Убийство на Рождество. Для убийства есть мотив (сборник)

– И вы хотите, чтобы я выяснил, чего именно боится мистер Грейм?

– Можно сказать и так. Трудно определить словами, чего конкретно я хочу. Работаю у Бенедикта давно, успел к нему привязаться. Хорошо понимаю его. Ценю щедрость, готовность помочь такому жалкому существу, каким я к нему пришел. Знаю, насколько простым и цельным человеком он может быть: например в вопросах, касающихся украшения елки, – но не могу видеть его замкнутым, скрытным, теряющим радость к жизни. А именно это сейчас и происходит.

– Но почему бы не спросить у самого мистера Грейма?

Николас Блейз поморщился.

– Мне не хватает мужества, – честно признался он. – Вам известно, какие отношения нас связывают. Я управляю всеми делами Бенедикта. Он относится ко мне как к равному. Но ведь я по-прежнему остаюсь наемным работником. Раз-другой, в особенно удачную минуту, пытался вызвать его на откровенность, однако ничего не получилось. Он лишь замкнулся.

– И вы даже не догадываетесь, что его угнетает?

Блейз помолчал.

– Нет… ничего определенного. Только…

– Только?..

– Порой возникает ощущение… да-да, не больше, чем ощущение… что Рейнер не остался в стороне.

– Вас тревожит тот же вопрос, из-за которого переживает мисс Арден?

– Дени? – удивленно переспросил Блейз. – Разве она что-нибудь говорила о Бенедикте?

– Нет, она упоминала не мистера Грейма, а своего опекуна. У нее возникли такие же чувства, как у вас в отношении мистера Грейма.

Николас Блейз помолчал, а потом уточнил:

– Ей кажется, будто с мистером Рейнером что-то не так?

– Да, – кивнул Мордекай Тремейн. – Знаменательное совпадение. Насколько могу судить, Бенедикт Грейм и Джереми Рейнер – старинные друзья. Если у обоих возникли одни и те же симптомы, то и причина скорее всего общая. Как насчет доброй старой тени из прошлого?

Он заметил внезапную растерянность собеседника и усмехнулся.

– Одна из обычных, почти банальных версий, – пояснил он извиняющимся тоном. – Давние деловые партнеры, в молодости замешанные в сомнительном предприятии, неожиданно вспоминают о прошлом и испытывают чувство вины. А спровоцировать муки совести может, например, приезд старого знакомого. Этот персонаж переживает тяжелые времена и пытается поправить материальное положение проверенным способом: с помощью шантажа.

– Маловероятно, – возразил Николас Блейз. – Уверен, дело не в этом. Они ни в малейшей степени не похожи на сообщников или заговорщиков.

Его слова прозвучали до такой степени искренне, что Мордекай Тремейн не сдержал улыбки:

– Я не настаиваю, что так оно и есть, – лишь предлагаю одно из вероятных объяснений. В последнее время в деревне не появлялись незнакомцы? В подобных случаях это обстоятельство играет существенную роль.

– Надеюсь, вы надо мной не насмехаетесь? – с подозрением осведомился Николас Блейз.

– Я говорю вполне серьезно, Ник. Вы наверняка знаете всех обитателей деревни. В последнее время не замечали на улицах посторонних?

– Пожалуй, пару незнакомцев видел, – ответил он после продолжительной паузы. – Но в этом нет ничего необычного. Несмотря на скромные размеры, Шербрум – место известное, и туристы нередко сюда заглядывают.

– Но только не в середине зимы, когда все вокруг заметено снегом, – произнес Тремейн. – И приводит их вовсе не бескорыстное желание взглянуть на живописный уголок Старой Англии. Однако вернемся к вашим незнакомцам. О них что-нибудь известно?

В сознании вдруг молнией вспыхнуло внезапное воспоминание. Не дав Блейзу ответить, Тремейн поспешно уточнил:

– Один из них высокий, худой, с темными глазами, а держится так, будто готов в любую минуту броситься в драку. Верно?

Реакция собеседника оказалась более бурной, чем он предполагал. Николас Блейз резко обернулся и воскликнул:

– Да, именно так! Но где вы его видели? Разве вы выходили за ворота?

– Нет, если не считать утренней прогулки с мисс Арден. А этого человека встретил вчера. Искал ваш дом, увидел его на дороге и остановился, чтобы спросить, куда ехать дальше. Он стоял напротив ворот с весьма заинтересованным видом. Отсюда вопрос о появлении таинственных незнакомцев.

– Может, просто смотрел из любопытства? – предположил Блейз. – Дом старинный, очень красивый. Я тоже видел этого человека. Скорее всего, несмотря на внешнюю суровость, он не представляет опасности. Честно говоря, Мордекай, версия о таинственном незнакомце не убеждает. Бенедикт и Джереми не имеют отношения к его появлению – в этом я не сомневаюсь, хотя конкретно ничего не знаю. Более того, не возьмусь утверждать, что проблему не следует искать в Рейнере.

– Разве они с Бенедиктом не близкие друзья?

– Официально так и есть, но иногда возникают сомнения.

– По конкретной причине?

– По одной-единственной конкретной причине. Полагаю, вы видели миссис Тристам?

– Да, познакомились вчера вечером. Потрясающая женщина.

– Чрезвычайно привлекательная особа, – сухо уточнил Блейз. – В том-то и дело. Бенедикт, несомненно, считает именно так. И Рейнер тоже. Понимаете?

– Вполне. Вдовы способны творить чудеса. А джентльмены склонны решать подобные проблемы на рассвете, с пистолетами в руках. Верно?

– В общих чертах. Хотя о пистолетах речь пока не заходила.

– А что думает об этом сама дама?

– Неизвестно, что думает миссис Тристам. – Николас Блейз немного помолчал, словно давая собеседнику время проникнуться мыслью о великолепии зеленоглазой Люси, а потом спросил: – Ну так как же? Возьметесь за дело?

– Позвольте удостовериться, что правильно представляю проблему. Вам кажется, будто Бенедикта Грейма терзает некий тайный страх. Сам он ничего не объясняет, но вы считаете, что причина кроется в Джереми Рейнере.

– Нет, – поспешно возразил Блейз, – так далеко мои рассуждения не заходят. Это лишь интуитивная догадка, инстинкт, если хотите, ни на чем не основанное предчувствие – наверняка ошибочное.

– Значит, вы никого не подозреваете. Более того, даже не знаете, что именно следует подозревать. Просто чувствуете, что у мистера Грейма возникли серьезные неприятности, которые он не желает обсуждать даже с вами. Вы предлагаете мне заняться этим чрезвычайно туманным делом, однако понятия не имеете, что следует искать и с чего начать!

Николас Блейз мрачно нахмурился.

– Звучит не слишком вдохновляюще, – честно признался он. – Понимаю ваше нежелание впутываться в столь неопределенную историю. Но пусть она не испортит вам Рождество. Давайте забудем все, что я сказал.

– Подождите минутку. С чего вы взяли, что я не желаю впутываться в неопределенную историю?

– То есть вы согласны?

– Разумеется, согласен. Предложение слишком увлекательное, чтобы отказаться.

– Спасибо, Мордекай! – горячо воскликнул Блейз. – Вы сняли с моих плеч тяжелый груз. Если потребуется что-либо разузнать, что-то подсказать или сделать, дайте знать. Сразу все исполню. Вот только одна просьба…

– Знаю, – перебил Тремейн. – Ничего не говорить мистеру Грейму.

– Не хочу, чтобы вы решили, будто я намеренно действую за спиной Бенедикта. Просто не представляю, как он воспримет инициативу. Вдруг подумает, что я шпионю? После всего, что он для меня сделал…

– Разумеется. Ценю вашу позицию.

Если бы расплывчатая, туманная версия, которую пытался представить Николас Блейз, явилась из пустоты, Мордекай Тремейн скорее всего отбросил бы ее как нелепую и объяснил предпраздничной невоздержанностью в еде, однако все сказанное точно совпало с картинами и впечатлениями, запавшими в его память. Образ мужчины и женщины, увлеченных интимной беседой в чайной города Калнфорда; образ худого враждебного человека, стоявшего на дороге возле Шербрум-Хауса; образ Шарлотты Грейм – бледной и нервной, решительно отрицавшей, что ездила в Калнфорд; образ несокрушимо уверенной в себе Люси Тристам, подтверждающей алиби Шарлотты Грейм с видом женщины, которая сознательно лжет и наслаждается этим. Образ серого, угрюмого Джереми Рейнера, рассматривавшего елку, над которой деловито хлопочет Бенедикт Грейм; образ Дени Арден в развевающемся шарфе, с порозовевшими на ветру щеками и затаенным страхом в глазах…

Ни одна из картин сама по себе не имела глубокого смысла и могла получить более-менее разумное объяснение, однако в целом создавалось ощущение надвигающейся драмы. Мордекай Тремейн знал, что дыма без огня не бывает.

Глава 6

Главным событием дня стал приезд Остина Деламера. Его появлению предшествовала пространная телеграмма, где говорилось, что джентльмен не смог отправиться в Шербрум утренним поездом, как намеревался, а потому прибудет позднее, на машине. И действительно, в четыре часа у крыльца остановился большой автомобиль с водителем. В холл с соответствующим антуражу достоинством вкатилась невысокая полная фигура, облаченная в плотное пальто с каракулевым воротником. Остин Деламер поднял руку, приветствуя вышедшего навстречу Бенедикта Грейма. Другой рукой он держал объемистый чемодан, всем своим видом демонстрируя усталость только что оторвавшегося от трудов государственного деятеля.

– Жаль, что не удалось приехать раньше, мой дорогой друг! – обратился гость к хозяину дома. – Бесконечные дела, понимаешь ли. Невозможно отдохнуть даже в Рождество. Пришлось прихватить с собой кое-какие документы. Надеюсь, не обидишься, если время от времени я буду прятаться в комнате?

– Разумеется, не обижусь, – сердечно заверил Бенедикт Грейм. – Очень рад, что ты все-таки вырвался. Рождество без тебя не Рождество.

Даже если в глазах мелькнула насмешливая искра, в голосе она ни в малейшей степени не отразилась. Мордекай Тремейн случайно очутился в холле и стал невольным, но заинтересованным свидетелем приезда Остина Деламера. Мистер Грейм искренне обрадовался встрече.

– Полагаю, собралась обычная компания? – осведомился Деламер, позволяя дворецкому принять пальто. – И предстоят обычные забавы, включая елку?

– Включая елку, – подтвердил мистер Грейм. – Хочешь взглянуть?

– Еще успею, – с улыбкой отказался Деламер. – Вот только приведу себя в порядок и сразу отправлюсь на экскурсию. Все тот же верный традициям старик Бенедикт! – воскликнул он. – Что за разочарование постигло бы нас, не окажись вдруг елки! До чего приятно хотя бы ненадолго отвлечься от политики и погрузиться в настоящую рождественскую атмосферу! Как будто возвращаешься в детство. Редкая возможность в наши дни!

Мордекай Тремейн заподозрил, что последняя фраза предназначалась ему. Деламер заметил присутствие постороннего человека. Грейм перехватил взгляд и обернулся:

– Приветствую, Мордекай! Вы ведь не встречались с Остином Деламером?

– Нет, не имел чести.

Хозяин провел церемонию официального знакомства, а он тем временем получил удобную возможность незаметно рассмотреть политика.

Полное лицо и похожая на яйцо голова с заметно поредевшими на макушке волосами не впервые представились пытливому взгляду. Тремейн еще не встречался с парламентарием лично, но неоднократно видел его на фотографиях в газетах и слышал по радио маслянистый голос, рассуждавший на очередную злободневную тему. В результате возник образ напыщенного человечка с преувеличенным сознанием собственной значимости. Пока карьера Деламера не отличалась успешностью и развивалась медленно, натыкаясь на препятствия, однако в определенных кругах политик считался фигурой восходящей, полезной с точки зрения отдаленной перспективы.

Гадать о его намерениях не приходилось. Деламер не скрывал, что стремится достичь вершины. Шепотом обсуждалась неразборчивость в средствах, однако суть скандала так и не вышла за пределы сплетен. Доказательств его участия в неблаговидных деяниях не существовало, а обвинять такого человека, как Остин Деламер, без конкретных фактов было бы опасно.

Впрочем, однажды возник намек на более определенные обстоятельства, угрожавшие весьма неловкой ситуацией, связанной с именем директора государственного учреждения. Сейчас, стоя перед джентльменом, Мордекай Тремейн попытался вспомнить, о чем именно шла речь. Кажется, о каких-то контрактах и взятке…

В чем бы ни заключалась неприятность, за давностью лет не имело смысла копаться в ржавых обломках прошлого, тем более что Деламер затеял светскую беседу. Мордекай Тремейн выпустил мягкую руку нового знакомого, лежавшую в его ладони вяло и пассивно, без намека на ответное пожатие.

– Я здесь впервые, – пояснил он, – и с радостью жду праздника.

– Бенедикт твердо решил войти в историю в качестве героя, в век циничного материализма сохранившего дух романтического Рождества, – констатировал Остин Деламер.

Казалось, джентльмен был готов продолжить приятный разговор, однако Мордекай Тремейн тонко чувствовал атмосферу и понимал, что тот вовсе не сосредоточен на собеседнике, а ловко оперирует дипломатичными фразами, в то время как внимание его направлено на что-то другое.

Через пару минут Деламер уже поднимался в приготовленную для него комнату. Оставшись в одиночестве, Тремейн задумался о новом участнике торжества и спросил себя, отведена ли политику роль в скрытой яркими гирляндами драме. Ничто не указывало на его участие в тайных событиях, но в равной степени ничто не свидетельствовало против этого. Деламер регулярно проводил Рождество в Шербрум-Хаусе, а это означало, что чаша весов слегка склонялась в положительную сторону.

Мордекай Тремейн обуздал разыгравшееся воображение, напомнив себе о необходимости дисциплинировать ход мысли, и направился в сторону библиотеки. Войдя в комнату, он обнаружил, что территория уже занята и путь к достойному отступлению отрезан. Возле телефона сидел Джеральд Бичли.

– Я же сказал, все будет в порядке. Прослежу, чтобы ты получил деньги. – Он повысил голос. – Нет, не делай этого! Тебе заплатят. Достаточно…

Он замолчал. Чтобы объявить о своем присутствии, Мордекай Тремейн кашлянул. Джеральд Бичли взглянул с неприкрытой яростью и снова повернулся к телефону.

– Перезвоню, – торопливо предупредил он невидимого собеседника. – Потом объясню. Только ничего не делай в спешке. Получишь все, что хочешь. Он не откажет. – Бичли зло бросил трубку и грубо осведомился: – Что вам нужно?

Мордекай Тремейн вежливо ответил:

– Прошу прощения. Зашел по ошибке. Не знал, что здесь кто-то есть.

Бичли сообразил, что выдает себя, а Мордекай Тремейн, стоявший напротив в съехавшем на кончик носа пенсне и с выражением искреннего дружелюбия на лице, выглядел настолько безвредным, что злиться было просто невозможно.

– Простите, – пробормотал Джеральд Бичли. – Вы меня напугали.

– Не стоит извиняться, мне не следовало входить так тихо.

В его манере раскаяние сочеталось с благодушием. В эту минуту он напоминал старую деву, случайно попавшую в чужую спальню и застывшую в растерянности. Джеральд Бичли не сумел скрыть смущения:

– Боюсь, вы застали меня не в лучший момент. Позвонил друг, чтобы занять деньги. Отказывать не хотелось, хотя просьба далеко не первая. Я обещал помочь, но в то же время не смог удержаться, чтобы не высказать собственное мнение.

Он украдкой взглянул на собеседника, будто желая удостовериться в убедительности версии, однако лицо Тремейна осталось свободным от эмоций – разумеется, намеренно.

– Понимаю, – пробормотал он. – Подобные просьбы порой… несколько озадачивают, не так ли?

Он никоим образом не намекнул, что не поверил в наспех сочиненную историю, и мысленно добавил в свою коллекцию еще один важный эпизод. По словам Дени Арден, Джеральд Бичли находился в полной материальной зависимости от Бенедикта Грейма. Из этого вряд ли следовало, что он привык давать взаймы друзьям, скорее напротив – активно занимал сам. Судя по всему, один из кредиторов позвонил и начал выдвигать неприятные требования, вызвав внезапную вспышку раздражения: не хотелось демонстрировать постороннему собственные финансовые проблемы.

«Получишь все, что хочешь… Он не откажет».

Возникло логичное предположение, что местоимение «он» относилось к Бенедикту Грейму. Наверное, Бичли не впервые призывал благодетеля на помощь.

Погода не благоприятствовала прогулкам, так что, несмотря на внушительные размеры дома, Мордекай Тремейн был обречен на многочисленные встречи. Необходимо подчеркнуть, что из комнаты в комнату он переходил не бесцельно. Любовь к тайнам расцвела пышным цветом. Если бы инспектор Бойс, сотрудник Скотленд-Ярда, оказался рядом, то, едва заметив скромную фигуру в сползающем пенсне, неугомонно, словно потеряв покой, переходившую с места на место, моментально поставил бы диагноз. Дело в том, что Мордекай Тремейн прилежно собирал впечатления о любопытной компании, в которой ему предстояло встретить Рождество, причем искренне наслаждался этим процессом.

Проходя мимо распахнутой настежь двери одной из многочисленных комнат, он услышал шелест газетных страниц. Украдкой заглянул туда и заметил худую руку, листавшую громоздкий номер «Файнэншл таймс». Над спинкой кресла в свете камина сиял лишенный волос купол – голова профессора Лорринга.

Мордекай Тремейн сел напротив. Ученый, естественно, увидел его, однако готовности к общению не проявил.

– В последнее время фондовые рынки не особенно радуют, – произнес Тремейн в преувеличенно жизнерадостной манере, чтобы завязать беседу.

– Совсем не радуют.

Ответ скорее напомнил рычание, чем человеческую речь, и ясно показал, что разговор начат и закончен. Однако внешняя скромность Мордекая Тремейна скрывала железную хватку, которой мог бы позавидовать любой английский бульдог.

– Полагаю, сказывается влияние рождественских каникул, – продолжил он совершенно невозмутимо. – В такое время биржи всегда проседают. Осмелюсь заметить, что интерес к ценным бумагам пропадает.

– Полагаю, так и есть, – отозвался Лорринг.

– Надеюсь, на следующей неделе жизнь возьмет реванш. Вам не кажется?

Из-за «Файнэншл таймс» донеслись звуки, полные нескрываемого недовольства. С яростным шелестом газета сложилась. Мордекай Тремейн позволил себе легкую победную улыбку и продолжил наступление:

– Впервые провожу Рождество в Шербрум-Хаусе. А вы приезжаете сюда регулярно?

– Если желаете узнать, праздновал ли я здесь Рождество прежде, то ответ отрицательный.

– В таком случае появляется возможность разделить радость ожидания, – невинно намекнул Мордекай Тремейн, словно не замечая хмурого лица, явившегося взору после падения барьера. – Сознаю, что Рождество в доме мистера Грейма неизменно отличается особым уютом и весельем.

– Рождество!

На сей раз ворчание переросло в фырканье.

– Утром наблюдал, как мистер Грейм и мистер Блейз наряжали елку, – не сдавался Тремейн. – Великолепная работа. Вы еще не видели?

Произнеся эти слова, он словно повернул выключатель, и цепь замкнулась. Ученый внезапно выпрямился, словно пронзенный электрическим разрядом.

– Нет! – крикнул он. – Не видел. Некогда заниматься ерундой. Вся эта суета не более чем повод для баловства взрослых людей.

Подобно Джеральду Бичли Лорринг осознал неоправданную резкость своей реакции и спохватился:

– Простите, если показался грубым. В последнее время очень напряженно работаю и устаю. Мечтаю провести несколько дней в тишине и покое, а потому мысль о толпе молодежи, которую придется терпеть, или – что еще хуже – компания стариков, изображающих молодых, приводит в отчаяние.

Мордекай Тремейн кивнул. Раскаяние Лорринга прозвучало ничуть не правдивее слов Бичли, однако приходилось терпеть обман и скрывать истинное отношение к неубедительному лицемерию.

– Конечно, – произнес Тремейн. – На ваши плечи легло немало специальных исследований.

Внезапно Лорринг встревожился и насторожился, словно намеревался отразить атаку. Мордекай Тремейн понял, что сейчас разговаривать бесполезно. Ученый занял оборонительную позицию, а скрытный по натуре, страдающий болезненной подозрительностью человек вряд ли откроет душу незнакомцу.

Он принес извинения, принятые с нескрываемым облегчением, и удалился, а уже закрывая за собой дверь, услышал шелест газетных страниц: Эрнест Лорринг вернулся к чтению. Что заставило Бенедикта Грейма пригласить на Рождество нелюдимого, желчного профессора? Лорринг совершенно не вписывался в компанию, призванную от души поддержать вековые традиции. Погруженный в исследования ученый не ведал, что такое веселье. Если Бенедикт Грейм напоминал мистера Пиквика, то Эрнест Лорринг убедительно воплощал образ Эбенизера Скруджа.

Наверное, Грейму удастся растопить ледяное сердце гостя. Не исключено, что хозяин сумеет уговорить его нарядиться Санта-Клаусом и раздать подарки с елки. Образ профессора, с приклеенной пышной белой бородой, покорно копошащегося в колючих ветках, показался настолько забавным, что Мордекай Тремейн тихо рассмеялся.

– Думаете о чем-то приятном, мистер Тремейн?

Он испуганно поднял голову и увидел Розалинду Марш. Она только что вошла в холл в сопровождении Джеральда Бичли. Свежий холодный воздух окрасил ее щеки румянцем, чем заметно прибавил прелести. Беломраморное величие богини несколько смягчилось. Теперь ее можно было представить живой женщиной, наделенной не только чувствами, но и страстями. Мордекай Тремейн улыбнулся, однако причину веселья не озвучил. Мисс Марш разочаровалась, хотя и воздержалась от комментария.

– После ленча еще не выходили на улицу? – спросила она, и он покачал головой.

– Нет. Бродил по дому, разговаривал со всеми.

– Результаты наблюдений оказались интересными?

– Да, – кивнул Тремейн. – Весьма любопытными.

Судя по выражению лица, Розалинда хотела задать следующий вопрос, однако передумала и взглянула на мистера Бичли.

– Не поделитесь ли сигаретой, Джеральд? Забыла наверху свой портсигар.

– С удовольствием.

Бичли удовлетворил просьбу дамы, а потом предложил портсигар и Тремейну. Тот покачал головой:

– Нет, спасибо. Я мало курю. Позволяю себе одну сигарету после еды. Иногда трубку.

– Медицинский случай! – определил Бичли.

Держался он непринужденно и жизнерадостно. Обветренное красное лицо, свитер с высоким воротом, грубое пальто и крупные руки, одна из которых сжимала толстую дубовую палку, придавали ему облик типичного сельского жителя – простого фермера, наслаждающегося жизнью с ее простыми радостями. Казалось, неловкая сцена в библиотеке стерлась из памяти.

Розалинда Марш закурила, и Мордекай Тремейн заподозрил, что она попросту тянет время. Но ради чего?

– Приехал Остин Деламер. Теперь вся компания в сборе, – заметила дама.

– К обеду, похоже, ожидается много гостей? – уточнил Тремейн.

Она кивнула:

– Почти столько же, сколько вчера. Напьеры снова приедут и привезут Люси Тристам. Останутся на ночь, а то и на две. Так бывает из года в год. Что придумал Бенедикт на сей раз? Не слышали никаких намеков, Джеральд?

Мордекай Тремейн вспомнил утреннюю встречу во дворе, когда тот не захотел показать, что привез в машине.

– Не сомневаюсь, что при желании кое-что интересное может рассказать, – заметил он. – Правда, мистер Бичли?

Тремейн говорил с подчеркнутым лукавством, изображая болтливого старого проныру, пытавшегося выудить сведения прозрачными намеками на собственную осведомленность. Джеральд Бичли насупился. Он бы с радостью сменил тему, однако Розалинда Марш поддержала провокацию.

– Только не говорите, Джеральд, что собираетесь устроить очередное представление!

Мордекай Тремейн поправил пенсне и прищурился. В эту минуту он напоминал дружелюбного пса, выпрашивавшего каплю внимания.

– Очередное? – переспросил он. – Неужели мистер Бичли регулярно забавляет общество?

Запрокинув голову, Розалинда Марш громко рассмеялась:

– «Забавляет» – самое точное слово, хотя и означает совсем не то, что вам кажется. Джеральда знает весь Шербрум. Трудно предсказать, что он придумает завтра или через неделю. Местные жители уверены, что мистер Бичли – сумасшедший. Что было в прошлый раз, Джеральд? По-моему, вы поставили на базаре прилавок и начали менять глазированные яблоки на банки с вареньем. Верно?

Тремейн заметил, как вздулись вены на толстой шее, особенно красной по сравнению с желтым воротником свитера. Великан смотрел на белое горло Розалинды Марш с таким выражением, словно мечтал сжать его железными пальцами и задушить не в меру разговорчивую особу.

Или злость мелькнула на лице из-за игры света, а на самом деле Бичли широко улыбался? Не впервые за день Мордекай Тремейн утратил ощущение реальности. Через мгновение наваждение исчезло, и перед ним вновь предстал добродушный, грубовато-сердечный сельский житель, готовый шутить и веселиться.

– Нельзя же постоянно ходить с вытянутыми лицами! – воскликнул Бичли.

– Разумеется, нельзя! – поддержал Мордекай Тремейн, словно и не подозревал дурных намерений. – Необходимо иногда смеяться.

– Давайте сходить с ума, пока можно. Жизнь слишком коротка, чтобы воспринимать ее всерьез.

Казалось, сейчас великан говорил то, что действительно думал.

– Наверное, у вас с мистером Греймом много общего.

– Мы понимаем друг друга, – подтвердил Бичли. – Бенедикт – прекрасный человек и очень щедрый. Не знаю, что бы мы без него делали. Никто не смог бы терпеть меня так великодушно, как он. Да, кстати, я обещал явиться к нему, как только вернусь. Пора получить очередной урок!

Пока Бичли не ушел, мисс Марш не произнесла больше ни слова: стояла в подчеркнуто свободной позе, со скучающим видом зажав в пальцах сигарету – и лишь оставшись с Тремейном наедине, она произнесла:

– Хотелось бы понять ваши намерения.

– Мои намерения? – медленно повторил он, пытаясь собраться с мыслями.

Розалинда подошла ближе.

– Если бы вы открылись мне, – тихо добавила она, – я бы постаралась помочь. К взаимной выгоде.

Из дальнего конца холла донесся какой-то звук, и Розалинда испуганно отпрянула.

– Пора подняться к себе, – громко сказала она. – Возникла необходимость в мелком ремонте!

Мисс Марш направилась к лестнице, а Мордекай Тремейн обернулся посмотреть, кто пришел. Это был дворецкий Флеминг – величественный человек средних лет с бесстрастным, лишенным выражения лицом. Он важно прошествовал по холлу, направляясь по неотложным делам и всем своим видом показывая, что ничего не видел и не слышал.

Тремейну захотелось заглянуть под маску безупречного высокопоставленного слуги и рассмотреть живого человека. Вспомнилась утренняя сцена, когда дворецкий помогал хозяину наряжать елку, и в это время появился Джереми Рейнер. Тогда Флеминг не подал виду, что ощущает возникшее напряжение, хотя наверняка понимал сложность ситуации.

В укромном углу, под лестницей, стояло кожаное кресло. Тремейн удобно расположился в полутьме и предался размышлениям. Через двадцать минут, когда вернулся Джеральд Бичли, он все еще оставался на месте.

Великан выглядел так, словно только что пережил потрясение и еще не успел прийти в себя. Он сердито бормотал что-то. Оказавшись в паре ярдов от Тремейна, Бичли осознал, что в холле кто-то есть. На лице отразилась откровенная злоба. Он молча прошагал мимо, однако успел метнуть красноречивый взгляд.

– Не в лучшем расположении духа, – промолвил Тремейн, дождался яростного хлопка парадной двери и быстро направился в ту комнату, откуда только что вышел Бичли.

Он ожидал увидеть Бенедикта Грейма, и не ошибся. Услышав шаги, хозяин резко обернулся. Кустистые брови выглядели так, словно их только что причесали в обратном направлении. Мистер Грейм производил впечатление человека, недавно принявшего участие в бурной сцене. Мордекай Тремейн не удивился. Подслушанный телефонный разговор и поведение Джеральда Бичли в холле многое объяснили. Бичли, срочно нуждавшийся в деньгах, обратился к Бенедикту Грейму, однако получил решительный отказ.

Хозяин чувствовал себя неловко.

– Вы видели Джеральда? – спросил он.

Держался Грейм так напряженно, что сразу стало ясно: что-то пытается скрыть.

– Только что встретил его в холле, – ответил Мордекай Тремейн и простодушно добавил: – Честно говоря, я решил, что мистер Бичли вышел отсюда. Разве не так?

– Неважно, – поспешно ответил Грейм, явно соображая, как бы сменить тему. Наконец придумал и после недолгой паузы проговорил: – Надеюсь, вы не очень скучаете? Боюсь, не имею возможности уделить вам столько времени, сколько хотелось бы.

– Я чувствую себя замечательно, – улыбнулся Мордекай Тремейн. – Провожу время весьма интересно.

Кустистые брови удивленно изогнулись.

– Интересно?

– Вы удивлены? Не забывайте, что мое главное увлечение – наблюдение за людьми!

На лице Грейма отразилось облегчение.

– Любитель криминальных историй вряд ли найдет здесь плодотворную почву для расследования. Все мы отвратительно законопослушны! Правда, остается Деламер. За политика я не поручусь.

Несмотря на попытку пошутить, Бенедикт Грейм по-прежнему выглядел озабоченным и производил впечатление усталого, стареющего, встревоженного человека. Тремейн вспомнил об утреннем разговоре с Николасом Блейзом. Сейчас подозрения секретаря получили наглядное подтверждение – во всяком случае, относительно тревоги Бенедикта Грейма. Однако Николас Блейз ни словом не обмолвился о Джеральде Бичли, а ведь именно он стал причиной подавленного настроения мистера Грейма.

Возникло острое искушение воспользоваться моментом и задать хозяину дома главный вопрос. Возможно, если действовать решительно, Грейм сдастся и откроет душу. Но данное секретарю обещание заставило Тремейна отказаться от заманчивого плана фронтальной атаки. Если мистер Грейм обидится на вторжение, то Николас попадет в сложную ситуацию. Мордекай Тремейн с сожалением выбрал иной путь.

– Сегодня днем ни разу не встретил вашу сестру, – произнес он. – Наверное, она поехала в Калнфорд?

– Шарлотта? Она у себя, отдыхает. Даже не могу вспомнить, когда Шарлотта в последний раз была в Калнфорде. Она редко выходит из дома. Много времени проводит в своей комнате, в одиночестве. Боюсь, слишком много. Хотелось бы, чтобы она больше общалась с людьми.

– Мисс Грейм выглядит замкнутой особой.

– Шарлотта такая с детства. Светская жизнь приводит ее в ужас, а замужество представляется кошмаром.

Сентиментальная струна, отвечавшая за чтение «Романтических историй» и других подобных изданий, протестующее зазвенела.

– Жаль, – вздохнул Тремейн. – Не трудно понять, что в юности она была красавицей. Да и сейчас очень хороша собой.

– У Шарлотты был выбор, – пожал плечами Грейм, – но она всегда держалась так, словно любовь и брак внушали ей отвращение. Конечно, я пытался исправить положение, но не сумел повлиять на сестру. Постепенно она все больше и больше замыкалась, пока не превратилась едва ли не в отшельницу. Вот почему меня так обрадовала дружба с Люси… с миссис Тристам. В последнее время они часто видятся, и Шарлотта изменилась к лучшему.

– Миссис Тристам весьма необычная особа, – заметил Мордекай Тремейн. – Очень яркая личность. Ясно, почему ваша сестра потянулась к ней.