Читать книгу: «День, когда он сошел с ума», страница 4

Глава 17

23 декабря 2013 года.

23:12. Бостон

Вот уже два часа, как я еду к своей цели. К моему финалу. Оглядываясь назад, я не жалею ни об одном решении, которое принял до того, как оказаться здесь. Я думаю, человек не должен сожалеть о своих поступках. Ему нужно принять их, прожить их, попросить прощения, если это необходимо, но сожалеть – никогда. Жизнь – это суета, череда ничего не значащих решений, каждую секунду принимаемых твоим собственным «Я» более или менее обдуманно. Но принимает их всегда сам человек. Когда ты выбираешь между чаем и кофе, ты не руководствуешься одним лишь разумом, ты просто выбираешь, и все. Но ты все равно вспоминаешь все те прекрасные моменты жизни, которые ты провел с чашечкой кофе или чая с кем-то особенным, все те чудесные ощущения, которые ты испытывал, выпивая очередной чай или очередной кофе. Подсознание собирает эти воспоминания и забрасывает в сознательную часть твоего разума, чтобы, когда тебе предложат, ты, несомненно, выбрал тот самый чай или тот самый кофе. Никто не принимает решения за другого. Никто не заставлял меня делать то, что я собираюсь сделать, кроме обстоятельств, которые сложились так, что мое «Я», мое бытие, решило покончить со всем сегодня.

Все это время они жили без тени волнений, раскаяния, прощения и искупления. Так не может больше продолжаться. Я этого не позволю. Такова моя судьба. Я добьюсь цели и расскажу свою историю. Аманда заслуживает, чтобы мир знал, что произошло. Боже, как я по ней скучаю. Глубоко внутри я верю, что она все еще может быть жива, хотя надежда на это угасла во мне много лет назад. Если бы я только мог взглянуть на нее еще раз. Если бы я только мог еще раз поцеловать ее. Если бы я только мог еще раз потереться о ее руку.

Глава 18

14 июня 1996 года.

Солт-Лейк-Сити

Странная старушка, которая хрипло попрощалась с Амандой, испугала ее. Девушка зашла в тесный магазин, а в голове ее роилось множество вопросов, главный из которых – зачем она вообще приехала в Солт-Лейк-Сити в этом году? «Откуда эта женщина знает мое имя и имя моего отца? Разве каждый год в Солт-Лейк-Сити не приезжают сотни других семей? Связаны ли между собой записка, которую я нашла во дворе, с той странной фигурой на заправке?» Хоть она и не могла быть абсолютно уверена, что тот человек следил за ней, так как она едва ли могла разглядеть его лицо, Аманда не сомневалась, что именно так оно и было, что он наблюдал за ней и что по какой-то причине он будто ждал ее именно в том месте.

Стивен рассматривал бутылки с самыми изысканными и дорогими напитками.

– Аманда, что ты думаешь по поводу «Шато Латур» 1987 года? По-моему, цена у него неплохая. Уверен, Генри Лафит из компании «Лафит и сыновья» оценит такой подарок – вино, произведенное на его земле.

Аманда посмотрела на отца. Внутри нее шла борьба между страхом и любопытством.

– Папа, ты же знаешь, что я ничего в этом не понимаю!

– Я просто хотел спросить твоего мнения. Эта бутылка выглядит элегантно?

– Я, конечно, не особо разбираюсь в винах, но ты что, выбираешь их по внешнему виду бутылки?

– Знаешь, есть исследования, доказывающие, что большинство людей не способны отличить вино многолетней выдержки от сока из картонной упаковки.

– Ну и зачем тогда столько хлопот?

– В этом смысле бутылка – это все. Вино может быть каким угодно дрянным, но если оно правильно преподнесено и бутылка выглядит достаточно старой, то необъяснимым образом, только попробовав напиток, все приходят в восторг. Не спрашивай как, но я лично убедился в этом на встрече в День благодарения.

– Ты подал вино из картонной упаковки в День благодарения?

– Мы с твоей сестрой весь вечер провели, переливая его в бутылки Риоха и пытаясь как можно незаметнее снова закрыть их пробкой, – с улыбкой ответил Стивен, признавая свою шалость.

Если Кейт не было рядом, Стивен стремился быть с дочерями на одной волне. Он, забывая об обязанности исполнять роль ответственного и строгого родителя, старался смешить их и радоваться тем редким мгновениям, которые ему удавалось провести с ними.

– И никто ничего не заметил? Помню, вы довольно долго говорили о винах, но, если честно, я особо не слушала.

– Твоим дяде и тете оно очень понравилось. Более того, они сказали, что это было лучшее вино, которое они когда-либо пробовали. Думаю, что с того дня они покупают только вино из Риохи. В прошлом году они даже отправились в винный тур по Испании. Ха-ха. Как тебе такое?

– Ха, ну, тогда думаю, мистеру… как там его… Графиту? Придется по вкусу хорошее вино из коробки.

– Ха-ха, Лафит, а не Графит. Нет, с ним я не могу так поступить. Он один из самых ценных клиентов нашего бюро, – ответил Стивен. – Так или иначе, наверняка продавец, который не отрывает от тебя глаз, будет очень рад помочь нам сделать выбор.

– Что?! – воскликнула Аманда, покраснев.

Глава 19

26 декабря 2013 года.

Квебек, Канада

Грузовик мчался на полной скорости по узкой грунтовой дороге на юг, к главной магистрали, окружавшей национальный парк Ла-Мориси. При каждой смене передач мотор грохотал. Этот грузовик он приобрел пару лет назад, когда начал жить в одиночестве. В кузове все еще лежали остатки бревен, купленных ранней зимой в деревне, расположенной неподалеку.

Красный, проржавевший от инея «Форд» с наполовину провисшим бампером так резко входил в каждый поворот, что галька вылетала из-под колес. Выехав на главную дорогу, проходящую по национальному парку, он отправился на запад, огибая красивое озеро, окаймленное деревьями. Водитель грузовика безутешно рыдал. Левой рукой он вел машину, а в правой сжимал листок желтоватой бумаги, на который он то и дело бросал взгляд.

– Чем эта девочка заслужила смерть? – шептал он снова и снова слабым, едва слышным голосом.

Он продолжал ехать по дороге между деревьями, пока не доехал до пригорода Квебека. В слезах он остановил грузовик на полуразрушенной заправке, которая определенно видела лучшие времена. Он надел капюшон толстовки и, с силой толкнув дверь, вошел в магазин.

– Бензина на сорок долларов, пожалуйста, – сказал он молодому человеку на кассе.

В его хриплом, почти старческом голосе слышались грусть, усталость, печаль и страдание.

– Хотите свежую газету? Это подарок каждому, кто заправляется больше чем на тридцать долларов, – спросил продавец, впрочем, не особо надеясь, что его предложение будет принято.

Человек в капюшоне положил на стойку сорок долларов и вышел, не говоря ни слова. Он подошел к телефонной будке, стоявшей у колонок, снял трубку и опустил несколько монет. Мужчина набрал номер, и на его глазах снова выступили слезы. Он тяжело вздохнул, закрыл глаза и поднес телефон к уху.

Спокойный голос ответил незамедлительно:

– Седьмая авеню, 904. Шестой этаж, Е, – произнесли на другом конце линии.

Человек в капюшоне повесил трубку и направился к грузовику. Он обернулся, снова посмотрел на будку и остановился. Потом подошел, достал несколько монет, оставшихся со сдачи, и бросил их в аппарат. Затем поднял трубку и набрал номер.

Через несколько секунд прозвучал первый гудок. Мужчина сделал глубокий вдох. Второй гудок. Задержал дыхание. Он знал, что этот момент близок. Человек на другом конце ответит, и обратного пути не будет. Третий гудок. «Возьми, пожалуйста», – подумал он. Четвертый гудок. «Ну пожалуйста». Пятый. Он убрал телефон от уха и уже был готов повесить трубку, как вдруг издалека услышал:

– Да? Кто это?

Мужчина быстро поднес телефон обратно к уху и стал слушать.

– Алло? Там есть кто-нибудь?

Карие глаза вновь наполнились слезами. Он не дышал и только слушал голос на другом конце.

– Это ты? Пожалуйста, если это ты, скажи что-нибудь. Я лишь хочу знать, что с тобой все в порядке.

Он глубоко вздохнул, приготовился говорить, но не смог. Ком в горле не давал ему произнести хотя бы слово. С другой стороны линии он услышал тихий плач и всхлипы:

– Пожалуйста, Стивен, я знаю, что это ты. Возвращайся домой, – взмолилась Кейт.

Он собрался с силами, сглотнул и прерывающимся голосом произнес:

– Скоро все это кончится.

И положил трубку, прежде чем Кейт успела что-то сказать.

Глава 20

26 декабря 2013 года.

Бостон

Как только пресс-конференция закончилась, доктор Дженкинс и Стелла вернулись в здание. За то время, что они провели на улице, стоя перед журналистами, директор успел промокнуть. Сейчас они направлялись по одному из главных коридоров в сторону рабочего кабинета.

Директор шел, будто не замечая присутствия Стеллы. Казалось, мир вокруг него исчез и остался только этот коридор.

– Я очень сожалею, доктор Дженкинс, – сочувствующе сказала Стелла.

Прошло несколько секунд, прежде чем он ответил ей.

– О чем сожалеете? – спросил он, даже не повернувшись к ней.

– Сожалею о том, что произошло с вашей дочерью. До сих пор не могу поверить.

– Я тоже, – ответил он, не моргая.

– Вижу, что вы очень сильный человек.

– У меня много вопросов. Слишком много. И мне нужны ответы. Я мог бы провести ближайшие месяцы дома, безутешно оплакивая дочь, пока вы или кто-нибудь другой занимались бы этим делом. Но что-то подсказывает мне, что у меня еще будет время для слез. Я не могу отдавать ответственность за смерть моей дочери в руки другого человека. Я должен сам взяться за него.

– Я тоже хочу, чтобы этот мерзавец заплатил за то, что сделал, и провел остаток жизни за решеткой. Такое поведение делает вам честь. То, как быстро вы приняли случившееся, не может не впечатлять.

– Я это не принял. И не хочу принимать. Это самое большое горе, которое только может произойти с человеком.

– Со стороны кажется, что вы решительно настроены сделать это.

Стелла смотрела на директора с восхищением. После такой трагедии он всего за несколько часов взял себя в руки. Возможно, это была душевная броня, воображаемая темница, где он держал в плену свои чувства.

– Я решительно настроен выяснить почему. Почему моя дочь должна была умереть?

– Мы даже не знаем, он ли это сделал на самом деле. Хотя, по правде говоря, кто еще это мог быть? Но как? Он находился здесь все это время, вот уже… сколько? Два дня?

– Я знаю, что это был не он. Должен быть кто-то еще. Но это не мое дело, за это отвечает ваше подразделение. Мое дело – это понять, что он думает, как он действует, почему он это делает и, когда придет время, достаточно ли в нем здравого смысла, чтобы провести всю жизнь за решеткой.

Глава 21

26 декабря 2013 года.

Бостон

Доктор Дженкинс попросил санитара привести заключенного в один из кабинетов для проведения психологической оценки. В таких помещениях были только прикрученный к полу стул, стоявший в центре комнаты, стол без ящиков, размером с письменный и пара мягких стульев.

Через некоторое время санитар вернулся и сообщил, что все готово и заключенный ждет его в кабинете 3Е.

– Стелла, полагаю, вы захотите пойти со мной.

– Конечно, доктор.

– Не думаю, что мы чего-то добьемся. С того момента, как он прибыл сюда, он так и не заговорил. Но мы не можем больше тянуть. Звонил судья, который отвечает за следствие по этому делу. Он требует предоставить психологический анализ как можно скорее, даже если он будет основан на моих впечатлениях, а не на его мыслях и словах.

– Как можно определить, вменяем человек или нет, если он не говорит? – удивилась Стелла.

– Первым шагом должен быть анализ его поведения. Как действовать далее – пока неясно.

– Может быть, вам удастся убедить его писать.

– То, что человек не говорит, не означает, что он не может кричать, верно?

– Что вы задумали, доктор?

– Думаю, вам известно, что такое шоковая терапия. Ее эффективность в лечении психологических заболеваний не доказана, за исключением разве что повышенной агрессии. Однако в качестве угрозы это очень эффективное средство.

– Вы хотите подвергнуть его электрошоку, если он не заговорит? Это незаконно, доктор, вы можете потерять работу.

– Стелла, вы же были со мной, когда я получил эту посылку и открыл коробку. Или вы успели забыть? Не знаю, этот ли сукин сын убил мою дочь. Я даже не могу представить, как он мог это сделать, но что мне точно известно – этот человек, сумасшедший он или нет, знает, что произошло, и имеет к этому какое-то отношение. Я применю электрошок, будет он говорить или нет. Мне нужно знать, что я могу на вас рассчитывать.

Что-то глубоко внутри него изменилось. Несмотря на очевидный авторитет и дисциплину, которую он установил среди персонала, все его действия были примером для подражания. Он выполнял каждый пункт протокола, четко следовал расписанию и установленному порядку. Когда он только попал в мир психологии и еще не успел зарекомендовать себя как одного из лучших специалистов страны, он пообещал себе, что изменит некоторые подходы к лечению душевных болезней. Это было то время, когда стандарт, определявший психические расстройства и методы их диагностики, был пересмотрен. Внесенные поправки спровоцировали рост числа людей, признанных душевнобольными. Антидепрессанты полились рекой. Скрупулезность и неравнодушие позволяли доктору Дженкинсу игнорировать новые веяния. Он исполнял свою работу в пример многим психиатрическим клиникам. Он никогда не нарушал правил и теперь рисковал своей карьерой из-за таинственного пациента, который по воле судьбы оказался в его клинике и который наверняка был как-то связан с тем, что его дочь была убита и обезглавлена.

– Можете на меня рассчитывать, доктор, но подумайте как следует. Ваша карьера обречена, если все это выйдет в свет.

– Мне больше нечего терять, Стелла.

Директор достал из кармана записку с именем дочери. Она все еще была у него. Ему удалость скрыть ее от криминалистов, пока они изучали каждый миллиметр коробки в его кабинете. Стелла посмотрела на нее и последовала за директором по коридору в сторону палаты, где ждал заключенный.

– Вам следовало бы передать ее криминалистам. Она могла бы помочь выяснить, что произошло.

– Я сделаю это позже. Сейчас я хочу показать ее заключенному. Я во что бы то ни стало должен заставить его говорить.

Они подошли к кабинету 3Е. Белая железная дверь ничем не отличалась от всех остальных. Рядом стояли два медбрата, которые поздоровались с директором, увидев его и Стеллу.

Перед тем как войти, директор на секунду остановился на пороге. Он глубоко вдохнул и закрыл глаза, пытаясь забыть свои чувства. Стелла стояла на шаг позади него и на мгновение задумалась, действительно ли она хочет встретиться с человеком, который, вероятно, был повинен в смерти и обезглавливании двух человек.

Директор взглянул на Стеллу и, не сомневаясь более ни секунды, открыл дверь.

Заключенный сидел на металлическом стуле, руки его были привязаны ремнями. С опущенной головой он смотрел на стол перед собой и даже не заметил, как вошли директор и Стелла.

Доктор сел и приказал агенту сделать то же самое. Пока директор молча усаживался, он не отрывал глаз от заключенного, пытаясь наладить с ним прямой зрительный контакт, как он множество раз делал с другими пациентами. Заключенный не двинулся. Он продолжал смотреть на стол с опущенной головой.

– Полагаю, ты знаешь, почему я здесь, – произнес директор.

Заключенный смотрел вниз, не обращая на него никакого внимания.

– Ты меня слышишь?

Заключенный вздохнул. Он поднял на него голубые глаза и улыбнулся. Он держал себя очень расслабленно. Его идеальная белая улыбка поразила Стеллу. Она была удивлена, впервые увидев взгляд подозреваемого.

– Вижу, что ты меня слышишь. Слушай. Мне нужно, чтобы ты заговорил. Если нет, ты проведешь остаток жизни за решеткой, и, уверяю, там ты будешь большой знаменитостью. Последний наш пациент, который попал в тюрьму, закончил жизнь самоубийством через три дня.

Заключенный, не моргая, смотрел на директора. Его улыбка сменилась серьезным выражением лица.

– Видишь ли, – вмешалась Стелла, – нам нужно, чтобы ты рассказал, что чувствуешь и что привело тебя к убийству девушки.

Заключенный не обратил на нее внимания. Он продолжал неотрывно смотреть на директора.

– Не хочешь говорить? – сказал директор с угрожающим видом. – Этот центр один из немногих в стране, где еще осталось оборудование для проведения шоковой терапии. Мы не использовали его уже около трех лет. Думаю, самое время проверить, все ли с ним в порядке.

Заключенный улыбнулся и наконец, к большому удивлению агента Хайден и директора, произнес:

– Мне жаль, что ваша дочь должна была умереть, доктор Дженкинс.

Во взгляде директора появился страх. Агента Хайден снова охватил ужас, который она испытала всего несколько часов назад. С момента ареста заключенного это были первые произнесенные им слова, и они удивили директора. Несколько секунд он молчал, обуреваемый мыслями, и затем спросил:

– Откуда ты знаешь?

Выражение лица заключенного изменилось: он соболезновал директору. И продолжал смотреть на него, игнорируя этот вопрос. Его взгляд был понимающим, но в то же время дерзким.

– Откуда ты знаешь, что моя дочь умерла? – повторил доктор.

– Немногое может заставить такого мужчину, как вы, рухнуть на колени перед железной дверью.

Слова заключенного поразили директора. В какой-то мере он не сомневался в том, что подозреваемый умен. Стелла следила за их разговором, не вмешиваясь. Она чувствовала себя лишней в этой комнате. Вот-вот должна была разразиться битва двух эго, и она не хотела принимать в ней участие.

– Скажи, что ты не имеешь никакого отношения к смерти моей дочери.

– Я очень сожалею о смерти Клаудии.

Имя Клаудии эхом раздалось по кабинету. Директор резко встал, кинул свой блокнот и наклонился над столом так, что между ним и заключенным оставалось едва ли пятьдесят сантиметров. Директор смотрел прямо в голубые глаза. Заключенный высоко держал голову. Он совсем не раскаивался. В его взгляде было лишь безразличие, а во взгляде директора – угроза.

– Откуда ты знаешь ее имя?! – удивленно крикнул доктор.

– Мне очень жаль.

– Почему Клаудия должна была умереть?! – закричал директор, теряя самообладание.

После этого директор удалился в комнату для персонала, чтобы оплакать свою дочь, а ФБР и полиция тщательно осмотрели его кабинет и остальные посылки. Несколько часов они изучали коробку, пытаясь найти отпечатки пальцев или следы ДНК, но не нашли абсолютно ничего. Зловещий подарок был упакован в стандартный картонный короб (шестьдесят сантиметров в длину, пятьдесят в ширину и сорок в высоту), какие продавались в каждом почтовом отделении Соединенных Штатов и Канады. Голова была завернута в вакуумный пакет с герметичной застежкой, какие бесплатно раздают в самых крупных супермаркетах страны для хранения фруктов. На нем не было ни отпечатков, ни каких-либо других следов, которые могли бы хоть как-то помочь установить личность отправителя. Единственная зацепка – штамп почтового отделения Квебека, однако, по словам ФБР, из этого мало что можно было извлечь, так как в провинции насчитывалось более трехсот отделений. Трек-номера на посылке также не было, так что отследить ее путь до того, как она достигла пункта назначения, не представлялось возможным. Когда агенты ФБР пришли к директору, чтобы рассказать ему о том немногом, что им удалось найти, и о тех ничтожных зацепках, что у них были, он с криками выгнал их вон, обвинив в некомпетентности. Тогда он пообещал себе, что это был последний раз, когда он потерял самообладание, что он сам возьмется за расследование дела и выяснит, почему его дочь была убита. Именно тогда он и направился к выходу из клиники, чтобы взять пресс-конференцию в свои руки.

– Что вы хотите знать? Почему умерла Клаудия или откуда я знаю ее имя?

Стелла схватила директора за руку, пытаясь успокоить его. Она приблизилась к нему и прошептала что-то на ухо. Несколько мгновений спустя они вышли из кабинета, закрыв за собой дверь. Уже в коридоре директор сказал:

– Со мной все нормально, Стелла. Этот человек играет. Как я могу быть спокоен, когда он упоминает имя Клаудии?

– Думаю, вы понимаете, что я не могу допустить, чтобы вы совершили какую-нибудь глупость. Да, вы правы, он играет с вами и хочет разозлить. Возможно, вы не тот человек, которому следовало бы разговаривать с ним.

– Вы же понимаете, что для того, чтобы я мог передать право на проведение психологической экспертизы вам, вы должны быть сотрудником нашей клиники.

– Я не говорю, что вы должны передать его именно мне. Я лишь хочу сказать, что вы огорчены смертью дочери, а потому ваше душевное состояние может повлиять на заключение.

– Этот выродок спланировал все заранее. Он знал, что именно я буду вести дело! Он понимал: чтобы вывести человека из игры, нужно ударить в самое уязвимое место. В его родных. В моем случае это дочь! Я не оставлю это дело. Клаудия заслуживает, чтобы я сделал это ради нее.

На секунду на его глазах выступили слезы. Пораженная, Стелла не знала, как реагировать. Она с сочувствием смотрела на него.

– Я один. У меня больше никого не осталось, – с горечью в сердце сказал директор. – Моя жена исчезла семнадцать лет назад, через несколько месяцев после рождения дочери. Я не знаю, что с ней произошло. Для полиции это так и осталось тайной. Самое страшное – не столько потерять любимого человека, сколько не знать, что с ним произошло на самом деле: жив ли он, случилось ли с ним что-то или он ушел с другим. По крайней мере, моя жена оставила мне дочь. Я воспитывал ее все эти годы. Клаудия. Ее звали Клаудия. Боже, как это будет тяжело! Она должна была вот-вот окончить школу, хотела пойти учиться на ветеринара. Я никогда не смирюсь с ее потерей.

У директора подкосились ноги, и ему пришлось сесть на одну из синих лавок у стены. Стелла присела с ним рядом и обняла его. Не прошло и половины дня, как она познакомилась с директором, этим неумолимым человеком с непоколебимым духом, и вот теперь он плакал в ее объятиях. Его появление на пресс-конференции было лишь показным выступлением, чтобы успокоить волнение публики. Уже тогда директор понимал, что отступил, что проиграл битву и что если он не сможет выдержать первое испытание, а именно встречу с заключенным, то проиграет окончательно.

– Доктор Дженкинс, я думаю, сегодня вам лучше взять выходной, – сказала Стелла. – Только сегодня. Позвольте мне поговорить с ним наедине. Возможно, нам удастся вывести разговор из этого замкнутого круга, когда он просит прощения, а вы ему угрожаете.

– Я не могу, Стелла, – в слезах ответил директор.

– Послушайте меня. Идите домой, отдохните и приходите завтра. Свежий воздух пойдет вам на пользу.

– Я должен поговорить с ним. Я хочу, чтобы он все мне объяснил.

– Я возьму это на себя. Если до завтра мне не удастся ничего добиться, вы возьмете процесс в свои руки, и я не буду вмешиваться в ваши методы.

Директор поднял глаза на Стеллу. Его взгляд был полон смирения. Глубоко внутри он понимал, что агент Хайден права и что, возможно, ему стоит вернуться на следующий день после того, как он обдумает все произошедшее.

– Ладно, – сказал доктор.