История тайных обществ, союзов и орденов

Эта погребальная песнь свобод народа является характерным для кельтов возгласом дикого отчаяния: «Услышь нас Бог, почему не поглощает нас море? Зачем продолжаем мы жизнь, трепеща от страха? Некуда нам идти в беде и несчастьях, некуда нам укрыться от неумолимо суровой судьбы. Всюду угрожает нам неизбежная гибель, нет нам спасения, нет для нас исхода. Одно лишь прибежище – спасительная смерть». В 940 г. были записаны статуты и особые права союза, а в 1078 г. он был реформирован и получил многочисленные привилегии, которые придали ему новую силу и доставили власть, нередко тяготившую народ.

Под владычеством кимров в Уэльсе, со времени завоевания страны Эдуардом I (1272–1307), барды подверглись жестоким гонениям, но все же «они сумели сохранить свое политическое и общественное значение» до эпохи королевы Елизаветы.

В Ирландии барды распались, по роду занятий, на три главных разряда: филедов, ораторов и герольдов в совете князей, певцов в битве и во время богослужения, далее брейтгемгеймов, которые в известных случаях творили суд, и, наконец, сенашейдов, историков и генеалогов знатных родов.

После завоевания Ирландии Генрихом II (1154–1189) прославленный союз бардов стал постепенно распадаться и наконец был окончательно уничтожен битвой при реке Байне (1690).

В Шотландии союз бардов принял такие же формы, как и в Ирландии. И здесь барды были наследственными слугами князей и аристократии, пока наконец с отменой наследственного права суда (1748) сословие певцов навсегда прекратило свое существование. Перенесемся теперь в иные страны и, следуя хронологическому порядку, обратимся снова к Востоку, к тому небольшому уголку земли, которому суждено было сыграть в истории человечества самую выдающуюся роль.

Глава 7. Палестина

Страна и народ

К западу от бассейна рек Тигра и Евфрата, по берегу Средиземного моря, в направлении с севера на юг, лежит горная страна, где уже в далекие доисторические времена процветала высокая культура. Наиболее знаменита была Палестина, или Ханаан, холмистая страна, занимавшая южную часть богатого лесами Ливана и покрытого снегами Гермона и Антиливана.

Это небольшое государство, природе которого Иордан – главная жизненная артерия страны – придает своеобразный характер.

Иордан образуется из слияния нескольких ручьев, берущих начало в покрытом вечными снегами священном Гермоне, стремительно мчится меж крутых скал, протекает через маленькое, заросшее камышом и болотными травами озерцо и через более значительное озеро Тивериада.

Розовые сады и пальмовые рощи Иерихона сменялись тоскливой пустынностью Мертвого моря, в горько-соленой воде которого не обитает ни одно живое существо. В его бездонных глубинах Иордан погребает свои свежие струи. Вблизи соленого моря совершенно исчезает всякая растительность. Далеко вокруг него почва пропитана солью, и многочисленные серные и асфальтовые источники свидетельствуют о былой вулканической деятельности. А вулканические извержения уже в историческую эпоху, как известно, разрушили порочные города Содом и Гоморру.

От Мертвого моря до самого Иерусалима тянется скалистая страна, пустыня Иудеи. В ее уединенных, но веселых долинах находили себе пристанище отшельники и общины ессев.

К югу от Антиливана до самого Мертвого моря простирается плоскогорье Гилеад, принадлежавшее некогда племенам Рувима, Гада и отчасти Манассии, покрытое пастбищами, прекрасными дубовыми лесами, прорезанное долинами, засеянное хлебом и масличными деревьями и орошаемое пенистыми волнами Ябока.

Западная горная страна представляет собой узкую береговую полосу, на всем своем протяжении прорезанную и окруженную крутыми горными кряжами, которые в Ливане достигают 8–9 тысяч футов высоты.

«Ливан» означает «Белая гора». О его вечных снегах упоминает уже Иеремия, и теперешний араб говорит: на ее главе покоится зима, на ее плечах приютилась осень, у ног ее дремлет лето.

Северная часть занята холмистой страной Галилеей; вся страна покрыта зелеными горными лужайками, прелестными долинами, смеющимися фруктовыми садами, шумными лесами и изобилует густонаселенными городами и селениями. Здесь, «окруженный зеленеющими холмами», в прекрасном уединении, точно чудная келья, далекая от всей земной суеты, лежит Назарет, известный ныне под именем Насры.

К югу от Галилеи простирается орошаемая рекой Кисопом равнина Израиля, на небольшом пространстве которой природа развернула богатства всех времен года; на западном ее краю скалистым гребнем выдался в море суровый Кармел.

С юга к равнине Израиля примыкает богато орошенная и прекрасно обработанная страна Самария. С давних времен она славилась своими увенчанными лесом горами с их сочными пастбищами и своим умеренным здоровым климатом.

По мере приближения к границе Иудеи, «главному оплоту иудейства», исчезают постепенно луга и весело журчащие источники. Вся природа принимает более суровый и дикий характер. Неприступные известковые горы большей частью пустынны и негостеприимны и малоприспособлены для обработки. Редко проливается обильный дождь на жаждущую землю, обвеваемую сухими южными ветрами, приносящимися из близлежащей Аравийской пустыни. Лишь неутомимое трудолюбие бедного наивного народа могло извлечь из скудной почвы кое-какие плоды.

Здесь находится главный город Иерусалим. Этот священный город, со своим храмом Иеговы, видевший некогда оживленные празднества во время великих религиозных торжеств иудейства, стал впоследствии «целью, к которой стремились крестоносцы и паломники и при виде которой они преклонялись с молитвой, приветствуя ее радостными возгласами; город, на который рассеявшийся по лицу земли народ израильский взирает с гордостью и с душевной болью и тоской, город, который даже мусульмане называют «священный».

Жители Палестины, окруженной самыми культурными народами Древнего мира, участвовавшей во всех великих событиях античной истории, находились постоянно в состоянии духовного напряжения. Этому слабому народу нередко приходилось оберегать свою веру – монотеизм – от чуждого влияния вавилонско-ассирийского всемирного господства, от внешнего блеска финикийской цивилизации, от премудрости египтян, от эллинской красоты. В этой борьбе за самое высокое, что у него было, израильский народ развил в себе, довел до полного расцвета свои природные задатки, свои индивидуальные черты. В израильтянах выработались та энергия, та несокрушимая гибкость, та необычайная стойкость национального характера, равные которым вряд ли можно найти во всей истории человечества и которые многократно засвидетельствованы историей иудеев.

Считая известными важнейшие хронологические даты, мы ограничимся для своих целей лишь следующими указаниями.

Длившийся много веков тяжелый вавилонский и ассирийско-персидский плен сменился владычеством Александра Великого, господством Птолемеев и затем Селевкидов из Сирии; все это следовало одно за другим; наконец несчастный народ после почти сорокалетней борьбы был освобожден героическим родом Маккавеев (167–130 до Р. Х.). Один из членов этого рода, Аристобул, принял царский титул (105).

Тяжелые страдания, неустанные труды и победоносная борьба снова, хотя и постепенно, создали из иудеев народ, который, казалось, занял среди других народов самостоятельное и почетное положение.

Блестящую эпоху династии Маккавеев сменило мрачное время царя Ирода. По трупам славного княжеского рода и мужественных патриотов проложили себе дорогу к сионскому престолу хитрые и отважные потомки Ирода, пользовавшиеся расположением римских императоров. Не лишенные благородства и великодушных стремлений, эти почетные царедворцы, искренно преданные ненавистному для народа врагу, презирали со всей дикостью восточного деспотизма идеальные течения в жизни народа и неуклонно и упорно преследовали лишь одну цель: утвердить в Иудее свою власть.

Вполне понятно, что при таких условиях они не могли прибрести расположение народа, «склонного рассматривать с трансцендентальной точки зрения всю жизнь до ее мельчайших деталей». Тем с большей страстностью он обратил свои взоры на храм, это национальное святилище, в котором он видел свое единственное приобщение и который во все времена составлял его радость и его гордость, и тем с большим благоговением стал относиться он к первосвященнику.

Но так как все высшие должностные лица в большей или меньшей степени зависели от милости преемника Ирода или римских прокуроров, то, несмотря на их громадное влияние на умы, настоящий дух иудейства – теократическая идея постепенно покинула их и нашла свое последнее прибежище в раввинских школах. Это было следствием горестного чувства, вызываемого потерей политического существования государства.

Каждый палестинский город средней величины имел свою школу или синагогу. Богослужение, совершаемое в последней, должно было заменять участие в богослужении иерусалимского храма. Сотни жаждущих познания юношей и благочестивых мужей проводили в синагоге целые дни и с благоговением внимали разъяснениям Священного Писания и глубокомысленным схоластическим толкованиям запутанных вопросов права.

Таким образом школа распространяла во всех слоях народа точное знание закона и создавала целые кадры учеников, которые делали своим призванием изучение Священного Писания.

Наряду с левитами, избранными учителями народа, создался особый класс писателей, раввинов, ставивших задачей своей жизни изучение и дополнение закона, сохранение в чистом виде религии Моисея и предание ее народу.

Этой задаче раввины отдавались с изумительным рвением. Чтобы предотвратить возможность отпадения от веры отцов, они подчинили Закону «пестрое разнообразие жизни». Их учение совершенно отвергало право человека поступать по собственному усмотрению, и каждый род занятий подводился под «категорию запрещенного или разрешенного». Уже и без того строгие предписания относительно пищи стали еще строже, количество очистительных обрядов было увеличено, а всякое отступление от закона влекло за собой суровую кару. До полного абсурда доходили их хитроумные рассуждения о том, «в каких случаях погружать руки в воду, держать ли их вверх или вниз, омывать ли всю кисть или лишь концы пальцев».

Неудивительно, что эти бесчисленные сложные предписания совершенно затуманили народное сознание и заслонили истинные основы религиозной и нравственной жизни.

Саддукеи и фарисеи

Те огромные требования, которые школа предъявляла к народу, оказались невыполненными. Страстная любовь народа к своему Закону охладела, и лишь немногие все еще искренне стремились провести в жизнь теократическую идею.

Таковы были главным образом три большие партии, в которых проявилось религиозное движение той эпохи: саддукеи, фарисеи, ессеи.

Слово «саддукеи» означает «праведные», то есть строго следующие букве закона. Легендарный основатель этой секты Цадок, по-видимому, представляет собой вымышленную личность, «имя которой этимологическим путем выведено из слова «саддукеи».

Саддукеи являлись консервативной партией, хранителями собственности и власти, представителями существующего порядка и законности. К ним принадлежала иудейская аристократия – храбрые воины, в битвах с соседними народами завоевавшие бессмертную славу и приобретшие большие богатства, ловкие дипломаты и искусные посредники, которые, благодаря сношениям с дворами азиатских властителей и постоянному соприкосновению с внешним миром, усвоили более свободные взгляды на жизнь. Саддукеям принадлежало преимущественное право на получение высших должностей при храме. И вплоть до самого разрушения Иерусалима (в 70 г.) пост первосвященника почти беспрерывно занимали лица, принадлежавшие к секте саддукеев.

Но, несмотря на это, священнослужители не выказывали особой любви к святилищу. Немногочисленная, не пользовавшаяся особенно большим влиянием в народе, партия эта больше интересовалась государственными делами Иудеи, чем религиозными вопросами, которые занимали в сердцах саддукеев лишь второстепенное место. Они проповедовали, правда, необходимость праведной жизни, но совершенно не заботились о строгом соблюдении постов и очистительных обрядов. В своем вероучении и жизни они руководствовались лишь писаными законами, Торой. К изустному преданию они относились с пренебрежением.

Эта привилегированная партия сталкивалась на почве народной жизни со строго ортодоксальным направлением, представителями которого были фанатичные руководители синагоги. Сплотившись вокруг школы, они боролись против злостных еретиков со всей беспощадной непримиримостью, столь свойственной этим людям. Они стремились к точному осуществлению священных заветов и предписаний, к неуклонному выполнению Закона отцов, стремились создать на земле истинное Царство Божие и доставить народу израильскому обетованное блаженство.

Они считались самыми глубокими знатоками и самыми учеными толкователями Закона. «Премудрость Священного Писания, справедливость, благочестие, святость согласно Закону – вот что было их лозунгом». Эти благочестивые законники назывались фарисеями, то есть особенными святыми, чистыми.

Предметом жестокой борьбы между ними и саддукеями был вопрос о богослужебном ритуале. Фарисеи требовали безусловной точности в соблюдении всех религиозных предписаний, самых тщательных очищений перед богослужением, перед чтением Закона и т. д. Саддукеи же, больше ценя личное начало, придавали наибольшее значение внутреннему убеждению, чем пустым внешним наблюдениям.

Но еще ярче глубокая противоположность между обоими враждебными направлениями выступала в их миросозерцании.

Важную цель своих стремлений фарисеи видели в достижении провозглашенного пророком Царства Божия. К тому, чтобы заслужить эту божественную награду, сводилось их благочестивое рвение, «со всей той суетливостью, преувеличениями и нравственной нечистоплотностью, которые свойственны всякому корыстному служению». Эту награду они сулили своим ученикам, всем, кто стремился к добродетельной жизни. Тех, кто погибал в борьбе за Закон, утешали обещанием будущей вечной жизни и грядущим воскресением в непорочном теле, в то время как злым угрожали неминуемой вечной карой.

Саддукеев не могли воодушевить такие фантастические упования. Им недоставало религиозной убежденности, фанатичного воодушевления, истинной любви к своему народу. В противоположность укоренившимся на Востоке представлениям, они отрицали всякий авторитет, довольствуясь существующим более или менее сносным порядком вещей, смеялись над теми обещаниями, которым не верили уже их отцы. Они полагали, что счастье и страдание человека всецело зависят от его собственного поведения. Наградой и карой за добрые и злые дела являются результаты его дел, и вовсе нет необходимости признавать загробную жизнь, где Бог будет согласно высшей справедливости судить человеческие дела, и незачем ожидать награды в царстве Мессии.

Этот взгляд вполне совпадает с истинным духом учения Моисея, который ничего не знает и не говорит ни о бессмертии души человеческой, ни о вознаграждении или наказании человека после смерти. Истинная религия Иеговы указывала своим последователям на блага земной жизни, «обещая им продолжительную, счастливую жизнь здесь, на земле, цветущее здоровье, множество детей, обильные жатвы и плодовитость стад», а неверным угрожая всеми земными бедствиями.

Учение фарисеев возлагало на народ непосильную тяжесть, хотя верующие и подчинялись бесчисленным скучным предписаниям в надежде на будущую великую награду. Под тяжестью великих национальных бедствий восприимчивый ум народа израильского стал искать в фантастических мечтах о будущем то, в чем отказывала жестокая действительность.

И так как, далее, судебная деятельность фарисеев отличалась мягкостью – они стояли не на точке зрения нравственной испорченности, а на усмирении человеческих слабостей, так как их внешность свидетельствовала о жизни полной строгого воздержания, так как они отличались высокими добродетелями, были кротки и приветливы в обращении со всеми, к тому же питали по отношению к язычникам-римлянам национальную ненависть и религиозное отвращение, а к ненавистным народу потомкам Ирода относились как к заклятым врагам, – то вследствие этого простой народ глубоко почитал фарисеев и всегда был готов подчиниться их указаниям и защищать их.

Фарисеи применяли свою деятельность в трех областях: они являлись законоведами в синодиях (судах), преподавателями наук и проповедниками.

Между тем гордые саддукеи, которые, благодаря своему высокому положению и своему богатству, близко соприкасались с господствующей властью и в вопросах политики поддерживали Ирода Великого, будучи верноподданными римского императора и нисколько не отвергая эллинской цивилизации, научившей их наслаждениям жизни, вызвали к себе глубокую ненависть народа.

Борьба демократии с аристократией окончилась, как и у всех других народов, тем, что первая утвердилась на поле брани, отвоеванном после упорной борьбы. Народная партия сделалась неограниченной властительницей во всем Израиле и наконец с торжеством увидела в своем лагере и всех жаждавших деятельности младших членов духовной аристократии.

Ессеи

Слово «ессеи» означает, по-видимому, «святые», «благочестивые» или «созерцающие». С большим, однако, правом его можно производить от еврейского «хашшайм». Согласно этому словообразованию, слово «ессеи» означает «молчание», «мисты».

Та же тоска по праведной жизни, возможно точном и строгом выполнении закона, которым фарисеи неустанно стремились дать господство в духовной жизни общества, побудила ессев удалиться от народной жизни и в строжайшем уединении осуществлять свой высший для той эпохи нравственный идеал – цель, достижение которой было немыслимо в неустанной суете городской жизни, при оскверняющем соприкосновении с порочными людьми.

Зарождение ессеизма ускользает от исторического исследования. Их поселения нужно искать преимущественно в прелестных горных долинах, которые прорезывают расположенное между Иерусалимом и Соленым озером дикое плоскогорье.

Меланхолическое настроение ессеев, их строго регулярный образ жизни легко могли произвести на поверхностного наблюдателя впечатление, что здесь готовились к смерти люди, утомленные жизнью. Так, Плиний рассказывает: «К западу от Мертвого моря, настолько близко, насколько позволяет этот нездоровый климат берега, живут ессеи. Они ведут уединенный образ жизни и представляют собой самый странный народ среди всех обитателей земного шара; они воздерживаются от всяких сладостей, не имеют ни жен, ни детей и живут лишь в обществе своих пальм. Ежедневно прибывающими новыми членами постепенно пополняется состав общины, ибо число утомленных жизнью людей, которых житейские бури побудили принять учение ессеев, значительно. Могло бы показаться невероятным, что народ, среди которого никто не рождается, продолжает существование в течение тысяч веков. Так для одних оказывается выгодным утомление жизнью других».

Каждая колония имела свой общий дом с купальней, в которую была проведена холодная ключевая вода, с комнатой для трапез и собственной синагогой. Не довольствуясь общинной жизнью, уединенно селились у горных источников те аскеты, которые хотели еще строже, чем их братья, осуществлять свой идеал жизни.

В эпоху, когда ессеи еще не вполне удалились от жизни народа, их общины были разбросаны также в некоторых городах Иудеи. Странствующие братья, узнававшие друг друга по известным тайным знакам, всегда находили здесь гостеприимный приют.

В эпоху расцвета общины число ессеев достигало 4 тысяч. Они представляли собой хорошо организованную общину, управлявшуюся выборными должностными лицами, которым все беспрекословно повиновались.

Ессеи занимались преимущественно хлебопашеством, но не с целью наживы. Все продукты своих трудов они передавали своему начальнику, всякий заработок вкладывался в общую кассу, куда каждый член отдавал, после предварительного испытания, все свое имущество.

Следствием общности имущества был умеренный образ жизни и простые нравы ессеев. Свой дневной труд братия начинала еще до восхода солнца чтением псалмов и молитв. Затем каждый брался за свою работу. Работали до 11 часов и потом все снова собирались для совместного купания. Очистившись, облекались в светлые одежды и затем приступали к трапезе. Молча вступали они в трапезную, но никто не прикасался к пище, пока глава братства не освящал ее молитвой, как бы превращая ее в священную жертву. Пища состояла лишь из хлеба, овощей и воды. Вино и мясо были строжайшим образом запрещены. Трапезная считалась неприкосновенным святилищем, недоступным для непосвященных. Во время трапезы господствовало торжественное молчание, производившее на не участвовавших в ней впечатление какой-то таинственной мистерии. Трапеза заканчивалась молитвой, которую произносил глава братства. Священная одежда снималась, и все приступали к послеполуденной работе. Она продолжалась до наступления вечерней темноты, после чего следовала такая же трапеза, в которой принимали участие также и странствующие братья из других общин. День заканчивался общей молитвой, «чтобы душа, преисполненная чистых помыслов, погрузилась в сон и до пробуждения не возбуждала жизнедеятельности тела». Так протекали дни из года в год, однообразно и торжественно.

Проста и скромна, как пища братии, была также их одежда. Летом они носили платье без рукавов, зимней одеждой их был грубый плащ.

Так как ессеи признавали лишь различие между чистыми и нечистыми, то они были решительными противниками рабства. Они отвергали его, как ужасную несправедливость. Общая мать создает и кормит всех людей, как кровных братьев, и лишь злобная алчность разрывает тесные узы родства.

Умеренные во всех своих потребностях, неустанно обуздывавшие свои страсти, добросовестные во всякой работе, «милосердные по отношению к бедным и нуждающимся в помощи, ессеи являлись истинным олицетворением гуманизма, и их братство было поистине союзом добродетели в высшем смысле этого слова».

Заветам своего учения ессеи следовали с величайшим рвением. Субботу проводили они в молитвах, собираясь на богослужение в своей синагоге. Тогда прекращалась всякая работа. Закон говорил: не убивай, и ессеи отрицали войну и все, что могло служить целям войны, например изготовление оружия. Братья не считали возможным умерщвлять даже животных и потому питались лишь растительными продуктами.

В члены общины допускались люди всех возрастов. Перед вступлением новый член должен был пройти трехлетний искус. Вооруженный топором – символом труда, снабженный белой одеждой и передником, надевавшимся при омовении рук, новый член вступал в первый разряд, где он знакомился со строгими правилами жизни братства и давал обет следовать им. Но в ряды истинных членов он еще не допускался. Если поведение его в течение первого года оказывалось удовлетворительным, то его переводили во второй разряд. В нем оставался он два года. Здесь он получал уже право общаться с посвященными, но не мог ни прикасаться к ним, ни принимать пищу вместе с ними. Если новый член и второй искус выдерживал успешно, то он торжественно вступал в более тесный круг братии. При этом давал последний страшный обет, принося следующую клятву: «Почитать Творца, быть справедливым по отношению к людям, никому не причинять зла ни по собственному побуждению, ни по чьему-либо приказанию, поддерживать право и ненавидеть неправого, соблюдать верность по отношению ко всем, любить истину, уличать лжеца, держать руки в чистоте от всякой кражи и сердце от неправедного стяжания».

Ввиду глубокой морали, несомненно заключающейся в клятвах ессеев, да позволено будет назвать ессеизм зарей нового времени, христианства. Здесь впервые за все последние века существования иудейства внутренняя жизнь человеческой души была признана целью закона, целью религии.

Далее новый член клялся не иметь тайны от братии, но ничего не выдавать чужим, если бы это даже стоило ему жизни, передавать новым членам учение братства лишь в таком виде, как он сам узнал его от старших членов, не принимать никакой пищи из рук непосвященного, свято охранять книги братства и помнить имена ангелов.

Только дав торжественный обет выполнять все это, ученик получал право участвовать в общих трапезах. К четвертому, и высшему, разряду принадлежали все те, кто соединял в себе всю высшую премудрость ессеев. В большинство общин женщины не принимались.

Там же, где брак допускался, для женщин существовали еще более строгие правила очищения, чем для мужчин.

Нарушивший установленные правила исключался из общины. Это решение, постановлявшееся собранием из 100 членов, было окончательным и безапелляционным. Если исключенный считал себя связанным данной клятвой, то погибал в нищете. Он предпочитал умереть голодной смертью, чем принять пищу и питье из рук другого еврея.

Строгое воздержание, отшельническая жизнь, полная тяжелых лишений, уничтожала перед их духовным взором пределы времени и делала им доступным, как они полагали, провидение будущего.

Вера в изумительный дар предвидения ессеев распространилась даже в народе, который с восторгом принял ее. Нередко прорицателей будущего призывали в палаты вельмож или даже самого царя, «когда зловещий сон пугал воображение, когда удача напоминала о завистливой судьбе».

Но, заглядывая в будущее, ессеи не составляли гороскопов для отдельных лиц, «их интересовало лишь обещанное пророками грядущее Царство Божие», которое они рисовали себе в самых радужных красках; стать достойным этого Царства Божия и призвать его с неба на землю, свято исполняя волю Божию, было целью их самых горячих стремлений.

Пророчество наиболее выдающихся братьев и опыт всего братства создали с течением времени целую сокровищницу тайных знаний, которые были занесены в священные книги братства и составили его тайное учение.

О содержании его дает некоторые сведения иудейский историк Иосиф Флавий (37–93 по Р. Х.). Хотя он сам был ессеем и дал обет сохранения тайны, но он все же не мог устоять против искушения дать некоторые ценные указания на этот счет.

По его сообщению, эти книги прежде всего заключали в себе полные списки ангелов; сохранять в тайне имена их было, как известно, одним из важнейших обетов, даваемых стремившимися к святости членами при их поступлении. Имена ангелов не служили лишь для различия их между собой, в них заключалось также представление о природе и свойствах высших существ, а знание этих свойств при известных условиях давало возможность призывать ангелов с неба на землю.

Такие списки ангелов имеются также в апокалиптической Книге Эноха; автор ее узнал эти имена благодаря своему общению с небесным миром: Уриил, ангел грома и жизни; Рафаил, ангел человеческих душ; Рагуил, карающий мир и светила; Михаил, ангел благочестивых; Саракуил, ангел грешников; Гавриил, поставленный над змеями, раем и херувимами.

Кроме этих познаний, братство обладало также специальными сведениями о тайных свойствах камней и растений, целебных снадобий и лечебном искусстве, которое благоговейно хранилось и неустанно развивалось дальше.

Обладание этими тайными книгами все более и более удаляло братство от внешнего мира и накладывало на жизнь братии особенный отпечаток.

Этому способствовало также убеждение, что основным законом братства, совершенно отказывавшегося от употребления мяса, противоречит принесение кровавых жертв в Иерусалимском храме. Этим путем ессеи разорвали последнюю связь, которая до сих пор еще так крепко соединяла их с теократией, с избранным народом, хотя мстительные дары, которые они приносили в храм, как будто бы и доказывали противное.

Община ессеев, достигшая полного расцвета еще при Иисусе Христе, совершенно исчезает с исторического горизонта в первые же десятилетия по возникновении христианства. Последние члены ее, смешавшись с последователями Христа, образуют странное общество нищенствующих аскетов.

Ессеи оказали, по-видимому, лишь незначительное влияние на жизнь иудейского народа; вероятно, что они никогда не стремились выдвинуться вперед.

Да и по самому настроению своему братство относилось отрицательно к такого рода планам. Оно не могло, да и не пыталось оттянуть или отвратить предрешенную судьбой гибель несчастного народа.

По образцу братства будто бы был учрежден союз терапевтов у озера Мерис близ Александрии, он представлял собой братство монахов-аскетов, проповедовавших эзотерическое учение. Но историческое существование терапевтов в настоящее время с полным основанием отрицается.

Являясь выражением религиозного отчаяния, братство ессеев указывает скорее на начинающееся разложение народа. Спасение отдельных личностей при всеобщем крушении – вот его лозунг. Но все же ессеизм свидетельствует о том утешительном факте, что и дохристианское человечество в значительной степени обладало благородными стремлениями и здоровыми задатками духовной жизни – драгоценный вклад его в развитие нового мировоззрения.