты, пугали Пастатова

И все доносились последние слова с досадами:

« – Не уходите! Останьтесь здесь!

Не уходите! Останьтесь здесь!».

– Это виновен я. И опять страдание…

Повлечет на мое сознание… -

Он стоял, как скульптура, не шевелясь.

Им владела «забвения» власть.

Ему кто-то, что-то сказал,

Он не услышал и не осознал…

Туда, сюда, фигуры темные ходили

А Светлана светлая, без песчинки пыли.

Может быть, год! Может быть век.

Может минуту, стоял человек.

Его кто-то нечаянно толкнул,

А он и не понял, ему это нуль.

Вместе со Светланой, умер тогда.

Позже доктор скажет: «– Он сошел с ума!».

Но вскоре он вышел на улицу в снег,

Дядя догнал его, спросил, не дождавшись, ответ

Увел обратно его в дом.

Пастатов видел – «мертвый сон».

Так он и не видел: как Светлану хоронили,

Как в церкви ее отпевали, да ныли.

Лежал он на кровати, смотрел в окно.

Лишь по ночам закрывал око свое.

Няня кормила Пастатова с трудом,

Читала книгу вслух, на ходу засыпая потом.

Дядя сам мыл и одевал племяша,

Читал медицину, думал сгоряча:

«– Конечно! Как я хотел, чтоб племянничек

Жил у меня, но не такой повод ведь…

Дядя часто плакал в своем кабинете:

О племяннике думал, об умершей Свете…

Но дядя с тоски, сам не умирал;

За Лидией Михайловной приударял,

Та приехала к сестре Маркиной с повадкой городской

Подумал он тогда: «– Какая женщина! О-е-е-й!».

Она же приехала на праздники новогодние,

Но после их и осталась. По своей природе она

Хорошая была леди,

Но в брани, как «барыня из меди»:

Всегда будет стоять до конца.

Дядюшке нравилась она.

Вот и январь наступил…

Вдовец-генерал из-за Светланы запил,

А позже в город сбежал

Так о нем; и ни кто, и не слыхал.

Пастатов в тот день «открыл глаза»:

– Светлана! Светлана! Ты где, Света?-

Дядюшка в комнату его влетел:

– Племяш, сказал?! Все же, сумел?

– Это всего лишь сон…– упрямо

Произнесла няня.

Но она была не права,

Пастатов открыл свои «глаза»:

– Дядюшка, так охота пить.

Да и право, столько же волком выть.-

Дядюшка бегал по дому,

Радовался рожденному его слову:

– Волком выть, хочется пить!– все повторял,

И обратно в комнату с кувшином прибежал:

– Пей, племяш. Голубчик, пей.

– Не надо, дядя. Ты…. Не жалей.-

Затем родственники начали свой разговор:

– Что пропустил? Я мол…

– Ну, племяш…. Чего- то пропустил,

Время, конечно, в неизвестность пролил…

День рождение было: двадцатого, у тебя.

Поздравил с нянюшкой, налил белого вина

И тихо-смирно разошлись.

Мое пропустил. Нет, ты удивись!

Семья Пироговых уехала в центр жить,

Больше не услышим, как те будут ныть.

– А Твардовский, не приезжал?

– Ты и его знаешь? Не знал, не знал.

А…. Да, да, да, да. Ты говорил, – по вспоминал;

– Нет, племяш. Твардовский, так и не бывал

Его кто-то в Молотове видал.

Но племяш…. Советую с такими людьми не общаться.

– Дядюшка, увольте! Я хочу прогуляться.-

Выйдя на улицу, стал свежим воздухом дышать.

– А, Вадим Вадимович! Не сразу мог я узнать!

– Андрей Семенович? Здравствуйте, здравствуйте!

– Ой, не надо! Только не хвастуйте, -

Пастатов только вышел на крыльцо,

Как появилось Твардовского лицо.

– Племяш, с кем ты там беседуешь?

– Ага, – Твардовский, – Сам не ведаешь?

– С Андреем Семеновичем, беседу веду.

– Ты чего? Ни кого ведь нет. Не пойму…-

Пастатов оглянулся, и вправду – нет.

– Дяденька, показалось…. Не оклемался, видно…– дав ответ,

С ужасом влетел в дом.

Зашел в комнату, и потянуло на сон…

И в кровати своей, он увидел

Светланин взор полон злыдень,

– Ох, Вадим! Не спокойна моя душа.

Хочу забрать я, тебя.

– Чур! Чур! Тебя нет! Тебя, нету!

– Пойдем со мной! Это же я, Света.

– Света, ведь ты померла!?

– Ты то – хоть видел, как хоронили меня?

– Нет! – сглотнул слюни.

– Идем со мной, Вадюня!

– И как, мне с тобой пойти?

Боже мой! С ума сойти!

– Убей себя и со мной пойдешь!

Не убьешь, от горя помрешь.-

Дядя вошел в комнату тихо,

Как племянник разговаривал – лихо:

– Нет! Ты не Света! Тебя нет навечно…

Я завтра же схожу в церковь и поставлю свечку!

– Племянничек, мой! – начал дядя рыдать:

– Где же, ты теперь, начал летать!..-

Дядя обнял племянника, заревел

Любя его, сильно жалел.

А тот не обращая внимания, кричал:

– Изиды! Нет тебя….– и замолчал.

Наутро дядя и племянник поехали на могилу.

– Зачем же она тянула резину?

– Не знаю. Так уж пошло.

– Не пойму, я все равно…

– Племяш, скажи – с осторожностью, – По секрету

До сих пор думаешь…. О Свете?

Вижу, что ты все грустишь,

Часто отвернешься и молчишь.

– Не знаю дядя…. Но больше нет забот,

Нет других дум, других работ…

Может работой бы занимался,

Понял, на сколько, я потерялся…

– Стоп. Вот и могила ее.

Подойдешь или нет?! Решение твое.

– Подойду. – Пастатов взором укорен,

Подошел к могиле, присел. И был потрясен

Тем, видел ее вчера, а тело ее здесь.

– Да, говорят: « – Сумасшествие есть!»-

Подумал сквозь иные мысли,

И слезы его только висли.

Долго Пастатов не сидел,

Полчаса, только погост их и видел.

По дороге домой Пастатов с дядюшкой молчали

И думали об одной и той же печали.

Дядюшка заговорил, подъезжая к дому,

– Помнишь? Меня не было два месяца, ты предался в кому

Заболел я тогда болезнью, которую и доктора не знали.

Ворота из города позакрывали.

И ведь не знал, что у тебя ко мне разговор;

Я бы вырвался, перелез через забор!

Но плохо было мне тогда,

Затем вылечился и поехал сюда…

Ворожейка Марковна, ей спасибо.

Не она бы…. Светила б и мне погибель.

– Дядюшка, дядюшка. Как жизнь, нам не благосклонна! –

Его слова звучали с церковным звоном.

– Племяш, давай в церковь зайдем.

Свечки поставим, слезы польем.

– Дядь. А дядь. Давай, по поздней.

Или не сегодня. Не отошел еще от болезней…

– Ну, давай. Твое слово – закон!

Эх, ну и погодка. Играет с огнем!-

Из повозки вылезли они,

Отведя коня, домой пошли.

На ночь глядя, Пастатов долго не мог уснуть.

Он не мог понять, одну лишь суть:

От чего любовь влияет на собственное «Я»

Видать, виновна судьба.

И тут он вспомнил Твардовского. Сейчас

Часы простучали – первый час.

Кто-то за окном прошел по снегу.

Вспомнив о бедненькой Свете,

Пастатов дальше вспоминал:

Что столько времени, зря потерял.

Столько времени, зря продул!

Наконец Пастатов уснул.

Наутро проснувшись, Пастатов услышал:

Голос дяди и няни, и еще один лишний…

Одевшись, вышел в гостиную он.

Солнце освещало его, со всех сторон.

– О, племяш! С добрым утром тебя!

А кстати, это Лидия Михайловна!

– Рада познакомится, я с вами!

Вы бы только знали…

Сколько дядя ваш, о вас говорил!

– Что вы, Лидия Михайловна?! – дядя проныл.

– Рад и я! Познакомится с вами.-

Пастатов развел руками.

– Ну, что вы. Что вы…– за всю скуку

Пастатов поцеловал ей руку.

« – Ух, ты! Племяш, да ты – Казанова!»-

Лезла мысль дяде в голову, снова и снова.

– Я слышала, вы медициной занимаетесь?!

И научными терминами «ругаетесь»?

Поведайте нам: странный мир…