Колёса стучат на стыках рельс. Они, словно метроном, отсчитывают мгновения его жизни. Только звук метронома был равномерный, размеренный. Тук, тук, тук, тук. А колёса стучали по-другому. Тук, тук, пауза, тук, тук, пауза. Сильно затекли ноги и шея. Полка в вагоне была простой, деревянной. Без матраца, подушки и одеяла. Константинов открыл глаза. Была ночь. По всему коридору горели тусклые лампочки. Слышался храп заключённых, которые спали в своих купе. В углу вагона на откидном стульчике сидел солдат и курил. Поскольку купе, где ехал Константинов, было первым, ему хорошо было видно этого солдата. Несмотря на то, что окно в коридоре было приоткрыто, запах табака доставал и до Константинова. А в вагоне было душно, очень душно. Стоял запах десятков людских тел.

***

Константинов вспомнил ужас посадки в вагон. Его привезли ранним утром на какой-то железнодорожный тупик. Там уже стояло несколько машин для перевозки заключённых. Слышался лай собак. Конвоир хотел вывести Константинова из машины, но к нему быстро подошёл офицер и громко сказал: «Вы почему опаздываете, Вашего должны были загрузить первым, до приезда основного контингента? Теперь будете ждать, пока не погрузим всех. Ваш будет последним».

– Что случилось, – спросил второй конвоир, который сидел вместе с Константиновым. Он выпрыгнул из машины на землю.

– Опоздали, говорят. Пока не выводим, – и захлопнул железную дверь машины.

Константинов остался стоять у зарешёченного окна на двери. Теперь ему была видна вся площадка. Утренние сумерки подчёркивались светом нескольких фонарей, висящих на столбах. Небо только начало сереть. На площадке, перед стоящим вагоном, сидели на корточках заключённые. Их было много. Вокруг стояли солдаты с автоматами. Было несколько больших собак, которые постоянно лаяли и пытались кинуться на сидящих. Их сдерживали на поводках конвоиры. Несколько заключённых, которые оказались ближе всего к машине, на которой привезли Константинова, повернулись в его сторону.

– Это КГБшный воронок, – услышал он их разговор.

– Наверное, политический?

– Вряд ли, скорее всего фарцовщик.

Константинов понял, что горят про него. «Откуда они узнали, что машина из КГБ?» – подумал он. Но быстро всё понял сам. Разные погоны были у конвоя. У всех они были красного цвета, у его – синие. Он вновь прислушался к разговору сидящих заключённых.

– Хватит трепаться. Была малява, что с нами этапируют расстрельного.

– А по какой статье?

– Больше ничего не знаю.

– Заглохли все, – кто-то громко сказал с другого края, – предатель это, братва.

– Прекратить разговоры, – громко крикнул подошедший офицер. Все замолчали.

– Витёк, привет! – раздался голос из центра, – вот снова свиделись.

Офицер остановился и стал вглядываться в сидящих.

– Червонец, ты, что ли?

– Я, Витёк, я.

– Опять со мной?

– Да куда ж вы без меня. Это правда, что народ говорит? Тогда давай предателя к нам в купе, – все засмеялись.

– Знаешь, без сопливых скользко. Сам знаю кого куда, – громко ответил офицер, – ты уже хочешь в карцер, Червонец? Могу устроить на всю поездку.

– Да ладно, Витёк, это я так, пошутил, – ответил Червонец и громко крикнул, – ша, братва, всем молчать.

Вскоре началось какое-то движение. Офицер достал списки и начал по одному выкрикивать фамилии. Кого называл, тот вставал. Двое солдат подходили к вставшему и под руки подводили к двери вагона. Там он выкрикивал свою фамилию, статью и срок. После чего поднимался в вагон. Через некоторое время площадка перед вагоном опустела.

– Давайте Вашего, – громко крикнул офицер в сторону машины, где сидел Константинов, – но имейте в виду, если ещё раз опоздаете, заключённого не возьму. Нечего мне контингент будоражить.

– Выходи, – сказал конвоир и открыл дверь.

Константинов медленно спустился по железным ступенькам на площадку.

– На корточки! – крикнул конвоир с красными погонами и ткнул его стволом автомата.

Константинов послушно присел. Офицер листал списки, которые достал из портфеля. Затем, найдя нужную бумагу, выкрикнул: «Константинов!»

– Я, – ответил он и приподнялся на ноги.

– Отставить! – прикрикнул на него офицер. – Громко фамилия, статья и срок.

– Константинов, шестьдесят четвёртая, расстрел, – громко ответил Константинов и сам удивился, как легко он всё это произнёс.

Все конвоиры повернулись к нему и стали разглядывать, как какую-то диковинную вещь. Затем подошли двое, взяли под руки и довели до вагона. «Поднимайся», – сказал один из них. Константинов поднялся в тамбур, там стояли еще двое конвоиров.

– Товарищ капитан, куда этого? – высунувшись из вагона, спросил конвоир.

– Соловьёв, я же объяснял, КГБэшного в первый.

– Он что, один поедет?

– Один, – ответил капитан, – ещё вопрос задашь, поедешь вместе с ним.

Все засмеялись, а Соловьёв, смутившись, сказал Константинову: «Следуй за мной» и пошёл вперёд, конвоир сзади подтолкнул Константинова в спину. Они пошли через вагон. Он был такой же, как и обычный купейный. Только перегородка между коридором и купе была сделана из решётки. Окна в коридоре тоже были с решётками. В купе окон вообще не было. Константинов много раз ездил в купейных вагонах, но сейчас его охватил такой-то ужас. Все заключённые прильнули к решётке и смотрели на Константинова. Затем стали слышаться голоса, сначала негромкие, а затем всё громче и громче.

– Смотрите, предателя ведут!

– Сука, Родину продал!

– Конвой, чего его везти куда-то? Хлопнуть здесь же при попытке!

– Эй, Соловей! Тебя же Соловьёв зовут? Давай его к нам в купе. Братва хоть развлечётся немного, – Константинов узнал голос, это был Червонец, – мы с корешами баб не имели уже пару лет. Так хоть предателя поимеем. Гляди, какой он гладенький, аппетитный. Всё равно его в расход.

– Сейчас я тебя поимею, – раздался голос капитана, – отойти от решётки.

Он шёл сзади и стучал по решётке резиновой дубинкой. Все отодвигались вглубь купе, но после того, как капитан проходил дальше, снова приникали к ней.

– Значит, так, Червонец, – капитан остановился у купе, – ты здесь самый авторитетный, так что имей в виду. Если кто будет провоцировать конвой и задевать этого осужденного, то сидеть в карцере будешь ты. Весь этап, – капитан со всей силы ударил дубинкой по решётке.

– Всё, Витёк, молчу, молчу. Никто на него даже не посмотрит, ты же меня знаешь. Только скажи, ведь твоя власть только в столыпинском, на пересылке её ведь нету?

– На пересылку мне плевать, а в вагоне у меня будет порядок, ты меня, Червонец, тоже знаешь.

Константинова довели до крайнего купе. Дальше коридор был отгорожен решётчатой дверью от служебной части вагона, где в открытом купе сидело несколько солдат. Его купе было совсем маленькое. В нём было три полки, одна над другой. Конвоир открыл решётку и подтолкнул Константинова внутрь. Затем замкнул решётчатую дверь.

– Размещайся на любую. Один поедешь, – сказал он.

– Значит, так, Соловьёв. Глаз не спускать. Если хоть один волос упадёт с его головы, то тебе башку лично оторву. В туалет водить в служебный, нечего ему через весь вагон шастать, – сказал капитан солдату и с силой ударил дубинкой по решётке. Так, что зазвенело в голове.

Константинов сел на полку. Ноги мелко дрожали. Что его ждёт в пути? Что такое пересылка, где капитан уже не властен? Пока он в вагоне, то капитан его в обиду не даст. А что будет дальше? Даже подумать страшно.

Гам в вагоне постепенно утих. Послышался храп. Конвоир тоже больше по вагону не проходил. Один солдат сидел на откидном стульчике и дремал, уперевшись в автомат. Уже начался день, это было видно по свету в окне коридора, хотя оно было всё закрашено белой краской.

Сколько времени вагон простоял на месте Константинов не знал – он тоже задремал, сидя на полке. Проснулся от толчка вагона. Тот тихонько покатился. Затем его прицепили к поезду, это было слышно по резкому удару. И снова всё затихло. Константинов лёг на жесткие доски полки и закрыл глаза. Несмотря на то, что было очень неудобно лежать, он заснул быстро. Сказалась бессонная ночь и нервное напряжение при погрузке.

Разбудил его громкий голос конвоира. «Приготовиться к получению кипятка», – он стоял в коридоре с большим чайником в руке. Затем подошёл к купе, где сидел Константинов и посмотрел на него.

– Чего сидишь? Протягивай через решётку котелок.

– Извините, у меня нет ничего.

– Соловей, иди сюда. Разберись с КГБэшным, – крикнул конвоир в служебное купе, а сам пошёл дальше. Следом за этим конвоиром шёл другой, с дубинкой в руке.

К купе подошёл солдат, которого называли Соловей.

– Что случилось? – спросил он у Константинова.

– У меня нет котелка, извините – пролепетал Константинов, – я не знаю, как мне быть.

– Сейчас, – ответил Соловей и вернулся в своё купе.

Через минуту к купе подошёл капитан. Он был без кителя и портупеи, в одной рубашке. В руке держал дубинку.

– Чего у тебя нет?

– Ничего.

– Тебе должны были выдать котелок, ложку и сухой паёк.

– Мне никто ничего не давал, – ответил Константинов.

– Значит, сами сожрали твой паёк, суки КГБэшные, – ответил капитан и вернулся в служебное купе.

Затем вышел и подал через решётку котелок с горячей водой, ложку и открытую банку, на которой было написано «Каша перловая с мясом».

– Держи, кашу за раз не сожри, это тебе на всю дорогу. Я не собираюсь тебя кормить за свой счёт.

– Спасибо, – тихо сказал Константинов.

Банку с кашей он поставил на верхнюю полку, ложку положил туда же, а воду из котелка выпил. Есть не хотелось. Он сел на полку и забился в самый угол к стене, где должно было быть окно и закрыл глаза. Колёса монотонно отсчитывали мгновения его жизни. Они стучали в самом мозгу и не было возможности остановить их. Он крепко зажал уши руками.

Постепенно стук колёс и покачивание вагона начало убаюкивать его. Он лёг на полку, вытянулся, положа руки под голову. Ему приходилось много раз ездить на поезде и в купейных, и в плацкартных вагонах. И каждый раз поездка на поезде означала какое-то изменение в жизни. Она всегда волновала его. Что ждёт его там, далеко-далеко, куда несёт его поезд? В первые часы поездки обычно накатывала грусть. Что он оставил там, на перроне? Жену, детей, друзей, работу, привычный быт? Но потом это чувство тоски постепенно сменялось лёгким нервным возбуждением. Что ожидает его на станции прибытия? Работа на полигоне, где он не был несколько месяцев. Друзья, которых он давно не видел. Строились планы на ближайшие дни.

Сейчас, когда он ехал в «столыпинском», было то же самое. Он покинул устоявшийся тюремный быт, камеру, к которой привык, знакомых конвоиров, следователя, адвоката. Что ждёт его впереди он не знал совершенно. Это его пугало. Он закрыл глаза и вспоминал свою прошедшую жизнь.

2.2. ЛЮДА ИВАНЦОВА

Колёса весело стучали на стыках рельс. Они как бы предвещали скорое изменение жизни. Начался отпуск, и он со своей молодой женой ехал к морю. В первый раз они ехали вместе на отдых. Вообще-то, Константинов был на море, но это было давно, в детстве. В памяти почти ничего не осталось. Он даже не помнил место, в котором они были. Помнил только, что на море. Оно было огромно и расстилалось во всю мыслимую ширь. Вода была немного прохладной, и мама постоянно пыталась его выгнать на берег: «Юра, вылезай из воды. Ты простудишься. Полежи на песочке». Точно, он помнил, что берег был песчаный. Значит, они были не в Крыму. А сейчас они ехали в Одессу, где их встретит папин брат и отвезёт в маленький городок с очень необычным названием – Овидиополь. Юра и Люда, они сидели за маленьким столиком в вагоне, друг напротив друга и думали, что ждёт их впереди, как сложится их совместная жизнь.

***

Начиналась преддипломная практика. Он в канцелярии института получил направление в «почтовый ящик». Что это такое толком не знал. Говорили, что это какой-то засекреченный институт, который занимается разработками военной техники. Многие студенты из его группы получили направления тоже в «почтовые ящики». Но когда они, сидя на скамейке в сквере неподалёку от института, начали сверять адреса и номера «почтовых ящиков», то оказалось, что они у всех разные.

– Это какое же количество закрытых институтов в Москве? – с удивлением говорил Игорь, одногруппник Юры.

– Ну а ты что хотел, военные разработки, это самое передовое, что есть в авиационной технике. Война – двигатель прогресса, – парировал Юра.

– Война – это мерзость, которой политики прикрывают свои промахи, – не унимался Игорь.

– Ну извини, старик. А когда ты поступал в авиационный институт, ты не думал, что будешь развивать военную технику? – выкрикнул кто-то.

– Или ты думал, что будешь усовершенствовать наш славный «кукурузник»? – поддакнул Юра и все засмеялись.

– Да бросьте, мужики. Самое главное, что обучение позади. Полгода практики, затем диплом и вот она, настоящая жизнь.

На другой день Юра Константинов подошёл к небольшому особняку в одном из тихих переулков Москвы. Одноэтажный домик, без вывески, совсем не похожий на закрытый военный институт. Он ещё раз сверился с адресом, написанном на направлении. Всё верно. «Возможно, институт скрывается в подземных этажах этого здания», – воображение Юры нарисовало фантастическую картину подземных лабораторий. Он подошёл к небольшой двери и хотел постучать, так как звонка нигде не было видно, но передумал и просто толкнул дверь, будучи совершенно уверенным, что она окажется запертой. Но, на удивление, дверь легко распахнулась. Он вошёл и оказался в небольшом, совершенно пустом тамбуре. Там было ещё две двери. Одна вела во двор особняка, это Юра увидел через окно у этой двери. Вторая, стало быть, вела в дом. Юра тихонько открыл её и вошёл в коридор. Было сумеречно, свет попадал только из открытой двери, она была первой в коридоре. За ней было ещё несколько закрытых дверей. Юра подошёл и заглянул в открытую дверь. В комнате стояло два стола. За одним сидела женщина. Она была, наверное, пенсионного возраста и несколько полновата.

– Здравствуйте, – громко сказал Юра, чтобы привлечь к себе внимание этой женщины.

– Здравствуйте, молодой человек, – она оторвалась от тетради, в которой что-то писала и посмотрела на Юру, – Вы ко мне?

– Я не знаю. У меня в направлении написан только адрес, – ответил Юра и показал листок с направлением.

– Проходите, присаживайтесь, – она приветливо указала рукой на свободный стул у её стола.

Юра прошёл и присел на краешек стула. Как-то не вязалось всё это с засекреченным военным институтом, тем более что ни охраны, ни лифтов в подземные этажи он не увидел. Протянул направление. Женщина взяла его и начала читать.

– Так, вуз – понятно, специальность – понятно. Преддипломная практика шесть месяцев. Всё верно, Вы пришили по адресу, – и она положила его направление на стол, – значит, так, Юрочка, сегодня гуляйте, а завтра в 11.00 будьте у меня. С Вами будет ещё одна девушка из Вашего института, – она заглянула в тетрадку, – Людочка Иванцова. Вы её знаете?

– Иванцова? Нет, это не из нашей группы.

– Да, конечно. У неё другая специальность.

– Извините, можно вопрос?

– Конечно, – женщина мило улыбнулась, – кстати, меня зовут Валентина Николаевна.

– Валентина Николаевна, а чем мы будем заниматься на практике?

– Юрочка. Чем Вы будете заниматься и где – завтра вам всё объяснят. Прошу не опаздывать, но и не приходить раньше. Ровно в одиннадцать я Вас жду. До свидания, – и Валентина Николаевна вновь открыла тетрадку и начала что-то писать.

– До свидания, – сказал Юра и вышел из кабинета.

Делать было нечего, и он решил сходить в кино. Погода стояла великолепная. Начиналась осень, но деревья стояли ещё зелёные. Летней жары уже не было.

Утром Юра встал как обычно. Сделал зарядку, умылся, оделся и спустился в столовую общежития. За завтраком он всё пытался рассчитать свой маршрут к особняку так, чтобы подойти к нему ровно в одиннадцать часов. Но как он не старался уложиться в свой рассчитанный график, к пункту назначения прибыл на полчаса раньше. Чтобы не болтаться у особняка, Юра прошёл вперёд ещё квартал и посмотрел на часы. Затем ещё квартал и завернул за угол. Постоял у рекламного щита с афишей кинотеатров. Затем на спеша вернулся к особняку. Подходя к нему, вновь посмотрел на часы. Оставалось ещё пятнадцать минут. Перешёл на другую сторону улицы и встал за большой липой. Так чтобы ему был виден вход, а его как бы не было заметно. По обеим сторонам улицы росли липы и стояли небольшие одноэтажные дома. «Как в провинциальном городке», – подумал Юра. Хотя это был почти центр Москвы, но почему-то строительство его не затронуло. Вскоре он увидел девушку, она стояла недалеко от входа в особняк и время от времени поглядывала на часы. Юра неспешным шагом и с независимым видом подошёл к ней.

– Привет, ты Иванцова? – спросил он, остановившись около девушки.

– Да. А ты кто?

– Константинов. Мы с тобой будем проходить практику в этой конторе.

– Да, я тебя, кажется, видела в институте.

В это время к особняку подъехала «Волга». Из неё вышли двое мужчин и вошли внутрь. Машина сразу уехала.

– Что, может, пора и нам? – спросила девушка.

– Нет, ещё почти десять минут, – ответил Константинов, посмотрев на часы, – кстати, меня Юра зовут.

– Люда, – ответила девушка и протянула ему руку.

Юра пожал её холодную ладошку.

– Почему у тебя руки холодные?

– Не знаю, наверное, сердце горячее, – улыбнулась Люда, – интересная улица, я даже не знала, что такие ещё остались в Москве. Весной здесь должно быть красиво, когда липа цветёт.

– А ты москвичка?

– Да, а ты где живёшь?

– В общаге.

Внезапно дверь особняка открылась и на пороге показалась Валентина Николаевна. Она помахала им рукой, чтобы заходили. Быстро перебежав через улицу, они вошли внутрь. Валентина Николаевна показала им рукой на следующую дверь за своим кабинетом и вошла первой. Комната была значительно большей, против той, где Юра был вчера. Видимо, она использовалась как зал для заседаний. Спереди стояли три сдвинутых стола, напротив них два ряда стульев. Мужчина, сидящий за столом, указал рукой на стулья, приглашая сесть.

– Вот, Леонид Парфёнович, наши практиканты. Из профильного вуза, практика полугодичная, преддипломная. Оценки очень хорошие, отзывы тоже. Юра Константинов и Люда Иванцова, – представила их Валентина Николаевна.

– Очень приятно, молодые люди. Меня зовут Леонид Парфёнович, я начальник лаборатории, где Вы будете проходить практику. У нас небольшой, но очень дружный коллектив. К каждому из Вас будет прикреплён наставник. Вы, кстати, темы дипломных работ выбрали?

– Нет, – тихо ответила Люда.

– Мне сказали, что тему лучше выбирать там, где будешь проходить практику, – ответил Юра.

– Совершенно правильно Вам подсказали. Начнёте работать, ознакомитесь с лабораторией и выберете то, что Вам будет ближе. Мы поможем, определимся с научным руководителем. А теперь расскажите нам, где Вы живёте, чем увлекаетесь, какие планы на жизнь после окончания института.

Люда, а затем и Юра рассказали о себе. Рассказы были больше похожи на пункты из анкеты, так как оба были достаточно скованны.

– Скажите, пожалуйста, а что это за лаборатория, чем мы будем заниматься? – спросил Юра.

– Всему своё время, молодой человек. Кстати, это, – Леонид Парфёнович указал головой на мужчину, который сидел рядом, – Виталий Иванович, наш начальник Первого отдела. Он Вам скажет несколько слов.

– Значит, так. Константинов и Иванцова. Вы получили направление в «почтовый ящик». Наверное, Вы уже знаете, что это такое. Но поясню ещё раз. Под этим названием скрываются все предприятия, занимающиеся секретными работами. Есть только номер «почтового ящика». Ни названия, ни адреса в открытой информации не существует. У Вас есть формы допуска к секретным работам, их Вы получили во время обучения в ВУЗе. Вот Вам запечатанный конверт, – Виталий Иванович показал на конверт, лежащий перед ним на столе, – его Вы должны сегодня передать начальнику Первого отдела вашего института. Он подготовит на Вас справки о форме допуска и предписания на прохождение практики. Он знает. Все документы Вы, в запечатанном конверте, принесёте Валентине Николаевне. Потом она скажет, что Вам делать дальше. Вопросы есть?

– Да нет. Всё понятно, – ответил Юра.

Виталий Иванович вышел из-за стола, взял в руку конверт и подошёл к ним. Юра тоже приподнялся и протянул руку. Но неожиданно Виталий Иванович прошёл мимо него и подошёл к Людмиле: «Не потеряйте», – и с улыбкой протянул ей конверт. Затем обернулся к Юре: «У неё сумочка, не понесёте же Вы конверт в руках или кармане. А Ваша задача – охранять её». Он вернулся на своё место. А Юра так и остался стоять с покрасневшим лицом.

– На этом всё, молодые люди. До встречи, – Леонид Парфёнович подошёл к ним и пожал каждому руку, затем все вышли из кабинета.

На улице у входа в особняк стояла «Волга». Леонид Парфёнович и Виталий Иванович сели в неё и уехали. А Юра с Людой пошли на автобусную остановку.

***

Взявшись за руки, они весело выбежали из воды и легли на свои полотенца. Море было великолепным. Вода была ещё не очень тёплая, но, как они решили, температура была самое то. Она освежала и в сочетании с ветерком, который дул с моря, создавала ощущение бодрости во всём организме. Не было утомляющей духоты, которая постоянно тянула к расслаблению и дрёме. Напротив, организм наполнялся энергией, которая требовала от человека движения и действий. Но они лежали, уткнувшись в учебники. Предстояло поступление в аспирантуру и нужно было подготовиться к сдаче кандидатского минимума. Но Юра постоянно отвлекался от чтения и начинал наблюдать, как человек десять играли в волейбол. Люда, заметив это, делала ему замечания.

– Юра, прекрати пялиться на девушек, займись делом.

– Людочка, у меня от английского уже в голове мутит. Пойдём, поиграем в волейбол?

– Нет, дорогой. Мы договаривались, до обеда занятия, всё остальное – после.

В это время мячик вылетел за круг играющих и подкатился к их полотенцам.

– Молодой человек, бросьте мячик пожалуйста, если Вам не трудно, – крикнула одна из загорелых девушек.

– Конечно, – соскочил Юра и подал мяч в середину круга.

– Пойдёмте к нам играть, что Вы лежите в одиночестве, – вновь крикнула девушка.

Юра посмотрел на лежащую Люду. Она оторвала глаза от учебника и посмотрела на него.

– Иди, тебя девушка ждёт, – тихо произнесла она и обиженно отвернулась.

– Людочка, ты что, опять меня ревновать собралась?

– Нужно мне очень, иди играй, если хочешь.

– Нет, пойдём вместе, тем более доктор тебе сказал больше двигаться.

– Молодые люди, пойдёмте к нам, – теперь их позвал взрослый мужчина из круга играющих, – чем больше людей, тем веселее.

Люда отложила книжку в сторону и быстро поднялась.

– Значит, как позвал мужик, так ты сразу готова? – ехидно спросил Юра.

– Да, мне нужно больше двигаться, – ответила Люда и побежала к играющим.

Юра поплёлся следом. Но желания играть уже не было.

Вечером, как всегда, их забрал с пляжа Валерий Григорьевич, брат отца Юры. До посёлка Овидиополь было около тридцати километров. Юра с Людой сидели на заднем сиденье «Волги» и молчали.

– Что-то Вы не весёлые сегодня, у Вас всё хорошо? – спросил он.

– Дядя Валера, всё нормально. Перегрелись наверно немного, – ответил Юра.

– Может, Люде нужно поберечься в её положении и не быть подолгу на солнце?

– Валерий Григорьевич, всё отлично. Это Юра сегодня перегрелся, – ответила Люда с каким-то сарказмом.

Они сидели на веранде. Над ними блестели яркие черноморские звёзды. Посуда после ужина была убрана, на столе остался только графин с вином и стаканы. Валерий Григорьевич рассказывал о своей службе. Он был военный пенсионер, прослужил, начиная с войны, и до недавнего времени. Ему было что рассказать, да и рассказчик он был великолепный. Попивали красно вино, которое он делал в большом количестве и которое хранилось в подвале. Вскоре Люда сказала, что сегодня устала, и пошла спать. Посидев ещё немного Юра тоже пошёл в спальню. Люда не спала. Она, приподнявшись, посмотрела на него.

– Ну что, напился?

– Почему сразу напился, – обиделся Юра, – отличное вино, натуральный виноградный сок.

– Поехали в Москву, что-то мне надоело отдыхать.

– Ты что, у нас ещё неделя, да и билеты куплены. Что с тобой?

– Ты почему так ко мне относишься? – раздражённо спросила Люда.

– Не понял, как это так?

– До всех тебе есть дело, кроме меня. Ты меня вообще не замечаешь.

– Людочка, ты говоришь какие-то глупости. Что значит, я тебя не замечаю?

– А то и значит. Пялишься на пляже на девчонок, забыл, что с тобой жена рядом.

– Ни на кого я не пялюсь. Я не могу завязать себе глаза и, если мимо проходит девушка в купальнике, я на неё, естественно, смотрю, – ответил раздражённо Юра.

– Я ведь не разглядываю всех проходящих мимо парней.

– Что-то я не замечал, что ты глаза закрываешь.

– Юра, перестань, ты прекрасно понимаешь о чём я говорю.

– Нет, Люда, представь себе, не понимаю. Твоя ревность к каждой женщине, она меня начала уже доставать.

– Я тебя начала доставать? Скажи просто, что ты меня не любишь и никогда не любил, – в голосе Люды появились слёзы.

– Людочка, милая, я тебя всегда любил и люблю. А сейчас ещё в два раза сильнее, ведь ты теперь за двоих, – пошутил Юра и постарался обнять жену, но она отодвинулась от него.

– Не зря мама меня предупреждала, что тебе нужна не я, а московская прописка.

– Ну это история известная, тёще всегда не нравится зять, – ответил Юра.

– Не смей мою маму называть тёщей, – вскрикнула Люда.

– А как мне её называть? – раздражённо спросил Юра.

– Никак, – плечо Люды задрожало от слёз.

– Людочка, это, наверное, солнце и твоё положение, – попытался утешить её Юра. Он положил руку ей на плечо, но она столкнула её с себя и зарыдала.

Юра долго не мог заснуть. Это был их первый большой скандал, хотя сцены ревности Людмила ему устраивала и до этого. Не сделал ли он ошибку, женившись на Людмиле? Почему она ему сразу понравилась? Может, потому, что в их группе девушек было всего три, и все не в его вкусе. На танцы он ходил редко. Во-первых, он был ограничен в деньгах. Родителей не было, помогать было некому. Жил только на стипендию, да случайные приработки. Во-вторых, он очень тяжело сходился с людьми. Познакомиться с новым парнем, а тем более с девушкой – для него это была настоящая пытка. Поэтому Люда была первой девушкой, с которой он подружил. С ней было просто и легко. В лаборатории их поставили делать кальки с чертежей. Кульмана стояли рядом, и он частенько заглядывался на Люду, которая смешно морщила лоб и глаза, когда у неё что-то не получалось. Как-то само собой получилось, что он стал провожать её каждый вечер до дома. А в выходные дни они вместе ходили в кино, на выставки и вообще всё время проводили вдвоём. Так что незаметно для себя он стал её женихом. Затем диплом и снова та же лаборатория, где они стали работать техниками. Поэтому никто не удивился, когда они однажды пригласили всех к себе на свадьбу. И вот так он в двадцать лет женился. Прошел год после свадьбы, и теперь он начал сомневаться в правильности своего поступка. Почему-то раньше он не замечал, сколько кругом красивых девушек, а теперь они были постоянно вокруг него. В лаборатории работали две молоденькие чертёжницы. Ещё до его женитьбы они пытались завести с ним дружбу. Даже предложили всем вместе сходить на концерт. Он с Людмилой и они. Юре эта идея понравилась, так как гулять компанией всегда веселее, чем вдвоём. Но когда он рассказал об этом Люде, она устроила первый скандал. «Или только со мной, или гуляй с кем хочешь», – обиженно заявила она. На концерт они не пошли. И здесь, на пляже, очень много привлекательных девушек, которые были бы не прочь с ним познакомиться, если бы он был один. Куда ни глянь, красивые, молодые. Да и характер, наверное, не Людмилин. Но что сделано, то сделано. Плохо, что он поторопился, нужно было завести больше знакомств и затем выбирать себе подругу жизни. С этими мыслями он заснул.

Утром Люда встала, как ни в чём небывало поцеловала Юру, и они пошли завтракать. Полина Тимофеевна приготовила свои фирменные баклажаны, или как она их называет, «синенькие». На пляж решили сегодня не ехать, а помочь своим дяде и тете по хозяйству.

Через неделю они под стук колёс возвращались в Москву. Что-то изменилось внутри Юры после той ночи. Он не понимал что, но что-то произошло. Видимо, пошатнулась в нём вера в крепость и нерушимость их брака. Он уже не был тем счастливым молодожёном, и даже ожидание первенца не так его радовало, как до поездки в отпуск.