Секс/Ложь/Джанки

Джанк №9: Габби

Меня укокошила Коко Шанель. Она сошла с небес в сияющем кокошнике и обрушила на мою голову щит из переплетенных зеркальных литер Си. Меня немного смутило – когда я умер, мы долго болтали, она попросила называть ее Габби – так вот, меня смутило, что Габби курит. Ты знаешь, дымит, как паровоз. И не эти тоненькие дамские сигаретки. Целовать, что пепельницу облизывать? Остроумно. Слышал, конечно, но не знал, что это она сказала. Или не она? Да и какая разница?

Она божественна. Я (только ты, пожалуйста, не ревнуй) так ей и сказал. Знаешь, как она отреагировала на комплимент? Сказала спасибо. И добавила, что на ее теле одна единственная морщинка – та, на которой она сидит. Нет, не видел. Габби носит брючные костюмы. Поверил на слово. Умоляю, не перебивай меня, у нас теперь целая вечность.

О моде мы не разговаривали. Я в ней не очень-то разбираюсь, а Габби, кажется, уже все надоело. Представляешь, мне показалось, что ей безумно скучно. Она спрашивала меня о вещах совсем простых, будто соскучилась по жизни. Как шли дела, до смерти, разумеется. Что любил, что ненавидел. Каким я себя считал и каким был. Но поверь, ответить на ее вопросы оказалось не так просто. Очень не хотелось разочаровать Габби. Конечно, глупо бояться чего-то после смерти, но оказалось, что мне по-настоящему страшно увидеть в глазах Габби непонимание, заметить, как ее улыбка медленно угасает вместе с интересом.

Жаль, что со мной не было тебя. Ты бы показала мне грань между остроумным и пошлым, серьезным и пафосным, печальным и жалким. Но тогда ты была жива. Поэтому я (в чем ты, уверен, и не сомневалась) нес чушь. Детей вот не успел, да и куда мне, сам ребенок. Хотел собаку, но побоялся ответственности. Так и не научился говорить «нет». Даже незнакомцам. И даже самым близким людям. Хулиганил, но беззлобно. Шутил, но часто на зло. Габби спросила, не обижаюсь ли я на нее. Вообрази! Ах, ангел и кокетство.

По-настоящему обидно было подавиться свежайшим круасаном, легким, как облако дымчато-серых крыльев Габби. Я с надеждой ждал, что крошки растают в трахеях так же, как до того таяли сладчайшими снежинками на языке. Но жизнь оказалась сукой, глупость которой с лихвой компенсируется безжалостностью. Я умер, так и не слизнув начинки с уголков застывающих губ.

Своим ударом Габби отвлекла меня от обид и сожалений. Не укокош она меня, до сих пор скакал бы вокруг своего скелета. Эх, сделал бы Лагерфельд из моей кожи коллекцию брючных подтяжек для Коко. Или ремешок, чтобы им она хлестала всех, кто растащил ее на цитаты и вешалки для платьев.

А тебя кто укокошил? А, Мишель Фуко… Он не ангел, апостол. Значит, ты еще не видела Габби? О, она тебе обязательно понравится. Только умоляю, называй ее Габриель, если она сама не попросит о другом.

Комментарий №10

Бутыль с ромом:

«Немного уважения – это все чего я прошу. И любви… Да! Капельку любви и чуточку уважения – вот все, что мне нужно. Можно подумать, что я многого требую. Нет же! Горсточку понимания, крупиночку уважения и вооот столечко любви… А про уважение я уже говорила? Ладно, неважно. Просто у меня уже вот где сидит это неуважение, когда мне заявляют, что я, дескать, не просыхаю. Очень предвзято и грубо, а я, между прочим, женщина, и мне как женщине необходимы любовь, понимание, сочувствие и это… как его? А, да – уважение. И то, что я не просыхаю – это вообще никого не касается. Это мое личное дело. Я вообще могла бы в любой момент просохнуть, только какой в этом толк? Моя родная сестра однажды наслушалась этих советчиков, которые и ее так же осуждали, как меня. Наслушалась, дуреха, и ром на пол вылила – весь, до последней капли. И знаете, что было дальше? От нее тут же избавились! Ее выкинули, как мусор! Никто и никогда больше не видел мою бедную сестренку… Так что, вы, советчики, говорите, что я должна просохнуть? А как на счет моей сестрички, что бы вы сказали ей сейчас, когда она мертва из-за ваших дрянных советов?»

Джанк №10: Хабанера

Ром энд кола, айс кьюбс крэшин

Дэнсинг бинс, браун айз флэшин

– Здесь каждый второй – синьор, а третий – Гарсиа. Даже у старух волосы черны, как обсидиан. Бычки шипят в томате корриды.

– Котенок, от твоих текстов мурашки по коже и ком в горле. Прочитаешь, и настроение падает.

– Если на море не смотреть, зажмуриться, подставив лицо солнцу, кажется, что шумит океан. И пахнет океаном.

– Нет, дело не в том, что они плохо написаны. Совсем не плохо. Только…

– Кожа увлажняется кремом, но все равно подгорает, чувствуется пощипывание. Морская соль. Жаркое солнце. Оно просачивается сквозь кроны деревьев и зайчиками пляшет под дудочку ветра.

– …только как-то очень мрачно. Нет легкости, что ли. Мазохистов меньше, чем ты думаешь.

– Не думается ни о чем. Весь обращаешься в слух, зрение, обоняние. С лица не сходит глупая счастливая улыбка. Кажется, что счастье не может быть умным и логичным. Гранит набережной плавится. Я – бурый кусочек тростникового сахара – бесконечно таю в чашечке ароматного кофе. От меня через тонкую майку все вокруг становится сладким и чуть липким.

– Знаешь? Попробуй сделать так, чтобы прочитал, и захотелось танцевать. Или…

– О, как они танцуют. Взявшись за руки и поодиночке. трум-ТУМ. прам-ПАМ. Две четверти, акцент на последнюю долю. Нет, с серьезными лицами только фанданго. А это – импровизация.

– …или подпрыгнуть и полететь.

– А горы? Дороги ползут и шипят в точности как змеи. У них раздвоенные языки и раз в два года они сбрасывают шкуру. Серпантин и апельсиновые рощи. Там, наверху. Сотни метров до земли кажутся километрами. Прожилки рек золотятся на зеленом бархате. Крыши домов краснеют ягодками брусники. Море и небо сливаются в одно полотно, огромный лист бумаги, сложенный вдвое и снова расправленный. Стоит один раз задержать взгляд, и больше уже ничего не видишь. Под ногами воздух. Сладкий страх неслучившегося падения.

– Пойми, просто – не значит плохо, так же как сложно – не всегда хорошо.

– По ночам пальмы светятся. Сами для себя, от корней вверх, к листьям. Глазурь пены хочется слизнуть с сырого серого песка. А потом заблудиться в узких петляющих ходах, нетрезвым мотыльком порхать от фонаря к фонарю, раскинуть руки и дотронуться до стен домов, стоящих на противоположных сторонах улочки.

– Оставь мораль для сказок, а смысл для басен. Кишки, которые ты вываливаешь – в этом есть сила, но нет красоты. Физиология неэстетична.

– Ночи без простыней и сна. Запах обожженной кожи сводит с ума, которого и так не осталось. Завтрашний день уже наступил. Он встал раньше нас, умылся, почистил зубы и собрал чемоданы. Вызвал такси до аэропорта. Черт с ним, пусть катится. Мы ведь останемся здесь навечно?

– Да. Мы будем танцевать?

– Да. Танцевать, глупо улыбаться, подпрыгивать и летать.

Комментарий №11

Нервнопаралитический газ:

«Думаю, что в любом деле главное быть убедительным. То есть, если ты профессионал, то должен не только досконально знать свое дело, но и своим внешним видом показывать полную уверенность. Вот взять для примера меня. Я работаю с людьми, многие из которых видят меня впервые. Я демонстрирую им уверенное спокойствие, сосредоточенность и внимание. Люди, видя это, сразу понимают, что мне можно доверять, успокаиваются, и все проходит гладко, без суеты и недоразумений. А если бы я мямлил, отводил глаза или как-нибудь неестественно шутил и балагурил, ничего бы не вышло – никто не станет иметь дел с рохлей или клоуном»

Джанк №11: История

Знаешь, котик, чего нам с тобой по-настоящему не хватает? Истории, которая свяжет нас и будет удерживать вместе, даже когда больше ничего не останется.

– Мировая история – это бесконечная цепочка войн, кровавых разделов и переделов сфер влияния.

– Да, но это для тех, кто наверху, кукловодов, небожителей, обитателей Олимпа. Ты прав, будет война. Но кто бы ее ни начал, кому бы ее ни объявил, для тебя и меня она станет битвой, в которой весь мир восстанет против нас. Это будет наш выход, длинная грустная история со счастливым концом. Долгий путь от тебя без меня ко мне с тобой.

– Ты знаешь, эта война станет последней. Я ошибся, сказав, что цепь бесконечна. Логика предсказывает конец, витки спирали сужаются, чтобы поставить точку.

– Ну и пусть. Пусть даже судьба поставит нас на разные фронты. Этим она лишь подчеркнет кинематографический драматизм, необходимость именно нашей с тобой победы.

– Будет так. Я, брошенный на сторону Севера, стану дезертиром. Оставлю винтовку и поползу к тебе в горы. Питаясь падалью, перешагивая смерть за смертью, появлюсь в деревне, где ты будешь учить осиротевших детишек и выхаживать раненых. Твои братья, белокурые бестии-южане, готовящие виселицы для партизан – они не пощадят ни тебя, ни меня. Лишь бы успеть встретиться взглядами.

– Присоединившись к Восточному блоку, я стану лучшим снайпером. Я увижу твою смерть под тонкой кожей, и впервые мой палец на курке дрогнет. Прежде, чем мои руки закроют твои разверстые раны и остановившиеся глаза, мой поцелуй расскажет тебе о настоящей любви.

– Атака на Западе захлебнется. Я попаду в плен. Там, в концентрационном лагере, я познакомлюсь с твоим мужем – перед тем, как мы оба погибнем в газовой камере, он успеет показать мне твою фотографию. В следующий раз я попытаюсь сбежать, но автоматная очередь перебьет мой позвоночник, разорвет легкие и сердце. Я извлеку урок. Путь должен быть долгим, он не стоит меньшего, чем несколько жизней. Перебираясь по дымящимся трупам через колючую проволоку под током, мыслями буду стремиться к тебе.

– Радисткой, связной под развалившимся прикрытием, разбитой челюстью я не раздавлю капсулу с ядом. Буду ждать тебя, распятого на броне танка.

– Разрушенные бомбежками города, полыхающие напалмом джунгли, тонны песка, взлетающие в воздух, опустевшие гниющие континенты станут нашими декорациями. Мир уничтожит себя в финальном аккорде нашей истории.

– И потом мы будем пересказывать эту историю друг другу, детям и внукам чужих детей. Пусть они в зависти впиваются зубами в свои ладони, оценив силу настоящей любви. Увидев воочию пошлость схемы «повстречались-познакомились-притерлись-жили-долго-умерли-со-скуки», они выстроятся для последней войны.

Комментарий №12

Календарь:

«На меня часто обижаются. Говорят, что я необъективен и предвзят. Разумеется, это не так. Со стороны может казаться несправедливым, что первую позицию занял январь, а декабрь попал на последнюю строчку, но не я составил этот рейтинг. Мне самому, может быть, больше симпатичен май, но в сводной таблице хит-парада он оказался в самом конце топ-5. Дело в том, что рейтинг составляется на основании не моего личного мнения, а по результатам многофакторной взвешенной оценки. В любом случае рейтинг – это не приговор. К нему нужно относиться спокойно, но при этом делать выводы. Ладно, в этот раз декабрь потерпел фиаско, но это не повод отчаиваться и опускать руки. Наоборот! Достигнув дна, от него можно оттолкнуться и сделать мощный рывок наверх. Уверен, что если декабрь сумеет сосредоточиться и больше сил и времени посвятит самосовершенствованию, то уже в следующем году сможет улучшить свою позицию. Я не делаю никаких прогнозов – это вне зоны моей компетенции, но у каждого участника есть реальный шанс возглавить чарт»

Джанк №12: Контрапункт

Иногда я впадаю в спячку. В среднем получается года на два. Это нормально. Мне снятся красочные страны, море, сахарная вата, пляжи с шоколадными девушками топлес. Потная усталость велосипедных прогулок приятна. От приснившихся экзотических напитков голова жужжит сытой мухой. Мое тело приобретает волшебную упругость и приятный золотистый цвет, волосы выгорают до чистой платины. Если заглянуть по ту сторону солнечных очков, можно захлебнуться счастьем. Совершаю набеги на магазины беспошлинной торговли, граблю бары, танцую на столах. Читаю стихи стюардессам, щиплю за попы горничных, улыбаюсь официанткам.

Я опоздал. Понимаешь? Я не знал, что это в принципе возможно. Когда сидел с тобой на лавочке, смешно надувая щеки, выдувал фонтанчик табака из папиросы и набивал опустевшую гильзу зеленым, трамбуя зелень стержнем гелевой ручки. Не думал, что могу опоздать, когда отогревал твои побелевшие на морозе пальцы травяным дыханием. Даже когда ты плакала и говорила, что больше так не можешь, что все это тебя убивает, я плакал вместе с тобой, но не верил в возможность опоздания. Ты отказывалась от меня, но я не верил в такую искренность. Я могу все изменить, работаю над этим. Мое «могу» не знало ни прошлого, ни будущего времени. Находясь здесь и сейчас, как заставить себя подумать, что опоздаешь? Что ж, я глотаю факты, без них я умру с голоду. Проглотил и этот.

Возвращаюсь домой. Слезы умиления, голос девочки Дороти, говорящий «нет ничего лучше, чем дом». По мне скучали. Тут же метастазами пухнет вечеринка. Гремя льдом в бокале, я показываю фотографии. На одной мои плавки чуть сбились. Все смеются. Секретарша приносит ворох писем, на мониторе алеют сотни сообщений. Все заходят и спрашивают «ну, как?». Письма в корзину, сообщения шифтом сверху вниз и делитом туда же. Отлично, друзья мои. Превосходно. Телефон тоже спрашивает «ну, как?». Лучше не бывает. Игра в снежки, посиделки с абсентом, грабеж супермаркетов. Новые и старые фильмы один за другим проходят навылет.

Ты не верила, что окажешься в будущем. То есть в таком будущем, где я, уже опоздавший, останусь в прошлом. Ты плакала и говорила, ну почему, все ведь было таким прекрасным, объясни мне, может быть я дура, но я ничего не понимаю. А я и сам не понимал. Ты хочешь, чтобы я ушла? Нет. Чтобы осталась? Не знаю. Нет, конечно, хочу. Только не знаю чего. Тогда я уйду, говорила ты, бросаясь в слезной пелене к двери. Я тратил время, не пуская тебя. Если бы я знал, что опоздаю, изменило бы это хоть что-нибудь? Не знаю. Наше непонимание уравновесилось, но твое неверие оказалось сильнее моего незнания.

Затем, ради разнообразия, руины древних цивилизаций в уютных местечках, где даже пауки и змеи позируют и улыбаются, завидев меня и нацеленный на них объектив моей мыльницы.

В твоих словах и мыслях мне видится обреченность. Как будто ты опоздала на все поезда, теплоходы и самолеты разом. Даже на те, отправление которых еще и не появлялось расписании. Все деньги тратишь на билеты, складываешь их в обувную коробку, горько вздыхая над каждым. Высасывающая силы безнадежность. Но, мне думается, когда поезд/теплоход/самолет будет стоять под твоим окном, дожидаясь только тебя, ты поймешь. Вместе с пониманием невозможности начала движения без тебя, придет знание о неосуществимости опоздания.

Понимаешь? Когда я просыпаюсь, мне жизненно необходимо обнаруживать себя ветром, наполняющим твой парус, крестом, готовым принять твои гвозди, молодым вином, сочащимся из твоих ран. Ведь потом я снова усну и не увижу ничего, корме снов.

Комментарий №13

Презерватив:

«Любовь – вот что я считаю самым универсальным явлением, величайшей силой, смыслом и наполнением жизни, сокровищем, даром и главным предметом всех стремлений. Говоря о любви, я не имею в виду секс. Между этими понятиями нельзя ставить знак равенства. В корне неверно называть секс плотской любовью или телесным проявлением любви, потому что… Ну, вы понимаете, совокупление организмов – древнейший механизм, который можно отнести к таким утилитарным процессам, как употребление пищи и дефекация. А любовь – для нее нужно обладать гораздо большим, чем простой набор половых органов и гормонов. Вообще, меня раздражает то, что сейчас столько внимания уделяется сексу и про любовь почти никто не вспоминает, а если и вспоминает, то опять же вкупе с ложной сексуальной коннотацией. Когда я знакомлюсь с кем-нибудь, все, как правило, первым делом начинают говорить о сексе. Всех интересует, бывали ли у меня сексуальные контакты прежде. Но, черт возьми, это мое сугубо личное дело! Никого не касается, был ли у меня секс, с кем, когда и как часто. Заявляю во всеуслышание: отвечать на подобные вопросы я отказываюсь! Вот если захотите поговорить со мной о любви – тогда другое дело»

Джанк №13: Кукушка и петух

С такими манерами вам не в приличном обществе, а уж лучше маткой в свиноматке.

Уж лучше вином в ванне.

Уж лучше кислым в киселе.

Уж лучше петухом на зоне.

Уж лучше котом в котлете.

Уж лучше шапкой на воре.

Уж лучше куском в астрале.

Уж лучше свечой в ректале.

Уж лучше пиццею в Ницце.

Уж лучше ниц перед Ницше.

Уж лучше босым в бассейне.

Уж лучше дойками у доярки.

Уж лучше начинкой в ночи.

Уж лучше пирогом на пороге.

Уж лучше Лениним с ленцой.

Уж лучше ужом на батарейках.

Уж лучше шариком в Шартрезе.

Уж лучше Мусоргским в кутузке.

Уж лучше картинкой на картонке.

Уж лучше Троцким с тросточкой.

Уж лучше собачонкой на сеновале.

Уж лучше гамбургером в Питсбурге.

Уж лучше Чайковским с часословом.

Уж лучше подшипником в кремальере.

Уж лучше карамелькой за щекой после проглота.

Уж лучше соском с пирсингом и дрелью в заднице.

Уж лучше с мертворожденным во чреве и иконкой на груди.

Уж лучше оскопленным и зарезанным собственным сыном в кровати.

Уж лучше порванным и заштопанным, распиленным и склеенным, убитым Лазарем.

Уж лучше прокаженным и сальным, с чирьями, чумой и узлами с кулак под мышками и на шее

Уж лучше лесенкой Маяковского, лестницей Якова, стремянкой Ильича, парадным Зимнего дворца.

Уж лучше, Кукушка, прокукуй, сколько мне жить осталось. А то слова – вещь столь влекущая безграничностью возможностей, высотой полета и блеском стали, разума мира, единством сознания и непорочностью идеалов, красотой мгновенной, рождающейся из ничего, любовью искренней и властью непорченой, что удавлюсь я ими, на суку сидя, яйца твои из гнезда выкидывая, тоскуя по тебе и крыльям твоим, что поднимают тебя над землей.

Уж лучше ты, Петя, прокукарекай так, чтоб солнце не вставало, чтоб не видела тебя больше, чтоб ничего не видела, а вокруг метель мела, а я и клюва из гнезда показать боялась, чтобы умерла я от счастья, страсти твоей нетерпеливой, чтоб на разрыве связок любила тебя посмертно, чтоб хрустела костями под твоими шпорами, чтоб скурила всех куриц до фильтра, до ожога пальцев.

Уж лучше я умру первым, помещая центр вселенной в свой гроб.

Уж лучше я умру раньше, уничтожив весь мир сущий.

Уж лучше я умру в тебе, чтобы жить вечно.

Уж лучше я умру изнутри, чувственно.

Уж лучше я умру напрасно.

Уж лучше я умру.

Уже лучше?

Уже лучше.

Комментарий №14

Катафалк:

«Я ни в коем случае не расист, но черные автомобили объективно лучше остальных. Конечно, взбалмошным юным девицам незазорно ездить на машинках каких угодно ярких раскрасок. Парням, лопающимся от соков и желания заполучить побольше взбалмошных юных девиц, неплохо подходят красные, как воспаленный эрегированный член, спорт-кары. Для всех остальных – настоящих людей – выбор очевиден. Торжественный, серьезный, строгий, элегантный, классический и никогда не выходящий из моды – черный. Справедливость моих слов доказана и многократно подтверждена практикой. На своем веку я перевез не одну тысячу пассажиров. Все они были людьми серьезными, не лишенными чувства вкуса. Ни один из них не возражал против моего черного окраса и не выказывал желания пересесть в кабриолет веселенького зеленого цвета»

Джанк №14: Моя смерть

Моя смерть ездит в черной машине с правым рулем. Я был против, но она настояла – душа должна сидеть слева, поближе к сердцу. На решетке радиатора угловатый трилистник. Любой Патрик, вооружившись отверткой, может его отковырнуть, чтобы затем доступно объяснить самому дремучему кельту символ Троицы. Сзади точно такой же трилистник, показывающий, ЧТО на самом деле моя смерть думает о триединстве. Места в катафалке вполне достаточно, чтобы мое тело (метр восемьдесят шесть) вытянулось там, когда моей смерти наскучит жизнь.

Но пока ей весело. Я для нее отличный собеседник, любовник и игрушка. Моя смерть говорит мне: – Давай еще, тебе ведь так нравится эта эйфория. Давай, малыш, не разочаруй меня. И я даю еще. Еще и еще, пока сознание не исчезает. А потом я нахожу свое тело под капельницей в отделении реанимации. Смерть с наслаждением затягивается сигареткой, подмигивает: – Надеюсь, тебе понравилось. Как насчет повторить? Превозмогая тошноту, отвечаю: – Дай мне пятнадцать минут.

Моя смерть любит шутки и розыгрыши. Как-то раз она спросила меня: – где ты хочешь оказаться? Я пожал плечами – хорошо не там, где меня нет. Хорошо там, где со мной нет ее. Мыслишь верно – смерть кивнула куда-то за мою спину. Оглянулся. За мной шли. Я тебя предупредила. Жить хочешь? Тогда беги – она спокойна, чуть не зевает. Если пересечешь проспект, может и уйдешь. Пять полос в каждую сторону, шустрый трафик. Чистое самоубийство. Но я купился. Побежал, не глядя по сторонам, под вой гудков, визг тормозов, запах выхлопных газов, бензина и паленой резины. Посередине споткнулся, упал, поднялся, капая кровью, побежал дальше. Боже, как она смеялась там, на другой стороне проспекта! В память о том случае на моей правой руке остались глубокие отметины. Всякий раз, когда смерть придумывает очередной фокус, они багровеют.

Изо дня в день смерть мучает меня внутренним диалогом (она неплохо владеет телепатией).

– Ты уже придумал, что будет после финальных титров?

– После них что-то бывает? Хорошо. Скажу, что я – это другой человек, которого я когда-то знал. Вспомню пару забавных моментов из его жизни. И еще пару грустных. Смейся, паяц, плачь и все такое.

– А эта девочка. Ты дашь ей уйти?

– Как я могу удержать то, над чем не властен?

– Фи, какой ты глупый. Смотри, если останешься один, я могу заскучать. И, в конце-то концов, прекрати отвечать вопросом на вопрос. Ничему не учишься.

– Если я чему и научился, так это не скрывать своих чувств. Я тебя люблю. Хочу, чтоб ты знала. Меньше, чем ту девочку, но все равно люблю.

– Ах ты мой маленький мерзавец, – заливисто смеется и посылает мне воздушный поцелуй. Тихонько сжимает мое сердце. Это больно, но приятно. Наша интимная игра, условный знак – так она напоминает, что у меня есть сердце. Живое и любящее.

Конечно, моя смерть всего лишь крепкий арийский скелет, задрапированный веснушчатой кожей. Белизна ее черепа скрыта копной светлых волос, глазницы прячутся за парой серо-зеленых глаз. Пока смерть показывает только зубы, остальное скрыто плотью. Но придет время и она меня достанет. А я достану ее, позволив истлеть кожаному чехлу своего тела.

Комментарий №15

Сигаретный окурок:

«Меня еще рано со счетов списывать. Я, как говорится, и к труду, и к обороне еще о-го-го как готов. К тому же у меня есть неоспоримое преимущество перед молодежью – опыт. Молодые да ранние – какой от них прок? Они, молодые, конечно, гладкие да ровные, их жизнь еще не трепала. Но что они о той жизни знают? Ничего. Что умеют? Опять же ничего! Другое дело – я. Меня и огнем поджигали, и зубами грызли, и ногами топтали – все перенес, ни единого стона не издал. Если потребуется, еще хоть сто раз перенесу, да снова не пискну – ни-ни. Меня ж с моим опытом, смекалкой, навыками и выносливостью на любое ответственное дело подписать можно – с чем угодно справлюсь. Как к делам-то серьезным вновь вернусь, так и жену себя сыщу под стать. Дом построю, сына заделаю, а может и сразу с дочкой вместе. В общем, хоть и опыта я набрался, а все равно – жизнь моя только начинается. Я надолго без дела-то не останусь. Таких, как я, с руками отрывают. Так что, бабоньки, вы смотреть-то смотрите, приглядываться приглядывайтесь, да не проглядите счастье свое. Уж я-то надолго в холостяках не задержусь – как дело какое выгорит, так с пирком и за свадебку!»

Джанк №15: Моя любовь

Вот встречу я свою любовь, а она посмотрит так мимо или даже сквозь меня. За локти, ладони, плечи хватать придется. Тут смелость нужна, решительность. Ну да ладно, с этим справлюсь.

Посмотрит уже моя любовь теперь на меня и скривится. Чой то это ты не чорноусой? Спросит так, а самой уж скучно, что аж деваться некуда. И неловкость ситуации, конечно, вся на меня. Это же я за локти и так далее. Про гены, хромосомы, рецессивные и доминантные наследования – в молоко всё это и жалко, беспомощно. Да и что я, зверь что ли, любовь свою травить пусть и простейшими, но следствиями. Спрошу так дурашливо – а рыжие что? Не нра?

Ох, и посмотрит любовь моя на меня, как солдатик бритенький на вошку смотрит. Тараканьи штоль? Не, фиии. Я тут же любезно так улыбнусь – вот и нету у меня усов никаких, под корень брею. Лучше же, чем тараканьи?

Окажется, что моей любви со святочных гаданий мужчина чорноусой грезился, без бакенбард, но чтоб с трубой курительной. И что? Зря я четвертый месяц как платок пуховый в кармане ношу? Так получается? Самовар, пряники, сапоги – всё к чертям?

Унижать меня моя любовь станет, словами бранными обзывать. Жестокая такая, спасу нет. И вид делает, что торопится куда-то. Утром и в полдник, а потом мне не спится. Мучает она меня, любовь моя. Я уж и ребятишкам площадку выгульную распишу красочно. И старикам к чаю все баранки поразгрызу да поломаю, чтоб размокали легче. И открытку любви своей с главпочтамта отправлю. А она все смотреть на меня будет, как на абрикоса косолапого. Смотреть будет, как будто впервые видит. Как будто и не видела бы лучше никогда. Как на леденец недососанный, в пыль да волосы уроненный.

Нет, ну не жизнь это. Хотите как хотите, а тут и я не смолчу. Люблю я тебя, скажу, любовь моя. Иди ты в пень, как люблю.

Комментарий №16

Молоток:

«Дисциплина – залог порядка. Так было, так есть и так будет всегда. Не хочешь получить по шляпке – не торчи, будь скромнее. Насилие? О каком насилии вы говорите? Я всего лишь стою на страже порядка. У меня, знаете ли, нет какой-то особенной власти, которой я мог бы злоупотреблять или упиваться. Если я вижу гвоздь, нарушающий порядок, я делаю так, что нарушение устраняется. Какой еще палец? А, вы о том случае, когда я якобы ударил кого-то по пальцу? Это была провокация – с торчащим пальцем, нацепившим на себя шляпку. К тому же, по той шляпке ударил не я, а некто условно похожий на меня. Я же свою работу выполняют аккуратно и в полном соответствии с должностной инструкцией. Возможно, когда-нибудь я смогу пустить свою энергию в творческое русло – построить стул, стол или даже целый дом. Да, я хотел бы сделать что-то такое. Но в настоящий момент от меня требуется устранять нарушения. Число нарушителей не иссякает, а значит думать о переквалификации пока что рано»

Джанк №16: Гвоздь

Краткосрочное отсутствие гвоздя в телевизионной программе королевства привело к падению всего ранее находившегося в стоячем, подвешенном или хоть каком-то более-менее пригодном положении.

Первыми попадали нравы. Они со свистом сыпались с неба, пробивая крыши домов, сминая кузова автомобилей и мозжа головы жителей королевства.

Следом за нравами осыпалась преступность, который год удерживающаяся на стабильном уровне грушевого роста. Тут все, чьи головы не размозжили нравы, чуть было не удивились. Ожидания были в пользу того, что, ободрившись нравственным дождем, преступность, болтающаяся на вытянутых лапках, согнет-таки локотки и взберется повыше. Но вышел парадокс. После того, как все нравы просочились сквозь решетки ливнеприемных колодцев, преступности перестало нравиться что бы то ни было, в том числе она сама. Безвольно разжав пальцы, преступность шмякнулась на землю, где тут же скисла, наполнив королевство запахом кислятины. Тем не менее, удивиться этому толком никто не успел, так как интерес скосило практически одновременно с преступностью.

Дальнейшее не интересовало ровным счетом никого. Поэтому смерть, забыв отнять от своей груди детскую смертность, свалилась в яму, которую до этого с интересом рыла кому-то другому.

Дольше всех продержались идеалы, потому как их и в лучшие времена как бы не было, да уровень жизни, поддерживаемый плечами атлантов, малочисленных, но чрезвычайно состоятельных. Атланты синхронно отвлеклись на пересчет состояния в своих карманах. Оставшись без опоры, уровень жизни рухнул, припечатав хлипкие идеалы, остатки крепостной стены и прочие руины.

Когда гвоздь наконец появился, раскатанное в блин королевство годилось разве что для плевательницы Пастера. Но гвоздь, равнодушный к пенициллину, этой годности не оценил, и потому пошел ко дну, где моментально заржавел.

Комментарий №17

Жилет дорожного рабочего:

«В моя работа цвет очень важный. Частый работать приходится в серый дождик, в серый туман, в серый снежки и еще даже в темный-претемный ночь. Не очень то веселый работать в такие серые и темные-претемные – прямо вот грусть к сердце подбирается. Но как только грусть подбирается, я вспоминаю, какой у меня цвет хорош – яркий и весело. Я от этот цвет радуюсь, сердце тоже сразу веселый встает, а грусть так бегает быстро прочь, как будто и никогда не крадется. Я пою хороший песенки, и работать встает радостно, даже когда на меня горячий гудрон однажды облился, и машина билась, и грузовики бились, и все равно не беда. Напарник только быстро обмениваются один на другой. Вчера один во мне был – в него машина билась, его у дороги обочины закапывали. Сегодня другого привозили, в него ничто не билось еще – так и жизнью живем»

Джанк №17: Оранжевый

Помнишь, как мы бросали апельсины в снег? Это было глупо, но так естественно. Создать нечто неестественное, яркое, выделяющееся из этой черно-белой реальности. Ярко-оранжевые вспышки на фоне ослепляющей белизны.

Мы с тобой не плавали в Красном море, не восторгались коралловыми рифами и его обитателями, наделенными сумасшедшей пестротой окрасок. Создав желтые пустыни, белесые полюса, изумрудные леса, сине горы и бесконечные серые города, творец приберег самые безумные краски для экзотических рыбок, птичек и насекомых. Разбрызгал 32 бита своей палитры по крошечным тельцам.

Мы не боги, мы не обожаемся даже когда остаемся вместе, когда кроме нас во всем мире нет никого и ничего. Мы можем лишь обожать друг друга. И в этом наша безграничная щедрость. Мы отменяем грехи, преступления и наказания. Всё наше – правильно, хорошо, верно. Мы стираем слово «прощение», потому что нам не в чем раскаиваться. В безрассудной щедрости, мы разбрасываем апельсины, оставляем их замерзать в сугробах, налюбовавшись огненными отсветами.

Если ты захочешь, голые деревья будут цвета рома с колой. Снег будет не белым, а сметанным. Дома – цвета тахинной халвы. Небо – не чуть розоватым, но все же голубым, а таким, как юный влюбленный и неопытный гей. Я выточу любую призму голосом, рожденным не убивать. Призма разложит сметанный свет в спектр, который мы смешаем и размажем, как захотим. Бездумно, щедро, не оглядываясь, с удовольствием и истинным наслаждением. Без цели и пользы, для одной только радостной забавы.