Настоящий дар

Рута спокойно встала и подошла к окну, повернувшись к Крису четко очерченным профилем с крупноватым носом. Она как будто задумалась.

Внезапно несколько человек, занятых тестом, вскочили с мест.

– Простите, вы чувствуете запах гари? Это я не выключил утюг! – и Ник бросился к выходу.

– Извините, я забыла на улице сумку, – растерянно пробормотала Катя.

Другая девушка, с длинными вьющимися рыжими волосами, и второй близнец просто молча направились к дверям. А потом все также внезапно остановились, с недоумением посмотрев друг на друга, и почти сразу весело рассмеялись. Они снова расселись по местам, перешучиваясь, и только рыжеволосая девушка посмотрела на Руту обиженно.

Крис смеялся вместе с другими. Рута даже не улыбнулась – она выполняла задание.

– И много человек ты можешь удалить из нужного места?

– Зависит от время-ни. Если надо быстрей, то чятыре палучалассь. Пять – уже сложна. И по-честному говория, я удалила сейчас выборочна. Если Дину или Леню, то дольше надо.

Крис кивнул. Дар Руты был сложен и требовал ювелирности – спровоцировать события и привести в них нужных людей, не навредив посторонним. Судя по письму Ректора, Рута умела работать и над куда более сложными вещами, как, например, внушение на больших расстояниях, требующее кропотливой работы и точных расчетов. Грязная работа иных «мастеров», бывало, приводила к нежелательным последствиям.

Из бересты Рута сделала крест, в центре которого прикрепила небольшой кусочек полупрозрачного, светящегося янтаря. Крис сразу вспомнил высокий шпиль костела, в который так часто водила его мать. И возле ворот – большое деревянное распятие… Он как будто попал домой, в строгую и величественную обстановку католичества. Вспомнилась и Литва, где он не раз бывал. Сосновый бор, очи-озера…

От девушки веяло надежностью и суровой простотой. Крис с неохотой отпустил Руту.

Так, теперь братья Цурские. На разминке особенно великолепно смотрелся Олег – настоящий боец, его заклятья, как пишет ректор, попадают в цель аж с пяти метров. Правда, и только. Не важно, такие люди очень нужны. Эту парочку защитники выловили в спортзале, где близнецы занимались обычными единоборствами. Парень из оперативников, посещавший тренировки, выделил их из общей массы. Вначале ими двигало простое любопытство. Однако со временем они действительно прикипели к делу.

Крис остался доволен разговором с братьями. Да и поделки их рассказали ему о многом. Ник, конечно, немного заморочен и склонен все усложнять. К тому же весьма упрям. Забавно, что вторая часть поделки полностью дублирует первую. Похоже, он не творческий человек, но хорошо работает по аналогии.

А вот Олег – открытая душа. Из двух братьев – несомненный лидер. Пусть его интеллект не так высок, как у остальных, зато он способен интуитивно нащупать главное. Что может быть лучше и проще – земля, росток… Рождение жизни, семя, которое, если не умрет, не принесет плода – символы, которые парень использовал, даже не подозревая об этом.

Близнецов Крис отпустил достаточно быстро и посмотрел на Леонида. Ректор указывал, что парень – одаренный мистик, но еще не понятно, насколько раскрылись его способности.

Поймав на себе взгляд шефа, Леонид сам встал, подошел к столу и молча положил перед Крисом свою работу. На небольшой дощечке мелом, не слишком стараясь, Леонид вывел на латыни: «Знания умножают печаль». Вот так – просто и без лишних изысков он показал свой главный дар и всю его трагичность.

Крис понимал, почему Леонида отобрали в числе первых. Но искренне сочувствовал ему. Интуиция, предчувствия, знания, мучившие самого ОВ – все это чепуха по сравнению с тем, что приходится испытывать этому парню. Плюс скрытность и сложность характера – все это делало жизнь Леонида отнюдь не легкой.

Крис задал ему всего один вопрос:

– У тебя все нормально? Как ты себя ощущаешь здесь?

– Хотите спросить, могу ли я предложить что-нибудь прямо сейчас? – спокойно спросил в ответ Леонид. – К сожалению, или к счастью, это не всегда от меня зависит. Но если вы поставите конкретный вопрос, я могу постараться.

– Нет, нет, сейчас пока не надо. Я хочу, чтобы ты отдохнул и настроился. Ничего хорошего и радостного обещать не могу, но своеобразный позитив от своей работы ты сможешь получать. Главное – постарайся относиться к этому, как к обычной информации, которую ты просто получаешь раньше других, выработай рабочий взгляд на дело.

– А если не хочешь получать эту информацию? Это очень плохо с моей стороны? – мрачно посмотрел на него Леонид.

– Я понимаю тебя, – мягко ответил ему ОВ. – Думай о пользе, которую можешь принести. Мне всегда помогало. Но…

ОВ бросил взгляд на дощечку с надписями:

– Это правда, что там скрывать… Но лучшего применения твоему дару, чем здесь, ты не найдешь. В песок его не зароешь, сам понимаешь.

– Поэтому я и здесь, – эхом отозвался Леонид.

И то правда, когда Отдел пророчеств сообщил в Министерство о том, что нашли настоящего мистика, парня долго уговаривали пойти учиться, чтобы работать на Защиту. Особенно против использования необычных способностей сына были его родители, готовящие Леонида в медицинский. Но один случай сам привел его к людям, от которых он так долго прятался – когда он понял, что дар его могут использовать совсем другие и совсем иначе.

Крис кивнул, и Леонид вернулся на свое место. Крис проводил его взглядом. Кажется, парня мучает сегодня что-то еще. Странное дело, но Крис почувствовал прямую связь между собственной тревогой и тем, что беспокоило Леонида.

Ладно, потом… Интересная девушка – Катя Кульц, присела напротив. Что же предложить ей? Ага, да вот, пожалуйста. Сегодня Крис принес из библиотеки старое издание «Дон-Кихота» на испанском. Девушка уверенно взяла в руки книгу и прочитала первые два абзаца на литературном русском так, как будто перед ней был самый качественный перевод.

– Хватит-хватит, а то мне потом будет слишком легко читать. По-доброму завидую, – вздохнул Крис. – Сам-то я учил языки, корпя над учебниками. А как ты узнала о своей способности?

– Даже не помню. Так было всегда. Только я никому не говорила. Когда в школе начали учить английский, жутко боялась, что узнают родители. Они у меня такие добросовестные. А дочка ни одной секунды не уделила грамматике.

– Тебя, кажется, привел в Университет наш выпускник?

– Да, – Катя немного смутилась. – Мы… встречались, ну я и поделилась с ним этим… недостатком. Он меня и на собеседование отвел.

– Ну, показывай, что ты там придумала с коробком, – улыбнулся ОВ, видя явное нетерпение девушки.

Катя выложила из своего конверта на стол сразу две поделки. Она использовала коробок и спички по отдельности. Из коробка Катя сделала ящичек с ручкой в виде пуговицы – такие клеят в первом классе. А спички наклеила на картонку, ломая их по своему усмотрению. Получилась скрипка со смычком. Выводы, которые психолог сделал бы из этих поделок, противоречили один другому. И правда, как можно быть экстравертом и интровертом одновременно? К тому же, работа была сделана наспех и слишком неаккуратно для девушки с такими яркими немецкими корнями.

Забавно, что в автобиографии Катя так подробно расписала свою родословную. Пра-прадеда, всю жизнь прожившего в России, выслали со всей семьей в Германию перед самой войной, в тридцать девятом. Его дочь, Катина прабабушка, воспитанная гувернанткой, знающая несколько языков, прекрасно играющая на рояле, незадолго до этого вышла замуж за простого русского мужика, фабричного рабочего. Поэтому и осталась в России, в жуткой коммуналке в полуподвале. Там и родила шестерых детей, в том числе Катину бабушку. Казалось бы, немецкая кровь практически иссякла. Но… Катина мама вышла замуж за самого настоящего немца из Поволжья.

Кажется, с Катей будет не очень легко. Но девушка ему, несомненно, понравилась. А это уже хорошо.

Следующей была Лида. Ее досье было самым полным – ребенка наблюдали с детства, работали с родителями. Можно сказать, о ней знали еще до ее рождения. ОВ не стал слишком грузить девушку – просто сказал несколько теплых слов, да еще добавил в конце:

– Ты не возражаешь, если я заберу твою поделку к себе в кабинет? Поставлю на стол – для поднятия настроения.

Лида сразу просияла, и Крис, отпуская ее, не удержался от улыбки.

Пока Крис беседовал с кем-то, остальные свободно, но достаточно тихо общались. Но вдруг послышался шум, и Крис поднял глаза. У дальнего окна разговаривали на повышенных тонах. Снова Муромцев и Корнеева! Девушка пыталась что-то вырвать из рук Владимира. Глаза у нее превратились в две узкие щелки, щеки пылали. Наконец ей удалось отобрать у парня листок. Сказав что-то резкое своему собеседнику, она отправилась за самый дальний стол, где сидел Леонид. Тот молча уступил Дине место и сел впереди, загородив ее от взгляда Криса.

Он отвернулся и начал делать пометки в своей тетради, снова пытаясь сосредоточиться. Еще раз мысленно поблагодарил своего друга: отличный подбор. Кто-то обнаружил неординарные способности в раннем детстве, кто-то – обладал серьезным потенциалом и открыл свой дар только в Университете. Ректор счел нужным указать дружеские связи между некоторыми из студентов. Ну, это можно было и не писать, ОВ и сам разберется. Главное – не допустить вражды, что, увы, не редкость и среди защитников. Конечно, профессор не стал бы присылать ему несовместимых людей. Небольшое соперничество, ревность – здесь в допустимых дозах. Без этого, увы, никак.

Самому Крису чувство ревности или зависти было чуждо. Успехам других только радовался – всё на пользу общему делу. Да и испытание медными трубами проходить не пришлось. Какая там мания величия! Слишком много страшного и печального встречалось на его пути. Да еще это пророчество… Когда-нибудь оно, разумеется, сбудется, и ему предстоит пережить то, на что душа не хотела давать своего согласия. Не до этого ему сейчас, нет, не до этого.

Кстати, пора побеседовать с Муромцевым. Крис, наконец, пригласил его за свой стол. Оказалось, что вопросов Володе задавать не надо. Он сам четко и не скрывая своих достижений рассказал о себе, почти слово в слово повторив собственную характеристику:

– Защитник в седьмом поколении. Я – хороший боец, прекрасно справляюсь с заклинаниями, причем на неплохом расстоянии, гипноз – на отлично, – отчеканил Влад. – Умею руководить людьми. Кроме того, вникал и в более сложные теоретические науки – происхождение зла, проникновение изнутри. Хотел бы развивать эту сторону своих знаний в особенности. Могу что-нибудь продемонстрировать.

Да парень, кажется, недвусмысленно претендует на особую роль в группе. Собственно, почему бы и нет? Все данные у Муромцева для этого имеются.

Редкое сочетание большого количества дарований, однако трудно при этом выделить что-то главное. Кажется, столько знаний Влад нахватал исключительно из честолюбия. Ну, ничего, все это вполне нормально. К роли защитника парня готовили с детства. Карьера – не грех. А он смел, достаточно открыт и прост для понимания.

Чего-то все-таки Крису не нравилось в этом Владе… Да нет, ничего нет, и не должно быть.

Наверное, ОВ молчал слишком долго, потому что Влад спросил, не выдержав паузы:

– Показать мою работу?

Крис кивнул, и Влад извлек из конверта что-то типа перфокарты. На листе бумаги он написал ряды букв. При наложении на него перфокарты из картона получалось предложение – фраза из Контракта: «Преумножать свой Дар и употреблять его на цели Добра настолько, насколько это возможно, и даже настолько, насколько не возможно». Влад скромно ожидал, что скажет ОВ – парень явно гордился своей изобретательностью.

Несмотря на сложность проделанной работы, Крису она показалась наивной. Впрочем, простота и ясность цели никогда не были предосудительными и всегда нравились ему. Тогда в чем же дело? Почему так и хочется придраться к парню, когда другого он бы сейчас похвалил? Это какое-то личное чувство, но с какой стати? Никогда личные чувства, не имеющие отношения к врагу, еще не мешали ему в работе. Личная неприязнь, подумать только!

Крис взял себя в руки и произнес:

– Отлично придумано, рад, что ты будешь у меня в группе. На чем сконцентрироваться особенно – посмотрим дальше. Думаю, раз ты взялся за теорию зла, стоит продолжать в том же направлении, но аккуратно. А насущной работы много и так.

Окрыленный, Влад уступил свое место Нелли, той самой, с чудесными рыжими волосами, при этом сделав чуть заметный реверанс в ее сторону. Она элегантно уселась напротив Криса, положив перед ним свою работу по преобразованию вещества, и посмотрела на шефа задумчивым, слегка меланхоличным взглядом. «Редкой красоты девушка, – отметил про себя Крис, – слишком запоминающаяся внешность для оперативной работы. Интересный врожденный дар». Задал ей несколько вопросов, просто так, чтобы послушать. Голос мелодичный, ответы незамысловатые, но выражение лица полно очарования. Так и хочется сказать ей что-нибудь приятное. Собеседница случайно опустила глаза в его тетрадку и мягко улыбнулась:

– А как вы много про Влада написали…

– Ты ведь можешь это все прочитать?

– Да, конечно…

«Любая тайнопись и самые сложные шифры и надписи, начерченные ли огнем или просто в воздухе, недавно или в древнейшие времена, так легко, как будто это был ее родной язык». Крис наизусть запомнил строчку из характеристики Ковалько.

– Да ты опасный человек, – не выдержал и улыбнулся он.

– Ну что вы…

– А хобби у тебя есть?

– Детективы люблю читать. В детстве даже мечтала работать в спецслужбе.

– Интересная мечта для красивой хрупкой девушки. А что ты сделала с моим домашним заданием?

– Честно говоря, сущую чепуху. Не судите строго, – улыбнулась девушка в ответ, и достала из конверта блестящий браслет.

Крис сразу отметил, что вещь, в отличие от других работ, сделана с большой аккуратностью. Только при внимательном рассмотрении становилось ясно, что украшение создано из нескольких узких ленточек, скрученных в единое целое с помощью лески. Простая блестящая бумага выглядела в изделии, как настоящее серебро, а сверху браслета, в виде украшения, Нелли бисером выложила собственные инициалы.

Крису всегда нравилось, когда кто-то работал кропотливо и тщательно. Такие люди ответственно подходят к любой, даже самой незначительной работе. К тому же поделка лишний раз подчеркивала тонкую женственность девушки, очень ему импонирующую. Впрочем, Крис не обманывался. Образ Ковалько создала себе сознательно, подыгрывая ожиданиям окружающих. Ведь люди не любят, чтобы на них давили красотой и умом одновременно. Она вовсе не глупа, как это частенько случается со слишком красивыми женщинами, как будто Бог, дав им в избытке одного, лишает другого.

Только, похоже, ум ее несколько иного порядка – не столько способный воспринимать науки, сколько позволяющий, несмотря на эфемерный и беззащитный вид, обеими ногами прочно стоять на земле. Возможно, не острый, но цепкий. Суждения – не глубоко-философские, но всегда точно выверенные и исходящие из жизненной практики. Возможно, такой ум даже можно назвать мужским. Причем Нелли с присущим ей здравым смыслом старалась держать свои суждения при себе, иначе кое-кто из мужской половины был бы по-настоящему удивлен.

И, несмотря на все это, очень уж трудно было удержаться от желания оберегать ее, как ценный хрусталь. Он кивнул ей, отпуская. Нелли изящно встала из-за стола и прошла на свое место. Оставалось позвать девушку, привлекшую его внимание на разминке. ОВ медлил, листал страницы тетрадки, как будто там что-то искал…

ДИНА

Пока остальные подходили к ОВ и беседовали с ним, Дина вся извелась. Ей хотелось, чтобы все это побыстрее кончилось, даже если он просто посмотрит на нее с презрением или недоумением, теперь уже все равно. Лицо у нее горело от стыда и нетерпения. Пока шеф беседовал с Катей, она вышла в туалет, чтобы хоть немного освежиться. Проходя мимо зеркала, поймала в нем собственный взгляд, и ей стало дурно. Неужели такой должна предстать перед будущим шефом лучшая студентка университета? В своих глазах она увидела только темные чувства – зависть, ревность, уныние и даже настоящую злобу – на шефа, давшего ей самое худшее задание, на друзей, которые так успешно справились со своими предметами, на Лиду – за то, что она может быть светлой и бесхитростной, не прилагая для этого никаких усилий, на Влада, на Нелли…

Теперь главным чувством у Дины стало отвращение к собственным мыслям. Решительным шагом она вернулась в комнату и, присев на подоконнике, достала листок и ручку. Ей даже не пришлось долго думать или что-то исправлять. Строчки появлялись из головы сами, спеша и обгоняя друг друга, выражая то, что она сейчас чувствовала. Пусть ОВ увидит все это и поймет, что она из себя представляет. Возможно, ей не место здесь, среди защитников, с такими эмоциями. И скрывать это от него, притворяться, что она не такая, как есть – она не будет.

ОВ беседовал с Лидой. Дина даже не заметила, как Влад оказался за ее спиной. В другое время она бы обрадовалась его вниманию, но сейчас вспыхнула и попыталась загородить листок руками. Но парень уже ухватил его, пробегая глазами строчки.

– Отдай, – тихо произнесла она. – Кто тебе разрешал?

– Чьи стихи? – поинтересовался Влад, не обращая внимания на ее гневный взгляд.

– Мои, разумеется. Я не пишу чужих фраз, – не сдержалась Дина.

Она знала, что говорить так не слишком красиво, но Влад, пока шеф беседовал с Рутой, уже всем успел показать, как ловко справился с заданием.

– Если не умеешь выверять свои мысли и верно излагать их, лучше использовать правильные чужие, – Влад не обратил на ее подколку никакого внимания. – Стихи неплохие, что касается техники, только местоимений многовато.

– Ты и в поэзии специалист, оказывается? – Дина снова попробовала отнять у него листок.

– Слушай, – продолжал он, – откуда такие пораженческие настроения? Я не говорю, что все взломщики – идиоты, но ты уже заранее им сдалась.

– Что за бред? Какие взломщики? Отдай, я еще не дописала, – Дина повысила голос, и на них стали оглядываться.

Когда Влад отпустил лист, возмущенная, раздраженная, она отправилась туда, где была единственная поддержка – в угол, где сидел Леонид. Как всегда, они поняли друг друга без слов. Загородив ее от других, Леня дал ей возможность дописать.

Краем глаза она наблюдала, как ОВ беседовал с Владом и Нелли. Как шеф душевно улыбается Ковалько! Что с них со всех взять – мужчины… Дина глянула на упрямый затылок Лени. Даже он не являлся исключением – на первых курсах влюбился в Ковалько. Просто ему дали от ворот – поворот.

Шеф, закончив разговор с Нелли, теперь что-то искал в тетрадке. Прошла минута, две, пять… Он не поднимал глаз и не звал Корнееву. Да что же это такое? Кажется, он вообще про нее забыл. Полное ощущение, что даже не замечает самого факта ее существования! А она так старалась на разминке, пытаясь хоть как-то компенсировать невыполненное задание…

Или он уже знает, что скажет ей, и нарочно тянет время? Ну, нет, так дело не пойдет! В конце концов, она приехала сюда работать. Пусть поговорит с ней, а потом уже решает.

Дина поднялась с места, как всегда, стремительно, и направилась к его столу, не дожидаясь приглашения. При поднятом ею ветре образцы Лиды слетели на пол. Не успела та издать возмущенный возглас, как Дина, не глядя, едва заметным движением руки замедлила падение образцов и вернула их на стол. Подошла к ОВ и села напротив. Он даже не поднял головы. Ну, что же, она начнет первой… И пусть думает про нее, что хочет. При всей решимости наготове были слезы. А ведь она так мечтала познакомиться с ним…

– Моя фамилия Корнеева. Вы будете со мною разговаривать? – голос дрожал, но тон был напористым и даже вызывающим.

Он почему-то вздохнул, но глаз так и не поднял:

– Разумеется. Извините.

Прозвучало это крайне сухо, и улыбки на лице не появилось, хотя в общении с остальными он выглядел очень милым.

– Мне показалось, про меня забыли, – Дина попробовала улыбнуться, словно иронизируя.

Она пыталась подвигнуть шефа на любую живую реакцию – взгляд или слово. Пусть поставит студентку на место, или объяснит, в конце-то концов…

Не получилось. Все так же официально, так и не взглянув на нее, он задал вопрос безразличным голосом:

– Что-то расскажете о себе?

Нет, это никуда не годится. Что она должна о себе рассказывать? Неужели нечего спросить самому, ведь он читал ее характеристику? Или она должна, как Влад, оттарабанить про свои достижения? Хотя… Ладно. Хочет – получит.

– Да вот, собственно, тут все изложено.

По-прежнему слегка усмехаясь, Дина выложила перед ним листок со стихотворением. Почерк у нее был не слишком разборчивым, к тому же она спешила.

ОВ придвинул к себе бумажку и стал читать про себя.

Перед ними беспомощны полностью мы

И теряем слова, и теряемся сами.

Но приходят с какой-то иной стороны

Люди с тусклыми темными, злыми глазами.

Они бродят средь нас, они смотрят на нас,

Словно видят насквозь, и мы им не по нраву.

А на дне их бездонных таинственных глаз

Есть неведомый яд, колдовская отрава.

И отводим мы взгляд, натыкаясь на них,

Но умеют вылавливать нас зеркалами,

И тогда – пролезает в мой сон и в мой стих

Кто-то с темными, злыми… моими! глазами.

Прочитав, шеф поднял, наконец, голову. И смотрел на Дину так долго и внимательно, что ей даже стало не по себе – в его глазах странной точкой застыла тяжелая мысль. Она выдержала взгляд, пытаясь оставаться спокойной.

– Если вы выявили этого зеркального «некто» и вывели его на Божий свет – это уже неплохо, – произнес он. – По крайней мере, дано не каждому.

Значит, в отличие от Влада, шеф прекрасно понял смысл стихотворения.

– Надеюсь, это не единственная моя способность, – мрачно буркнула Дина.

Ей показалось, что он и хочет, и почему-то не может внушить ей оптимизм. Однако он сделал над собой видимое усилие:

– Я читал про ваши способности и уверен, что они пригодятся, – голос у него был какой-то вымученный. – Может, вы все-таки сами сделаете на чем-то упор, расскажете, что у вас получается лучше всего?

Дина попробовала сосредоточиться и начала было что-то говорить про любимые предметы, но быстро замолкла. Ей показалось, что он не слушает.

– Да вы ведь и так все сразу видите в человеке, разве нет? – прервала она саму себя.

– Да Бог с вами… – быстро ответил ОВ. – Разве можно читать в чужой душе, как по книге? Таких мастеров, к счастью, не существует. Что-то вижу, бывает. Иногда, правда, хочется ничего этого не знать…

Наконец-то он улыбнулся, правда, совсем невесело. Ей даже захотелось сказать ему что-то утешительное.

– Мне показался странным один момент в вашей автобиографии, – продолжал ОВ, листая свой блокнот. – Вы очень откровенно отвечали на любые вопросы. Но вот три года обучения в Финансовой Академии обошли молчанием. Это с чем-то связано?

– Ну да, разумеется, вы заметили… Значит, надо объяснить?

Он снова поднял на нее внимательные глаза:

– Это необязательный вопрос. Как хотите.

Дина действительно не любила рассказывать об этом периоде своей жизни.

– Умолчала, потому что все это не делает мне особенной чести. Ничего интересного, небольшая школа жизни. Люди казались несправедливыми, обстоятельства – против меня. Короче, удара держать не умела. Но, с другой стороны, если бы не этот маленький эпизод, я бы не оказалась в нашем университете. Так что, все к лучшему.

Малоприятные воспоминания, на самом-то деле. В семье Дина росла тепличным ребенком. Однако современные школы или уродуют душу, или закаляют ее, впрочем, одно другого не исключает. Выдерживая все прелести отношений с одноклассниками, видя неспособность большинства учителей не только работать, но и хотя бы не испытывать к детям ненависти, Дина быстро научилась всегда быть начеку и готовиться к худшему. Плохо или хорошо, что именно такие уроки усваиваются лучше всего? Однако что-то неуловимо изменилось, когда она заступилась в школе за кого-то еще более слабого. С этого момента Дина перестала чувствовать себя жертвой.

Родителям она ничего не рассказывала (для чего их расстраивать?), но закончила десятилетку с облегчением. На дневной она не прошла по баллам, хотя в своей экзаменационной работе была уверена. Но что делать – разве нельзя предположить, что кто-то обошел ее по знаниям? Однако декан обещал немедленно перевести девушку с вечернего отделения, как только она сдаст пару сессий на пятерки. А пока Дина устроилась на работу в небольшую контору.

Казалось, в институте все будет иначе, чем в школе. Появились приветливые лица, друзья, вокруг нее сразу сформировалась небольшая компания. Вскоре Дина с горечью констатировала, что ее элементарно используют – училась она всегда превосходно. Пара отказов в помощи особенно обнаглевшим – и вот она уже быстро перестала быть «Диночкой, миленькой». Но две лучшие подруги у нее остались – Лена и Марина, правда, обе они недолюбливали друг друга. Марина была девушкой компанейской, часто вместе с другими однокурсницами бегала на дискотеки, а Дина там откровенно скучала, они с Ленкой предпочитали выставки и театры. Но Марина так нежно и тепло относилась к Дине… Только у нее все время были сложности с учебой. Марина плакала – не хотела расстраивать маму. Не взирая на верную помощь подруги, учеба все-таки была запущена. Не могла же Дина приставить Марине свою голову… Встал вопрос об отчислении. Девчонки в группе шептались – сама отличница, а подругу не выручила. Но не Марина же говорила однокурсницам такие несправедливые вещи! Правда, она не раз намекала, что только поход Дины в деканат и сможет ей помочь, ведь там прекрасно относятся к Корнеевой. Хотя на дневной ее так и не перевели – «мест не было». Дине страшно не хотелось идти, но… она же настоящий друг?

Со слезами на глазах Дина рассказывала декану про «сложные обстоятельства» подруги. Декан был рассержен, ее просто выгнали из кабинета и дали понять, что уж теперь о переводе на дневной и речи быть не может. От Марины она получила упрек – «все испортила». А потом… Вечно больная мама Марины, вернувшись из загранкомандировки, сходила в деканат сама. И Марину не только восстановили в академии, но и… перевели на дневной. Очевидно, для нее место нашлось. Лена возмущалась, да и Дина была на грани срыва, хотя и держалась так, словно ничего не случилось. Но то, чего она раньше не замечала, как будто проявилось перед ее глазами. И она решила – ей все здесь противно, последняя сессия, и она уйдет из института, выберет ВУЗ попроще, где нет никаких блатных и таксы за каждый экзамен. Как так вышло, что Дина поделилась своим решением с преподавателем по теории вероятностей? Тот всегда относился к ней по-доброму. Кажется, она попросила его принять зачет заблаговременно. Вот тогда-то профессор и рассказал про Университет. Оказывается, он давно выделил девушку, заметив в ней потенциальные способности. А дар ее раскрыли только в Университете.

Сейчас, спустя пять лет, она уже не испытывала никакой обиды или горечи, посмеивалась над собой и своей убежденностью, что с ней поступили несправедливо. Скорее, теперь она чувствовала благодарность. Да и Маринку больше не осуждала – каждый устраивается в этой жизни как может и так, как позволяет совесть. И вот – опять началось… Чувство обиды, несправедливости… Неужели она никогда в себе этого не изживет, не научится принимать людей и события такими, какие они есть, спокойно?

Если бы он задал наводящий вопрос, посмотрел на нее с теплотой, Дина, наверное, выложила бы ему, именно ему, все это, как на исповеди, она была к этому совершенно готова. Но ОВ задумчиво молчал, как будто что-то решая для себя. Что ж. Значит, надо узнать, что он решил, просто сил нет ждать его приговора.

– Наверное, вы уже знаете, как лучше меня использовать?

Дина старалась не показывать ему своей тревоги, хотя прием шефа был малообещающим. Она решила – если ее вышвыривают, то пусть скажет об этом сам, она не станет ему помогать.

Дина могла бы поклясться, что ОВ вздрогнул, услышав ее слова.

– Задействовать, а не использовать. Используют людей только во Взломе.

– Я говорю так, потому что речь идет о вашей работе.

– Нашей… – поправил он и снова замолчал.

Потом произнес, слишком быстро и отстранено:

– Ваше место, как говорится, на передовой. Основные способности – боевые. Будете принимать активное участие в планировании операций. Я вижу, преобразование вещества у вас тоже получается отменно, – он мельком взглянул на ее работу, которую она держала в руках. – Ну, пока все.

Глаза его снова были опущены в тетрадь.

Видимо, надо было встать и пойти на свое место, но Дина медлила. Она все еще ждала хоть какого-то знака, говорящего о дружеской симпатии, хотя бы ободрительного кивка. Ничего этого не произошло, и, расстроенная донельзя, она вернулась к своему столу.

«По-моему, ты единственная, с кем шеф на «вы», – удивленно прошептала ей Катя.

КРИС

Пальцы дрожат, нервничает? А на разминке полностью себя контролировала. Должно быть, отношения с людьми – ее самое уязвимое место. Сейчас она думает, что он про нее забыл. Как же! Хотелось бы…

Он уже все понял, понял в тот момент, когда никак не мог решиться произнести ее имя, чтобы вызвать для беседы. Ну, вот оно… Началось. Что толку обманывать себя? Наверное, это так и должно было случиться – неожиданно, в самое неподходящее время. Он привык справляться с множеством проблем одновременно, но с этой – никогда еще не сталкивался. Поэтому запаниковал. Однако надо взять себя в руки.

Невольно начал говорить сухим, официальным тоном, обращаясь на «вы». Пытаясь выиграть время, задал ей какой-то вопрос. А сам трусливо боялся смотреть не нее, боялся, что в его глазах отразятся смятение и растерянность. Конечно, она не могла не почувствовать разницы в его обращении и, кажется, расстроилась, начала говорить с явным вызовом. Нет, так не годится, надо общаться с ней нормально, как с другими, но… Ничего не получалось.

Прочитав стихи, он ни на минуту не усомнился, что Дина написала его сама и о себе. Собственно, та степень отчаяния, выраженная в стихотворении, была сейчас ему как нельзя понятна. Он набрался мужества и, наконец, посмотрел прямо в ее зеленые, ироничные глаза, которые в лучшие, чем сегодня, дни, наверняка бывали не мрачными, а веселыми. Искренность характера была написана не только на этом тетрадном листке, но и в ее лице.

Оторвать взгляд оказалось еще труднее… ОВ постарался взять собственные эмоции под контроль. Итак, что там пишет ректор в ее характеристике? Да к черту характеристику! Он все видит в ней, видит лучше, чем в ком-либо. Никаких особенных мистических дарований – ясновидения, провидения нет. Глубокие знания, смелость, открытость, стремительность, чуткость натуры. Прекрасные боевые данные. Отличные организаторские способности. Неординарный ум и умение принимать быстрые решения. Излишне самокритична и беспокойна. Одна из лучших учениц, как пишет ему Ректор. А значит – на передовую. Дара, который оставил бы ей возможность сидеть за тремя стенами и работать в тепле – никакого. Ага… Он уже ищет пути не пускать ее в передряги. Значит, вот что это такое… Как же с этим справляться-то? Давно он так не терял самообладание. Точнее сказать, почти никогда. Что ж, и сейчас все будет под контролем. Работа останется работой при любом раскладе.