Читать книгу: «Тяжёлая реальность. Флибустьер», страница 4

Именно благодаря всем этим мыслям парень сейчас прекрасно понимал, что ему нужно толкнуть эту эльфийку ещё дальше в болото проступков против собственного народа. Ведь сейчас она что сделала? Перешла дорогу одному какому-то там семейству. Да, возможно, обеспеченному и влиятельному. Но наверняка там имеются и другие такие же семьи, которые между собой конфликтуют? Благодаря чему, Сейрион всегда может найти для себя другого покровителя, предоставив тем что-то ценное, что смогла “увести” у этой семьи? И в данном случае именно ценным можно было предоставить самого Кирилла или же его модификации корвета. Однако, когда её преступления против собственного народа будут иметь отношение не только к личным ресурсам какой-то одной могущественной семьи, а фактически ко всей этой Империи… В этом случае у неё выбора не будет. Насколько бы не были могущественными её потенциальные покровители, против всей Империи они уж точно пойти не смогут.

И именно на этом сейчас и собирался сыграть Кирилл, старательно разузнавая у неё всё то, что эта дамочка могла знать про потенциальные маршруты различных кораблей, имеющих отношение именно к имперскому флоту. Да. Он понимал, что там велик риск. Но есть и возможность. Ведь, например, если есть какие-то промежуточные системы, которые эльфы считают полностью своими и подконтрольными, То именно там наверняка они чувствуют себя вполне свободно. А значит, именно там и можно попытаться их подловить. Он не собирался устраивать охоту на какой-нибудь сверхтяжёлый линкор или даже дредноут. Это было бы очень глупо, и даже по-детски наивно. У него из экипажа только он сам и эта эльфийка. Как максимум, его собственный корабль под управлением искусственного интеллекта ,который и так с трудом справляется со всеми этими новшествами, что парень привносил в собственный корабль. Поэтому он понимал главное… Ему нужны те самые виды оборудования, подходящие для его корабля, считающегося в далеком прошлом тяжёлым корветом. А для кого-то даже сверхлёгким крейсером, или фрегатом… Ну, тут смотря с какой стороны смотреть на эту ситуацию. По сути, сейчас его корабль был длиной триста семьдесят метров в самой длинной части корпуса. А вооружён – как полноценный фрегат. И это, не считая его главного калибра, который, кстати, выполнял основную функцию именно в виде каркаса центральной оси его корабля. Благодаря чему, кстати, этот кораблик мог производить посадку на планету. О чём так же не стоило забывать. Не каждый корабль был способен на подобное, особенно из последних модификаций. Да. Корабли эльфов были ажурными и красивыми. Но прочность у них была средняя. И при воздействии того же сопротивления атмосферы или притяжения планеты их корпус мог просто не выдержать и развалиться, ещё находясь в воздухе. Этот же корабль был более прочным, словно его заведомо разрабатывали для каких-то миссий либо в атмосфере отдельных планет, либо вообще на их поверхности.

Что дало бы ему возможность даже в Звёздной системе, где есть заброшенные или даже никому ненужные пустынные планеты прятать свой корабль там, где его просто никто не ожидает, что явно лишит потенциальных противников любых вариантов противодействия. Особенно если они не ожидают со стороны планеты появления такого "сюрприза".

Эльфийка практически сразу поняла, что парень готовит какую-то пакость для представителей её родной расы. Однако противодействовать ему никак не могла. Ей пришлось рассказывать про то, как она некоторое время служила в патрульных силах Империи. И его догадки оказались вполне верными. Практически на окраине территории Империи имелась подходящая Звёздная система, которая у эльфов считалась проходной или промежуточной, как здесь говорят. Через неё часто проходили различные патрули. Но уже давно они не воспринимали эту территорию как возможную угрозу для себя. Да. Там имелся уже давно практически “под ноль” выработанный астероидный пояс. Никаких полезных ресурсов там и близко быть не могло. Имелась пара разбитых, по какой-то причине, ив далёкой, фактически недосягаемой древности, спутников. Представляющих из себя разве что кучу мусора и обломков. Ничего ценного там и близко не было. Слабое светило в виде красного карлика освещало эту пустынную территорию. Так что эльфы даже не замечали, когда проходили через эту Звёздную систему. И именно на этом парень и собирался сыграть, устроив там своеобразную засаду и дождавшись какой-нибудь корабль-курьер или одинокий патрульный фрегат. Всё только для того, чтобы усилить собственные возможности. Ему были нужны части оборудования для собственного корабля. Он не собирался летать на фрегате эльфов. Тем более какого-нибудь новейшего образца, или последнего поколения. Это было бы глупо даже предполагать. Так как на него тут же объявят охоту всем Имперским флотом. А вот если он будет летать на своём старом, с виду, корвете… Внутри корпуса которого будет достойная начинка… Тут дело уже совершенно другое. Тем более, что даже сама эльфийка не могла взять в толк саму мысль того, что собирался провернуть парень. Ведь она банально не понимала того, зачем ему может быть нужно охотиться на современные корабли эльфов. Ладно если бы он собирался перепродать подобное оборудование или даже сами корабли кому-нибудь из их прямых конкурентов-врагов? Это ещё как-то можно было бы понять… Но то, что он собирался провернуть… Даже для неё выглядело просто дико. А для него это было вполне нормально, и даже в чём-то предсказуемо. Потому что парень понимал главный нюанс… Его корабль должен стать воплощением того самого Троянского коня. Снаружи он выглядит обычным и даже в чём-то безобидным. Особенно в отношении других, более современных кораблей. А вот внутренняя начинка даст фору любому из них. Да и искусственному интеллекту будет куда проще проводить сопряжение систем, когда они будут соответствовать его классу, а не к какому-то жуткому старью или непонятному “разнобою”, собранному из подходящих по размеру в примерном варианте видов оборудования.

Честно говоря, наблюдать за тем, как эльфийка всё больше и больше психологически "ломается", Кириллу даже нравилось. Он не применял к ней физическую силу, а именно только психологию. И сейчас, заставляя её планировать эту охоту на собственных сородичей, парень вынуждал её всё больше и больше погружаться в эту клоаку потенциального преступления против собственного народа. Чем больше она это осознавала, тем меньше у неё оставалось надежд на то, что она сможет вырваться из его рук и стать свободной и даже более того… Заслуженный на родине. Да. Она заслужит на родине кое-что… Но только не ордена и награды, а кое-что другое. И в этой ситуации станет именно тем, кто ему нужен. Верным помощником, который просто никуда не сможет деться. Кажется, на Земле подобное называлось круговая порука? Вроде бы именно так в различных преступных синдикатах некоторых индивидуумов заставляли стать членами их группировки, вынуждая банально кого-нибудь убивать собственными руками? Ну, в данной ситуации, он не собирался никого убивать. По крайней мере, без видимых причин. А зачем? Он ведь понял главный нюанс. Эльфы могли стать весьма дорогостоящим товаром на рынке! И почему бы ему не воспользоваться этой возможностью, чтобы укрепить свои позиции? Эльфы собирались сделать из него раба? Да. Собирались. Теперь пусть почувствуют на себе всё то же самое.

К тому же, эта дамочка сама ему рассказала о том, что те же патрульные Империи, когда видят какой-нибудь одинокий корабль, не имеющий государственной привязки, например, какой-нибудь вольный торговец, идущий по своим делам, они могут позволить себе просто напасть на него и уничтожить такой корабль. Просто потому, что им захотелось… Потренироваться… Иногда они позволяли себе захватывать членов экипажей таких кораблей. Для тех самых игр. Да… Да… Для тех самых игр, в которых Кирилл уже поучаствовал. Именно поэтому он понимал, что в данной ситуации у него нет никаких причин для того, чтобы мучиться моральными терзаниями в отношении того, что кто-то из “невинных” представителей этой расы может, совершенно случайно, пострадать по его прихоти. Всё только по той причине, что для эльфов было в порядке вещей иметь в собственном распоряжении “низшее существо” в виде игрушки. А низшими для них являются представители любой возможной расы разумных существ. Да. Они предпочитают обзаводиться разумными питомцами. Им так "веселее и интереснее". Так что ничего странного в том, что они сами станут чьими-то питомцами, Кирилл теперь не видел. И даже заставлял эту эльфийку саму ему в этом помогать.

Новый путь

Ночь на Вольной станции гоблинов была как забытый том, страницы которого тихо шуршат под пальцами. Лампы причала мерцали, отблески ржавого металла дрожали в стекле, и в этом мерцании всё казалось ненадёжным, словно можно было отломить целую жизнь пальцем, если нажать в нужном месте. Кирилл стоял у иллюминатора, смотрел на сплетение ходов и доков, и думал так, как думает охотник, у которого в клетке трепещут ровно две мысли… Добыть и не попасться… Но на этот раз в его голове шуршали не только мысли – там создавался план слов и привязок, а не чертежей и капитуляций.

Он начал очередной разговор как всегда – мягко, но с твердостью, как человек, который знает цену предложения. Не угрозой, не приказом, а намёком, как тот, кто кладёт на стол карту и улыбается, ожидая, что другой увидит ту скрытую линию, что ей выгодна.

– Нам не хватает рычагов. – сказал он, не отрывая взгляда от огней. – Наш корабль надёжный, но слишком… Старый и слабый… Было бы неплохо иметь в нём больше техники, что могла бы держать удар и дольше жить.

Сейрион посмотрела на него так, как смотрят старые часы – с пониманием, но с внутренним циферблатом, где каждый час – воспоминание. В её глазах вспыхнула искра, которой он всё ещё немного опасался. Не искра благодарности, а искра старой гордыни, подогретой слабо тлеющими огоньком надежды. Она усмехнулась – тихо, и в этом усмешке был свод древних договоров.

– Ты хочешь то, что у нас было. – Сказала она. – У вас есть способ добраться до такого? – её голос не дрогнул, но скрытый смысл был ясен. У неё снова появилось видение свободы, выточенное на чужом металле.

Она предложила не что иное, как охоту в легенде. Взять цель, столь драгоценную, что сама её добыча сотворит новую жизнь. В её воображении сияла сцена – один перелом, один удар, и на её ладони окажется не только механика, но и знак свободы. Документы… Коды… Имя, которое отмоет позор. Её предложение звучало как вызов, но в его тоне тянулось и обещание:

“Если ты падёшь – то и мне не поздоровится… Но если ты победишь…”

Кирилл услышал в её словах не только надежду, но и ту самую усталую правду. Она всё ещё жаждет мести и обретения своего дома в форме сделки с судьбой. Он видел её взгляд, проектировавший месть – не ради крови, а ради правды, ради отплаты за все те ночи, когда над ней смеялись, судили и ломали. И он понимал – если позволить ей действовать в порыве эмоций, то их обоих унесёт шторм, от которого не останется ничего, кроме пепла и обломков старых имен.

Помня обо всём этом, он улыбнулся бледно и аккуратно. Именно так, как умеют улыбаться те, кто знает цену не только победы, но и её счета.

– Ты говоришь об охоте. – Спокойно и даже деловито произнёс он. – Но охота должна быть результативной. Нам нужен результат, а не жертвы.

Он уже почувствовал то, как в нём просыпается древняя хитрость, не техника орудия, а мудрость хитреца. Не в силе прямого столкновения – а в умении заставить врага поверить в то, чего нет. Он не стал обсуждать с ней планы ловушек и не стал давать ни одной детали о том, как заманить или ударить. Вместо этого он начал плести другую сеть – сеть доверия, зависимости, мелких привязок, которые удерживают не силой, а пользой.

Он предложил ей определённые варианты, которые выглядели как уступки, но были скорее нитями. Парень собирался учить её тому, что знает сам – не чтобы дать ей оружие, а чтобы показать дорогу, как выходить из тени и не оставлять шрамов. Он подмял под себя ритмы её жизни. Приглашал на работу с системами, давал ей мелкие победы и возможности показать себя – так, чтобы у неё не оставалось убедительного повода для немедленного побега. Параллельно он обращал внимание на то, чтобы сделать её зависимой от новых дел – от задач, которые значили бы для неё больше, чем острый порыв вернуться домой ради расплаты.

Самое главное заключалось в том, что в его словах не было приказа, и в его действиях не было обмана. По крайней мере, в грубой форме. Он не хотел ломать её слишком сильно. Он хотел научить её тому, что бывает положение безысходности. Это была холодная стратегия, но в ней таилась мягкая правда. Легче держать человека рядом, если тот сам видит, что остаться выгоднее, чем уйти. И не в силе – в связях и в новых целях.

Уже потом, глубокой ночью, под тусклым светом лампы, он говорил с ней о звёздах, о старых легендах, со своего мира. А она – о том, какие корабли были созданы для чего, не объясняя, не предлагая тактики. Он предлагал ей быть рядом, чтобы вместе выковать новую судьбу, и в этих словах скрывалась не хитрость, а шанс. Шанс на то, что её обида утихнет, когда она увидит, что может получить больше не от разрушения, а от создания. Сейрион услышала его и поняла то, что он хотел до неё донести. Не сразу, но всё же… Она ответила ему не словами, а жестами. Стала приходить к нему с вопросами о механике, о том, как устроено щелевое поле, не чтобы взломать, а чтобы понять устройство мира, в котором теперь ей предстояло жить. И в этом движении было и испытание, и демонстрация того, что она готова торговаться – но не сердцем, а разумом.

Так их разговоры шли по ночам, и каждый намёк был как камешек, брошенный в тихую воду. Волны расползались, и в этих волнах рождалось или доверие, или коварство – выбор, который они оба делали с каждым вздохом. Кирилл не сказал ей прямо о ловушках. Он дал ей иное – картину мира, где хитрость важнее грубой силы, где знания могут спасать или губить. А когда она настойчиво предлагала “охоту”, он не отвергал мечту, но переворачивал её в другую рамку. Не “возьми и убей”, а “получи и используй”.

В конце концов, их разговоры не рождали взрывов и не поднимали красных флагов. Они создавали медленную алхимию – и в этой алхимии таилось главное. Не промысл, а выбор. И Кирилл, и Сейрион, каждый по своей линии, готовились к тому, что их пути станут плотнее – либо в узах союза, либо в щербатой бездне конфликта. Но пока лампы причала дрожали, и в воздухе висело железо и соль, они оба знали одну простую вещь. Лучший план – тот, который не привёл бы к тому, чтобы мир вокруг них стал ещё более разрушен.

Её глаза потемнели на мгновение, и в них всплыл отдалённый небесный мост – не карта, а память, запах далёкой соли и звук кораблей, как стук каденции в сердце. Сейрион говорила тихо, и голос её был уже не приказом, а шёпотом, которым матери прощаются с домом:

– Я тебе уже говорила про ту систему… – И её тихие слова повисли, как нить между пальцами. – Её называют Рубейном, хотя те, кто служил в залах Великих домов, называют её иначе – Пустышка. Это был узел между двумя большими скоплениями, как стык двух рек. Если одна река – это торговля, другая – военные пути Империи, то Рубейн – это место, где они на короткое время текут рядом. Иногда через неё даже идут караваны… Идут патрули… И иногда мимо проскальзывают те, кто везёт вещи, о которых шёпотом говорят в коридорах дворцов. Не всегда крупные – иногда это небольшие партии, едва заметные в отчётах, но очень дорогие.

Она описывала систему не цифрами и не тактикой, а цветом. Ситцевые туманы, низкие, как гребни, и скопления каменных спутников, от которых отражались прожекторы на килях проходящих судов. Её голос обрисовывал узкие коридоры среди пылевых облаков и астероидных полей, где сигнал гаснет как свеча в руке бури. А память эльфийки тщательно хранила детали, но не в плане инструкции. Она знала, какой тип караванов предпочитал этот маршрут… Она помнила запахи груза, который чаще всего шёл по коридору – плиты редких сплавов, контейнеры с заархивированными записками, обёрнутые в ткани, которые не пропускают магию. Она знала и то, что делало Рубейн опасным. Там слишком уж сильно ощущалась плотная рука Империи. Там очень часто шастали быстрые патрули, которые не щадили ни случайного торговца, ни безобидного шахтёра.

При всём этом, в её голосе звучала тоска и расчёт одновременно. Она понимала, почему ей хотели бы вернуть то, что было украдено, и почему для Кирилла это было бы лакомым трофеем. А ещё она знала цену:

– Попытаться взять там что-то – это не просто риск, это танец с королевским мечом. Ты либо выйдешь из этого танца с трофеем, либо с рухнувшей крышей над головой и с именем, записанным в черных списках навсегда.

Её взгляд вернулся к Кириллу, и в нём было и приглашение, и предупреждение:

– Если это нужно тебе – знай, что дорога туда не ведёт к свободе сама по себе. Свобода там может быть ловушкой.

Её рассказ был картой эмоций. А Кирилл слушал и ощущал, как в нём рождается не только амбиция, но и осторожность. Он видел, как в её рассказе светлеет надежда – и понимал, что её надежда подпитывает опасность. В мозгу его возникали не планы нападений, а цепочки вопросов. Чем это место может быть дорого… Какие альтернативы существуют… Что значит “получить” те самые редкие компоненты без кровопролития и скандала. Он чувствовал в себе ту же дрожь, что и у неё – но понимал, что играет с огнём, который не будет различать виновных и невинных.

“Важно, – подумал он, – что есть пути, менее жёсткие, чем рука насилия. Рубейн может быть и дверью, и ловушкой. Там проходят не только караваны, там бывают торговые маршруты, дипломатические связки, закупки через посредников – места, где можно и тихо обменять, и договариваться, и искать старые тайны в архивах легально, пусть и с риском коррумпированности и взяток. Мудрее всего – не бросаться в безумную авантюру, а искать мосты. Посредников… Доверенных торговцев… Какие-то купеческие дома… Чей долг перед короной меньше их жажды наживы…”

Сейрион закрыла глаза и, как в молитве, и тихо прошептала:

– Если мы пойдем туда, то должны быть готовы потерять не только вещи. Готов ли ты расплатиться?

И в её голосе не было уговоров – была проверка. Она знала цену. И знала, что следующий шаг – не техническая схема, а моральный выбор. Идти по краю клинка или искать дорогу, которая не превратит свободу в новую клетку. Решение спустилось на него не в виде молнии, а как тяжёлая, тёплая туча – медленно, но неотвратимо. Кирилл понимал, что здесь, среди этих гоблинских доков с их шалостями и лживой гостеприимностью, они уже играли по чужим правилам. Вокруг “Трояна” сгустилось слишком много взглядов – не торговых, не любопытных, а в виде того самого долгого прицела, что держат охотники при виде потенциальной жертвы. И тратить время на допросы и сделки в этом вольном углу означало раздувать интерес к себе до пожирающего всё пламени. Лучше – уйти и искать судьбу там, где ветер ровнее, и где можно прятаться в толпе без тёплого гнезда внимательности.

Сборы были быстрыми и тихими. Дроиды шевелили вещи, как старые садовники, выкапывая корни, которые уже не приживались. Эльфийка ходила рядом, собранная и хрупкая, как стекло в оправе из золота. В ней бурно текли старые ветры желания – и ещё более старые страхи. Она не показывала открытого радушия. Напротив, её лицо оставалось маской осторожности, но в её глазах порой мелькали те самые огни, о которых он уже знал, что надежда и готовность к тому, чтобы рискнуть ради дома.

Облако подозрений разрасталось вокруг них. Сначала были случайные встречи – грубые жесты на причале, чьи-то пальцы указывали в их сторону и затем немного нервно прятались в крепко сжатые кулаки. Затем – более тонкие сигналы. Короткие сообщения в локальной шине, которые начинались с фразы “Интересно, чем занят тот странный огр…” и заканчивались ссылками на давние списки наград. Корабли, что прежде казались беспомощными грузовиками, вдруг загораживали пространство… А орды мелких челноков, которые всё ещё держались на дистанции, уже нервно качались, словно зловещие чайки, ожидающие гибель морского льва.

И в разгар этого притяжения к ним подошёл он – пиратский капитан, что держал за собой старый линейный крейсер орков, весь в бороздах от ионных штормов и в многочисленных латках из старого металла. Его корабль был как древний зверь. Тяжеловесный… Длинный… С линиями, напоминающими броню горного гиганта… Он терпеливо тёрся о орбиты, как старик, который всё ещё находит в мире удобные скамьи. Сам капитан – это была грубая симфония из кожаных складок, всё ещё острых зубов, залёгших в усмешке, и цепких глаз. Он вышел на причал не как хозяин, а как тот, кто жрёт пространство ради себя. Медленно… С короной из пыли на плечах.

– Слышал, – сказал он, когда подошёл, и его голос был низок, как ветер над железным полем, – что у тебя есть куски железа и мысли в голове. У нас дома есть место для таких, кто хоть что-то умеет. Приходи в мой “флот”. Служи – и будет тебе хлеб и долг.

Послание было простое – приглашение, маскирующееся под угрозу. Для многих такое прозвучало бы как честь. Устроиться в пиратскую эскадру орков, получить роль, где никто не спрашивает о происхождении. Но в словах капитана слышалось и собственное желание. Иметь рядом того, кто внезапно оживил древнюю пушку и убил крейсера. Он видел в Кирилле не человека, а ресурс – не случайный, а полезный, и хотел прибрать этот ресурс под свою руку.

Кирилл же улыбнулся ему в ответ. Но без улыбки. Внутри у него разгорелась та самая, пугающая мысль. Быть принятым в подобную группу – значит потерять свободу решения, обменять себя на какой-то эфемерный порядок. Он слышал в этой простоте просьбу, за которой скрывалась цепочка обязанностей. Он видел, как старый орк мечтал о том, чтобы узреть свои дни в блеске трофеев. И он не был тем, кто приглашал бы себя в клетку добровольно.

Но больше, чем усталость от чужих рук, его волновало нечто иное. Внимание, которое к ним проявили, могло быть и ловушкой, и ключом. Рубеин – система, куда вела Сейрион – сейчас манила его, как большой рынок тайн, но также эта система была островком Империи. Туда не заходят легко и просто те, кому только захочется. Решение отправиться туда родилось из расчёта. Если они решать и дальше оставаться на этой станции, то неизбежно получат урон – имена, прослушки, попытки купить их тишину. Лучше притупить внимание и тихо уйти, чем очутиться загнанными в угол в полдень.

Он видел, как капитан орков ожидал ответа. Ночь была прохладна, и в её дыхании слышались тысячи голосов – торговцев, шепчущих и торгующих, пьяниц и тех, кто продаёт свободу. Кирилл дал короткий ответ. Не отказ… Не согласие… А своеобразное обещание подумать. Он пошёл обсуждать детали, не обнажая своих карт. Он говорил о переговорах и дозаправке, словно собирал время, необходимое для того, чтобы покинуть док в момент, когда тени бойцов этого старого капитана пиратов ещё не сомкнулась вокруг них.

В душе у него снова ожила осторожность. Он не верил в силу, которая приходит без платы. Он знал, что однажды придётся выбирать. Справедливость или выгода. И он не желал, чтобы выбор был сделан за него. Так он решил. Отправиться в Рубейн – да. Но не впрямую, не как мститель или как грабитель, а как странник, ищущий торговые пути и сведения, где можно было бы променять золото на знание, а не на кандалы. И если там станет опасно – он сразу же уйдёт. Если встретит угрозу – он будет искать обходной путь. На этот раз хитрость должна быть мягче, как ткань, что сама ведёт за собой руки.

Эльфийка слушала его планы, её лицо было непроницаемым, но в огнях её глаз он видел и страх, и что-то ещё – словно согласие, смычок на ноте, с которой выйдет новая песня. Она знала цену Рубеина. Он знал цену её надеждам. И в этом их молчанье было нечто большее, чем просто слово. Это была закладка для пути, куда они отправятся – не как охотники, а как двое, у которых за спиной куда больше врагов, чем возможных оправданий.

Но перед отправлением, Кирилл специально сходил на рынок, чтобы прикупить припасов. Окунувшись в его атмосферу будто в тёплую гостиную, где каждый запах – как рукопожатие старого друга. Ларьки всё также шумели… Многочисленные торговцы старательно сверяли документы… Дроиды “весело” стучали своими многочисленными ногами по металлизированному настилу. Он выбирал не потому, что нуждался, а потому, что ему нужно было быть на виду. Видимость – это тоже оружие. Он покупал канистры, гофр-шланги, фильтры – вещи, которые имели смысл для любого путешественника. Не говоря уже про пищевые брикеты, которых парень взял с тройным запасом. Он платил ровно столько, чтобы монеты звенели в карманах, и оставлял словесные маркеры, словно еле заметные следы, которые не стоило чистить.

Он говорил не прямым языком, а загибал фразы, как те, кто ткет сеть из слов.

“Мы собираемся… К… Рубеину… – Говорил он на рынке. – Не торопясь… Кое-какие старые дела надо довести до конца.”

Иногда он позволял себе слишком громко произнести имя системы. Иногда, в ответ на невинный вопрос, он улыбался и добавлял мелкую деталь, за которую торговцы цеплялись, как рыба за наживку. Кирилл был осторожен, и не назойлив. Но главное – он делал всё так, чтобы эта назойливость выглядела как естественная часть разговора – мол торговец, мол, отдай мне чуть больше топлива – “а то ведь дорога дальняя”.

Торговцы слушали и шептались. Их шепоты – порошок слухов – поднимались, как туман с холодного причала:

“Кто это? Огр? Явно не чистокровный… К тому же, вроде как возит редкости… Хм-м… В Рубеин, говоришь?”

Их голоса были остры и тягучи, и в каждом была наживка. Ничто человеческое не чуждо торговцу, особенно если в словах горит обещание наживы. И потому одна-две пары глаз встретились, улыбки появились, и кто-то позвал знакомого – капитана с седыми усами, который любил искать у судьбы тот самый случай, когда можно было взять риск и обернуть его в прибыль.

Внутри этого шума Кирилл чувствовал себя дирижёром, устало играющим на скрипке, вся композиция которой – невербальная. Он знал цену того, чтобы быть замеченным. Знал цену того, что его заметили те, кому не стоит попадаться под руку. Но он видел в этом и обратную выгоду. Внимание чужих рук… Чужих глаз… Всё это могло сыграть роль зеркала, в котором отражение правды становилось искажённым.

“Если кто-то придёт следом – так пусть я буду к этому готов.” – Думал он. Пусть всё этот мир покажет сам. Чьи желания окажутся сильнее… Чей страх превратится в действие…

Он не говорил при торговцах о возможных “ловушках” и не настраивал никого на прямые шаги. Его игра была тоньше. Он позволял другим видеть то, что нужно, и не видеть того, что вредно. Он умышленно оставлял в разговорах те самые “случайные” фразы – о времени отхода, о заправке, о планах на ночь. Эти слова работали не как стрелы, а как тень на стене, и люди сами додумывали, что под тенью скрывается золото. И покупатели – люди бизнеса и звери торговли – додумывали именно то, что могло быть выгодно именно им.

Тем временем корабельный ИИ “Троян” тихо и настойчиво полировал их следы. Он тщательно отслеживал каждый электронный шёпот, каждый ретрансляторный всплеск, отмечал слабые аномалии. Кирилл смотрел на цифры, читал графики, но затем показательно “отворачивался” и посылал в мир человеческие слова. Хриплое “пустяки”, дружеское “не переживайте, всё в порядке”, скучный “мы уходим завтра утром”. Так он создавал запах – запах уверенности и уязвимости одновременно.

Сейрион наблюдала за всем этим с тенью улыбки, которая то стягивалась, то расплывалась. Она понимала, играла и с собственной надеждой. Эти разговоры для неё – ещё одно доказательство, что он был готов рисковать ради целей, которые она считает своими. Но в её глазах читалось не только облегчение. Было и острое ощущение клина. Она знала цену, когда внимание к корвету возрастало, и понимала, что риск их заметности – не только чистая польза.

Никто из собиравшихся торговцев не знал сути “Трояна”. Они видели бронированный клин старого корвета и его худощавого хозяина, и думали, что перед ними – шанс нажиться. Многие мечтали просто пробить его, вытащить из него сырьё и отдать купцам. Те, кто мыслит шире, смекнули, что в его руках – нечто большее. Не столько товар, сколько способность испортить кому-нибудь из них настроение. И это их привлекало ещё сильнее – громче, как звонок на рынке о новой редкости.

Когда один или другой капитан пришёл и предложил “взять его в эскадру” – это был язык силы, желанный и простой. У тебя – сила, у нас – порядок. Если ты с нами – мы тебя прикроем. Кирилл отвечал ровно, с улыбкой, не отказываясь от шансa увидеть, кто из них готов действовать, а кто – лишь мечтать. Он не говорил “да”, но не говорил и “нет”. Он брал время. Ведь время – это то, что позволяет другим открыть себя. Тот, кто хочет слишком сильно, выдает себя в своих жестах. Тот, кто тих – лишь наблюдает.

Вечером, когда лампы причала потускнели и шум улегся как холодная волна, он вернулся на причал, где хранилась его тайна. Там, в тёплом полумраке, он заглянул в скрытые от всех уголки своей машины – не в подробности, а в образ. Вещи, которые не совпадают с людьми, вещи, что выглядят невозмутимо и молчат. Это была его внутренняя комната. Он не показывал её чужим и теперь точно знал, как спрятаться в ней, если нужно. Вот в этой комнате – не в техническом описании, а в ощущении – он черпал спокойствие: там его сердце могло биться, не зная любопытства чужих глаз.

Он понимал, что в этот раз игра будет куда более сложной. Так как она будет двойная. Если кто-то придёт за ним вслед, этот кто-то придёт с собственным грузом страха и надежды и может встать на путь куда более опасный, чем он сам. И в этом тоже таилась некоторая выгода. Не потому, что он желает, чтоб кто-то пострадал, а потому, что мир сам разобьёт гордыню жаждущих, и правда их желаний обнажится. Он хотел увидеть – и изучить – как именно это происходит. Кто встанет на сторону алчности, а кто – на сторону сделки и взаимной выгоды.

…………

Корабль медленно отшвартовался от причала. Вокруг шумели манипуляторы и резали воздух струи топлива. Навигационные лампы мигнули. За их спиной всё те же упрямые посторонние взгляды остались висеть мгновенной тенью. На борту “Трояна” – в то утро, которое пахло озоном и кофе – он дал короткий приказ: