Зов Ктулху: рассказы, повести

Полярис

В северном окне моей спальни жутким светом сияет Полярная Звезда. Сияет долгими, дьявольскими часами среди непроглядной тьмы. Осенью, когда бранятся и стенают северные ветра и на болотах деревья с порыжелой листвой что-то шепчут друг другу в предрассветный час под рогатой, тающей луной, я сижу у оконного переплета и наблюдаю за этой звездой. Там, в высоте, пока медленно тянутся часы, переливаясь, дрожит Кассиопея, а Большая Медведица громоздится за влажными от испарений болотными деревьями, качающимися на ночном ветру. Перед самым рассветом над кладбищем на невысоком холме красным мигает Арктур, и Волосы Вероники причудливо мерцают вдали на таинственном востоке, но все так же глумлива Полярная Звезда, глядящая вниз из черной бездны, безобразно моргая, словно неимоверное безумное око, что тщится передать некую странную весть, но помнит лишь то, что должна о чем-то сказать мне, не ведая сути тех слов. Спать я могу лишь тогда, когда небо затянуто облаками.

Я ясно помню ночь великой Авроры, когда над болотом сверкали вспышки сатанинского света. Лучи скрылись за тучами, и я уснул.

Под рогатой ущербной луной я впервые увидел тот город. Безмолвный, величественный, он простирался на плато, в низине меж незнакомых горных вершин. Из мертвенно-бледного мрамора были сложены его стены и башни, колонны, купола и мостовые. На мраморных улицах высились мраморные колоннады с мрачными, обрамленными бородой ликами на капителях. Воздух был теплым, недвижным. В небе, приблизительно в десяти градусах от зенита, сияла на страже Полярная Звезда. Я долго смотрел на город, но день все не наступал. Когда красный Альдебаран, мерцавший низко в небе, не заходя за горизонт, продвинулся на четверть своего пути, в домах и на улицах я увидел свет и движение. Фигуры в неведомых одеяниях, но с благородной статью и знакомые мне, ходили вокруг, и под рогатой тающей луной я слышал мудрые речи мужей на понятном мне языке, что был не похож ни на один из тех, что я знал. А когда красный Альдебаран преодолел больше половины пути над горизонтом, все вновь потонуло во тьме и молчании.

Проснувшись, я был уже не тот, что прежде. В памяти моей отпечатался образ города, а в душе росло иное, смутное воспоминание, природа которого тогда была мне неведома. С тех пор, в те ночи, когда небо скрыто за облаками и я мог спать, я часто видел тот город; иногда под ущербной рогатой луной, а иногда под жаркими желтыми лучами солнца, низко катившегося над горизонтом, не клонясь к закату. А ясными ночами взгляд Полярной Звезды пылал доселе невиданной злобой.

Постепенно я стал задаваться вопросом: что же я делал в том городе на неведомом плато меж незнакомых горных вершин? Сперва довольствуясь тем, что наблюдаю его бестелесно, отовсюду, теперь я желал понять, как я связан с ним, заговорить с мрачными мужами, чьи речи каждодневно слышались на площадях. Я говорил себе: «Это не сон, ведь как могу я доказать, что иная жизнь в доме из камня к югу от мерзких болот и кладбища на невысоком холме, где в северном окне я каждый день вижу пронзительное око Северной Звезды, реальнее жизни здесь?»

Однажды ночью, слушая беседу на большой площади со множеством статуй, я ощутил некую перемену: наконец, я обрел собственное тело. Я больше не был чужаком на улицах Олатоэ, что лежит на плато Саркис меж вершин Нотона и Кадифонека. Я слышал, как говорил мой друг Алос, и речь его была усладой моей души: то были слова истинного мужа и патриота. В ту ночь пришли вести о падении Дайкоса и наступлении Инутов, приземистых, дьявольских, желтокожих врагов, пять лет назад явившихся из неизвестной земли на западе, сперва опустошая границы нашего царства, и ныне подступившихся к его городам. Заняв укрепления у подножия гор, они проложили себе путь на плато, и каждый гражданин теперь должен был сражаться с удесятеренной силой, ведь низкорослые создания были могучими воинами, но не ведали и крупицы чести, что удерживала наших высоких сероглазых мужей Ломара от истребительных походов.

Под началом Алоса, моего друга, были все войска на плато, и на него возлагалась последняя надежда нашей земли. В этот раз он говорил об угрозе, ожидавшей нас, призывая мужей Олатоэ, храбрейших из ломарцев, поступить подобно предкам, вынужденным уйти на юг из Зобны, когда сдвинулся гигантский ледник (как и потомкам нашим суждено будет когда-то покинуть землю Ломар), храбро и победоносно разметав волосатых длинноруких каннибалов-гнофкехов, преградивших им путь. Алос не позволил мне, тщедушному, лишавшемуся чувств от нервного напряжения или телесных невзгод, примкнуть к рядам воинов. Но глаза мои были самыми зоркими среди всех горожан, несмотря на долгие часы, проведенные за изучением Пнакотских рукописей и приобщением к мудрости Отцов Зобны, так что мой друг, не желая обрекать меня на бездействие, дал мне задание непревзойденной важности. Он послал меня на вершину дозорной башни Тапнена; мне суждено было стать глазами всего нашего войска. Если Инуты отважатся штурмовать цитадель, пройдя по узкому проходу за пиком Нотона, чтобы застать врасплох гарнизон, я должен был зажечь сигнальный огонь, предупредив его защитников, чтобы спасти город от неминуемой гибели.

На башню я взошел в одиночестве: все крепкие телом мужи были нужны внизу. Мой разум мутился от истощения и волнения, ведь я не спал уже много дней, но воля моя была непреклонна, ведь я любил свою родную землю Ломар и мраморный город Олатоэ, что лежали меж пиками Нотона и Кадифонека.

Но пока я стоял в покоях на самом верху той башни, я видел тающую рогатую луну, красную, зловещую, дрожавшую в тумане над далекой долиной Банофа. Сквозь отверстие в крыше мерцала бледная Полярная Звезда, трепещущая, словно живая, глядевшая вниз подобно демону-искусителю. Мне мнилось, что ее дух злобно нашептывал мне, предательски склоняя ко сну, и слова, сулившие злосчастье, монотонно повторялись вновь и вновь:

 
Спи, о страж, покуда свет
В шесть и двадцать тысяч лет
Обернется и вернет
Мой огонь на небосвод.
Звезды новые гореть
Будут там, где неба твердь;
Звезд покоя, звезд забвенья
Сладостно благословенье:
Лишь когда назад вернусь,
С прошлым в двери постучусь.
 

Тщетно я боролся со сном, пытаясь связать эти странные слова с преданиями о небесах, известными мне из Пнакотских рукописей. Моя голова, кружась и тяжелея, склонилась на грудь, и когда я снова поднял взгляд, я грезил; в окно над ужасными, качающимися деревьями призрачного болота мне ухмылялась Полярная Звезда. И я сплю, сплю до сих пор.

Мучимый стыдом и отчаянием, иногда я неистово кричу, умоляя созданий из сна разбудить меня, чтобы Инуты не прокрались по тропе за пиком Нотона, застав врасплох стражей цитадели, но создания эти суть демоны, что смеются надо мной, отвечая, что я не сплю. Они потешаются надо мной во сне, пока желтолицые враги подбираются все ближе и ближе. Я не исполнил свой долг, я предал мраморный город Олатоэ и подвел Алоса, своего друга и командира. Но тени из моих снов по-прежнему издеваются надо мной. Они твердят, что земля Ломар существует лишь в моих грезах; что в тех краях, где в небе высится Полярная Звезда и над горизонтом ползет красный Альдебаран, где тысячи лет нет ничего, кроме льда и снега, и не ступала нога человека, есть лишь приземистые, снедаемые холодом желтокожие создания, имя которым «эскимосы».

И пока я терзаюсь от мучительной вины, в отчаянном стремлении спасти город, над которым нависла угроза, что с каждым мгновением все страшней, и тщетно пытаюсь очнуться от странного сна в каменном доме к югу от мерзких болот и кладбища на невысоком холме, Полярная Звезда, зловещая, чудовищная, наблюдает из черной бездны, безобразно моргая, словно неимоверное безумное око, что тщится передать некую странную весть, но помнит лишь то, что должна о чем-то сказать мне, не ведая сути тех слов.

1920

Рок, что постиг Сарнат

Есть в земле Мнар необозримое стоячее озеро; ни один ручей не питает его и ни один не вытекает из него. Десять тысяч лет назад на его берегах стоял могучий город Сарнат, но теперь Сарната не стало.

Говорят, что в незапамятные времена, когда мир еще был молодым, еще до того, как люди Сарната пришли в землю Мнар, иной город стоял у озера, серый каменный город Иб, что был так же стар, как и само озеро, и населен созданиями, неприятными на вид. Весьма странными и уродливыми были они, как и многие другие твари зарождающегося, еще не оформленного мира. Письмена цилиндрических камней Кадатерона говорят, что населявшие Иб создания были зелеными, как воды озера и туманы, стоявшие над ним, пучеглазыми, шлепали толстыми губами, уши их были нелепыми, и они были лишены дара речи. Говорилось также, что они явились ночью с луны, окутанные туманом, вместе с безбрежным озером и каменным городом Иб. Как бы там ни было, доподлинно известно, что они поклонялись сине-зеленому идолу, вырезанному из камня и обликом подобному Бокругу, великой водяной ящерице, перед которым устраивали дикие пляски под растущей луной. В пергаментах Иларнека говорится, что однажды они открыли огонь, и с той поры разжигали костры во время многочисленных церемоний. Но письменных упоминаний об этих созданиях сохранилось немного, так как жили они в глубокой древности, а человечество юно, и его знания о тварях, населявших мир в те дни, весьма скудны.

Прошли миллиарды лет, и в землю Мнар пришли люди: смуглые пастухи с шерстистыми стадами, построившие Траа, Иларнек и Кадатерон на извилистой реке Аи. Некоторые из племен, что были бесстрашнее прочих, продвинулись к озерному берегу и возвели Сарнат там, где земля была богата драгоценными металлами.

Кочевые племена заложили первые камни Сарната недалеко от серого города Иб и немало дивились его обитателям. Но их удивление мешалось с ненавистью, так как они считали, что негоже подобным тварям появляться в мире людей после захода солнца. Их пугали странные серые каменные статуи Иба, вселявшие в них страх своей невероятной древностью. Никто не мог сказать, почему эти твари и эти колоссы пробыли в этом мире так долго; быть может, причиной был покой, царивший в земле Мнар, удаленной от других краев, что пробуждались или погружались в сон.

Чем дольше люди Сарната видели тварей Иба, тем сильнее росла их ненависть, отчасти и потому, что те создания были слабыми; их мягкая, студенистая плоть не могла противиться ни камню, ни копьям, ни стрелам. И настал день, когда молодые воины – пращники, копейщики и лучники – двинулись маршем на Иб и убили всех его жителей, сталкивая причудливые тела в озеро длинными копьями, так как не желали касаться их руками. Противные им колоссы из серого камня также были сброшены в воды озера, и они поражались, сколько труда, должно быть, ушло на то, чтобы доставить их сюда из неведомого далека, ведь ни в земле Мнар, ни в соседних краях подобных камней не было.

И ничего не осталось от древнего Иба, кроме сине-зеленого резного каменного идола, обликом подобного Бокругу, водяной ящерице. Его молодые воины забрали с собой, в Сарнат, как символ победы над древними богами и тварями Иба, как знак того, что теперь они правили землей Мнар. Должно быть, ночью, после того как его воздвигли в храме, случилось нечто страшное, так как над озером видели странные огни, а наутро люди увидели, что идол исчез, и верховный жрец Таран-Иш лежал бездыханный, словно сраженный неведомым ужасом. Перед смертью неверной рукой Таран-Иш успел нацарапать на смарагдовом алтаре знак Рока.

Множество жрецов сменилось после Таран-Иша, но сине-зеленого каменного идола так и не нашли. Друг за другом следовали века, Сарнат достиг небывалого расцвета, и лишь жрецы да старухи помнили, что нацарапал Таран-Иш на смарагдовом алтаре. Торговый путь теперь пролегал меж Сарнатом и Иларнеком, и драгоценные металлы из земных глубин меняли на другие металлы, редкие ткани, украшения, книги, ремесленные инструменты и все предметы роскоши, известные тем, кто селился на берегах извилистой реки Аи, а также в иных пределах. Так расцветал Сарнат, и полнился могуществом, мудростью и красотой, и отправлял войска, чтобы подчинить соседние города, и со временем цари, восседавшие на троне Сарната, стали править всей землей Мнар и многими соседними краями.

Чудом всего света, гордостью всего человечества был великолепный Сарнат. Стены его были сложены из отполированного мрамора, добытого в пустыне, и высота их составляла триста локтей, а ширина семьдесят пять, так что наверху могли разъехаться две колесницы. Их протяженность составляла полных пять сотен стадий, и они обрывались на берегу озера, где насыпь из зеленого камня сдерживала волны, что раз в году необъяснимым образом поднимались на озере в день празднества по случаю разрушения Иба. Пятьдесят улиц Сарната шли от озера к воротам караванов, и еще пятьдесят пересекали их. Их вымостили ониксом, а те, где шествовали лошади, верблюды и слоны, – гранитом. А ворот из бронзы было столько же, сколько и улиц, обращенных к суше, и у каждых стояли фигуры львов и слонов из неизвестной ныне породы камня. Дома горожан были сложены из обожженного кирпича и халкидона, и у каждого был обнесенный стеной сад с прозрачным озерцом. Построены они были с небывалой искусностью: в других городах не было подобных домов, и путники из Траа, Иларнека и Кадатерона поражались высоким блистающим куполам, порой видневшимся среди прочих крыш.

Но еще чудесней были дворцы, храмы и сады, посаженные еще во времена царя Зоккара. Меньшие из множества дворцов затмевали любой в Траа, Иларнеке и Кадатероне. Были они столь высокими, что, поднимаясь наверх, могло показаться, что ты со всех сторон окружен небом, а когда зажигали факелы, пропитанные маслами Дотура, на стенах разворачивались грандиозные картины, изображавшие царей во главе своих войск, захватывающие и поражающие воображение. Велико было число храмовых колонн из подцвеченного мрамора, покрытых резьбой непревзойденной красоты. В большинстве дворцов полы украшали мозаики из бериллов, лазурита, сардоникса, карбункулов и прочих камней, выполненные столь искусно, что ступавший по ним будто шел по лугу, усеянному редчайшими цветами. Схожим образом были украшены и хитроумно устроенные фонтаны: изящный танец ароматных струй был приятен глазу. Все остальные здания затмевал собой дворец царей Мнара и всех окрестных земель. Трон покоился на припавших к земле золотых львах, а к нему вела лестница со множеством сверкающих ступеней. Он был целиком вырезан из слоновой кости, и никто из живущих не мог сказать, где был добыт столь громадный бивень. Во дворце было множество галерей и амфитеатров, где на потеху царям воины бились со львами и слонами. Когда из могучих акведуков в амфитеатры подавали озерную воду, разыгрывались морские баталии или пловцы сражались со смертоносными глубинными тварями.

Высоко, подобно башням, возносились семнадцать храмов Сарната из многоцветного камня, неведомого в других краях. На целую тысячу локтей вздымался величайший из них – обитель верховных жрецов, живших в роскоши, едва ли уступавшей царской; там собирались толпы, чтобы поклониться Зо-Калару, Тамашу и Лобону, главным божествам Сарната, чьи курившиеся благовониями святилища были подобны тронам властителей. Обрамленные бородами лица Зо-Калара, Тамаша и Лобона казались настолько живыми, что можно было поклясться: сами милостивые боги восседали на тронах из слоновой кости. По лестнице с бессчетным числом циркониевых ступеней жрецы поднимались на самый верх башни, откуда каждый день могли видеть весь город, окрестные равнины и озеро, разгадывали тайны луны, движения звезд и планет, а по ночам наблюдали за их отражением в озерных водах. Здесь они вершили сокровенный древний ритуал, порочащий ненавистного Бокруга, водяную ящерицу, и здесь же стоял смарагдовый алтарь, где рукой Таран-Иша был выведен знак Рока.

Столь же чудесными были и сады, что создал древний царь Зоккар. Располагались они в центре Сарната, занимая большое пространство, окруженное высокой стеной. Над ними был возведен величественный стеклянный купол, сквозь который в ясную погоду светило солнце и были видны луна и звезды, а в ненастье на нем появлялись их сверкающие изображения. Летом в сады нес прохладу свежий, благоухающий ветерок, создаваемый взмахами опахал, а зимой потайные огни поддерживали там тепло, и потому в этих садах всегда царила весна. Ручейки бежали по светлой гальке, разделяя луга и рощицы всех оттенков зеленого, а над ними стояло множество мостов. Многие обрывались водопадами, и многие впадали в озера, покрытые лилиями. Белые лебеди скользили по воде, и пение редких птиц сливалось с мелодией водных струй. На благоухоженных террасах были устроены зеленые площадки, тут и там обрамленные вьющимися стеблями винограда и сладко пахнущими цветами, и стояли сиденья и скамьи из мрамора и порфира. В многочисленных святилищах и молельнях каждый мог отдохнуть или поклониться младшим божествам.

Каждый год в Сарнате устраивалось празднество в честь разрушения Иба, и в этот день было не счесть выпитого вина, песен, танцев и прочих всевозможных увеселений. Великие почести воздавались духам тех, кто уничтожил странных древних тварей, и над памятью о тех созданиях и их божествах глумились танцоры и лютнисты, увенчанные розами из садов Зоккара. Цари смотрели на озеро, проклиная кости мертвецов, что покоились там, под водой. Сперва верховные жрецы не одобряли эти празднества, так как меж ними жива была память о загадочном исчезновении сине-зеленого идола, ужасной гибели Таран-Иша и его последнем предупреждении. И они говорили, что со своей высокой башни иногда видят огни в глубинах озера. Но шли бестревожные годы, и даже жрецы, наконец, стали смеяться, сыпать проклятиями и участвовать в оргиях вместе с пирующими. И в самом деле, не в их ли высокой башне вершился тайный древний обряд поношения Бокруга, водяной ящерицы? Тысячу лет уделом Сарната были роскошь и благодать, и весь мир людской дивился ему и гордился им.

Тысячелетие разрушения Иба отмечалось с немыслимым великолепием. О памятном дне стали говорить еще за десять лет во всей земле Мнар, и когда он был совсем близок, в Сарнат потянулись караваны лошадей, верблюдов и слонов из Траа, Иларнека, Кадатерона и всех городов земли Мнар и окрестных краев. В назначенную ночь под мраморными стенами взметнулись княжеские шатры и палатки путешественников, и на всем берегу слышались радостные песни пирующих. Царь Наргис-Хай в своем пиршественном зале упивался старинным вином из подвалов покоренного Пната, в кругу праздной знати и услужливых рабов. На том пиру подавалось множество необычайных деликатесов: павлины острова Нариэль в Срединном Океане, козлята с далеких гор Имплана, копыта верблюдов пустыни Бназик, орехи и пряности садов Кидатрии, жемчужины омываемого волнами Мтала, растворенные в уксусе из Траа. Подавались бессчетные соусы, приготовленные мастерами поварского искусства со всей земли Мнар, способные угодить любому изощренному вкусу. Но роскошь всех прочих блюд меркла перед невероятными рыбами, пойманными в озере: каждого из этих гигантов подавали на золотом подносе в обрамлении рубинов и алмазов.

В то время как царь со свитой пировали во дворце и дивились главному блюду, ожидавшему их на золотых подносах, празднество продолжалось повсеместно. В башне главного храма веселились жрецы, а в шатрах у городских стен – князья всех окрестных земель. Верховный жрец Гнаи-Ка первым заметил, как в озеро спускаются тени с растущей луны и как мерзкий зеленый туман поднимается к ней от воды, окутывая отвратительным зеленым свечением башни и купола обреченного Сарната. Вслед за тем наблюдатели с башен и на лишенном стен берегу увидели странные огни на воде и что серая скала Акурион, ранее вздымавшаяся над озером, почти полностью скрылась под водой. Все сильнее становился страх, объявший тех, кто видел все это, и князья Иларнека и далекого Рокола приказали разобрать шатры, поспешно удалившись к берегам реки Аи, еще не осознав грядущей беды, но смутно предчувствуя ее.

Ближе к полуночи распахнулись настежь все бронзовые врата Сарната, сквозь которые неслись обезумевшие толпы, словно черная саранча покрывая равнину; так, охваченные страхом, бежали из города все князья и все путешественники. На их лицах лежала печать безумия, порожденная немыслимым ужасом, а с губ срывались столь пугающие слова, что никто из услышавших их не посмел задержаться, чтобы убедиться в их правдивости. Пронзительно кричали те из людей, что в страхе посмели заглянуть в окна пиршественного зала, где вместо Наргис-Хая, царедворцев и рабов теперь было жуткое пляшущее сонмище неописуемых зеленых бессловесных тварей с глазами навыкате, безобразно толстыми губами и нелепыми ушами; в лапах они сжимали украшенные рубинами и алмазами золотые подносы, на каждом из которых горело противоестественное пламя. И все князья, все путешественники, бегущие из обреченного Сарната на лошадях, верблюдах и слонах, вновь бросили взгляд на окутанное туманом озеро и увидели, что великая скала Акурион теперь полностью скрылась под водой.

По всей земле Мнар и окрестным краям разнеслась весть из уст тех, кто бежал из Сарната, и караваны перестали тянуться в этот проклятый город за драгоценными металлами. Уже давно там не ступала нога случайного путника, и одни лишь храбрецы, дерзновенные юноши из далекой Фалоны отважились побывать там; золотоволосые, голубоглазые смелые юноши, подобных которым не рождалось в земле Мнар. Они в самом деле отправились к озеру, чтобы взглянуть на Сарнат, и увидели спокойное безбрежное озеро, серую скалу Акурион, что вздымалась над ним, но от города, которым восхищались и гордились люди всего света, не осталось ни следа. Там, где раньше стояли стены в триста локтей и еще более высокие башни, теперь расстилался лишь болотистый берег, и там, где некогда жили пятьдесят миллионов людей, теперь ползали лишь омерзительные зеленые водяные ящерицы. Ничего не осталось и от рудников, где добывали драгоценные металлы: то был Рок, что постиг Сарнат.

Но оставался наполовину скрытый камышами загадочный идол из зеленого камня; невероятно древний, покрытый водорослями, обликом подобный Бокругу, великой водяной ящерице. Идол сохранили как святыню в верховном храме Иларнека, и впоследствии под растущей луной ему поклонялись во всей земле Мнар.

1938