Смерть грабителям, или Ускользнувшее счастье

3

Андрея Николаевича не пришлось уговаривать, чтобы он явился в сыскное отделение. Главный инспектор только спросил:

– Господин Филиппов, в котором часу вас не затруднит меня принять?

Владимир Гаврилович готовился к долгому разговору, а здесь…

– В котором я вам не причиню беспокойства?

Господин Горчаков ни на секунду не задумывался, а сразу же произнёс в чёрный раструб телефонной трубки.

– В два часа пополудни вас устроит?

– Жду вас, Андрей Николаевич.

Горчаков с интересом листал альбомы с фотографическими карточками преступников, несколько раз останавливал долгий взгляд то на одном лице, то на другом. Потом отрицательно качал головой.

– Увы, не он.

Когда закрыл последнюю страницу последнего альбома, сказал извиняющимся тоном:

– Простите, господин Филиппов, но среди просмотренных мною лиц того молодого преступника не было.

– Жаль, – посетовал начальник сыскной полиции.

– Значит, как я понял, вы их не разыщете?

– Андрей Николаевич, вы превратно поняли мои слова. Я сказал, жаль, что вы никого не узнали. Нам это облегчило бы дознание, но теперь придётся идти не самой короткой дорогой, а чуть подлинней. И уверяю вас, что разбойники, напавшие на вас, будут найдены.

– Обычно в романах в таких случаях для успокоения потерпевшего дают обещания.

– Вот это зря, могу вас уверить, что в обычае дают обещания те, кто не способен на самостоятельное мышление. А у нас крепкая служба, мы и без обещаний не даём покоя столичным и приезжим преступникам.

– Рад слышать это от нашего российского полицейского.

– Да, мы не англичане, но кое-что в сыскном деле мы смыслим. Простите, Андрей Николаевич, что вынужден был вас отвлечь от важных дел, но вы сами понимаете, что чем больше мы узнаем, тем лучше для дела.

Через четверть часа Филиппов распорядился, чтобы к нему пригласили Власкова и Лунащука. Последние не заставили себя ждать. Явились минута в минуту, и на обоих лицах читался невысказанный вопрос: опознал ли потерпевший кого-нибудь по фототографической карточке портрету?

– К сожалению, мы топчемся на том же самом месте, где были и вчера. Грабители у нас слишком неприметные. Никто их не видел, никому на глаза не попадались.

– Не совсем так, – подал голос Власков, – сегодня с утра мы вновь побывали у дома господина Горчакова. Михаил Александрович разговаривал со слугой потерпевшего, а я вновь прошёлся по домам в ту сторону, куда преступников увезли сани. Так вот, оказалось, что на первом перекрёстке лошадью чуть было не сбили переходящего улицу. Им оказался Степан Переверзев, служащий при графе Миронове. Почему известно имя? – Николай Семёнович посмотрел на начальника. – Этот самый Переверзев пожаловался городовому, тут же несущему службу. Так вот, Степан тоже описал молодого человека, который бил господина Горчакова. И добавил ещё одну деталь. Видимо, когда Андрей Николаевич упал, то задел лицо бандита и оставил на нём двойную царапину.

– В каком смысле «двойную»?

– Горчаков ногтями двух пальцев оцарапал лицо нападавшего.

– Примета, конечно, важная, но через несколько дней от неё не останется ни следа, и тогда придётся уповать только на портрет, составленный господином Горчаковым.

Молчание оставалось ответом.

Первым нарушил воцарившуюся тишину Владимир Гаврилович.

– Любезные господа, о том, что в квартире никого не будет, могли знать преступники только от двух человек.

– От самого хозяина, – подхватил Власков.

– И его слуги Ефима, – дополнил Лунащук.

– Что тогда рассиживаемся?

4

Согласно сведениям, полученным в Адресном столе, Григорий Перинен в столице не проживал. Бережицкий ранее уточнил, что кухарка венчалась двадцать четыре года тому с чухонцем, который через год попросту исчез, не оставив по себе ничего, только сына, которого Ульяна назвала в честь своего отца. И записала Григорием Григорьевичем Периненом. Это озадачило Геннадия Петровича. Ведь если он явился на квартиру господина Елисеева так скоро, то должен был проживать недалеко. Тем более дворник дома, где поселился сын Ульяны, должен был заполнить листок прибытия не позднее следующего дня. А здесь получалась не совсем ясная картина. Либо Григорий проживает по чужим документам, либо хорошо знаком с хозяином метлы и лопаты.

– Ну, что, Ваня, – озадаченно спросил Бережицкий у Бубнова, – как нам найти этого самого Перинена?

Иван, молодой человек двадцати шести лет, снял с головы шапку и пригладил волосы.

– Геннадий Петрович, – молодой сотрудник сыскной полиции со всеми был уважителен и обращался исключительно на «вы», – у меня есть одно предложение, но боюсь, оно вам не понравится.

– Высказывай, а уж это предложение мы обсудим.

– Стоит пойти к Ульяне, так зовут кухарку, – и на утвердительный кивок старшего товарища по службе продолжил: – Так вот, стоит пойти к Ульяне и прямо у неё спросить, где находится её сын.

– Но она же сразу насторожится.

– А мы этого и добиваемся.

– Не пойму я, – сжал губы полицейский.

– Вы высказали соображение, что Григорий проживает где-то рядом. Так?

– Да, я так думаю.

– Значит, наша подозреваемая запиской предупредила сына о том, что в доме Елисеева крупная сумма денег, и стоит пошевелиться, чтобы дело сошло с рук. Так?

– Так.

– Тогда, следуя размышлениям кухарки, Григорий понадобился полиции отнюдь не для награждения, а попал он отчего-то в подозрение. Так?

– Ну что ты, ей-богу, Ваня, заладил: «так», да «так», ты толком говори.

– Ну, ладно, – Бубнов тяжело вздохнул, – весь эффект от моей речи, Геннадий Петрович, пропал впустую. Если она в прошлый раз отправила кого-то за сыном, то почему сейчас не попытается его предупредить?

– В твоих словах что-то есть, – и Бережищкий прищуренными глазами посмотрел на Ивана и погрозил ему указательным пальцем, но тут же спохватился: – А если не пошлёт?

– Тогда пойдёт сама, – так же спокойно сказал полицейский надзиратель третьего разряда.

– А если не пойдёт?

– Не буду убеждать, дорогой Геннадий Петрович, давайте посмотрим. Для начала посетим вашу разлюбезную Ульяну Перинен.

– Но если… – и Бережицкий вновь погрозил указательным пальцем.

Кухарка встретила полицейских с настороженностью. Смотрела в сторону, словно прятала взгляд.

– Ульяна, – первым сказал Бубнов, – не будешь ли так любезна поведать нам об ухажёре Катерины?

– Каком? – изумилась кухарка.

– А что, у неё не один? – спросил Бережицкий.

– А что, она не делится с тобой новостями? – следом задал вопрос Бубнов.

– А что, должна? – не осталась в долгу кухарка.

– А что, ты с ней не в одной квартире проживаешь?

Ульяна зло посмотрела на молодого полицейского и увидела в нём скрытого врага.

– Если бы я следила за всеми новостями, то мне недосуг было бы готовить.

– Это так, но неужели ты с ней ни о чём не разговариваешь?

– Некогда мне с ней лясы точить, – злость так и прорывалась сквозь ту любезность, которую Ульяна хотела изобразить перед полицейскими.

– Не знаю, – задумчиво произнёс Иван, пригладив и без того ровно лежащие волосы, – а вот она нам о твоём сыне Григории поведала. Говорит, загляденье молодой человек, – Бубнов отметил, как тень беспокойства пробежала по лицу собеседницы, – заботливый, говорит, мать не забывает, частенько в гости приходит…

– Врёт она всё, на меня наговаривает.

– Как это врёт? Неужели матери неприятно, когда сын в гости захаживает?

Женщина умолкла, явно искала отповедь.

– Давно его не видела, – наконец выдавила из себя кухарка, – далеко ему и накладно из Выборга сюда ездить. Катька путает всё, это к ней, когда хозяев дома нет, этот самый, как его, – обрадовалась, словно вспомнила имя, – вот, Пашка захаживает, и он её у дома, когда пожар случился, ждал, – с нажимом произнесла онаи добавила торопливо: – А сына я давно не видала.

– Не видала так не видала, большой беды в этом нет.

– Вы, господин Бережицкий, – фамилию Геннадия Петровича произнесла без ошибки, словно неоднократно повторяла, – к хозяевам или как?

– К хозяевам, – кивнул головой полицейский надзиратель, – вот принёс неприятную новость, что они сами виновны в пожаре.

– А что ж вы про сына моего спрашивали? – вырвалось у кухарки, но она тут же прикусила язык и несколько раз перевела взгляд с одного собеседника на второго.

– Когда приносишь плохую весть, всегда хочется отсрочить разговор, вот и идёшь словно на плаху.

– А-а, – протянула Ульяна, – да вы не бойтесь, хозяева у нас добрые.

– Вы, Геннадий Петрович, несите весть господам Елисеевым, а я уж подожду вас на улице, в портерной.

– Всегда вот так, – пробурчал Бережицкий, приняв правила игры у младшего товарища, – как хорошую весть, так ты, а как… – и, махнув рукой, направился к Егору Ивановичу.

К хозяевам Геннадий Петрович так и не зашёл – в тот час, когда полицейские беседовали с кухаркой, господин Елисеев с супругой укатили на встречу со старыми приятелями.

В портерной, находившейся на противоположенной стороне от дома погорельцев, Бубнов устроился за столом, стоящим у окна, и с интересом поглядывал на арку. Из неё, по расчётам Ивана, должен был появиться либо гонец, либо сама Ульяна. Первым вышел Бережицкий, и не успел он пройти к столу, за которым наслаждался пивом Иван, как из-под арки выбежал малец лет десяти, в шапке-ушанке с торчащим вверх ухом. Через десяток шагов остановился, оглянулся на дом, покачал головой и дальше начал фланировать по улице прогулочным шагом.

Полицейские переглянулись – во взгляде Бережицкого читалось удивление, смешанное с уважением, – и, не говоря ни слова, направились за мальцом.

5

Господин Горчаков, невзирая на потрясение от наглого налёта преступников, не сказался больным, а убыл с самого утра на службу. В квартире оставался Ефим.

Когда в дверь кто-то позвонил, слуга Андрея Николаевича струсил и на цыпочках, сняв туфли, прокрался ко входу и стал прислушиваться к звукам на лестничной площадке. Но, к своему несчастью, ничего не услышал – ни звуков, ни голосов. Потом набрался смелости и отворил замок. Резонно рассудив, что бандиты два дня подряд одну и ту же квартиру грабить не будут. И хозяин спуску не даст, если он не узнает, кто приходил и зачем.

Перед Ефимом предстал элегантный господин в хорошем дорогом пальто и с тростью в руке. Незнакомец спросил:

– Ты Ефим?

Слуга Андрея Николаевича ещё больше оробел. И посетовал на себя, что поддался минутной слабости и отворил дверь.

– Я, – заикаясь, выдавил он из себя.

– Вот ты-то мне и нужен. Михаил Александрович Лунащук, чиновник для поручений при начальнике сыскной полиции, – отрекомендовался незнакомец.

Ефим облегчённо вздохнул и вытер со лба выступившие внезапно на лбу капельки пота.

– Я Ефим, ваше благородие, – более уверенно повторил слуга.

– Хорошо, голубчик, хорошо. Тем более нам с тобой есть о чём поговорить.

Ефим услышал какую-то скрытую угрозу в словах чиновника для поручений и почувствовал, как по спине потёк холодный ручеёк.

– Ва…

– Ефим, мы здесь будем разговаривать, или всё-таки впустишь в квартиру?

Слуга отступил в сторону, приглашая незнакомца войти, а потом, когда Михаил Александрович прошёл вглубь квартиры, опомнился: ведь не спросил даже документа! А вдруг один из вчерашних бандитов вернулся?

Лунащук обернулся, словно спиной почувствовал растерянность Ефима.

– Читать умеешь?

– Умею, – произнёс тот, запинаясь.

– Вот, – и чиновник для поручений предъявил документ, удостоверяющий, что коллежский секретарь Лунащук Михаил Александрович состоит в должности чиновника для поручений при начальнике сыскной полиции господине Филиппове.

– Ваше благородие, я ж вам… – хотел сказать «верю», но как-то это вышло бы нелепо. Какой-то там слуга крестьянского роду выказывает недоверие дворянину. – Ваше благородие, вы простите, но вот вчера…

– Я по этой причине и хочу с тобой поговорить, – тон визитёра стал серьёзным.

– Да я, ваше…

– Хватит вашкать, зови меня Михаилом Александровичем, а то заладил: «ваше благородие, ваше благородие», – не выдержал Лунащук.

– Ва… Михаил Александрович, что ж я знаю, если меня и дома-то не было?

– Ефим, мы будем с тобой в коридоре беседовать или проводишь меня в гостиную?

– Пожалте.

Лунащук прошёлся по гостиной, остановился у окна, приподнял тростью штору.

– Стало быть, здесь всё и произошло.

– Точно так, как Андрей Николаевич рассказывали.

Чиновник для поручений хотел сесть в кресло, но передумал, отодвинул от стола стул и сел, положив ногу на ногу.

– Значит, говоришь, тебя дома не было?

– Совершенно верно, меня барин отпустил до вечера.

– Странно получается, – Лунащук пристально посмотрел на слугу, – ты присядь, голубчик. В ногах, как говорится, правды нет, а мне она нужна, ибо тех разбойничков мы скоро повяжем, – многозначительно добавил чиновник для поручений, постукивая тростью по левой ладони. – Пока не поздно, Ефим, рассказывай.

– О чём, ва… Михаил Александрович? – слуга заёрзал, намереваясь вскочить, но так и остался сидеть на краешке стула.

– Обо всём, – Лунащук подмигнул собеседнику.

– О каком «обо всём»? Меня в квартире не было, я ничего не видел. Об чём я смогу рассказать?

– То-то и странно, Ефим, – Лунащук поднялся и начал прохаживаться от окна до стены и обратно, при этом не теряя из виду слугу. – Видишь ли, ты отпросился у Андрея Николаевича, сам господин Горчаков должен был быть на службе. Отсюда получается, что кто-то сообщил преступникам, что в квартире никого не будет.

В голове Ефима вихрем закружились мысли. и тут же он их высказал:

– Вы думаете, что это я разболтал бандитам?!

– Ну, а кто ещё? По-твоему, сам господин Горчаков разболтал, что слугу отпустил до вечера?

– Вам, конечно, виднее, Михаил Александрович, но вы напраслину на меня возводите. Я при господине Горчакове десятый год состою и никаких обид от него не видел. И что я буду грабителей на него наводить? Эге, – покачал головой Ефим, потом опять что-то мелькнуло у него в голове. – Скажите, а не проще ли мне было вернуться самому, я же знал, что хозяина дома не будет, и совершить покражу, словно кто-то к нам залез. И не надо с подельниками делиться. Так что понапрасну вы меня обижаете. Я десять лет верой и правдой… – по щеке слуги потекла слеза. – Напрасно вы так.

– Хорошо, Ефим, я допускаю, что ты невиновен, но тогда расскажи, как и от кого бандиты узнали, что в квартире никого не будет?

6

Малец оказался довольно шустрым, и двое полицейских из сыскной полиции едва его не упустили.

Ещё ранее надзиратели не сошлись между собой во мнениях.

– Если ты, Ваня, прав, то посыльного надо брать сразу.

– Э, – говорил второй, – а если он ничего не скажет? Тогда что?

– Хорошо, соглашусь с тобой в том случае, если сама Ульяна пойдёт сына предупреждать. Тогда за ней проследим, а вот если, не дай бог, какого она мальчонку пошлёт, то можем его упустить, и… ищи тогда по белу свету поджигателя.

– Геннадий Петрович, давайте уговоримся: что Григорий – поджигатель, это пока наши с вами подозрения. А как было на самом деле, надо выяснить.

– Но ясно же и без…

– В том-то и дело, что Григорий побывал у матери перед самым пожаром, но мы же с вами не знаем причины его прихода.

– Тогда мы у посыльного это и узнаем.

– Вашими бы устами…

На том и порешили. Если появится Ульяна, то проследить за ней, а если посыльный… то по обстановке.

Малец не оглядывался, а шёл, засунув руки в карманы. Наискосок перебежал через Каменноостровский проспект, едва не попав под гружёную телегу, невесть откуда появившуюся здесь. Свернул на Большую Монетную и остановился напротив дома номер 8. И только там посмотрел по сторонам, словно проверял, не следует ли кто за ним.

Бубнов едва поспел за ним. Заметил в последнюю минуту, как малец постучал ногой в дверь квартиры первого этажа, отпрянул назад.

– Что пришёл? – послышался приятный баритон после того, как скрипнула дверь.

– Маманя ваша записку прислала.

Послышался шорох, потом мальчишка произнёс:

– Э, нет, – Бубнов представил, как он спрятал за спину руку, – в прошлый раз мне обещан был полтинник, а я получил двугривенный.

– Ладно, вот тебе…

– Не, полтину.

– Да я тебе уши надеру.

– Догоните сперва, – малец отскочил в сторону.

– Ладно, получай свою полтину.

Мальчишка опрометью промчался мимо Бубнова, едва не задев последнего.

Раздался металлический щелчок.

Иван понял, что дверь заперта. Почти на цыпочках, чтобы не создавать излишнего шума, полицейский сперва поднялся на три ступени и посмотрел на номер квартиры, потом вышел из парадной.

– Ну что? – нетерпеливоспросил надзиратель первого разряда.

– Там он.

– Один?

Бубнов усмехнулся: мол, откуда мне знать?

– Может быть, его… – сощурил глаза Бережицкий.

– Можно, но давайте, Геннадий Петрович, поступим так. В парадной швейцара нет, поэтому я узнаю у дворника, кто проживает в квартире за номером два. И сколько там человек бывает. А потом уже решим, что делать дальше. Хорошо?

– Ладно, но чтобы одна нога здесь…

Дворник, моложавый мужчина с небольшой бородкой и хитрым взглядом бегающих маленьких глаз, сперва начал рассказывать о других жильцах, увидев в Иване слишком молодого неопытного полицейского. Но когда Бубнов взял хитреца за воротник и встряхнул, последний стал словно на полголовы ниже.

– Ваше благородие, двое там живут. Один Гришка, фамилию не знаю, – дворник сжал крепче лопату так, что побелели костяшки пальцев. Видно, что испугался. – Шустрый такой, лет двадцати пяти, разговорчивый, байки любит травить, а вот второго я толком не видел. Ходит в форменной шинели, но какого ведомства, я не разглядел. Он, гад, и на глаза мне не попадался, а ежели кто к ним записки передавал, то всегда молодой принимал… Где они были два дня тому? Ваше благородие, откель мне знать? Они иной раз утром уходят, а иной днём, возвращаются поздним часом… Что ночами делают? А почём знать, – метнул робкий взгляд на полицейского, – я ж, ваше благородие, за ними не слежу.

– Почему их паспорта в участок не отнёс?

Дворник побледнел.

– Ладно, с тобой хозяин разбираться будет, а мне другое интересно: почему ты преступников укрывал?

– Да я…

– Ты, голубчик, в нехорошую историю попал. Не понял, что они приходят в разное время и паспорта не отдают? Ты с ними заодно и их покрываешь?

– Ваше…

– Что «ваше»? Только сейчас тебе стало ясно, кто они?

– Да я…

– Ладно, об этом позже поговорим, а теперь говори, кто сейчас в квартире?

– Так только молодой.

– Откуда тебе известно?

– Так тот в шинели ещё с утра куда-то ушёл…

– Ты ж говорил, что лица его не видел?

– Со спины только, а Гришка меня в трактир посылал за пирогами и пивом.

– Понятно. Они просили тебя, чтобы предупреждал, когда кто-то к ним интерес проявит?

– Да.

– Тогда стой здесь, и ни шагу с места. Если узнаю, что ты предупредил, то на каторгу тебя ушлю.

– За что?

– Да хотя бы за убийство.

– Ваше…

– А ты что думал, медаль за безупречную службу от градоначальника получишь?

Иван повернулся и направился в парадную, где остался ждать Бережицкий.

Геннадий Петрович лежал на первой ступеньке лестницы и держался за живот.

– Гришка… сбе… жал… тот… то… же… меня… а… я… а… – и лишился чувств.

7

– Михаил Александрович, – на глазах Ефима выступили слёзы, – ну, не повинен! Никому я не говорил о том, что в квартире никого не будет. И не знаю, откуда эти вот прознали.

– Хорошо, я тебе, допустим, верю, но каким образом бандиты оказались, как говорится, в нужном месте и в нужное время, каким?

– Михаил Александрович, не знаю. В день тот я только с утра отпросился у Андрея Николаевича…

– А господин Горчаков говорит, что ты за день до несчастного случая просил тебя отпустить, – каменное лицо Лунащука ничего не выражало.

– Андрей Николаевич путает…

– Может, ты меня путаешь?

– Как мне вас уверить, что не виновен я ни в чём.

– Вспоминай тогда, любезный, где и когда от тебя могли слышать преступники, что никого дома не будет?

– Если б я… если б я… – Ефим вытер слёзы рукавом, – не знаю я!

Филиппов выслушал Лунащука, тронул указательным и большим пальцами усы.

– На самом деле, я согласен с вами, Михаил Александрович. Ефиму незачем организовывать кражу на квартире Горчакова. Вы говорите, что он служит при Андрее Николаевиче десятый год?

– Да, десятый.

– Ну вот, Ефим своего хозяина хорошо знает и, действительно, если бы имел желание что-то украсть, то Горчаков бы и не заметил пропажи. Зачем ему так рисковать?

– Владимир Гаврилович, вы правы. Но кто-то же имел возможность узнать об отсутствии в квартире не только хозяина, но и слуги?

– Пока мы имеем загадку, тем более о Ефиме Горчаков не стал бы рассказывать в компании.

Дверь в кабинет Филиппова отворилась, и на пороге застыл полицейский надзиратель третьего разряда Бубнов. Всколоченные волосы, дико горящие глаза, прерывистое дыхание – всё говорило о том, что случилось что-то из ряда вон выходящее.

– Вла… Вла… Владимир Гаврилович, – наконец начал более или менее спокойно дышать.

– Сядь, – властно произнёс начальник сыскной полиции и указал рукой на стул, – сядь и глубоко вздохни три раза.

Иван выполнил распоряжение.

– Теперь докладывай.

– Вы придали меня Геннадию Петровичу в помощь расследовать дело о пожаре у господ Елисеевых. Бережицкому удалось узнать, что к несчастному случаю, возможно, причастен сын кухарки Григорий Перинен. Вот его поисками мы и занялись. Рассудили: если он причастен, то живёт где-то неподалёку, потому что Ульяна, его мать, вызвала его запиской и Григорий довольно быстро прибыл.

– Поэтому, – перебил Филиппов, – вы сочли за лучшее нагнать на кухарку страху, чтобы либо она сама направилась к сыну, либо снарядила посыльного. Понятно. Нашли?

– Нашли.

– Посчитали, что Григорий один и не вызвали подмогу из «Летучего отряда» для арестования?

– Не совсем так. Пока Геннадий Петрович стоял на карауле недалеко от двери квартиры, где проживает подозреваемый, я отправился беседовать с дворником. Оказалось, что в квартире проживают двое: Григорий и неизвестный, которого дворник толком не смог рассмотреть.

– Дворнику много заплатили, чтобы он закрыл глаза и не отнёс паспорта в участок?

– Не выяснил.

– Что случилось? Упустили?

– Да, – потупил взор Бубнов, – Григорий, получив записку, видимо, засобирался и сбежал, ранив при этом ножом в грудь Бережицкого…

– Геннадий Петрович жив?

– Слава богу, рана не смертельная, но в память Геннадий Петрович пока не пришёл.

– Вы меня до добра не доведёте. Хорошо, что жив, а то, что подозреваемый ушёл, – полбеды. Куда он от нас денется? Ладно, – Филиппов опустил взгляд на руки, которые положил сцепленными в замок, на столешницу. И подытожил. – По двум делам у нас продвижения нет, подозреваемый в поджоге сбежал, а в нападении на господина Горчакова у нас даже и подозреваемого нет. Негусто, господа, негусто. Что ты собираешься, Иван, предпринять?

– Если честно, то пока… не совсем уверен в том, что надо делать. Устраивать засаду в квартире, где жил Григорий? Бесполезно – он, видимо, забрал ценные вещи, деньги и документы, поэтому выйдет пустая трата времени. Остаётся следить за кухаркой – если она держит сношение с сыном, то непременно Григорий должен ей написать или прислать посыльного…

– Вот именно, Ваня, если пришлёт письмо или телеграмму, то слежка за кухаркой бессмысленна.

– Но если забрать Ульяну на допрос, то она всё равно ничего не скажет. И во второй раз на уловку со слежкой не попадётся.

– Верно, но мы можем оповестить полицейские части и участки о розыске Григория Перинена. Вторую квартиру ему трудно будет найти, да и не по карману. За одну он каждый месяц почти двадцать рублей отваливал, а ещё за вторую.

– Владимир Гаврилович, а если квартира есть у его соучастника?

– Не думаю, – начальник сыскной полиции склонил голову к правому плечу. – Вот ты, Ваня, говоришь, что их двое. Жильё получили, потому что, – посмотрел на Бубнова, – дворник их знакомец, а значит… Вот что, Михаил Александрович, возьмите с собою трёх агентов из «Летучего отряда»…

– Можно и мне? – вскочил со стула Иван.

– Как же без тебя? Ты с дворником беседу имел, так что тоже поезжай с Михаилом Александровичем. И действуйте согласно обстановке и полученным сведениям. Понятно?

– Конечно, – Лунащук отошёл от шкафа, к которому прислонялся плечом.

– И быстро, господа. Если Григорий пока не приходил, то из дворника верёвки вейте, на кол посадите, но узнайте, кто его свёл с Григорием. И не забудьте про обыск в квартире – может быть, там преступники в спешке что-то могли забыть.