Записки доктора Тихонина. Дурная наследственность

– Вы проявили удивительную для человека сообразительность и сдержанность, несмотря на мои попытки вызвать в вас если не страх, то хотя бы отвращение. Признайтесь, вам же было не по себе, когда вы наблюдали мух, червей и сороконожек? Или я потерял свой дар трансформировать реальность?

– Нет, вы, как я полагаю, были и остаетесь великим мастером иллюзий, но к счастью для меня, в детстве я прочел много волшебных сказок и был осведомлен о способностях фантастических существ к фокусам и их любви к созданию миражей

– Для меня было честью знакомство с вами Тихон Алексеевич. Можете быть спокойны за вашу пациентку, я наложил на нее скрывающее заклятие, из-за которого ее не смогут найти посланцы не только царя всех стихий Иалдабаофа, но и моего начальника. Кроме того, если вам потребуется моя помощь, вам достаточно будет взять мою карточку в левую руку и прочесть то, что на ней написано. Всего хорошего.

– Взаимно, – сказал Тихон Алексеевич и отвлекся на громкий звук, донесшийся из здания. Когда он повернулся к Вельзевулу, того уже не было, а над ветвями стоящего рядом дерева послышалось «уханье» пролетающей совы. Тихон Алексеевич вернулся в свой кабинет и написал пространное письмо Бутадеусу об удивительной болезни Дины, и обо всех странных вещах, происшедших благодаря Вельзевулу, и приведших к ее выздоровлению.

Поиск «логова зверя»

В уныние сидел серо-фиолетовый осьминог в своем подводном замке. Он был не самым крупным представителем этого вида моллюсков: длина его тела вместе со щупальцами была равна среднему росту европейского мужчины. Несмотря на видимое отсутствие агрессивности, что-то все-таки настораживало в его облике. Черные, громадные глаза на бледно-сером, плоском лице излучали безысходную тоску и отчаянную злобу. Учитывая, что этот беспозвоночный представитель животного мира обладал неограниченной властью надо всякой живой и неживой материей на планете Земля, можно было смело утверждать, что всякий кто случайно мог встретиться с этим взглядом, сразу бы умер от разрыва сердца. Черная меланхолия владела сознанием членистоногого, верховного владыки мира стихий Земли уже не одну сотню лет. Его мучили воспоминания о том, как он в приступе безумной ревности убил свою любимую супругу Моргану – красавицу, друидскую жрицу. После чего от него сбежали дочь и внучка. Но как только он их нашел, и убедил в своем полном раскаянии, какие-то злобные, сверхъестественные существа лишили его возможности общаться с ними, замкнув деятельность их сознания коротким промежутком прожитого ими времени. Обе его малютки бесконечно проживали один и тот же день, безо всякого чувства и разумения своих действий. Он прилагал невероятные усилия в поисках существ, способных вернуть им разум. Он даже в начале 20 века сумел возродить древних богов викингов: повелительницу загробного царства Хель и огненного великана Сурта. Они ему не помогли, но частично уменьшили его бессильную ярость, спровоцировав вместе с восточными богами две жесточайшие, кровопролитные войны в истории человечества. После такого Высшие Иерархии Света вынуждены были частично ограничить его свободу, и ждали только посланцев Абсолюта, чтобы сместить его с трона. Несмотря на ожидаемое им наказание, он продолжал попытки спасти свою дочь и внучку от морока. В конце двадцатого века Иалдабаоф, так звали царственного осьминога, по совету своих верных помощников, представителей древнейшего рода водной фауны, миксин, попытался найти оставшихся в живых потомков жреческого сословия друидов. Его посланцы обыскали все континенты и страны, и нашли с десяток мужчин и женщин, кровно связанных с племенем друидов. Одна из ведуний среди миксин обладала удивительным даром. Она могла, прикасаясь к голове человека с помощью соответствующих заклинаний и источаемой ей в невероятных количествах слизи проникать в мозг, и устанавливать связь между своим сознанием и глубинными слоями подсознания реципиента. В результате «ревизии» содержимого памяти потомков жреческого сословия друидов Иалдабаоф сумел получить отрывочные сведения о некоем могущественном демоне, который появился на арене борьбы светлых и темных иерархий одновременно с появлением верований в единого, милосердного Бога и его антагониста – дьявола.

Этот демон был вызван из небытия дьяволом, так как владел знаниями ведьм и колдунов всех стран и народов. Его имя, предположительно звучало как Ваалзевул. Ученые и историки по требованию Иалдабаофа изучили родословную этого повелителя тьмы и пришли к выводу, что Ваалзевул явился олицетворением всех темных ипостасей ханаанского бога Ваала, после того как функции Ваала в роли главного божества были распределены между более прогрессивными представителями божественного сословия. Выяснилось также, что, поскольку к моменту потери Ваалом своей власти, на темной стороне все ключевые позиции уже были захвачены, то ему пришлось довольствоваться званием главного помощника Сатаны, сравнительно с ним молодого правителя демонических сил. В современной транскрипции имя этого демона звучало как Вельзевул. В памяти одного из потомков ирландских друидов помощнице Иалдабаофа удалось найти упоминание о могущественной английской жрице, которую завербовал для работы на Сатану Вельзевул. Эта ведьма была не лишена как силы, так и амбиций, и постаралась справиться с дочерью Иалдабаофа. Она нашла убежище, в котором скрывались от людских глаз наследницы царя всех стихий. Она убила охранников, приставленных Иалдабаофом для защиты дома, с помощью мощного, магического ритуала, заставив их, сражаться друг с другом на смерть. Кроме того, она смогла сдерживать попытки дочери Иалдабаофа покинуть этот дом, до тех пор, пока к ней на помощь не явился сам Сатана. Только тогда ведьма смогла расслабиться и наблюдать за тем как ее господин творит магическое заклятие, позволяющее сохранять возраст его жертв неизменным, но не дающим им жить реальной жизнью. Сатана заключил их в замкнутое одним днем время жизни и памяти. Как только Иалдабаоф выяснил, кто виновен в его несчастьях, он приложил все силы, чтобы отыскать Сатану. Для этого ему нужно было найти месторасположение владений его врага, и способ проникновения в его дворец, находящийся в центре христианского ада. По описанию грешных душ, побывавших там во время клинической смерти, апартаменты Сатаны украшены великолепными росписями в фиолетовых и черных тонах и освещены яркими языками пламени, вырывающимися из печей преисподней. Постройкой, перестройками и внутренним убранством его дворца занимаются величайшие архитекторы и художники. Сатана предлагает искусным мастерам своего дела: строителям, ученым, поварам, артистам и тому подобным грешникам выбор: они либо поступают к нему в вечное услужение, либо будут вариться в котлах с огненной серой. За все время его правления не нашлось ни одной неприкаянной души, которая не согласилась бы стать его верной служанкой и рабыней. Во время трапезы Сатане прислуживают красивейшие из куртизанок, музыкой развлекают лучшие композиторы, а за столом с ним ведут философские беседы знаменитые мыслители разных времен и народов. Справа от него сидит Вельзевул, почти всегда в образе прекрасного юноши, слева нагая и соблазнительная Вавилонская блудница. Стол ломиться от яств, приготовленных шеф поварами знаменитых ресторанов мира.

Иалдабаоф, слушая эти рассказы, исходил от бессильной злобы и некоторой доли зависти. Он никогда не был эстетом и ценителем искусства, ему, как и его любимой жене нравилась природа и красота проявлений ее мощи. И хотя, во время пребывания его среди людей, он вместе со своей семьей придерживался стандартов жизни богатых слоев общества, материальные блага волновали их меньше всего. Поэтому он с удовольствием добавил к преступлениям его врага еще и отрицательные, с его точки зрения, черты характера, такие как манерность и мелочное тщеславие. Цель его поисков была почти достигнута, но тут ему сообщили, что поток информации из источника сведений «исчез с радаров», миксина больше не могла воспринимать сообщения из памяти Дины. Мало того, они не могли обнаружить ее местоположение. Единственное разумное объяснение этому было то, что девушка погибла. Досада Иалдабаофа была безгранична и проявилась в кошмарном урагане, разразившемся у территории Мексики.

Выздоровление

На третьи сутки после операции очищения, проведенной Вельзевулом, Дина проснулась в своей палате и удивилась ощущению бодрости и силы своего тела. За окном с решетками было сумрачно, она была прикована к постели металлическими обручами, но ее обуревала радость бытия. Только она подумала о том, чтобы позвать кого-нибудь, дверь в ее палату открылась, и на пороге появился мужчина средних лет в белом халате. Он внимательно посмотрел на нее, и она почувствовала, что он прямо таки копается в ее мозгу. Непонятным ей самой способом, она сумела отгородить свои мысли от его вмешательства. Он удивленно посмотрел на нее и сказал:

– Впервые встречаю человека не поддающемуся сканированию. Вы помните, при каких обстоятельствах вы попали в психиатрическую больницу?

– Нет.

– А что вы помните?

– Я помню как мы с мамой и моим отчимом отмечали окончание мной третьего курса университета в ресторане, и как ко мне подошла какая-то удивительная дама, и это все, что сохранилось у меня в мозгу. Вы не объясните мне, почему я прикована к постели? Я что, совершила что-то ужасное?

– Это мера предосторожности и нет вы, не совершили пока ничего страшного.

– Тогда почему я здесь?

– Ваше поведение после встречи с удивительной дамой стало, мягко говоря, не совсем адекватным и вас привезли к нам. Мы вас вернули из вашего слегка заторможенного состояния, но пока я не уверен в том, что вы тот самый человек, которым вы были до этого опыта.

– О чем вы говорите, какого заторможенного состояния?

– Вы почти не реагировали на окружающую действительность и постоянно делали записи в своей тетради. Я сейчас освобожу вас от ремней, и вы сможете прочесть свои сочинения.

Тихон Алексеевич расстегнул ремни на руках и ногах Дина. Она легко поднялась, взяла с тумбочки тетрадь и за несколько минут, прогуливаясь мимо окна, просмотрела ее всю. Дина задумчиво посмотрела на Тихона Алексеевича и сказала:

– Это удивительно, но я понимаю, что тут написано. И, главное, к кому обращены эти строки.

– К кому?

– К богу дубов, грома и грозы, с просьбой защитить меня от порчи розовой слизью. Мне кажется, нет, я уверена, что я верховная жрица друидов.

– А вы осознаете то, что было в памяти девушки, в теле которой вы сейчас обитаете?

– Да, так как она есть часть меня, и вся история ее сознательной жизни теперь у меня в голове.

– Ваш мозг в состоянии обрабатывать такое количество разнородной информации?

– Вы ошибаетесь, если думаете, что мозг человека это склад для его воспоминаний, он всего лишь выполняет функции приемника и передатчика сигналов из общечеловеческого хранилища знаний.

– Мне не хотелось бы оспаривать ваши суждения, но даже с технической точки зрения, ваша способность извлекать события истории тысячелетней давности, должна отнимать у вас много энергии. Разве не так?

– Вы никогда не слышали о «узком месте» в работе компьютеров с архитектурой, основанной на принципах фон Неймана?

– Вы хотите сказать о том, что совместное хранение данных и программ их, обрабатывающих на одних и тех же носителях снижает скорость извлечения данных из памяти?

– Да, но в случае человеческого мозга, основные алгоритмы его работы аппаратно встроены в него, и сведения необходимые ему на сегодняшний день хранятся в оперативной памяти. Ненужные в данный момент времени воспоминания, а также родовая память, трансцендентные представления человека, его воображение и фантазии переносятся в «облачное хранилище» всеобщей информационной кладовой с его меткой. Поэтому, если вы обладаете способностью открывать канал связи с вашей ячейкой в общечеловеческом хранилище знаний, то время доступа к данным современности или к воспоминаниям ваших предков тысячелетней давности будет одним и тем же.

– То есть, вы можете восстановить историю вашей семьи до времени появления первых людей?

– До первых людей вряд ли, но до времен библейских пророков, безусловно, но только не историю семьи, а только те воспоминания, которыми обладали мои прежние воплощения, то есть те из них, которые были наделены магическими силами. Теперь я, как и вы, Тихон Алексеевич, могу читать мысли других людей и внушать им, действовать по моим указаниям.

– Эта ваша способность уникальна и опасна как для окружающих, так и для вас, если только вы не исполнены искреннего желания помогать людям или хотя бы не вредить им.

– Искренности мне хватает, но желания помогать этим малодушным и завистливым существам у меня никогда не было, и нет. Тем более что я сама такая же, как они.

– Странно это слышать из уст молодой девушки. В чем причина такого неприязненного отношения к представителям рода людского?

– Вы хотите услышать историю жизненных невзгод моих предков или мою?

– Давайте начнем с вашей.

– Сколько я себя помню, в школе и во дворе меня всегда считали странной или «чудной». Мне нравились волшебные сказки Андерсена, Бажова и Гофмана, несмотря на сложности в понимании я прочитала Одиссею и Илиаду Гомера, трагедии Эсхила и Еврипида. Когда мои сверстницы увлекались любовными романами, я обыскивала библиотеки в поисках фантастики. Настоящих друзей у меня никогда не было, потому что я не умела общаться с ними на равных, считая себя умнее всех. Я либо снисходила до их уровня и подстраивалась под них, либо игнорировала.

Все школьные предметы давались мне очень легко, и у меня не было привычки заниматься подготовкой к урокам дома, исключая письменные задания. При этом когда, кто-либо превосходил меня в быстроте решения задач, я сразу начинала испытывать комплекс неполноценности. Во мне как будто уживались сразу два человека, один из которых был неуверенным в себе, неспособным ни к чему, завистником чужого успеха, а второй считал себя гением и был гордецом, оценивающих всех вокруг по степени их ничтожности. С возрастом, однако, противоречия между моими завышенными амбициями и реальными возможностями перестали быть такими острыми. Когда часто получаешь заслуженные удары по самолюбию, начинаешь осознавать границы своих способностей, обретаешь скромность и одновременно начинаешь испытывать уважение к талантам других людей. Во времена моего юношеского максимализма мои устремления были разнонаправленными. Так с одной стороны я мечтала решить какую-нибудь глобальную математическую задачу и прославиться, и в то же время в других моих грезах я видела себя кинозвездой, имеющей кучу поклонников. На первом курсе университета эти фантазии отнимали все мое свободное время, которое было бы полезнее тратить на чтение учебников. Вместо того чтобы после занятий разбирать конспекты лекций я часами танцевала перед трюмо, воображая себя героиней какой-нибудь мелодрамы. Мой школьный опыт домашнего ничего неделания сыграл со мной дурную шутку. Я завалила коллоквиумы по высшей алгебре и аналитической геометрии в первом семестре и испытала горечь от осознания собственной глупости. Именно тогда я спустилась «с небес на землю». Стала больше заниматься и сдала экзамены за первый курс на четверки и одну пятерку. Но это не спасло меня от разочарования в своих способностях и потребности в каких-то более реальных мечтах.

После этих слов Дина задумалась на мгновение с видимой гримасой недовольства на лице, а затем продолжила:

– Родители всегда поддерживали меня, мама призывала не замыкаться на учебе, жить полной жизнью и развлекаться со сверстниками. Я послушалась ее совета и завела себе нескольких приятельниц, с которыми мы посещали театры и кино, ходили на вечеринки в университетское общежитие. Там я познакомилась со старшекурсником, который мне не то что понравился, но он был первым, симпатичным парнем, проявившим ко мне интерес. Сначала я встречалась с ним из любопытства, опять же мое ложное чувство собственного превосходства заставляло меня думать, что он без ума влюблен в меня. Из-за этого самообмана очень скоро я позволила ему думать, что я тоже влюблена в него. Я играла роль успешной интеллектуалки, у которой все в порядке не только с учебой, но и с личной жизнью. Оказалось, однако, что не только я играла в любовь, но и мой, так называемый, «жених». Как только он встретил москвичку с большей грудью и жилой площадью, он демонстративно кинул меня, специально показавшись со своей новой пассией в магазине моего отца. Беда, как говорят, никогда не приходит одна. Бизнес отца перестал приносить доход, и он начал пить. Я была в гостях у бабушки в деревне, когда после пьяной драки он попал в больницу и через месяц умер. Наша с мамой жизнь стала совсем унылой, ее заработка хватало только на еду, тем более что из-за плохих оценок я перестала получать стипендию. Дело вроде пошло на лад, когда она встретила своего старого знакомого, и они поженились. Это событие вернуло мне надежду встретить кого-то более достойного, чем мой первый любовник. Но тут, после торжества по случаю моего успешного окончания третьего курса, я оказалась в вашем богоугодном заведении не понимая, что со мной произошло.

– Думаю, на сегодня воспоминаний с вас достаточно. Давайте прогуляемся по саду.

Когда Тихон Алексеевич и Дина приблизились к старой березе, растущей около скамейки, девушка подошла вплотную к дереву и с чувством обняла его. Губы ее что-то шептали, щеки порозовели, и Тихону Алексеевичу показалось, что листья березы прошелестели ей в ответ «спасибо». Они еще немного прошлись, но девушка полностью погрузилась в свои мысли, и Тихон Алексеевич оставил ее одну прогуливаться по дорожкам сада. Ему надо было продумать завтрашнюю беседу с ней, чтобы попытаться выяснить побочные эффекты от ее стремительного выздоровления, в котором, однако, он не был полностью уверен. Тихона Алексеевича поразили уверенность и властность, сквозившая в словах и действиях Дины, так резко контрастировавшая с ее прежним поведением. Такая резкая трансформация личности могла свидетельствовать как в пользу того, что Дина говорила о себе правду и она очередная ипостась жрицы друидов, так и о том, что в ее психике могут уживаться разные персоны, и диагноз его предшественника был верным.

Вечером того же дня Дина посетила ее мама, и после встречи с дочерью долго и прочувствованно благодарила Тихона Алексеевича, на что он реагировал словами:

– Подождите благодарить, мы не можем пока говорить о полном выздоровлении, мы должны все проверить.

– Так вы ее еще не выписываете? Сколько дней ей придется еще провести здесь?

– Не знаю, все будет зависеть от стабильности ее теперешнего состояния. Обещаю, я буду держать вас в курсе.

– Хорошо, жду от вас хороших новостей. Надеюсь на вас.

Весь вечер Тихон Алексеевич штудировал имеющуюся у него литературу по истории кельтских друидов, об их ритуалах и обычаях. Оказалось, что человеческие жертвоприношения, как и во всех древних верованиях, считались нормой. Особенно в годы неурожая или падежа скота. Обычно жертвами становились пленные, рабы или преступники, которых сажали в плетеные коробы и сжигали заживо, недалеко от главного, священного дуба. Но в основном богов пытались умилостивить дарами в виде крови и останков убитого петуха или ягненка, или другой домашней живности. Кровью животных поливались корни священных дубов. Главным событием года, считалась мистерия, посвященная оживлению природы после ее зимнего «умирания». Верховная жрец и ее жена в день летнего солнцестояния совершали обряд священного бракосочетание, в качестве ипостасей бога и богини леса. После того как они удалялись в свои спальные покои, простой люд предавался «свальному греху», считая, что этим помогает плодородию земли, плодовитости скота и возрождению сил природы. Некоторые авторы утверждали, что жрецы друидов могли вызывать ураганы на море и ливни с грозами на суше. Кроме того, они могли лечить самые разные болезни людей и животных, и помогать женщинам в родах. Но кроме благодеяний, которые они приносили людям, они так же надзирали за их поведением и жестоко наказывали тех, кто нарушал провозглашенные ими запреты, например тех, кто осмеливался сломать ветвь со священного дуба или отказывался приносить положенные жрецам дары. Это чтение заставило Тихона Алексеевича задуматься о приоритетах древних, когда человеческая жизнь ценилась меньше чем ветка дерева пусть даже и священного. Он должен был признаться себе, что в той системе ценностей, в которой существовали друиды, их поведение было оправданным. Человек не выделялся из природы, он был ее неотъемлемой частью и, если его поведение могло навредить природе, а значит и всем, то он заслуживал самого жестокого наказания, вплоть до умерщвления. Понятно, что в современном мире, в котором человек является «венцом творения», «царем и покорителем природы» жрица друидов с ее пиететом в отношении растительного царства и ее магическими способностями будет представлять угрозу для современных обывателей. Тихон Алексеевич понял, о чем предупреждал его Вельзевул и решил, что самым разумным будет взывать к той части личности Дина, которая является современной, городской девушкой.

В восемь часов утра следующего дня Тихон Алексеевич не нашел Дины в ее палате. Как оказалось, она уже часа два как помогает Сан Санычу в его работе по саду. Тихон Алексеевич нашел их рядом с умирающим деревцем ивы, которое было посажено этой весной, но почему-то не прижилось. Дина внимательно смотрела на несколько живых еще листочков, которые нежно волновал легкий, утренний ветерок. Тихон Алексеевич не стал подходить к ним ближе, присел на стоявшую неподалеку скамейку и стал наблюдать за происходящим. Сан Саныч как зачарованный смотрел на Дину, которая начала что-то бормотать на непонятном языке и делать кругообразные пассы руками. Через некоторое время, из земли, рядом с ивой начали выползать мелкие, черные зверьки, которые моментально растворялись в воздухе. Дина перестала шептать и совершать движение руками, и торжествующе посмотрела на Сан Саныча:

– Я же говорила, что кто-то перенес на дерево свою болезнь.

– Это невозможно. Во всяком случае, я никогда не слышал о таком ритуале.

– Но это не значит, что его не существует. Тихон Алексеевич, идите сюда. Вы сейчас увидите маленькое чудо.

Тихон Алексеевич подошел к ним, и они вместе стали наблюдать за тем как подсохший ствол дерева и его ветки меняют цвет и наполняются жизнью. Через некоторое время на ветках появились почки, которые очень быстро трансформировались в зеленую листву. Дина прокомментировала происходящее следующими словами:

– Все в этом мире происходит по закону «жизнь за жизнь». Теперь тот, кто сделал это с ивой, тихо «завянет».

– Вы считаете это справедливым?

– Разумеется. Злой колдун знал, что болезнь можно отправить в сухой пенек или в болото, но он захотел использовать энергию зарождающейся жизни.

– И что это значит?

– Значит, он хотел не только побороть болезнь, но и омолодиться.

– А кто бы этого не хотел?

– Мало ли кому чего хочется, но все в мире взаимосвязано, и тот, кто берет на себя право из корысти менять естественный ход вещей, приводит в действие механизмы деградации, как природы, так и человека.

– Но ведь существуют долгожители и даже, судя по легендам, бессмертные. Они разве не нарушают эти механизмы?

– Нет, поскольку это их судьба. Сан Саныч вы счастливы, что дерево ожило?

– Да, но последствия этого меня сильно смущают.

– Не волнуйтесь, болезнь не вернется к злому колдуну, он просто проживет положенное ему время, но без незаконно присвоенной молодости и красоты. Тихон Алексеевич, вы хотели со мной поговорить?

–Да, но я бы хотел продолжить наш разговор в палате.

В палате Дина ждал сюрприз, ее мама передала через медсестру, поскольку утром посещения были запрещены, громадный шоколадный торт и букет чайных роз. Дина искренне обрадовалась и предложила Тихону Алексеевичу позвать Сан Саныча, и выпить чаю с тортом, а потом уже заняться исследованием ее родовой памяти. Вся компания отправилась в столовую, и Дина угостила тортом оказавшихся там врачей и санитаров. Они просидели за чаем ровно столько времени, сколько хотела Дина, и Тихон Алексеевич с удивлением обнаружил, что он не может руководить поведением пациентки, это она ставит условия. Когда Тихон Алексеевич и Дина вернулись в палату, он вновь попытался использовать свою способность читать мысли других людей, но ему это не удалось ни в малейшей степени. Сознание Дина было для него недоступно. Дина с улыбкой посмотрела на него и произнесла:

– Тихон Алексеевич, вы же уже пытались просканировать мой мозг, и вам это не удалось. Вам не стоит беспокоиться, поскольку вам я верю, и согласна принять вашу помощь в освоении мной современных правил жизни и моей социализации в этом времени. Обещаю, что не буду утаивать интересующую вас информацию, и какой бы страшной не была история моих злодеяний, вы ее услышите:

– «Mysterium tremendum et fascinosum».

Эти слова произнесла Дина, когда Алексей Тихонович зашел в ее палату после утреннего обхода больных. Дина сидела на кровати аккуратно причесанная и очень серьезная. Алексей Тихонович поприветствовал свою пациентку и повторил ее фразу, но только на русском языке:

– «Тайна грозная и завораживающая…». До того как вы попали сюда, вы знали латинский язык?

– Нет. Эту ночь я не спала, все пыталась систематизировать свои воспоминания и восстановить хронологию событий. Чтобы не запутаться мне пришлось записать свою исповедь в тетрадь. Теперь вы можете ее прочесть в спокойной обстановке и мне не придется краснеть от стыда за «свое» прошлое.

– Спасибо. Может быть, вам стоит принять легкий седативный препарат и поспать до обеда?

– Благодарю вас, но мне нужно помогать Сан Санычу в саду. Эта работа меня успокаивает лучше всех лекарств.

– Хорошо, постараюсь прочитать ваше «сочинение» в ближайшие дни. Мне надо будет его вам вернуть?

– Нет, я привела свои воспоминания в порядок, а вам моя «писанина» может когда-нибудь пригодиться.

Вечером этого дня Тихон Алексеевич удалился в свой кабинет, и попросил не тревожить его, если только «не обрушатся небеса». Перед ним лежала тетрадь на обложке, которой содержалось две записи:

Первая – «Люди наносят себе неизмеримый урон, когда отказываются жить во всех временах, и пренебрегают красотами всех царств».

Вторая поясняла, что это изречение английского писателя 17 века Томаса Трэхерна.

Тихон Алексеевич открыл тетрадь и начал читать написанную каллиграфическим почерком рукопись.

Исповедь

Должна предупредить, что изложенное здесь – это 4 разрозненных куска воспоминаний, которые относятся только к тем моментам во времени, когда в моих предках, женщинах проявлялись гены магических способностей. Все эти воспоминания кажутся мне нереальными, как в стихотворении Леонида Андреева:

«Как будто небывшее я вспоминаю: не слышу – но помню, не вижу – но знаю».

III век до нашей эры

Сведения о своем первом появлении в этом мире я получила из рассказов моей матери. В первом тысячелетии до рождества христова между двумя континентальными морями Каспийским и Черным существовала одна из ойкумен того времени, состоявшая из множества поселений земледельцев и ремесленников. Этот очаг цивилизации не отличался архитектурными излишествами и богатством, как города-государства Месопотамии или города великого Египта. Тем не менее, восточные кочевые племена пригоняли туда свои стада овец, верблюдов и лошадей для обмена их на хозяйственную утварь и оружие. Когда моей матери исполнилось 13 лет, к ней посватался шаман одного из кочевых племен монголоидной расы. Он предложил за нее верблюда и десять овец. В ее семье было шесть детей из них только два сына. Обмен был выгодным, и шаман ускакал в свои степи с молодой женой. Шаман был намного старше ее и обладал немалым авторитетом среди многих племен. Он умел заговаривать раны, лечить разные болезни людей и животных, но главное он мог угадывать направление, двигаясь по которому, племя могло найти тучные пастбища для скота. Моя мать по сравнению с соплеменницами отца была дородной, светлокожей и большеглазой. Когда старейшины племени увидели, какую жену привез себе шаман, они из зависти к нему стали говорить, что на содержание такой толстушки уйдут все припасы. За восемь лет жизни в племени мать родила двух сыновей, выучила язык своей новой родни и научилась скакать на лошади. На девятый год она родила меня, и на ее несчастье после моего рождения начался падеж скота от моровой язвы. Мой отец делал все что мог, чтобы спасти животных, но болезнь перекинулась на людей, они начали умирать целыми семьями. В племени стали шептаться, что «этот слишком толстый и крупный младенец высасывает жизнь из людей, из овец и лошадей». Было принято решение принести меня в жертву. В ночь перед жертвоприношением мать, прихватив еды, нехитрый скарб и меня, ускакала прочь из племени. Высланная за ней погоня не увенчалась успехом. Преследователи искали ее в южном направлении, а она быстро как могла, удалялась на северо-запад. Через неделю закончились запасы еды и воды, вокруг нас все еще простиралась бесплодная степь, и нас с матерью ждала голодная смерть. Наконец, не в силах больше держаться в седле, она пустила лошадь пастись, а сама попыталась накормить меня, но молока в ее груди больше не было. Мой нескончаемый плач утомил нас обеих, и мы заснули. Проснулись мы от цокота копыт. По степи двигался торговый караван. Мать, из последних сил подхватив меня на руки, встала и стала звать путников к нам на помощь. С этим караваном мать добралась до Днепра и там обосновалась в одном из земледельческих поселений. Никогда больше мы не встречали кочевников из нашего племени. В последствии мать узнала, что выжившая часть племени моего отца была захвачена в рабство гуннами, которые бродили по Каспийской низменности. Моя мать опять вышла замуж, и наша жизнь протекала относительно спокойно. Было несколько ярких и страшных впечатлений, оставшихся в памяти из моего детства. Первым было пронизывающее чувство несчастья и безвозвратной потери, после того как две беременности моей матери закончились рождением мертвых младенцев. Вторым незабываемым событием моего взросления было мое чудесное избавление от жутких бродяг, пытавшихся меня изнасиловать. У меня никогда не было подруг. Я водила дружбу только с хулиганами из нашего переулка и хотя мать постоянно пыталась приучить меня к ведению домашнего хозяйства и ругала меня за непослушание, каждый день я убегала из дома и пропадала на улице. В общем, я была трудным ребенком. Когда у меня появились первые признаки женственности, наш вожак постарше постоянно пытался схватить меня за грудь, и хотя мне это нравилось, я дралась с ним. Мое яростное сопротивление только увеличивало его желание шарить руками по моей груди. Со временем он стал всерьез досаждать мне, и я стала общаться с мальчишками помладше. Мы частенько с ними искали норы сусликов, в которые заливали воду, и когда оттуда показывались головы «хозяев», мы их хватали. За сусликов платили медяки, но это все равно был заработок. Однажды, мы забрели на пустырь, и я так увлеклась поисками, что не заметила, как оказалась вне зоны видимости моих товарищей. В тот самый момент как я увидела очередную норку и хотела похвастаться своей находкой, кто-то большой и сильный схватил меня сзади и, заткнув мне рот грязной ладонью, поволок в ворота развалившегося, старого амбара. В середине амбара, навстречу ему с мерзкой ухмылкой встал толстяк в оборванной одежде. Он подошел ко мне и начал срывать с меня одежду, но в этот момент рука второго насильника на моем рту слегка ослабла и я откусила кусок его ладони. Он взревел от боли, отпустил меня и я, оттолкнув толстяка, бросилась бежать. Толстяк оказался проворным, он бросил в меня палку и сбил с ног. Я оказалась лежащей около стены. Они оба двинулись в мою сторону. Меня охватил такой страх и ненависть к ним, что, несмотря на боль, я вскочила на ноги, и готова была драться с ними до последнего вздоха. Им оставалось всего несколько шагов до меня, как вдруг похоть на их лицах сменилась выражением ужаса и они оба, как подкошенные, упали замертво на землю. Я поправила, как смогла одежду на себе и, прихрамывая, отправилась ловить сусликов. Об этом случае никто из моих друзей также как и мои родители ничего не узнали. Но после этого я стала сторониться своих друзей и больше времени проводить дома, помогая, матери по хозяйству. Когда мне исполнилось шестнадцать лет, мои повзрослевшие друзья начали по очереди свататься ко мне, но они мне не нравились настолько, чтобы связать с ними судьбу, и я всем отвечала отказом.