Записки доктора Тихонина. Дурная наследственность

Сабау сильно отличался от моего предыдущего, веселого, разговорчивого работодателя угрюмой молчаливостью и подозрительностью. Этому внешне довольно привлекательному мужчине жизнь представлялась в самом мрачном свете, он видел угрозу своему положению ото всех окружающих. Он пригласил меня к себе в помощницы, не только из-за того, что я сумела вылечить мальчика, а, главным образом потому, что его жена и помощница покончила с собой. Причиной ее самоубийства, как поговаривали, было то, что у него недавно появилась любовница. Сабау познакомился с этой женщиной, когда она привезла своего больного мужа к нему, но что было удивительно, он не взялся его лечить, и тот вскоре умер. Сахма, поделилась со мной другими слухами, что жена Сабау не сама выпила настойку болиголова, а под давлением мужа. Он, якобы, был одурманен овдовевшей красавицей, и стал одержимым желанием добиться удовлетворения своей страсти к ней. А строгая вдова соглашалась выйти за него замуж, только если он станет верховным жрецом. Эти слухи показались мне не лишенными основания. Меня удивило то, что Сабау, всегда относившийся ко мне с явной неприязнью, вдруг пригласил меня к себе в помощницы. Мало того, почти сразу, поделился со мной опасениями по поводу своего избрания на пост верховного жреца, и хотел заручиться моей поддержкой. Я была единственной женщиной, которая исполняла обязанности жреца, может быть, поэтому он считал мое слово весомым. Несмотря на то, что Сабау казался мне неподходящим лидером, но уважаемый мною Мин не хотел брать на себя руководство кланом, а другие были гораздо хуже Сабау, и я обещала ему свою помощь, когда придет время.

Меж тем мой сыну исполнилось двадцать лет, и он стал помощником жреца-ветеринара. Как-то, глядя на его молодое, сильное тело, блеск его черных глаз, и яркий румянец на лице абрикосового цвета, я вспомнила Ана, и мне становилось невыносимо грустно. После единственной, к тому же только приснившейся мне, ночи безграничного счастья моя жизнь проходила в постоянном тяжелом труде и житейских заботах. Я так и не смогла полюбить своего мужа, хотя относилась к нему с уважением и была ему верна. В нашей семье бывали счастливые моменты, когда мы все вместе приступали к праздничному обеду по случаю окончания сбора урожая. Для этого обеда приготавливалась жареная на углях свинина и благоухающий эль. Свиней, предназначенных для этого блюда, две недели перед этим кормили исключительно желудями, орехами и поили суслом. После нескольких кружек эля и кусков запеченной свинины жизнь уже не представлялась такой однообразно тяжелой.

Мой благородный и мудрый муж, предчувствуя свою скорую кончину, сложил с себя полномочия главы клана. Настало время перемен. Я поговорила со всеми старейшинами, и на общем совете было решено, что Сабау станет верховным жрецом. Вечером дня коронации нового, верховного жреца, мой муж тихо умер, поблагодарив меня перед смертью за счастливые годы, проведенные со мной и предупредив меня быть осторожной с избранницей Сабау.

Как только произошло посвящение Сабау в верховные жрецы, он тут же объявил о своей свадьбе. Сабау оправдал свое нежелание быть в трауре по покойной жене положенный срок, так как та нарушила божественные законы, покончив жизнь самоубийством. Свадебная церемония прошла через две недели после похорон его первой жены и через три дня после похорон моего мужа. Невеста Сабау оказалась молодой красавицей. На ее юном лице застыла маска равнодушного высокомерия. Глаза ее смотрели холодно и отчужденно. Ее наряд отличался от обычного наряда невесты жреца. Платье необычного красного цвета, сшитое точно по фигуре, туго обтягивало тонкую талию и широкие бедра, большой вырез на груди открывал взорам приглашенных гостей большую часть пышного бюста. Присутствующие на церемонии мужчины с трудом отводили глаза от выставленных на показ прелестей невесты, чтобы никто не заподозрил их в непристойных мыслях. Торжественный обед прошел не совсем гладко: напившийся простолюдин, проходя мимо новобрачных, как будто ненароком споткнулся и упал лицом прямо в декольте невесты. Сабау вскочил и, оттащив наглеца, стал жестоко избивать его и мог бы убить, если бы его не оттащили трое мужчин. Мне показалось, что на лице невесты, наблюдавшей эту сцену, промелькнула довольная улыбка. Сабау, успокоившись, взял невесту за руку, и они ушли в дом под улюлюканье и радостные возгласы гостей, которые, казалось, вместе с Сабау переживали восторг предстоящей брачной ночи.

После того как Сабау стал верховным жрецом, место лекаря по детским и особо тяжелым болезням заняла я, а моими помощниками были назначены его старший сын и дочь. Своего младшего сына Сабау отправил жить в деревню свиноводов, к родственникам его первой жены. Этот последний ребенок Сабау был слегка недоразвитым, но добрым и послушным. Его старший сын, которого звали Утом, внешне был похож на отца, но в отличие от него, был доброжелательным и вежливым со всеми. Его красивая сестра Инна, видимо, как и он, нравом похожая на мать, была добродушной, веселой и общительной. Она была единственной, с кем мой сын поддерживал дружбу, когда был ребенком, а теперь, он явно ей симпатизировал и, как мне казалось, она тоже была к нему неравнодушна. Мы с Сахмой думали, что этой осенью может состояться две свадьбы: Ута с дочерью Сахмы и Инны с моим сыном.

Однажды к нам на прием пожаловала Лами, молодая жена Сабау, и от меня не ускользнуло, то, что на лице Ута промелькнуло выражение открытого презрения. Наша посетительница жаловалась на плохой сон и просила дать ей самое сильное лекарство от бессонницы. Инна тут же нашла в кладовой соответствующее снадобье и подала мачехе. Та, даже не поблагодарив падчерицу, строго взглянув на моего помощника, властным голосом сказала ему:

– Вечером жду тебя у себя с отчетом о проделанной работе.

Ут, еле сдерживая гнев, ответил:

– Я отчитаюсь перед отцом.

– Вечером будет видно.

Затем его мачеха, одарив нас всех взглядом, полным высокомерного пренебрежения удалилась из комнаты. За время этого разговора воздух в комнате наэлектризовался до такой степени, что мне пришлось собрать эту электроэнергию в маленькую, шаровую молнию и использовать ее для лечения больного, у которого «отсыхала» правая рука, поскольку отсутствовала проводимость нервных волокон. После окончания работы я спросила Ута:

– Какой отчет требует твоя мачеха?

– Никакого отчета ей не нужно, она хочет, чтобы я ублажал ее, когда отец заснет.

– Как давно она тебя домогается?

– Она уже на третий день после свадьбы она пришла в мою спальню и начала произносить заклинание, от которого у меня в голове все помутилось, и я готов был наброситься на свою мачеху и овладеть ею, но в это время вошла Инна и любовные чары рассеялись. Инне нужна была моя помощь, чтобы переставить тяжелый сундук, и мы вместе ушли в ее комнату. Мачеха решила посмотреть, что мы там делаем, но в комнату не вошла, а осталась стоять в дверях.

– Как же ты спасался от этих чар все это время?

– Я сижу здесь допоздна и попадаю в дом через окно в комнату Инны, а рано утром ухожу из него тем же способом. Инна приносит мне еду. Теперь я живу в комнате Инны. Мачеха почему-то не может туда войти и там не действуют ее чары.

– Это я оградила комнату Инна по просьбе ее покойной матери. Я могу защитить и тебя от действия почти всех злокозненных заклятий.

– Пожалуйста, сделайте это сейчас.

–Сейчас не получится, мне потребуется часа два на подготовку. Кроме того, от вас мне нужно, чтобы вы поймали мышь или лягушку, или ворону, или любое другое мелкое животное.

–Хорошо, мы сейчас пригласим на помощь Луку и обязательно выполним задание, – с улыбкой сказала Инна, и они вместе с братом покинули комнату. Оставшись одна, я занялась приготовлением к ритуалу. Мне нужна была кора священного дуба, нож, которым отрезали пуповину новорожденного младенца, ветка омелы и пепел сожженного преступника. Когда у меня все было готово, вернулась возбужденная и радостная молодежь. Инна в руках держала большую жабу. Посмотрев на счастливые лица Луки, Инны и Ута, я решила, что совершу ритуал защиты от вредоносного, магического воздействия над всеми троими. И я бы сумела сделать это, но вмешался злой рок. Когда я почти закончила, пришел Сабау и из-за того, что двери были закрыты, стал громко звать Инну. Я, не переставая читать заклинания, показывала ей знаками не отвечать ему, но она была послушным ребенком и откликнулась на зов отца. Таким образом, Ут и Лука были ограждены от колдовских чар, а Инна осталась беззащитной. Единственной надеждой было то, что ее мачеха не интересовалась женщинами и девушками. Вскоре после этого дочь Мина и Сахмы вышла замуж за Ута. Сабау отдал им дом, в котором раньше жил и работал плотник, выросший в приюте жрецов. Перед свадьбой Ута, плотник нашел себе жену в деревне земледельцев и, по моей просьбе, ему было позволено переехать жить к ней.

Жизнь после этих событий, казалось, вошла в свое обычное русло. Ут теперь мог спокойно общаться с мачехой, поскольку ее чары на него не действовали, и хотя она была зла на него, новых попыток соблазнить его не предпринимала. Меня же не покидала тревога и дурные предчувствия. Мне каждую ночь снились Ан и Тхоут, мои незабвенные учителя, всегда с озабоченными, потемневшими лицами и указывали на черную, грозовую тучу, опускавшуюся на священный дуб. Сахма поделилась со мной слухами о том, что Лами развлекается тем, что стравливает между собой молодых работников из нашего селения. Они устраивают кровавые потасовки за право получить ее поцелуй. Причем после ее поцелуя мужчины становились одержимыми этой женщиной. Если бы она сказала любому из них броситься со скалы, он бы это сделал. Мы с Сахмой поделились этой новостью с Мином. Он был не на шутку огорчен, поскольку считал, что «мужчины должны были бы иметь больше мозгов».

Мой сын свои свободные дни проводил, как и в детстве, на берегу моря или уплывал на лодке с рыбаками. Как-то я отправилась посмотреть, чем он там занимается, и вместо своего сына нашла на берегу Лами, которая стояла по колено в воде и смотрела на волнующееся море. Мою душу посетила тягостная догадка, но я отбросила неприятную мысль и, подойдя к девушке, спросила ее:

– Вам нравиться смотреть на море?

– Да, эта неукротимая мощь меня завораживает.

– А вы не боитесь бродить здесь одна, это небезопасно. По стране кочуют разбойники.

– А вы?

– В отличие от вас я хорошо защищена своим белым одеянием жреца и своим возрастом.

– Но разбойникам дела нет до жреческого сословия, а вы на вид вполне аппетитная женщина. А у вас, что бывает время для прогулок или вы кого-то ищите?

– Нет, я здесь по делу, – не зная, зачем соврала, я направилась в сторону деревни. Однако, повернув за первую попавшуюся скалу, спряталась и стала наблюдать. Через полчаса к берегу причалила рыбацкая лодка, из нее вышли парни из деревни и мой сын. Они тащили тяжелые, кожаные мешки с рыбой. Они молча прошли мимо Лами, но она вдруг окликнула моего сына по имени. Он остановился и она, подойдя к нему и, поднявшись на цыпочки, что-то прошептала ему на ухо. Он отшатнулся и зашагал прочь. Она засмеялась и крикнула:

– Тебе от меня не убежать.

Вечером, когда Лука вернулся, я напрямую спросила его:

– Что нужно этой злобной чародейки от тебя?

– Она сказала, что если я не стану ее любовником, она сживет со света Инну.

Мне эта угроза показалась серьезной, и я предложила Луке сегодня же провести обряд бракосочетания с Инной, и забрать ее жить к нам в дом. Я пригласила Мина и Сахму в нашу лечебницу, туда же пришли Лука и Ут с Инной. Мин провел церемонию освящения брака Инны с Лукой. С этого момента отец и мачеха не имели права распоряжаться жизнью Инны, она была теперь под защитой ее мужа. Я немного успокоилась, но на следующее утро все-таки отправилась в деревню на побережье, чтобы договориться о возможном отъезде Луки с Инной в Англию. Связь наших рыбаков с пиктами, жившими через пролив, была регулярной, иногда зимой они даже устраивали совместную охоту на тюленей. Именно в эту деревню, год назад вместе с торговцами приплыла богатая вдова по имени Лами, и почти сразу вышла замуж за сына вождя племени рыбаков. Вся семья вождя племени скоропостижно скончались от неизвестной болезни. Дольше всех продержался молодой муж Лами, которого отказался лечить Сабау, поскольку считал, что это бесполезно.

Когда я приехала в деревню, солнце было уже в зените, детвора, игравшая около дороги, показала мне дом теперешнего вождя племени рыбаков Озра. Во дворе этого дома я увидела немолодого, мужчину могучего телосложения, который развешивал сети на заборе. Я спросила его:

– Вы Озр?

– А что жрице друидов могло понадобиться от него. Неужели нашлись рыбаки, которые не принесли дары вашим богам?

– С дарами все в порядке. Я здесь не как жрица. У меня к нему личное дело.

– Тогда, я вас внимательно слушаю. Я и есть Озр.

–Мне может понадобиться ваша помощь. Возможно, вскоре, кое-кого необходимо будет переправить на другой берег пролива. Вы могли бы за это взяться?

– Почему бы нет. Чем будете платить?

– У меня много всякого скота, продуктов и хозяйственной утвари. Скажите, в чем вы нуждаетесь, и мои слуги все это вам доставят.

– Вообще-то я имел в виду не продукты. Я возьмусь за это дело, если вы обещаете быть моей партнершей на следующем празднике воскрешения природы.

Эта просьба была неожиданной и смутила меня настолько, что я в молчании смотрела на улыбающегося великана. Наконец, справившись со своим смятением, я ответила:

– Хорошо, я буду вашей партнершей следующей весной, но как к этому отнесется ваша жена?

– Никак, вот уже пять лет, как моя жена ушла в мир иной, к нашим предкам.

– Сожалею о вашей потере. Тогда наш уговор в силе, но вы должны обещать хранить в тайне мою просьбу.

– Договорились. Кстати, как вас зовут?

– Иштар.

Я вернулась в селение жрецов, когда уже вечерело. Лука и Инна, тесно прижавшись, сидели на циновке, на крыльце в ожидании меня. Мы вошли в дом, и я рассказала им план побега, если это понадобится. В это время на улице послышался какой-то шум. Выйдя на крыльцо, мы увидели толпу работников с факелами, возглавляемую Сабау и Лами. Когда они подошли к нашему дому, Сабау, возвысив голос, стал взывать к справедливости богов:

– Как вы, великие боги могли допустить преступление, когда юную, беззащитную девушку похищают из родного дома и принуждают жить в беззаконии, в неосвященном отцовским благословением браке. Иштар, выдай нам сына, верни мне дочь, иначе я сожгу твой дом вместе с тобой, твоим сыном-насильником и предавшей меня дочерью.

– Успокойся Сабау, брак был давно освящен благословением твоей покойной жены.

– А то, что твой сын пытался овладеть моей женой Лами, это тоже было кем-то освящено. Убить этих негодных людей.

В это время вокруг толпы работников стали собираться жрецы с их семьями и с удивлением наблюдали за происходящим. Я попросила Луку и Инну войти в дом. К Сабау пробрался Мин и попытался урезонить его словами:

– Сабау, нельзя творить самосуд, необходимо сначала разобраться во всем.

Ему возразила Лами:

– В чем тут разбираться. Этот молодой развратник, после того как я ему отказала, решил в отместку похитить любимую дочь Сабау.

– Все равно, необходимо провести расследование, а потом приговаривать людей к смерти.

Лами повернулась к толпе молодых мужчин с факелами и закричала:

– Подожгите эту фурию вместе с ее домом.

Молча, наблюдая за происходящим, сжав кулаки, я пыталась собрать как можно больше магической силы, используя энергию ненависти беснующихся мужчин, и у меня начало получаться: по небу поползли тяжелые, темные тучи и слышались уже раскаты грома. Какой-то смельчак первым, подняв факел, направился к крыльцу, на котором теперь стояла только я. Он попытался бросить факел в мою сторону, но я успела сделать нужное движение пальцами, и факел вместо того, чтобы полететь в сторону крыльца, попал, чуть ли, не в голову Сабау. Он дернулся от страха, поднял этот факел, и двинулся прямо ко мне, выкрикивая на ходу оскорбления и проклятия. За ним пошли и остальные, «верные рыцари» Лами. Оставалось не больше минуты, до того как первый факел был бы брошен в дом, но в последний момент небеса разверзлись, и нестройный ряд, нападавших мужчин был мгновенно объят пламенем, вызванным мощнейшим электрическим разрядом, пробежавшим по этой разъяренной толпе. Стоявшие поодаль люди в ужасе смотрели на полыхавших и падавших замертво защитников чести Лами. Охваченная огнем Лами, упала на землю, начала дико извиваться, и вместо тела горящей женщины люди увидели полыхающее тело громадной, черной змеи.

Я проснулась в своей постели и не могла вспомнить, как я в нее попала. Выйдя из дома, я увидела соседей и старых работников, убиравших рядом с моим домом обгоревшие трупы. Я села на ступеньку крыльца. Вокруг моего дома молча стали собираться жители нашего поселка. Когда все собрались, Мин обратился ко мне со словами:

– Иштар, мы обязаны тебе спасением от жуткого демона, принявшего облик прекрасной женщины. Я думаю, только ты способна управлять нашим кланом, к общей пользе, как жрецов, так и обычных людей. Все согласны, чтобы Иштар стала нашей верховной жрицей? Давайте проголосуем. Пусть поднимут руки, кто не согласен и обоснуют почему.

Мин ждал пять минут и подвел итог:

– Возражений нет. Иштар ты должна отдать первые распоряжения.

– Спасибо вам за доверие, но думаю, что мои распоряжения не нужны тем, кто знает свое дело лучше меня. У меня есть только несколько просьб к нашей общине: дом Сабау должен перейти к его сыну Уту, а дом плотника должен занять младший сын Сабау, которого необходимо вернуть из деревни свиноводов. Ему там не место. Он лучше всех может вести наблюдение за звездами и положением Луны. Тела Сабау и мужчин, поддавшихся наваждению, следует достойно похоронить, сопровождая погребальную церемонию обычными в таких случаях песнопениями. Кроме того, я не собираюсь уклоняться от своих обязанностей врача, поэтому давайте займемся насущными делами.

Когда мы с Утом, и Инной оказались на своем рабочем месте, я спросила их, смогут ли они простить меня за убийство их отца. Ут ответил за себя и сестру:

– После встречи с Лами, он уже не был нам отцом, он был ее рабом.

Вечером Лука сказал мне, что они с Инной решили уехать в Англию, так как им тяжело оставаться здесь, зная, что все это произошло по их вине. Мне пришлось согласиться с их решением. На следующий день я поехала в деревню рыбаков к Озру. Он встретил меня все с той же слегка ироничной улыбкой:

– Где мои пассажиры?

– Появятся к назначенному вами сроку.

– Надеюсь, вы не забыли про наш уговор.

– Нет, не забыла, но у меня к вам еще одна просьба. Поскольку, я теперь верховная жрица, то мне нужно найти достойного мужа. Не могли бы вы помочь мне его найти?

– Хитрые вы ребята жрецы, еще не выполнив своего обещания за первую просьбу, уже обращаетесь со второй.

– Да, мы такие. Кстати, вы еще тоже не выполнили мою первую просьбу. Так подыщете мне мужа, после того как поможете моему сыну и невестке устроиться в Англии?

– Я не сводник, да и зачем мне отдавать в руки другого мужчины то, что мне самому сгодится.

– То есть вы хотите сказать, что для вас жена это, что-то типа предмета домашнего обихода или домашнего животного.

– Опять эти ваши жреческие штуки. Вы все поняли, я готов стать вашим «достойным» мужем. А вы согласны стать моей женой?

– Ну, раз у меня нет других вариантов, то я согласна.

Мое правление кланом жрецов продолжалось пятнадцать лет. Первым серьезным испытанием было для меня проведение реформы, по которой дети богов, рожденные после ежегодных сатурналий, должны были иметь право на свободный выбор профессии, и возможность переезда в другие селения. Это было существенным ограничением власти жрецов в использовании рабского труда бастардов. Мне пришлось применить все мои силы внушения и убеждения, чтобы добиться этого. Кроме того, за время моего правления, не был принесен в жертву ни один человек, в нашей местности не было голода, а население возросло в несколько раз. Клан жрецов приобрел широкую известность, к нам на лечение привозили людей из Англии и с материка. Однажды в конце моего правления к нам приехала группа жрецов из Галлии. Вместе с ними приехала молодая, белокурая красавица, которую сопровождал богато одетый мужчина с пронзительно-черными глазами. В этой красавице я узнала мою соперницу Моргану с острова, на котором я проходила обучение магии. Мужчина подошел ко мне и с некоторым удивлением спросил:

– Это вы, та самая жрица, которой удалось сжечь древнюю, могущественную демоницу, питающуюся жизненной энергией мужчин?

– Наверно, я.

– Я, царь всех природных стихий Иалдабаоф. Рад встрече с вами, разрешите представить вам мою жену Моргану. Она тоже друидская жрица.

– Дорогой, мы с Иштар уже встречались на острове Ана.

– Ну, тогда не буду мешать вам, секретничайте, пойду, пройдусь по селению.

Моргана подошла ко мне, обняла и поцеловала, сопровождая эти действия словами:

– Это послание от Ана, он гордится тобой. Он просил передать тебе, что ваша близость с ним произошла на самом деле, и Лука его сын.

– Я все время подозревала это, но не была уверена. Как дела на острове?

– Острова больше не существует.

– Жив ли Тхоут?

– Милая Иштар, говоря обычным языком, Ан, Тхоут и все «белые хитоны» с острова являются богами. Они все бессмертные. Сейчас эти учителя человечества собираются покинуть Землю.

– А ты тоже богиня, почему ты не постарела?

– Вечную молодость мне выторговал у верховных властителей Земли мой муж, Иалдабаоф. Мы собираемся завести детей. Была бы рада, если бы у меня родился ребенок, похожий по красоте и силе на твоего сына Луку.

– Спасибо, позови Иалдабаофа, пойдемте ко мне в гости выпить доброго эля и отведать, запеченного на углях мяса свиньи, откормленной желудями и орехами.

Мы расстались с Морганой с грустью, зная, что больше никогда не увидимся.

Мой сын стал родоначальником и главой славного рода мореплавателей, осваивавших новые, торговые пути. У него с Инной было пять сыновей, одна дочь и бесчисленное количество внуков. Когда я решила отойти от дел, мы с моим мужем Озром решили переехать в Англию, чтобы быть поближе к многочисленной родне моего знатного, богатого и влиятельного сына. Но главной причиной нашего переезда было то, что моей внучке исполнялось десять лет, и моей священной обязанностью было передать ей все секреты друидов, которыми я владела. Записывать все это не разрешалось под страхом смерти. Моя милая внучка не обладала большой магической силой, но за шесть лет она старательно выучила все заклинания, ритуалы, лекарственные свойства различных растений, зависимости качества заговоров от фаз Луны и много еще полезных знаний. Теперь она могла стать новой жрицей или быть просто хранительницей тайных знаний.

Перед отъездом из Ирландии старейшины по моему совету избрали верховным жрецом Ута. После того как я обучила свою внучку всем премудростям практической магии и целительства, я привезла ее на экзамен к старейшинам. Ут вместе со своим старшим сыном радостно встретил нас на берегу. Его сын был на несколько лет старше моей внучки, но еще не был женат. После того как моя внучка успешно прошла все испытания. Ут попросил меня отдать ее замуж за его сына. Я сказала, что если он ей нравится, и ее родители не будут возражать против этого брака, то осенью можно будет сыграть свадьбу. Так и случилось. Новобрачным было предложено остаться жить в доме Ута в селении друидов или стать частью клана торговых мореплавателей, руководимого моим сыном. Они решили, что им больше по душе разнообразная и интересная жизнь в большом городе и остались с нами в Англии. Там, в окружении своего многочисленного семейства, я и упокоилась с миром в душе.

III век нашей эры

Этот период моего воплощения в новом теле был коротким. Я помню только, как оставляю рожденного мной младенца у своих родителей, и присоединяюсь к своему мужу, вожаку партизанского отряда бриттов, сражающихся с римскими завоевателями. Мы грабим очередной обоз легионеров. Затем подкарауливаем вернувшихся за этим обозом солдат, и во время этого боя копье одного из наших противников вонзается мне в сердце. За минуту до смерти, перед моим духовным взором пролетает вся моя жизнь. Я вижу, как мы с моим возлюбленным мужем даем клятву сражаться с завоевателями. Как я, пробираясь в лагерь к врагу, читаю заклинания, призывающие на них смертельные болезни, и как я подсыпаю отраву в корм для их лошадей. Я горда тем, скольких легионеров мне удалось отправить на тот свет, и с этим чувством я покидаю этот бренный мир.

17 век нашей эры

В 17 веке я прожила недолгую, полную как трагических, так и счастливых событий жизнь. Началась моя жизнь в Германии, куда моя мать попала, выйдя замуж за торгового партнера моего деда. Этот партнер, молодой мужчина, выходец из Ирландии, был частым гостем в доме моего деда, и год за годом наблюдал за тем, как росла моя мама. Когда ей исполнилось шестнадцать лет, он попросил ее руки, на что мои дедушка и бабушка с радостью согласились. Моя бабушка была известной в своей округе знахаркой и повитухой. Через десять лет, когда мой дед умер, бабушка переехала жить к нам. В это время в Германии шла война между католиками и протестантами, которая сопровождалась бесконечными судами над ведьмами и колдунами. Все эти судилища сопровождались конфискацией имущества несчастных и в большинстве случаев их страшной казнью в пламени костра. Глядя на эти жуткие безобразия, мой отец подумывал свернуть свое дело, и перевезти нас всех на свою историческую родину. Но судьба распорядилась иначе, на него кто-то написал донос. Причем доносчик обвинял в пособничестве дьяволу не только его, но и его тещу, мою бабушку. По его словам они, якобы, были виновны в высушивании вымени коров и постоянном сквашивании молока у жителей поселка. Их обоих обвинили в колдовстве, три месяца пытали и приговорили к сожжению. Мой отец был предусмотрительным человеком и, на всякий случай, прятал большую часть денег в нашем охотничьем домике, в лесу. Интуиция не подвела его, как только его и мою бабушку арестовали, нас с мамой выселили из дома, а все наше имущество конфисковали. Наш сосед пригласил нас жить к себе, но мама наотрез отказалась. Она подозревала, что этот овдовевший мужчина был тем самым доносчиком, из-за которого на нас обрушились все эти несчастья. Мы оставались жить до конца судилища в охотничьем домике. Каждый вечер мама плакала и молилась, чтобы отца и бабушку оправдали.

В течение пяти лет после приезда бабушки к нам и до ее мученической кончины, она обучала меня знаниям, доставшимся ей от ее предков по женской линии. Моя мама и бабушка настаивали на том, что, кроме того, что я должна была научиться читать, писать и считать, главное, что я должна была выучить твердо на твердо, это заклинания обряды и ритуалы, о которых они мне рассказывали. Они, в основном бабушка, посвятили меня в приемы грозной и завораживающей магии, про которые строжайшим образом запрещалось, кому бы то ни было рассказывать, кроме прямых наследниц нашего рода. По ее словам только женщинам, изредка рождающимся в нашем семействе, не более одной в нескольких столетиях, высшие силы даровали такое могущество, которое позволяло им управлять огромной энергией стихийных сил природы и направлять их на созидание, а не на разрушение. Поэтому эти тайные знания нельзя было записывать или изображать в виде символов, чтобы кто-либо из посторонних не приобщился к ним. У меня была хорошая память, и все заклинания, и соответствующие им движения руками, хранящиеся только в мозгу мамы и бабушки, я легко заучила наизусть. Но вопреки, строжайшему запрету и мамы, и бабушки, которые ждали моего совершеннолетия для обряда инициации, я пыталась применить все, что узнала от них на практике, чтобы проверить, являюсь ли я той самой избранной жрицей. К счастью, с их применением у меня были проблемы, ни одно их них не срабатывало.

В день казни, на площади вокруг костра, в центре которого были привязаны к столбу мой отец и бабушка, собралась толпа. Люди с ненавистью смотрели на еретиков, виновных в их несчастиях, и радовались тому, что они будут поджарены во славу истинной веры. Бабушка, чувствуя настроение толпы, начала кричать на своем родном, английском языке:

– Вы бестолковые люди, разве вы не видите, что всем этим гнусным безобразием может руководить только дьявол. Иисус проповедовал взаимную любовь и милосердие. Чем же христиане, отвергающие человеческие жертвоприношения, лучше язычников, если они сжигают невинных людей, якобы, защищая Бога от ереси и еретиков. Разве это не те же самые жертвоприношения. И что это за Бог, которого могут победить наказанный им ангел и его собственные, ничтожные создания, «рабы божьи». Глупцы вы думаете, что вас не коснется такая же судьба. Вы все сатанисты. Будьте вы все прокляты!

В ответ толпа начала предрекать старой карге страшные, адские муки, за то, что она говорит на языке дьявола. При появлении священника, судьи и их охранников неистовство толпы прекратилось. Судья зачитал приговор и приказал поджечь костер. Огонь плохо занимался, и люди вокруг наперебой давали советы как лучше поджигать дрова. Наконец языки пламени охватили большую часть бревен. Крики моей бабушки стали нечленораздельными воплями боли, мой отец молчал все время, пока был в сознании. Прошло минут десять пока голова моей бабушки, а затем и моего отца не склонились без признаков жизни, к счастью для них, они задохнулись от дыма. Все время пока горел костер, я про себя повторяла заклинания, которые должны были заставить всех жителей и, особенно, доносчика, священника и судью заболеть смертельной болезнью. Костер еще догорал, а некоторые из сельчан в нашем с мамой присутствии, стали говорить о том, кому отдадут дом проклятых еретиков. Не дожидаясь конца этой позорной расправы, мы вернулись в охотничий домик, взяли деньги, и ушли жить в соседнюю деревню. Там жили дальние родственники отца. Как-то осенью, после казни наших родных нам с мамой пришлось поехать в город к доктору. Дорога проходила через наше бывшее место жительства и, подъезжая к нему, мы наткнулась на старика, охраняющего въезд в деревню моего детства. Он остановил нас и сказал, что нам придется объехать это селение, поскольку все его жители умерли от неизвестной болезни, и со всех сторон деревню охраняют, и убивают любую живность, пытающуюся сбежать оттуда. Это сообщение показалось мне сначала удивительным, а затем повергло меня в шок, так как до меня дошло, что это я наслала болезнь на этих недоумков. Всю оставшуюся часть дороги мою душу разрывали два взаимоисключающих чувства: честолюбивое осознание своего могущества и леденящий кровь ужас оттого, что произошло по моей вине. Я ничего не сказала маме. Она после всего, что выпало на нашу долю, была как будто не в себе, большую часть времени молчала, потом без умолка говорила о мелочах, и тут же забывала о том, о чем только что говорила а, иногда, застывала в какой-нибудь неестественной позе на долгое время. Посовещавшись с родными, я повезла ее в город, чтобы показать доктору. Доктор оказался старым, опытным и добрым. Он сказал, что маме уже не помочь и будет лучше, если я оставлю ее в его лечебнице. Я ответила, что мне нечем платить, и он предложил мне работу уборщицы. Я согласилась и проработала там пять лет, до моего двадцатилетия. Пока моя мама была жива, меня не покидала жуткая мысль, что это мои действия во время аутодафе привели к ее душевной болезни, и я старалась забыть все колдовские навыки и умения, которым обучала меня бабушка.