Узнай меня

А Лиля проворочалась без сна до половины третьего ночи. Все думала и думала. Вспоминала. Сопоставляла. Анализировала. И в конце концов нехотя мысленно согласилась с Игорем. Против Кадашова в самом деле могло что-то затеваться. За последние три месяца из его охраны ушли сразу восемь человек. Уволились без объяснения причин, как сказал Кадашов своему окружению. Но Игорь утверждал, что многие из уволившихся просто неуважительно отзывались о сыне Кадашова – Иване. Кто-то Кадашову настучал, и тот поспешил избавиться от людей, болтающих лишнее. Кто-то из этих восьми человек мог затаить на Кадашова злобу. Мог пытаться плести интриги.

Да, Гоша прав. Ей надо побыть вдалеке какое-то время. Пока он со всем не разберется и не реабилитируется в глазах бывшего босса. Вернется он к нему на службу, нет, не столь важно. Гоше куда важнее было сохранить его честное имя. Ему с ним жить. Так он любил повторять.

К тому же не давало покоя неприятное воспоминание о парочке велосипедистов, встретившихся вечером во дворе. Кто с ней поздоровался? Зачем? Хотели напугать? Или просто посторонний человек попытался быть вежливым? Почему тогда в голосе ей послышалась насмешка?

Да, паранойя – это точно заразно. Это надо лечить. Сменой обстановки.

Лиля села на кровати. Прислушалась к ровному дыханию любимого. Он спал. Она дотянулась до своего мобильника на тумбочке, глянула. Без пятнадцати три. Зашла в Интернет, поискала рейсы на Таиланд. Ближайший нашелся на шесть утра. И билеты были. Она тут же, не раздумывая, забронировала один билет и пошла умываться. До четырех она успеет добраться до аэропорта, даже если выйдет из дома через полчаса. Из ванной она позвонила в службу такси и заказала машину на пятнадцать минут четвертого. Собрала в ванной с полочки под зеркалом все свои вещи: зубную щетку, гель для волос, шампунь, дорогое особенное мыло, не оставляющее на коже никаких намеков на вонь вареных фруктов и чеснока. Вытащила из корзины для грязного белья блузку и юбку, трусики, в которых вернулась вечером со службы. Гоше ни к чему оставлять грязное белье. Выстирает в доме у подруги.

Подхватив с пола в прихожей свои кроссовки, она на цыпочках прошла на лоджию. Подсвечивая себе телефоном, подтянула к себе сумку, в которую Игорь собрал все ее вещи. Нашла чистое белье, джинсы, футболку, сандалии. Быстро оделась. На самое дно сунула пакет с грязными кроссовками и одеждой, застегнула сумку. Сверилась со временем. Такси будет через десять минут. Она успеет…

Она не успела. Она ничего не успела!

Как только она взяла в руки сумку и шагнула в сторону балконной двери, входная дверь странным образом отворилась. Лиля остолбенела. Она могла поклясться, что не слышала ни единого щелчка в замке, никакого звука поворачиваемого ключа. Было очень тихо! В дверном проеме, слабо подсвеченном рассеянным светом с лестничной клетки, она точно разглядела силуэт человека, скорее всего мужчины, потому что человек был широк в плечах и узок в талии. Человек осторожно ступил в квартиру.

Он не хочет шуметь, догадалась она. Шуметь должна она! Шуметь, орать, звать на помощь, привлечь внимание, разбудить Игоря, которому грозит опасность. Почему она так решила? Да потому что человек, ступивший в квартиру, был вооружен. Он держал в руке оружие с длинным дулом. И не было никаких сомнений, что он явился сюда, чтобы пустить это оружие в дело.

Беги! Немедленно!

Сигнал в мозг поступил одновременно со вспышкой, вырвавшейся из дула оружия, которое держал в руках человек. Кто послал этот сигнал?! Всевышний? Ангел-хранитель, следовавший за ней повсюду? Или банально сработал инстинкт самосохранения? Но это был такой мощный посыл, что Лиля в шесть секунд очутилась на соседней лоджии.

Подхватила сумку – секунда. Тихо шагнула к кирпичной перегородке – две секунды. И еще три секунды ушло на то, чтобы зацепиться за выступ в кирпичной кладке перегородки и с легкостью перенести тело на соседнюю лоджию.

Кто спас ее этой ночью? Кто подарил ей бессонницу? Кто заставил собрать все свои вещи, включая грязное белье, и отправил ее одеваться на лоджию? И кто, в конце концов, надоумил соседей не закрывать балконные рамы и двери? Кто спас ее и для чего?!

Лиля плохо помнила, как тихо шмыгнула в соседнюю квартиру. Прошла через гостиную. Там никого не было. В спальне тихо бормотал телевизор, и кто-то негромко похрапывал. Без особого труда она открыла два замка на входной двери и вышла на лестничную клетку.

Она не боялась столкнуться с убийцей. Это был другой подъезд. В другом подъезде люди спали, забыв выключить телевизор. Спали, не подозревая, что через стену от них только что погиб человек. Ее любимый человек! Которого она… Которого она даже не попыталась спасти!

Уже в лифте, когда она ехала на первый этаж, ей сделалось так больно, так физически больно, что она, охнув, присела, поджимая колени к животу. Дверь кабины лифта открылась, снова закрылась, а она все сидела, съежившись. Боясь шевелиться, боясь думать, боясь глубоко дышать.

Сколько прошло времени? Сколько она просидела, задыхаясь от боли, на полу кабины лифта? Минуту, пять, тридцать? Она не знала, и странно удивилась, когда, высунувшись из подъезда, обнаружила подъехавшее такси. Неужели прошло так мало времени? Неужели машина за ней? Ну да. На телефон пришло сообщение с номером и маркой машины. Это было то самое такси, которое она вызвала, чтобы ехать в аэропорт.

Лиля взвалила сумку на спину и, сильно сгорбившись, побежала к машине.

– Девушка, вы в аэропорт? – спросил водитель, когда она буквально упала на заднее сиденье машины.

– Я. Да, я.

– Хорошо, а то я уж хотел звонить. – И, швырнув телефон на панель, водитель тронул машину с места. – Значит, в аэропорт?

– Да. Совершенно верно. Аэропорт.

Она отползла от двери на другую половину сиденья. Глянула сквозь стекло наверх. И тут же закусила губу, чтобы не заорать.

В окнах квартиры Игоря полыхал свет. Два окна – кухни и гостиной, служившей и спальней одновременно, – были ярко освещены.

– Что за черт?! – ахнула Лиля, едва разомкнув губы.

– Что говорите? – тут же живо отозвался водитель, радуясь возможности поболтать.

– Нет, ничего. Свет забыла выключить, – пробормотала Лиля и устало прикрыла глаза.

Глава 3

– Ну, вот что на тебе надето, Иван?

Ноздри носа его папаши раздулись так широко, что там запросто разместились бы два его пальца – мизинец и безымянный. Иван подавил судорожный вздох. Опустил взгляд на свои джинсовые шорты, теннисные туфли, надетые без носков, легкую льняную рубашку.

– Что-то не так, пап?

– Все не так! Все! Это не прогулка на яхте. Не выезд за город. Ты едешь по важному делу с целой командой, Иван. Ты обратил внимание, как они одеты?

Иван обернулся в ту сторону, в которую отец тыкал пальцем. Возле трех больших черных внедорожников толпилось девять человек. Все, как один, в темных костюмах из плотной ткани. Белых рубашках.

– Это твои люди, Ваня. Твоя охрана. И они одеты соответствующе. Соответствующе статусу своего хозяина. А хозяин вышел к ним в трусах!

– Это шорты, пап.

Иван не собирался злить отца. Просто надел то, что попалось под руку. К тому же не считал, что для того мероприятия, к которому его приставил отец, необходим строгий костюм. Все, что от него требовалось, это зайти в помещение с черного хода вместе с охранниками, проконтролировать выемку денег из сейфа, понаблюдать, как деньги пакуют в сумку, вернуться тем же путем с сумкой в машину. Точек было несколько, но алгоритм действий везде одинаков. Зашел, проконтролировал, вышел. С черного хода! Костюм-то зачем?

– Затем, что твои люди должны видеть в тебе хозяина, сынок. Не пацана в трусах…

– Это шорты, пап, – перебил его Иван, нервно поведя шеей. – Вполне приличные шорты, пап. Которые стоят, как один из этих костюмов.

Он пренебрежительно мотнул головой в сторону столпившихся охранников.

– Все равно мне, сколько они стоят! – отозвался отец со злостью и зашипел, сильно приблизив свое лицо к его лицу. – Существует такое понятие, как протокол. Мне не нужны смешки моей охраны в твою спину! Пошел и переоделся, быстро! Вы и так уже опаздываете!

От отца сильно несло чесноком, Ивана замутило. Он отшатнулся и, не желая дальше спорить и еще чтобы отец не заподозрил его в брезгливости, пошел переодеваться.

– И быстрее там, уже опаздываете, – крикнул отец ему в спину.

И что с того? Ну, опоздают, делов-то! Он вообще, вникнув в детали дела, целиком и полностью согласился с мнением уволенного Игоря Забузова. Надо все же время от времени менять расписание и маршрут. Нельзя утюжить улицы с такой крупной суммой денег в одно и то же время. Это может быть опасным.

– Опасно опаздывать на важные встречи, – буркнул отец недовольно, когда Иван вышел к нему переодетым в легкий костюм и рубашку и поделился своими сомнениями. – Во всем, сынок, должен быть порядок. Даже в том, во что ты одеваешься. Система и порядок. Как только что-то пойдет не так, пиши пропало. Ну, с богом?

Он протянул сыну руку, тот вяло ее пожал. Грустно усмехнулся, наверняка сочтя своего старика чудаком, и пошел к воротам. Сел, как и было ему приказано отцом, в среднюю машину. Две другие – одна спереди, вторая сзади – прикрывали. Павел Сергеевич долго смотрел вслед сыну. Неуверенная походка, сутулится, руку жмет вяло. В машину, когда полез, башкой о дверь стукнулся.

Вот кто его зауважает, скажите, когда он ноги волочет подобным образом и в машину без синяка влезть не может? Мозги-то, может, и есть. Малый далеко не дурак, но вот физической подготовки ему явно не хватало. Физической подготовки и волчьей хватки. Отцовской хватки. Упустил. Упустил он парня когда-то. Все некогда было, все дела. А надо было больше времени уделять его воспитанию.

Павел Сергеевич вошел в дом, прошел длинным коридором в зимний сад, сел в самом дальнем углу на старенький диванчик, обитый синим бархатом. Замер.

Он переживал? Он переживал. За то, как все пройдет. За то, как Иван справится. За то, как воспримут его люди. Насмешек в его адрес он не потерпит. Уволит к чертям всякого, кто посмеет. Есть, есть у него среди охраны один очень верный человечек. Доложит обо всем. Ничего, ничего, мальчишка вырос, он умный, он поймет, как надо действовать.

Иван позвонил через полчаса.

– Пап, слышишь меня? – спросил он беспечным голосом.

– Да, что там у тебя? – Павел Сергеевич сел на диванчике ровно, сердце тревожно заколотилось.

– Все нормально. Первая точка пройдена. Все нормально.

– Результат? – Так они условились говорить о деньгах.

– Превзошел все ожидания, знаешь. – Иван знал, сколько обычно снимали они с первой точки. – Приятно удивлен.

– Ладно, ты там это… Не расслабляйся. Будь осторожен.

Ему не надо было произносить вслух этих слов. Не буди лиха, как говорится, пока оно тихо. Тревоги за сына, той самой тревоги, которая сводит внутренности, не было ведь до этой минуты. Пока не произнес вслух: «Будь осторожен», все было будто и нормально. А вот стоило сказать, как началось!

Вспомнилось все! И опасения Игоря Забузова. И его страхи, которые Павел Сергеевич счел мнимыми. А тому ведь показалось, что их кто-то вел на маршруте. И он не просто так принялся петлять. Павел вот уволил его без выходного пособия за самоуправство, а следовало бы разобраться. Следовало разобраться, какая тля посмела голову повернуть в сторону его кортежа?

И предостережения давнего приятеля из силовых структур вдруг в голову полезли. Тот при последней встрече настоятельно рекомендовал завязывать с «черным налом».

– Я прикрываю тебя, Паша, пока прикрываю, но ведь и надо мной люди есть. И им становится интересно.

– А мы их алчный интерес прикормим.

– Вряд ли получится, Паша. – Его приятель, который давно сидел у Павла на хорошем денежном пособии, почесал макушку. – Есть ведь люди и за звезды на погонах работающие.

– Так и звезды можем организовать.

– Нет, Паша, не то время. Не то. И люди меняются.

Разговор этот очень отчетливо вспомнился. И он вдруг подумал, что даже готов нести ответственность перед законом, лишь бы с Ванькой все было хорошо. Лишь бы никакая гнида не посмела…

– Пап? – Сын позвонил, словно уловив его тревогу. – Ты как там?

– Нормально. У тебя что?

– Да все норм. Еще несколько проехали. Негусто. Я книги бухгалтерские забрал на всякий случай. Хочу сам посмотреть. Кое-что там мне не понравилось. Но это я так, бегло посмотрел. Хочу дома разобраться.

Ничего себе! Вот это да, как говорится! А он-то его в слабаки записал.

– Молодец, сынок, – сдержанно похвалил Павел Сергеевич, широко улыбнувшись. – Давайте на последнюю и возвращайтесь.

– Хорошо, – отозвался сын и отключился.

Павел Сергеевич откинулся на спинку старого диванчика, прикрыл глаза.

Все! Надо легализоваться полностью. Хватит мутить с этим. Одно дело, когда чужой человек по городу ездит, деньги собирает. Совсем другое, когда его сын. Нехорошая была затея. Лишняя. Почему-то тут же вспомнилась его прощальная улыбка. Как-то странно грустно улыбнулся сын, уходя. И сердце снова заныло.

Последняя точка была очень паршиво расположена. Черный ход помещения выходил во двор. Три старых дома с проходными дворами. Высоковольтная будка, четыре мусорных контейнера. Там было, было где укрыться. И пути отхода были. Не надо. Не надо туда ехать Ване.

Он схватил телефон и набрал номер сына. Гудки пошли, но сын трубку не брал. Павел Сергеевич набрал охранника. Того, кто сливал ему всю информацию. Тот ответил сразу:

– Да, Павел Сергеевич.

– Иван где?

Он вдруг почувствовал, что начинает задыхаться. От страха, от предчувствия.

А может, придумал все? Может, потому ему душно, что влажно здесь? Зимний сад, который организовала еще его жена, разросся. Крохотные саженцы давно превратились в тропические деревья, упираясь кронами в стеклянный четырехметровый потолок. Лианы с громадными мокрыми листьями, цветущие орхидеи. Красиво, конечно, но дышать тут нечем.

– Иван в здании, Павел Сергеевич.

– Все нормально?

– Да, все в штатном режиме, – доложил охранник.

– Ничего подозрительного вокруг нет?

– Да нет. Все, как всегда. Все чисто, Павел Сергеевич.

– Внимательнее, – буркнул Кадашов и отключился, проворчав: – Чисто у него там…

И некстати вспомнилось, что Игорю Забузову каждый куст казался подозрительным. Всегда сто раз перестрахуется. Не выйдет из машины, не проверив каждый угол. И машину подгонял так, чтобы, выходя из здания, в открытую дверь машины упереться.

Как-то теперь дела обстоят?

Он поднялся с диванчика, поставленного в этот угол его покойной женой. Пошел из оранжереи в кухню. Надо отдать распоряжения насчет обеда. Заодно узнать, не явилась ли на работу помощница повара Лиля. Будто приболела она несколько дней назад. Взяла отгулы.

Она нравилась Ваньке. Очень нравилась. Он, как отец, это сразу почувствовал. И хотел переговорить с ней. Хотел попросить ее быть к нему благосклоннее. Мальчик заслужил награду за свой первый рабочий день после долгого перерыва.

– Добрый день, Павел Сергеевич. – Шеф-повар, которого Павел Сергеевич отжал у своего лучшего друга, вытянулся с половником над большой кастрюлей. – Какие будут распоряжения?

– Что у нас сегодня? Понедельник? Все как обычно по понедельникам, друг мой. – Павел Сергеевич повертел головой. – Помощницы твоей не вижу.

– Болеет, – последовал скупой ответ.

– И как долго болеть собирается? – Он раскинул руки, упираясь ими в притолоку кухонной двери.

– Не знаю, – пожал плечами повар, сдвинул высокий накрахмаленный колпак со лба, почесал надбровья. – Звонил. Телефон вне зоны.

– Что так?

– Не могу знать. На адрес ее прописки послал человечка, а там никого. А соседка говорит, что она редко в своей квартире появлялась. Будто у нее парень какой-то был.

– Парень? – Кадашов насторожился. – Что за парень? Почему мы ничего о нем не знали?

– Так говорила она всем, что одна. Что у нее никого нет, – принялся оправдываться повар. – Всем и всегда говорила. И ей никто никогда не звонил, это точно. И она никому не звонила.

– А парень все же был? – Кадашов прищурился, нехорошие предчувствия снова заворочались, заворочались, обдавая холодом. – И о нем никто не знал?

– Ну да.

– А соседка видела парня?

– Говорит, один раз видела. Он за Лилей как-то приезжал. Грузил ее вещи. Но давно это было.

– Ты не тяни, не тяни, что за парень? На какой машине приезжал?

– Машину соседка не видела. Парня тоже не рассмотрела в лицо. Спиной он к ней стоял. Высокий, говорит, широкоплечий. Стрижка короткая. Лиля его Гошей называла.

– Гошей?

– Да. И еще, Павел Сергеевич, тут такое дело. Даже не знаю, как сказать. Может, это мои выдумки, но…

– Что ты тянешь тут, как тесто на лапшу! – воскликнул Кадашов, хватая со стола пустую чашку и наливая в нее ледяной воды из кулера. – Говори!

– В общем, соседка парня-то не разглядела, Гошу этого самого. И машины его не видела. Но хорошо разглядела его брелок, который он на пальце накручивал. Удивительный брелок. Такие, уверяет она, не продаются с прилавка. Такие, с ее слов, на заказ делаются.

– Ты будешь говорить или нет?! – взревел Кадашов, запуская чашкой в повара. – По слову из тебя тянуть, что ли?!

Чашка пролетела над головой повара в пяти сантиметрах и благополучно приземлилась в кастрюлю с бульоном, булькнула, утопая. Повар, проследив за ней, со вздохом полез в бульон черпаком, который все еще держал в руках.

– Игоря Забузова это брелок, Павел Сергеевич. Три дельфина из янтаря, инкрустированные золотом, на золотой цепочке. Я, кстати, тоже такого брелока больше ни у кого не видел. А живу давно.

– То есть ты хочешь сказать… – Взгляд у Кадашова застыл, сделался страшным. – То есть ты хочешь сказать, что Лиля встречалась с Игорем?! Моим охранником? Моим помощником в самых важных делах?

– Выходит, так.

Повар выудил чашку из кастрюли, швырнул ее в раковину, помешал бульон. Поморщился. Воды в бульон попало граммов сто пятьдесят. Лишней воды. Он не любил нарушать пропорции. В этом крылось его мастерство. Придется бульон выливать. Или упаривать, чего он тоже не любил.

– Поначалу подумал, что она с ним здесь познакомилась, и закрутилось у них, – проговорил он, подхватывая кастрюлю с плиты. – Только не выходит, Павел Сергеевич.

– Что не выходит? – слабеющим голосом спросил Кадашов, пятясь с кухни.

– Лиля пришла к нам работать в начале лета, так?

– И что?

– А соседка видела ее парня давно. Может, месяцев шесть, говорит, назад. Получается, они давно знакомы. А здесь никогда даже не здоровались. Притворялись. Странно как-то.

– Да, странно. – У него вдруг онемели губы и левая сторона лица. Он еле услышал себя, когда произнес: – Врали. Они оба врали. Зачем? Чтобы работу получить?

– Это тоже вряд ли, Павел Сергеевич. – Повар выкатил нижнюю губу валиком. Помотал головой, высокий колпак закачался. – Не нужна была этой девушке такая работа.

Он повел правой рукой вокруг себя, указывая на кухонную утварь.

– Соседка удивилась, когда мой человечек сказал, кем Лиля у нас работает. Будто образованная она очень.

– Кто? Соседка? – не понял Кадашов.

Голове сделалось горячо от множества мыслей. Страшных мыслей! Игорь мудрил. Путал следы. Ездил к какой-то шлюхе в стриптиз-клуб, а сам тайно встречался с Лилей. Начал менять маршрут, намекая на слежку, которой никто, кроме него, не заметил.

Слова повара едва доходили до него.

– Лиля, Павел Сергеевич. Лиля, со слов соседки, имеет высшее образование, и не одно, знает несколько языков. И родители у нее очень образованные. За границей живут, преподают там. Зачем ей работать помощницей повара? Бред же, Павел Сергеевич.

– Ты когда?.. – Кадашов вцепился в дверь, принявшись ее раскачивать. – Ты когда, паскуда, собирался мне об этом рассказать?!

– Сразу после обеда, Павел Сергеевич. – Повар виновато двинул носом. – Сам узнал час назад.

Час назад. Час назад. Час назад он мог все еще отыграть обратно. Мог вернуть Ивана с маршрута. Мог не заставлять его ехать до конца. До последней точки, которая так паршиво расположена. Сколько? Сколько прошло времени с тех пор, как он говорил со своим охранником?

Кадашов полез в карман штанов за мобильником. Посмотрел вызов, сверил время. Господи! Да целых полчаса же прошло, пока этот недотепа повар цедил по слову! Почему тишина?! Почему Иван не звонит? И никто не звонит ему почему?!

Он тут же набрал сына. Вызовы шли, но он не отвечал. Набрал охранника, отвечающего за информацию. Недоступен! Что за ерунда?! Он снова и снова набирал номер сына. Слушал, холодея, длинные гудки и снова набирал.

Все. Это конец. Что-то случилось, понял он, когда набрал его номер в десятый раз. Иван не отвечал. Так не могло быть, так не должно было быть.

Кадашов полистал телефонную книгу. Нашел охранников сопровождения. Принялся поочередно набирать каждого. Ответил только один. Он его плохо помнил. Он был из новеньких. Пришел всего две недели назад.

– Да, да, Павел Сергеевич! – заорал в трубку не своим голосом охранник.

– Что там у вас?

Он очень старался, чтобы его голос звучал твердо, властно, авторитетно. Но сам себя не узнал.

– У нас тут жопа, Павел Сергеевич! – заорал снова охранник.

И Кадашов отчетливо услышал несколько выстрелов. Подряд несколько выстрелов. Точнее – очередь. Автоматную очередь.

– Что у вас?! – повысил он голос. – Говори, сволочь, не молчи!

– На нас напали. Когда ваш сын вышел с сумкой из здания, началось такое! Стреляли… Стреляли сразу с трех точек. Наших троих сразу положили. – Голос охранника, устроившегося всего пару недель назад, зазвенел страхом. – Двое ранены. Четверо нас осталось.

– Иван? Где Иван? – спросил он.

И скорее угадал, чем услышал:

– Его больше нет, Павел Сергеевич! Его срезало сразу! В грудь очередь. Грудь в месиво! Да что же это? А-а-а-а-а-а! – заорал парень, принявшись отстреливаться. – Они с «калашом», а у нас «пукалки»! А-а-а-а, твари!

Видимо, охранник уронил телефон. Или просто отшвырнул его, забыв выключить. И Павел Сергеевич все слышал. Крики, топот, ругань, стоны, перекрываемые автоматными очередями. Он стоял, окаменев, в темном узком коридоре между кухней и столовой. Стоял, плотно прижав трубку к уху, и слушал. Слушал жуткую симфонию, под которую умирал его сын. Или уже умер! Вспомнилась его улыбка. Он так грустно улыбнулся ему, уезжая. Почему? Что-то почувствовал? Увидел какой-то знак свыше? Покойная мать ему с небес рукой махнула?

Ванька! Ванька, неужели тебя больше нет?! Сын! Оболтус ты эдакий! Как же ты мог так подставиться?!

– Павел Сергеевич! Павел Сергеевич! – заорал ему на ухо тот самый охранник, которого он лично принимал на работу пару недель назад. – Они уходят! Уходят с деньгами! Что делать?!

– Ты видел их? Ты знаешь, кто это?!

Он задыхался. Страшный звериный крик рвался наружу. Беда! В его доме снова беда! И это он, он виноват! Нет…

Нет, это не он. Это те, кто посмел напасть на его людей. Посмел убить его… его единственного сына.

– Я видел только девку, – срывающимся голосом произнес парень. – Она побежала во дворы. Остальных не заметил. Они угнали две наши машины. На третьей бак пробит.

– Девка… Девка побежала во дворы… Что за девка?

– Я ее не знаю. Не видел никогда. Но ребята говорят, что она у вас на кухне повару помогала.

– Догнать! – продавил он сквозь стиснутые зубы. – Догнать! И мне ее сюда! Сюда мне… Буду пальцами рвать ее. Зубами!

Последних слов охранник не слышал. Он их не произнес. Он их простонал. Душой, разбитым сердцем.

– Понял, Павел Сергеевич. Нас четверо и…

– Трое за ней. Один пусть с Ваней останется. «Скорую» вызвали?

– Да всех вызвали, Павел Сергеевич. И ментов и врачей. Только не торопятся они. Не дураки под пули за чужое бабло подставляться. Все, я побежал…

И Кадашов побежал. Неуклюже припадая на обе ноги, как старый медведь, он побежал в гараж. На ходу отдавая распоряжения оставшейся в доме охране, он набрал тут же своего приятеля, с которым рыбачил, охотился, в бане парился, и которому из месяца в месяц щедро платил. Коротко рассказал ему, что случилось. Пропустил мимо ушей его вздох со словами: «А я ведь тебя предупреждал». И обронил напоследок:

– Найди мне их, брат! Найди.

– Хорошо. Понял. Я сейчас сам туда выеду. Сигнал на пульт о стрельбе в том районе уже поступил. Объявлен план «Перехват».

Никакой ваш план «Перехват» не сработает! Поздно. Слишком поздно. Грабители ушли на двух его машинах. Наверняка уже скинули их где-нибудь. И узнать, кто там был, кто посмел напасть на его людей, кто посмел убить его единственного сына, ни черта не получится. Полиция не станет рваться из-за его «черного нала». Убиты люди? Так люди приехали за его неправедными деньгами. Знали, на что шли. Обычные бандитские разборки, пожмут плечами опера и втиснут папку с делом куда-нибудь подальше. А то, что погиб его сын, его невинный ребенок, никогда не проявлявший желания участвовать в его бизнесе, никого не взволнует. Никого, кроме него.

– Мы готовы, Павел Сергеевич.

Двое охранников, всегда отвечавших за периметр, стояли возле его машины, вооружившись его охотничьими ружьями. Он так распорядился. Другого оружия он не имел. Все в прошлом. Только охотничьи ружья и пистолеты охраны, на которые была лицензия и которые оказались бесполезными против автоматов грабителей.

Кадашов влез на заднее сиденье, захлопнул дверь и скомандовал:

– Поехали.

И вдогонку подумал, что ружья были ни к чему. Там все уже закончилось. Некого было расстреливать. Только собственную боль, которая терзала все его тело. Он бы и попросил кого-нибудь сделать это, и страха бы не испытал. Зачем ему теперь жизнь? Ради чего? Он бы с радостью ушел следом за Ваней, только…

Только прежде он должен найти их. Всех найти! Плевать на деньги, он заставит грабителей их жрать. Он затолкает пачки денег в их алчные глотки! Он собственными руками вытащит из их груди их черные сердца! Он…

Он отомстит! Он жестоко отомстит всем им, их семьям! Он заставит их всех страдать так, как сам сейчас страдал. А потом уйдет следом за Ваней. Так он решил, пока ехал на место перестрелки. Туда, где погиб его невинный ребенок, грустно улыбнувшийся ему на прощание.

За пару кварталов до места он снова набрал охранника, который недавно устроился. Тот ответил сразу.

– Да, Павел Сергеевич! – прокричал он в трубку запыхавшимся голосом.

– Вы взяли ее?

– Уходит! Уходит тварь! Резвая больно. Одному нашему руку вывихнула, когда он ее схватил. Она спортсменка, что ли?! А говорили, что помощница повара.

– Не упусти, парень. Не упусти ее, озолочу! – скрипнул зубами Кадашов и прикрыл глаза, их жгло от невозможности смотреть на мир, в котором не было больше Ваньки. – Живой… Живой ее мне…

– Уходит в сторону больнички, Павел Сергеевич! – заорал малый и принялся громко с кем-то переговариваться. – Районная больничка. Три корпуса, пять этажей. Потеряем!

– Слушай сюда, парень, – прошипел Кадашов. – Я запрошу сейчас еще людей. От полиции. Больничку возьмут в кольцо. Она не уйдет. Не упускай ее из виду, парень. Контролируй территорию. Внутрь пока не входите. Просто контролируйте периметр. Там наверняка все в камерах. Она не уйдет. Возьмите ее! Она не должна уйти…